Глава 6
Вода — это для варки и мытья, но никогда — для развлечений. Утонченные леди не плещутся в ванне.
«Трактат о правилах поведения истинных леди»
Говорят, в нашем озере Серпентайн можно обнаружить нечто весьма интересное.
«Бульварный листок». Октябрь 1823 года
Саймон с трудом сдерживал гнев. Девчонка чуть не утопила себя, а теперь полагает, что на этом все закончено? Да, конечно, она промерзла до костей, но если думает, что он позволит ей уйти домой, не объяснив своего глупого, безрассудного поведения, то мозгов у нее еще меньше, чем он предполагал. Он увидел в ее взгляде смесь страха и отчаяния. Что ж, очень хорошо. Быть может, она дважды подумает, прежде чем повторять сегодняшнее безрассудство.
— Вы ведь не расскажете Ралстону? — спросила девушка.
— Разумеется, расскажу.
Она сделала к нему шаг.
— Но зачем? Это только расстроит его. Совершенно незачем.
— Говорите, незачем? Напротив, мисс Фиори. Ваш брат совершенно определенно должен знать, что вам требуется дуэнья, которая будет удерживать вас от безрассудных поступков.
— Но я не вела себя безрассудно!
— В самом деле? А как бы вы описали свой поступок?
Воцарилось молчание. Обдумывая ответ, Джулиана покусывала нижнюю губу, и Саймона это почему-то ужасно возбудило — желание накатило резко и мощно, и он оцепенел от этого ослепляющего чувства.
Нет-нет, он не хочет ее! Ведь она сумасшедшая! Однако потрясающе красивая. Сумасшедшая богиня…
— Полагаю, мое поведение было вполне благоразумным, — сказала наконец Джулиана.
Герцог в растерянности заморгал.
— Но вы ведь забрались в озеро, на ствол дерева…
Она перевела взгляд на вышеупомянутый ствол.
— Да, верно. Но он выглядит вполне крепким.
— Вы же свалились в озеро! — Он услышал в своем голосе ярость.
— Я не ожидала, что там так глубоко.
— Ну разумеется…
— И оно казалось не таким, как все остальные озера, которые я видела.
— Это потому, что оно действительно не такое, как все остальные озера, которые вы видели.
Она уставилась на него.
— Не такое?
— Да, не такое. Серпентайн — не настоящее озеро. Потому что оно вырыто руками людей.
Девушка округлила глаза.
— Но зачем его вырыли?
— Меня тогда еще на свете не было, поэтому могу лишь догадываться.
— Только англичанам могло прийти в голову подделать озеро, — бросила она через плечо Карле, а та презрительно хмыкнула.
— И только итальянцы могут свалиться в него!
— Я доставала свою шляпу!
— А… это все объясняет. Вы хоть плавать-то умеете?
— Умею ли я плавать?! — оскорбилась девушка. — Да я выросла на берегах Адиджи, которая, между прочим, является настоящей рекой.
— А скажите, вы когда-нибудь плавали в вышеупомянутой реке?
— Разумеется! — Она взмахнула рукой, указывая на свою одежду. — Шестнадцать слоев ткани!
— И что же?
— А то, что в шестнадцати слоях ткани не плавают!
— Неужели?
— Да, не плавают!
— Почему?
— Потому что в них утонешь!
— А… — Герцог усмехнулся. — Наконец-то мы хоть что-то сегодня выяснили. — Однако ему было не до шуток. О Господи, ведь она же могла утонуть! И если бы он задержался еще хоть на…
— Я же вам говорила… — Эти ее слова прервали ход его мыслей. — У меня была веская причина забраться туда. И если бы не ветер и эта тяжелая одежда, то со мной бы было все прекрасно.
Тут снова поднялся ветер, и Джулиана, поежившись, обхватила плечи руками и внезапно показалась такой… маленькой. И хрупкой. Полной противоположностью той, какой он ее знал, — яркой, дерзкой, сумасбродной. И в ту же минуту гнев оставил его; ему захотелось обнять ее и прижимать к себе до тех пор, пока она не согреется.
Чего он, разумеется, сделать не мог.
На них смотрели, и разговоры будут достаточно громкими и без того, чтобы подливать масла в огонь.
Когда же он заговорил, слова его прозвучали слишком уж резко.
— Почему вы должны постоянно испытывать мое терпение?
— Вы же знаете, что я не хочу это делать. А вот вы… Вы постоянно ждете, что я потерплю неудачу, провалюсь. Ждете, что я совершу ошибку. Что буду безрассудной. Погублю себя.
— Тогда почему бы не доказать, что я не прав?
— Ну как же вы не понимаете?! Я и доказываю, что вы не правы.
Надолго воцарилось молчание. Наконец герцог пробормотал:
— Вы ужасно замерзли.
Она подняла на него взгляд, и у Саймона перехватило дыхание от яркой голубизны ее глаз.
— А вы р-разве н-нет? Вам не холодно?
Какой уж там холод — он был словно в огне! Одежда Джулианы насквозь промокла и испортилась, волосы также были мокрые, и она сейчас походила на вымокшего нахохлившегося птенца. Однако выглядела при этом потрясающе. Одежда прилипла к телу, так что видны были роскошные формы, и казалось, вода лишь подчеркивала изумительные ее черты — высокие скулы, длинные густые ресницы, обрамляющие огромные голубые глаза, и фарфоровая кожа, по которой стекали капельки воды. Проследив взглядом за одной из них, Саймон вдруг почувствовал, что ему ужасно хочется слизнуть эту капельку языком.
Она была живая… И он хотел ее.
Тут девушка вновь задрожала, и он, отбросив глупые мысли, сказал себе: «Я должен доставить ее домой, пока она не схватила воспаление легких. Или пока я окончательно не сошел с ума».
Герцог повернулся к ее служанке.
— Вы приехали в карете? — спросил он на итальянском.
— Нет, ваша светлость.
— Будет быстрее, если я отвезу твою хозяйку домой в моей коляске. Встретишься с нами в Ралстон-Хаусе. — Он сжал локоть Джулианы и развернул ее в сторону ближайшего пригорка.
— Вы п-полагаете, что она последует вашему приказу? — спросила Джулиана, и по ее тону можно было предположить, что сама эта мысль смехотворна.
Герцог не ответил и вопросительно взглянул на служанку.
— Слушаюсь, ваша светлость. — Горничная присела в книксене и заспешила к выходу из парка.
Саймон посмотрел на насупившуюся Джулиану. Ее раздражение отчасти вернуло ему благоразумие. И он снова разозлился. Совсем недавно она своим безрассудным поведением подвергала риску репутацию. А сейчас рисковала жизнью. Но он этого не потерпит!
Они прошли несколько ярдов молча. Потом он заговорил:
— Вы же могли умереть.
— Умереть? Да нет же. — Она попыталась усмехнуться, но не получилось. — Двенадцать жизней, помните?
В ее словах был вызов, и Саймон промолчал, чтобы еще больше не разозлиться.
Когда же они дошли до его экипажа, он подхватил ее, дрожащую, на руки и усадил на сиденье.
— Я вам тут все испорчу, — пробормотала она.
Герцог взял в руки поводья и проворчал:
— Удивительно, что вас так заботит моя обивка, хотя вы, похоже, не волнуетесь из-за более важных вещей.
Ее темные брови приподнялись.
— Каких, например?
— Таких, как вы сами.
Она шмыгнула носом, а он чертыхнулся и добавил:
— А теперь вы еще и заболеете, если не согреетесь как можно скорее, глупая вы женщина.
Саймон вытащил из-за сиденья дорожный плед и протянул его девушке.
Джулиана взяла плед и закуталась в него.
— Спасибо, — сказала она и отвела взгляд.
Саймон щелкнул поводьями, и коляска покатила по дорожке. Когда же они выехали из Гайд-парка, Джулиана проговорила:
— Вам незачем разговаривать со мной так, словно я слабоумная.
— Вы считаете, что я несправедлив к вам?
Она отвернулась и пробурчала итальянское ругательство. Помолчав, сказала:
— Я не собиралась тонуть.
— Собирались или нет, но если бы я не пришел, то вы бы утонули.
— Но вы же пришли, не гак ли?
При этих ее словах Саймон вспомнил, как она, откашлявшись и дрожа от холода, прошептала те же слова: «Вы пришли».
Но он не собирался приходить. Он выбросил ее безрассудную записку — послание, составленное так умно, что любой бы подумал, будто оно написано маркизом Ралстоном, — в мусорную корзину в своем кабинете.
Читая всю остальную корреспонденцию, он делал вид, что записки вовсе не было. И продолжал в том же духе, обсуждая ряд важных вопросов со своим управляющим.
А потом он вскрыл посылку, пришедшую от матери через час после того, как она уехала от него, — посылку, в которой был сапфир Лейтонов — обручальное кольцо, которое носили несколько поколений герцогинь Лейтон.
Он выложил кольцо на стол и долго смотрел на него, а скомканный листок бумаги в мусорной корзине, казалось, дразнил его, насмехался над, ним. И куда бы он ни посмотрел — везде видел записку Джулианы…
В конце концов, не выдержав, герцог велел подать коляску и погнал слишком уж быстро для человека, вознамерившегося избегать встреч «с этой девчонкой».
И он чуть не опоздал.
Тут Саймон наконец проговорил:
— Чистейшее везение, что я пришел. Я не собирался… А посылать мне такую записку ужасно глупо. — Помолчав, он в раздражении проговорил: — Какого дьявола вам понадобилось нырять в ледяную воду?
— Я не ныряла. Просто упала. Это была ошибка. Хотя, полагаю, вы-то никогда не совершаете ошибок.
— Угрожающих жизни — обычно нет.
— Что ж, не всем же быть такими идеальными, как вы.
— Вы не ответили на мой вопрос, мисс Фиори.
— А вы задали мне вопрос? Я не заметила…
Саймон невольно вздохнул.
— Озеро. Почему вы вообще там оказались?
— Я же вам говорила. Хотела достать шляпу. Ветер сорвал ее у меня с головы, и она упала в озеро. А мне нравится эта шляпа. Не хотелось терять ее.
— Ваш брат купил бы вам новую. Да я сам купил бы вам дюжину, только бы не… — Он замолчал и мысленно добавил: «Только бы не видеть, как ты чуть не утонула».
— А мне хотелось эту! И я ужасно сожалею, что вам пришлось спасать меня… и что придется менять эту обивку… и вообще сожалею, что доставила вам столько хлопот и неприятностей.
— Я вовсе не говорил…
— Не говорили, потому что слишком вежливы. Но вы ведь собирались сказать именно это, не так ли? Что купили бы мне дюжину шляпок, лишь бы вам не пришлось вытаскивать меня из воды?
Саймону ужасно захотелось остановить коляску и как следует отшлепать девчонку за то, что дразнит его… и пугает его.
Но ничего подобного он, разумеется, не сделал. И вскоре остановился перед Ралстон-Хаусом со всей подобающей благопристойностью.
— Вот мы и прибыли, — проговорила Джулиана. — Так что можете передать другому вашу утомительную роль спасителя.
Прикусив язык, герцог бросил поводья и спустился с коляски; он не собирался втягиваться в очередной водоворот эмоций — а эта женщина именно к тому его и побуждала всякий раз, когда оказывалась рядом.
Когда он дошел до ее стороны коляски, она уже спустилась сама и направилась к двери. Ужасно упрямая!
Саймон скрипнул зубами, когда она обернулась на верхней ступеньке, глядя на него сверху вниз с самоуверенностью королевы, несмотря на мокрую одежду и растрепанные волосы.
— Я очень сожалею, что доставила вам такое неудобство в такой, как я полагаю, идеально спланированный день. Я приложу все силы, чтобы в будущем такого не повторилось.
Она считает, что это было неудобство?
Сегодня он испытал много всяких чувств, но неудобство не из их числа. Этим словом никак не описать того, что он сейчас чувствовал. Раздражение, страх, душевное смятение — да. Но неудобства не было и в помине.
И вообще, все это вызывало у него желание ударить по чему-нибудь изо всей силы.
И он предполагал, что беседа, которую ему сейчас предстояло вести с ее братом, едва ли ослабит это желание. Но разрази его гром, если он позволит ей подслушивать!
— Да уж постарайтесь, — проворчал герцог, поднимаясь по ступенькам следом за девушкой. — Как я уже говорил вам вчера, у меня нет времени на ваши глупые игры.
Саймон здесь. В доме. С ее братом.
Он здесь уже почти три четверти часа.
И они не позвали ее.
Джулиана нервно мерила шагами библиотеку, и нижние юбки ее сиреневого платья взлетали всякий раз, когда она резко разворачивалась.
Разумеется, никому из них не пришло в голову, что она, быть может, тоже хочет принять участие в обсуждении своего сегодняшнего злоключения. Недовольно фыркнув, Джулиана подошла к окну, выходившему на Парк-лейн и темнеющую массу Гайд-парка за ней.
Ну конечно же, они ее не позвали! Они властные, надменные, несносные мужчины! Других таких несносных не сыщешь во всей Европе!
Перед домом стояла огромная карета, дожидавшаяся своего владельца. Герб Лейтонов, украшавший дверцу черного экипажа, казалось, похвалялся злобного вида орлом с зажатым в когтях пером — боевым трофеем, без сомнения.
Джулиана нарисовала контуры щита на стекле. Как подходит Лейтону образ орла — гордой, одинокой, надменной птицы. Сплошной расчет — и никаких страстей.
Его почти не волнует, что она чуть не умерла; он спасал ее с холодной расчетливостью и привез домой, ни на минуту не задумываясь о том, что все могло закончиться весьма трагично.
Нет, это не совсем так. Был момент в парке, когда он, казалось, встревожился за ее благополучие. Всего на мгновение, не более. А потом, похоже, ужасно хотел поскорее избавиться от нее. Бесцеремонно втащив се в холл Ралстон-Хауса и оставив одну объясняться с братом, он с полнейшим спокойствием заявил:
— Передайте Ралстону, что я вернусь вечером. Обсыхайте.
И он, разумеется, вернулся. Лейтон верен своему слову, этого у него не отнять. И она готова была побиться об заклад, что эти двое сейчас смеются над ней в кабинете брата, потягивая бренди или скотч… или что там еще пьют эти противные, несносные аристократы. Ох, с каким удовольствием она вылила бы ушат этого пойла им на головы!
Джулиана с отвращением оглядела себя. Она надела это платье для него, зная, что сиреневый цвет ей очень идет. Ей хотелось, чтобы он это увидел. Хотелось, чтобы он заметил ее.
И вовсе не из-за их пари.
Просто ей хотелось, чтобы он пожалел обо всем, что наговорил ей.
«У меня нет времени на ваши глупые игры» — так он ей сказал.
Да, вначале это была игра. Но после того, как она свалилась в озеро, после того, как он спас ее, вся игривость пропала вместе с ее шляпкой, ушла на дно Серпентайна.
Когда же он, держа ее в своих теплых сильных руках, нашептывал ей тихие слова по-итальянски, все это стало казаться гораздо серьезнее, чем прежде.
Но потом он отругал ее, весь такой холодный и надменный — как будто этот эпизод был для него не более чем пустая трата времени и сил. Как будто она, Джулиана, не более чем досадная помеха.
И она уже больше не испытывала желания играть в такие игры.
Само собой, она никогда ему в этом не признается. Да и зачем? Разве только для того, чтобы вызвать у него самодовольную ухмылку и позволить ему взять верх, как обычно. А этого она никак не могла допустить.
Поэтому она терпеливо ждала в библиотеке, сдерживая порыв помчаться в кабинет брата и узнать, о каких ее безрассудствах поведал Лейтон.
Внизу, перед домом, кучер спрыгнул с козел и поспешил широко распахнуть дверцу кареты для своего хозяина. Она знала, что должна отвернуться от окна, но тут появился Лейтон, блеснув своими золотистыми волосами в свете фонаря, прежде чем спрятать их под шляпой.
Он остановился перед открытой дверцей, а она не могла отвести от него взгляд — соблазн полюбоваться на него украдкой был слишком велик. Тут он повернулся и заговорил с кучером. Джулиана наблюдала за движениями его губ, гадая, что он говорит и куда поедет.
Тут кучер коротко кивнул и отступил на шаг, чтобы придержать дверцу для хозяина.
— Он уезжает… — прошептала Джулиана.
Но тут герцог вдруг повернул голову и посмотрел прямо на нее. Она ахнула и тут же отступила от окна, ужасно смутившись. Однако следом за смущением пришло раздражение. Ведь это он должен был смутиться, не она! Это он оскорбил ее сегодня утром, а потом приехал, чтобы поговорить с братом. А ее он даже видеть не пожелал.
Но она ведь могла заболеть. Неужели его совсем не волнует, как она себя чувствует? По-видимому, нет. Что ж, ну и пусть. Она не собирается убегать, как какая-нибудь испуганная дурочка. В конце концов, это ее дом. Она имеет полное право смотреть из окна. Кроме того, она должна выиграть пари.
Джулиана сделала глубокий вдох и вернулась на свое место у окна.
Герцог по-прежнему смотрел на нее снизу.
Когда же она встретилась с его теплым янтарным взглядом, мерцающим в свете огней, он с усмешкой приподнял золотистую бровь, словно заявлял о победе в их безмолвном сражении.
Но нет! Она не позволит ему выиграть!
Джулиана скрестила руки на груди и тоже приподняла бровь, как бы давая понять, что будет стоять здесь всю ночь, пока он не отступит.
И тут вдруг на его лице промелькнуло что-то похожее на улыбку. Затем он отвернулся и забрался в карету. И кучер тотчас же захлопнул дверцу, скрывая герцога из виду. Втайне надеясь, что он наблюдает за ней через темное окошко кареты, Джулиана, ликуя, рассмеялась. Хотел он того или нет, но она выиграла!
— Джулиана, можно войти? — Невестка просунула голову в дверь, а потом широко распахнула ее.
Джулиана тотчас опустилась на сиденье в оконной нише.
— Да, конечно. Я… — Она неопределенно взмахнула рукой. — Впрочем, не важно. Что случилось?
Калли подошла к ней с улыбкой и присела рядом.
— Я пришла убедиться, что ты хорошо себя чувствуешь. Судя по всему, ты уже пришла в себя после своего злоключения. Я ужасно рада, что с тобой все в порядке, — добавила она, взяв Джулиану за руку. — Никогда не думала, что скажу такое… но благодарение Богу за герцога Лейтона.
— Он тебе не нравится? — спросила Джулиана.
— Кто, герцог? — Калли поджала губы. — Я его не знаю. Почти не знаю… — Калли надолго задумалась, потом вновь заговорила: — И он, и его мать всегда казались мне высокомерными, властными и… такими безразличными, что это смахивает на бездушие. Насколько мне известно, единственное, что его интересует, — это собственная репутация. Мне никогда не нравились люди с такими косными взглядами. — Она снова помолчала, затем призналась: — То есть он не нравился мне до сегодняшнего дня. А теперь, когда он спас тебя… Думаю, мне придется пересмотреть свое мнение о герцоге. И, пожалуй, я устрою прием. — Это ее заявление было встречено молчанием, и Калли спросила: — Не хочешь узнать, почему я устраиваю прием?
Джулиана пожала плечами.
— А разве должна быть какая-то иная причина, кроме той, что у нас есть в Лондоне дом, а в нем столовая?
— Ты за это заплатишь! — Калли улыбнулась. — Полагаю, нам следует поблагодарить герцога за твое спасение. И если мы расширим список гостей и включим в него нескольких холостых многообещающих джентльменов…
— Ох, Калли, ради Бога!.. Как неловко… — Джулиана застонала, тотчас разгадав планы невестки.
— Глупости! — Калли отмахнулась. — Эта история уже наверняка разлетелась по всему Лондону. И если мы хотим уменьшить преувеличения, то должны стать носителями правды. К тому же, думаю, для нас важно выразить хоть чуточку признательности за спасение твоей жизни, не так ли?
— Но неужели это обязательно делать перед половиной Лондона?
Калли рассмеялась:
— Половиной Лондона? Ей-богу, Джулиана, гостей будет дюжина-другая, не более.
Джулиана достаточно хорошо знала невестку, чтобы понимать: спорить бесполезно.
— И в качестве дополнительного преимущества не помешает иметь герцога Лейтона на нашей стороне. Его дружба может лишь сделать тебя более привлекательной для других мужчин.
— А если я не хочу привлекать других мужчин?
Калли улыбнулась:
— Имеешь в виду что хотела бы привлечь самого герцога?
Джулиана прекрасно понимала, что невестка намеренно неверно истолковала ее слова, но все равно почувствовала, как краска прилила к щекам. Надеясь скрыть это, она бросила на Калли страдальческий взгляд.
— Нет, ошибаешься.
Калли сделала глубокий вдох.
— Джулиана, мы же не собираемся выдавать тебя замуж против твоей воли. Но тебе не помешает познакомиться с кем-нибудь из мужчин. С кем пожелаешь. Чтобы общаться, чтобы получать удовольствие от мужского внимания.
— Вы пытаетесь сделать это уже не один месяц. И все тщетно.
— Рано или поздно ты встретишь того, к кому тебя потянет.
— Возможно. Но вряд ли его потянет ко мне. — «Скорее всего он найдет меня несносной. Причиняющей слишком много беспокойства и хлопот», — мысленно добавила девушка.
— Разумеется, его к тебе потянет. Ты красивая, интересная, просто чудесная! Я приглашу и Бенедикта тоже.
«Графа Аллендейла? — удивилась Джулиана. — Но ведь он брат Калли…»
— Но почему?.. — пробормотала девушка.
Калли лукаво улыбнулась:
— А разве он тебе не нравится?
Джулиана тяжко вздохнула.
— Калли, пожалуйста, не занимайся сватовством. Я не подхожу таким мужчинам, как Бенедикт. Да и всем остальным.
— Я не занимаюсь сватовством! — Возмущение невестки было слишком громким и неискренним. — Просто я подумала, что ты будешь рада знакомому лицу.
Джулиана молчала, и Калли с беспокойством спросила:
— Может, кто-то был с тобой груб?
Джулиана покачала головой:
— Нет-нет. Все были необычайно вежливы. Очень любезны. По-британски безупречно обходительны. Но мне также ясно дают понять, что я не… то, что мужчины ищут в подруге.
— В жене, — тут же поправила Калли. — Подруга — это нечто совсем иное.
Но подруга — это, вероятнее всего, именно та роль, которую она, по ожиданиям всего Лондона, и должна на себя принять. Они считают ее слишком ветреной и сумасбродной, чтобы быть женой.
Покачав головой, Джулиана пробормотала:
— Калли, я же с самого начала… с того дня, как приехала в Лондон… Я говорила, что замужество не для меня.
— Чушь! — безапелляционно отрезала Калли. — С чего ты это взяла?
С того, что дочь маркизы Ралстон совсем не та жена, о которой мечтают мужчины.
Но, конечно, она этого не сказала. Более того, она была избавлена от необходимости отвечать что-либо, так как дверь библиотеки в этот момент открылась и вошел Ралстон. Он взглянул на жену, и Джулиана увидела, как смягчились его черты, в глазах же явственно читалась любовь. Что ж, она не отрицала, что было бы чудесно иметь такого любящего мужа, однако не тратила попусту время на мечты об этом.
Ралстон подошел к Калли и поднес к губам ее руку.
— Я искал тебя, дорогая. — Он повернулся к Джулиане. — Вас обеих.
— Скажи своей сестре, что она красивая, — проговорила Калли.
Маркиз с ухмылкой кивнул:
— Да, конечно, красивая. И если бы была чуточку повыше, то была бы просто идеальна.
Джулиана рассмеялась этой шутке. Ведь она была выше доброй половины мужчин в Лондоне.
— Гейбриел, я серьезно. — Калли твердо решила, что не позволит мужу уйти от разговора. — Она считает, что не сможет найти мужа.
Брови маркиза сошлись над переносицей.
— Почему же не сможет?
— Не знаю!.. Потому что упрямство у вас в крови?
Маркиз сделал вид, что раздумывает над словами жены.
— Да, возможно. Я тоже не уверен, что мог бы найти мужа.
Джулиана улыбнулась:
— Это потому, что ты слишком высокий.
Он кивнул:
— Да, вероятно.
Калли громко застонала и воскликнула:
— Ох, вы оба просто невозможны! Ладно, мне нужно проследить за обедом. А ты, — она ткнула пальчиком в мужа, потом указала на Джулиану, — вразуми ее.
Когда дверь за Калли закрылась, Ралстон повернулся к сестре.
— Джулиана, ты ведь понимаешь, что она не успокоится. Тебе придется привести очень вескую причину, по которой ты не хочешь замуж. Иначе будешь вести этот разговор всю оставшуюся жизнь.
— Веская причина есть.
— Не сомневаюсь, что ты так считаешь. Так вот, хочу сообщить: я решил не запирать тебя на чердаке до конца твоих дней, дабы уберечь от новых злоключений. Но ты недалека от подобной участи. Будь осторожнее, Джулиана. — Маркиз широко улыбнулся, продемонстрировав ямочки на щеках. — И знаешь, мне ужасно нравится иметь сестру.
А ей очень нравится иметь такого брата.
Она тоже улыбнулась.
— Гейбриел, я не хотела доставлять неприятности…
— Неужели?..
— Ну, не все время. Не сегодня. Не такие, которые заканчиваются на дне озера, — пояснила Джулиана.
Маркиз прошел к буфету, налил себе скотча и сел перед камином, подав знак сестре, чтобы присоединилась к нему. Когда она устроилась в кресле напротив, он сказал:
— Ты намеревалась устроить такие неприятности, которые должны были дать отпор половине лондонского света.
Джулиана открыла было рот, чтобы возразить, но брат продолжал:
— Нет смысла разубеждать меня. Ты думаешь, только черные волосы и голубые глаза делают нас братом и сестрой? Думаешь, я не знаю, каково это, когда они следят за каждым твоим шагом? Когда ждут, что ты докажешь, что являешься именно такой, какой они тебя считают?
Последовала долгая пауза.
— Гейбриел, это другое…
— Вовсе нет.
— Они же не думают, что ты будешь таким, как она.
Он не стал притворяться, что не понял, о ком речь.
— И ты совсем не такая, как она.
«Откуда он может знать?» — подумала Джулиана.
А ее брат, подавшись вперед и упершись руками в колени, проговорил:
— Я знаю, какой она была. Она была равнодушной. Беспечной. Наставляла рога мужу. Бросила своих детей. Причем дважды. Но ты не такая.
— А еще она была олицетворением скандала.
Брат коротко хохотнул.
— Ну, это совсем другое… Да, ты непредсказуемая, непосредственная и очаровательная. Ты своевольная и чертовски дерзкая, когда хочешь быть такой. Но ты вовсе не скандальная.
А ведь сегодня утром она была в Гайд-парке. А вчера вечером — на балконе. И если бы Ралстон узнал, что она заключила с герцогом двухнедельное пари на предмет страсти, то его бы хватил удар.
Да, она действительно скандальная. Просто брат этого не знает.
— Но я же свалилась сегодня в Серпентайн…
— Да, верно, с женщинами в Лондоне такое обычно не случается. Но это не столько скандал, сколько вызов. И если ты перестанешь рисковать своей жизнью… — Брат помолчал. — В общем, она была настоящей возмутительницей спокойствия. Скандалом, от которого семьи не оправляются. Но ты не такая, как она. Совсем не такая.
— Лейтон считает иначе.
Глаза Ралстона потемнели от гнева.
— Лейтон сравнивал тебя с нашей матерью?
Она покачала головой:
— На словах — нет. Но он считает, что я представляю опасность для репутации тех, кто меня окружает.
Маркиз небрежно отмахнулся.
— Ну, во-первых, Лейтон — осел. Всегда был ослом. Еще с той поры, как бегал в коротких штанишках. — Джулиана не удержалась и захихикала, а ее брат улыбнулся. — Во-вторых, он слишком консервативен, всегда был таким. И, в-третьих, я уже пережил свою долю ударов по репутации, а меня до сих пор приглашают на приемы, не так ли?
— Быть может, просто все ждут, чтобы мы с тобой устроили какую-нибудь сцену?
Ралстон откинулся на спинку кресла и кивнул:
— Да, возможно.
— Но почему же он такой осторожный?
Вопрос вырвался у нее помимо воли, и она тут же пожалела об этом. Ей не хотелось, чтобы брат почувствовал ее интерес к герцогу. Пусть даже мимолетный интерес. Да, всего-навсего мимолетный, конечно же.
Но Ралстон, похоже, ничего не заметил.
— Лейтон всегда был таким. В школе не мог произнести фразу, не упомянув о том, что он наследник герцогского титула. Вечно был такой чопорный и правильный до тошноты… Мне его поведение всегда казалось нелепым. Зачем брать на себя ответственность, которую налагает герцогский титул, если не пользоваться преимуществами, которые он дает?
Джулиана не удержалась от широкой улыбки. Ее брат в душе повеса. Укрощенный теперь, потому что женат. Но все равно повеса.
И, снова не удержавшись, Джулиана сказала:
— Калли хочет пригласить его на обед, чтобы поблагодарить. Публично.
Маркиз на минуту задумался.
— Что ж, это вполне логично.
— И еще с десяток других холостяков.
Брат пожал плечами.
— Не думаешь же ты на самом деле, что я могу убедить ее свернуть с этого курса?
— Нет, конечно. — Джулиана помолчала. — Она считает, что дружба с герцогом поможет моей репутации.
— Возможно, она права. Не могу сказать, что этот человек мне нравится, но все же он имеет определенное влияние на мнение света. — Маркиз ухмыльнулся. — Свойство, которым я никогда не мог похвастать. — Они надолго замолчали, задумавшись каждый о своем. Наконец Ралстон сказал: — Не стану притворяться, что мнение света не имеет значения, Джулиана. Хотел бы я, чтобы это было не так, но увы… И еще раз заверяю тебя: ты не такая, как она.
Она на мгновение прикрыла глаза.
— Очень хотелось бы тебе верить.
— Но ловишь себя на том, что веришь им?
Джулиана распахнула глаза. Откуда он знает?!
На губах брата заиграла улыбка.
— Ты забываешь, сестренка, что я был в твоем положении. Мне хотелось показать им всем, что я выше их, и при этом я боялся, что я именно такой, каким они меня считают.
Точно! Именно это чувствует и она.
— Для тебя все было по-другому, — возразила Джулиана с некоторой обидой в голосе.
Ралстон сделал глоток скотча.
— Теперь — да, — кивнул он.
Потому что он маркиз.
Потому что он англичанин.
Потому что он мужчина.
— Потому что ты один из них.
— Прикуси язык! — Брат рассмеялся. — Какое ужасное оскорбление!
Но она не находила все это забавным — находила возмутительным.
— Ах, Джулиана… Для меня это по-другому только потому, что теперь я знаю: есть та, которая любит меня такого, какой я есть, которая верит в меня.
— Калли?
Маркиз кивнул.
— И теперь я уже не пытаюсь оправдать их ожидания, потому что сосредоточен на том, чтобы превзойти ее ожидания.
Джулиана не сдержала улыбки.
— Порочный маркиз Ралстон, закоренелый распутник, усмиренный любовью…
Брат пристально посмотрел на нее, теперь уже — сама серьезность.
— Я не говорю, что ты должна выйти замуж, Джулиана. Напротив, если ты предпочитаешь жизнь, свободную от брака, видит Бог, у тебя достаточно для этого денег. Но ты должна спросить себя, какой хочешь видеть свою жизнь.
Она открыла рот, чтобы ответить, но вдруг поняла, что у нее нет ответа. Она никогда особенно не задумывалась над этим с тех пор, как отец умер и все изменилось. В Италии брак и семья, наверное, были бы для нее весьма желательны… но так далеки, что она об этом почти не думала. А вот здесь, в Англии…
Но кто же захочет взять ее в жены?
Не догадываясь о ее мыслях, Ралстон поднялся и, завершая разговор, сказал:
— Никогда не думал, что скажу это, но любовь, оказывается, не так плоха, как я считал. Если она придет к тебе, надеюсь, ты не отвергнешь ее с ходу.
Джулиана покачала головой.
— Надеюсь, не придет.
Он сверкнул улыбкой.
— Знаешь, я уже слышал это раньше. Я сам так говорил… И Ник говорил. Но, похоже, никому из Сент-Джонов не удается ее избежать.
«Но я не Сент-Джон. Не совсем».
Правда, вслух она этого не произнесла.
