Глава 17

Проснувшись с рассветом, Томас поднялся с кровати и хотел отдернуть шторы. Но, тронув их, он замер, удивленно оглядел комнату, потом перевел глаза на Роури и улыбнулся:

– Какие поразительные изменения. Я просто не могу прийти в себя.

Роури наблюдала за ним, опершись локтем о подушку.

– Кэтлин и я сделали все это за один день. Если бы я знала, что моего дорогого мужа не будет несколько дней, мы сделали бы все гораздо лучше.

– Такой труд не должен остаться без награды. Я подумаю, как тебя отблагодарить.

– Кэтлин ты уже не сможешь отблагодарить – она уехала. Мне очень жаль ее: она осталась вдвоем со своим ужасным мужем.

Роури выбралась из кровати и, обняв Томаса за талию, мягко поцеловала его в плечо.

– Как себя чувствует твоя спина?

– А как она выглядит? – повернулся он. Роури внимательно оглядела рубцы:

– Ужасно.

– Ну, значит, моя спина чувствует себя лучше, чем выглядит. – Он повернулся, привлек ее к себе и нежно поцеловал в губы. – А сейчас мне надо идти. Я опаздываю на поезд.

Роури вздохнула.

– С того времени, как мы поженились, мы видим друг друга реже, чем до свадьбы. – И она разочарованно отвернулась.

Томас сгреб ее в объятия и повернул к себе лицом.

– Дорогая, мне так жаль оставлять тебя в одиночестве. Я знаю, как тебе плохо одной.

– Это не одиночество. Это просто скука. Я не привыкла ничего не делать. У нас на ранчо всегда было много работы. Боюсь, я не привыкну к городской жизни.

Томас поцеловал ее еще раз, затем начал быстро одеваться.

– Ты привыкнешь к городской жизни, Роури. Помни, что ты жена доктора. Когда я вернусь в Виргинию, у меня будет множество пациентов. – Он повернулся к ней и улыбнулся: – Но только после медового месяца, который я тебе обещаю. Как только закончится мой контракт с железной дорогой, мы поедем в Англию и во Францию. Она присела на краешек кровати.

– Мы можем хотя бы вместе позавтракать?

– Я уже опаздываю. Перехвачу что-нибудь в лагере. – Налив в тазик воды, Томас принялся бриться. Покончив с этим за несколько минут, он подарил ей прощальный поцелуй. – Веди себя хорошо. Увидимся вечером.

Вдалеке раздался свисток паровоза, и Томас, схватив свой неизменный саквояж, выбежал из дома.

Роури откинулась на подушку, думая о том, что ей предстоит долгий тоскливый день. Безжизненность городка действовала ей на нервы. Отогнав невеселые мысли, она наконец поднялась с кровати, оделась и отправилась в ресторанчик, чтобы позавтракать.

Поставив перед ней чашку чая, владелица ресторана улыбнулась, но затем ее лоб прорезало несколько морщинок:

– Что ваш муж думает об этом убийстве и ограблении?

– Какое убийство и ограбление? Женщина от удивления вскинула брови. Она живо придвинула стул, уселась рядом с Роури и стала рассказывать о происшедшем случае:

– Разве вы еще не слышали? Зарплата железнодорожников украдена, а кассир убит. – Она подняла глаза к небу. – Боже, скоро здесь женщине нельзя будет ходить одной! Эта железная дорога не принесла городу ничего, кроме неприятностей!

Роури не могла не вступиться за железную дорогу:

– Но ваш бизнес стал процветать. В Огдене с приходом «Юнион пасифик» появилось множество людей. Все местные торговцы очень этому рады.

Кэлли Джексон рассмеялась и примирительно похлопала Роури по руке.

– Вы правы, дорогая.

– А шериф арестовал убийцу?

– Шерифа нет в городе. Этим двоим удалось уйти, но Кейсмент послал вдогонку Кина Маккензи.

Услышав про Кина, Роури встревожилась.

– А кто эти двое?

– Один из железнодорожников и его жена. С какой-то ирландской фамилией. Райан или Ра…

– Рафферти? Майкл Рафферти? – быстро спросила Роури. Ее глаза расширились от ужаса.

– Да. Рафферти. Именно так.

– О нет! Не может быть! – не поверила Роури. – Я хорошо знаю Кэтлин Рафферти. Мы часто вместе приходили в ваш ресторан. Она не может быть ни разбойником, ни убийцей. Если она и последовала за своим мужем, то, я уверена, лишь потому, что он ее заставил. Он очень грубый человек.

– Это такая невысокая темноволосая девушка, с которой вы приходили сюда пару дней назад?

– Да, это была Кэтлин.

– Мне показалось, что она боится собственной тени. Я тогда подумала еще, что такая и мухи не обидит. Но Джо Росс, который был на конюшне, сказал, что Рафферти и его жена украли двух лошадей.

– Ну, я знаю Кэтлин достаточно хорошо и могу поручиться, что она не участвовала в этом.

– С ней сейчас может произойти что угодно. Если их не догонит Кин, их могут догнать индейцы. – Женщина помрачнела, затем тряхнула головой и поднялась. – Что вы хотите на завтрак, Роури?

– Пару бисквитов и джем, – ответила Роури, погруженная в мысли о Кэтлин. Как хорошо, что следом отправился Кин. Он не будет в них стрелять, как это сделал бы кто-нибудь другой.

Покинув ресторан, Роури отправилась прогуляться по городу, посмотреть витрины магазинов. Но ничего особенно интересного ей не встретилось, и единственное, что она могла сделать, вернувшись домой, это разложить пасьянс.

Вечером, как она и предчувствовала, от Томаса принесли записку, что ему необходимо остаться с покалечившимся рабочим. Роури это привело в полное отчаяние: заняться было совершенно нечем. Она нашла несколько медицинских журналов, но, перелистав их, пришла к выводу, что и остаток вечера придется провести за пасьянсом.

Но следующий день прошел совершенно иначе. Отправляясь утром в ресторанчик, Роури увидела Пита Фейбера и Керли Эванса. Роури тут же пришла в голову мысль съездить в «Округ Си», чтобы забрать некоторые свои вещи. Но Пит на высказанное ею намерение с сомнением покачал головой:

– Это не самая лучшая идея. Твой отец свиреп, как гризли, с того дня, как ты ушла из дому.

– Рано или поздно я должна была его покинуть. – Здесь ее глаза сверкнули озорством. – И я знаю, как с ним управиться, когда он в плохом настроении.

– Я знаю, что упрямство – фамильная черта Коллахенов, и не собираюсь бороться с ураганом. Когда мы покончим с завтраком, ты можешь поехать с нами, но тебе надо поторопиться, барышня.

– Я переоденусь за несколько минут, – бросила Роури, спеша домой.

Когда их фургон подъехал к ранчо, Пит и Керли отправились по своим делам, Роури же попыталась разыскать отца. В последний раз они расстались очень плохо, и она хотела еще раз с ним поговорить.

Но отца не оказалось дома. Оставалось только забрать некоторые вещи и вернуться в город.

Томас приехал в Огден рано утром. Не обнаружив Роури дома, он отправился на ее поиски. Однако ее не было ни в ресторанчике, ни в магазине, ни у аптекаря. На его расспросы все отвечали отрицательно. Томас даже заглянул в опустевшую палатку Рафферти, но и эта последняя надежда не оправдалась.

Выйдя из палатки, он вспомнил, что есть еще одно место, где может быть его жена, – конюшня. Именно там ему и объяснили, что Роури арендовала на день лошадь, чтобы съездить в «Округ Си». Новость, что она отправилась в путь одна, встревожила Томаса. Он тоже взял лошадь и вскоре свернул на дорогу к ранчо. На этой дороге, на одном из перевалов, они и встретились.

– Черт побери, Роури, ты что, не соображаешь, что делаешь? Здесь опасно ездить одной.

Захваченная врасплох этим агрессивным приветствием, Роури начала защищаться:

– Я езжу здесь с самого детства. Эта дорога совершенно безопасна. Индейцы никогда не подходят к городу так близко.

– Когда подойдут, будет поздно, – проворчал Томас. – Обещай мне, что этого больше не повторится.

Она сердито взглянула на него:

– Я не ребенок, Томас, и прекрасно знаю эти места. Здесь я в совершенной безопасности.

– У тебя короткая память. Когда я встретил тебя, ты спасала свою жизнь.

Роури привстала в стременах и, повернувшись к нему, решительно ответила:

– Я уже давно выросла, Томас, и могу сама о себе позаботиться. – Опустившись в седло, она ударила лошадь по бокам, и та сразу перешла в галоп.

Томас развернулся и последовал за ней. – Почему ты сходишь с ума? – спросил он, поравнявшись с Роури.

– У меня есть отец, и я не хочу второго. Впрочем, мне, наверное, следует радоваться. Хоть один раз ты подумал обо мне, а не о своих пациентах.

– И ты предприняла эту выходку, чтобы привлечь мое внимание?

– Ты просто смешон, Томас. Как я могла знать, когда ты вернешься?

Томас вырвал у нее поводья и остановил ее лошадь.

– Я волновался о тебе. Что в этом смешного?

– Наверное, ничего. Но я не понимаю, с чего ты решил, что я буду рисковать жизнью, да еще неизвестно ради чего.

– Ну, твои поступки иногда непредсказуемы.

– Как, например, то, что я вышла за тебя, – огрызнулась она.

– Уверен, что ты так не думаешь, Роури, – сказал он, удивляясь про себя, как все эти оскорбительные замечания цепляются друг за друга и как трудно остановить их поток.

Их перепалку прервал звук выстрела.

– Оставайся здесь, Роури, я проверю, в чем дело, – крикнул Томас.

Выхватив из кобуры «кольт», он направил лошадь вверх по склону. Но тут же остановился, потому что услышал за спиной стук копыт.

– Черт побери, Роури, я сказал тебе ждать внизу.

– В следующий раз, – выдохнула она, и ее лошадь пронеслась мимо.

Поднявшись на холм, они увидели Коллахена и его людей, которые держали двух индейцев. При появлении Роури и Томаса они все повернулись к ним. Этим моментом воспользовался один индеец, который вырвался из державших его рук и бросился в лес. Коллахен немедленно поднял свое ружье и прицелился.

– Коллахен, стой! – выкрикнул Томас.

Но владелец ранчо его проигнорировал. Он нажал на спусковой крючок, и индеец покатился по земле.

Томас мгновенно слез с лошади и бросился к лежащей на земле фигуре, но помощь врача уже не требовалась. После краткого осмотра он покачал головой и поднялся.

– Он мертв. – И Томас с гневом посмотрел на владельца ранчо: – Совсем еще мальчик. И без оружия в руках. Вы убили его в спину.

– Он пытался убежать, – прорычал Коллахен.

– Любой из всадников мог его догнать, – возразил Томас. – Что этот парень сделал плохого?

– Здесь я задаю вопросы, железнодорожник, – хрипло ответил Коллахен. – Я предупреждал тебя: держись отсюда подальше. Похоже, ты плохо понимаешь уроки.

– Отец, он приехал со мной, – вмешалась Роури, вставая между ними. – Что здесь произошло? – спросила она, пытаясь отвлечь отца от Томаса.

– Поймали этих двух в «Округе Си». Здесь они появились не к добру.

– Но они без оружия, и на них нет боевой раскраски, – заметила она.

– Это не играет роли. Я не хочу, чтобы эти воры и убийцы шныряли по моему ранчо. – Он бросил мрачный взгляд на Томаса. – То же относится и к вам, железнодорожникам. Убирайся.

Томас молча направился к лошади, взобрался на нее и подъехал ко второму индейцу, такому же юному, как и убитый.

– Давай, сынок, взбирайся сзади меня.

– Этот краснокожий останется здесь, пока я с ним не закончу. Ну-ка, вешайте его, парни.

Один из ковбоев стал закидывать веревку на дерево, двое других принялись обматывать веревкой руки мальчика.

– Ты сумасшедший, Коллахен! – выкрикнул Томас. – Вы здесь не закон. И этот парень ни в чем не виноват.

– И не будет виноват никогда, – ухмыльнулся Коллахен. Это – Полная Луна, сын Пятнистого Оленя. Повесив сына вождя индейцев, я преподам им такой урок, что они никогда не появятся в «Округе Си». Сажайте его на лошадь, парни.

Ковбои подняли паренька на лошадь и подвели ее к свисающей петле.

Роури осталось только в изумлении разинуть рот, когда Томас направил свой «кольт» на владельца ранчо.

– Я не позволю тебе это сделать, Коллахен. Немедленно освободи его.

Ковбои замерли, ожидая слов хозяина.

Коллахен ухмыльнулся.

– Ты блефуешь, железнодорожник. У тебя против моих парней нет никаких шансов. Ты не успеешь упасть на землю, как получишь дюжину пуль.

– Может быть. Но я успею сделать один выстрел. Если твоя жизнь стоит жизни этого индейца, скажи мне, – спокойно произнес Томас.

– Что ты привязался, дорожник? Вы, южане, не стеснялись вешать черных, когда вам этого хотелось.

– Это делали не все южане, это делали подонки вроде тебя, и я не думаю, что на Западе все такие же, как ты.

– Если ты меня убьешь, твоя жена тебе этого никогда не простит, – понизил голос Коллахен.

– Мне будет все равно, поскольку я буду мертв.

Роури слушала все это с ужасом. Наконец она собралась с духом.

– Отец, пожалуйста, послушай Томаса, пока вы не убили друг друга.

Взглянув на нее, Коллахен повернулся к своим людям, напряженно ожидавшим, чем все это кончится:

– Ладно, парни, развяжите этого сукина сына. Один из ковбоев быстро перерезал веревку.

– Все в порядке, сынок. Забирайся на лошадь и скачи отсюда.

Молчавший до этого индеец заговорил:

– Я возьму с собой Глаза Сокола.

Он подвел лошадь к лежащему на земле телу.

– Кто-нибудь, парни, помогите ему, – попросил Томас.

Двое из ковбоев подняли мертвого и положили на колени индейца. Тот, оглянувшись на Томаса в последний раз, повел свою лошадь прочь.

Томас вернул револьвер в кобуру.

– Что я говорил тебе, дочка? – злорадно выкрикнул Коллахен. – Ты вышла замуж за человека, который поднял руку на твоего отца!

Роури почувствовала, что ей совсем плохо. Теперь ей отца и Томаса никогда не помирить.

– Томас никогда бы не выстрелил в тебя, папа, – ответила она. Но слова ее прозвучали неуверенно, и Коллахен это уловил.

Злорадно улыбаясь, он посмотрел на Томаса.

– Ты показал сам себя, дорожник. Я знаю свою дочку: она никогда не забудет, как ты тыкал в меня револьвером. И это для меня большее удовольствие, чем повесить индейца.

Томас взглянул на жену.

– Ты едешь, Роури? – Она задержалась с ответом, и Томас спросил: – Это что, та же самая преданность слуг владельцу ранчо?

Она взобралась на лошадь и поскакала прочь под довольный смех Коллахена.

На обратном пути в город Роури и Томас не произнесли ни слова. Когда они подъехали к дому, солнце уже село. Пока Томас отводил лошадей в конюшню, Роури уже легла.

– Разве ты не хочешь есть? – удивился Томас.

– Нет. Я совсем не голодна. Я хочу только спать.

– Думаю, нам нужно поговорить.

– Завтра, Томас, – сказала Роури и закрыла глаза.

Томас ушел в приемную, и она снова их открыла. Глядя в потолок, она погрузилась в невеселые размышления. Перед ней стояло множество проблем. Как с ними справиться?

Когда Томас вернулся, она притворилась спящей. И снова, услышав, что его дыхание стало ровным, открыла глаза, которые тут же наполнились слезами. Ей вдруг стало понятно, что эта схватка между Томасом и ее отцом воздвигла стену отчуждения между ней и мужем, и как разрушить эту стену, она не знала. Она даже не имела представления, о чем и как теперь станет говорить с Томасом. Хотелось сесть на кровати и дать слезам волю.

Уснула Роури только перед рассветом. И не услышала, как Томас встал, и не почувствовала, как он осторожно поцеловал ее в губы, прежде чем уйти.

Проснулась она одна. В этом одиночестве ей предстояло провести целый день. Кэтлин исчезла. Кин уехал следом. Томас всегда будет пропадать на железной дороге.

Она прошлась по комнате, раздумывая, не съездить ли ей в «Округ Си», чтобы все же попытаться поговорить с отцом. Но тут же вспомнила, как расстроила Томаса ее поездка в прошлый раз, и от этой идеи пришлось отказаться. Как она теперь жалела, что отправилась тогда в путь! Если бы она не поехала в «Округ Си», за ней не последовал бы Томас. А если бы не последовал Томас, не было бы стычки с отцом.

«Нет худа без добра», – подбодрила себя Роури. Но как ни пыталась она найти в стычке между мужем и отцом что-либо хорошее, ей это так и не удалось.

К вечеру, придя в полное отчаяние, Роури упала на кровать и зарылась головой в подушку. Когда солнце стало опускаться за пики гор, она уже спала глубоким сном.

Вернувшийся вечером Томас удивился, когда не увидел в окнах света.

Дверь оказалась незапертой. Немало этим озадаченный, он потянул на себя ручку и ступил на порог, с нарастающим страхом вглядываясь в темноту.

Стараясь не шуметь, он медленно подошел к двери спальни, приоткрыл дверь, и сердце в его груди оборвалось: на кровати лежала распластанная фигура. В ужасе Томас подскочил к ней, но, увидев, как мерно поднимается и опускается грудь Роури, с облегчением закрыл лицо руками.

Немного успокоившись, Томас опустил руки и вгляделся в черты безмятежного лица.

Рыжие волосы Роури, окружавшие голову подобно языкам пламени, в беспорядке разметались по подушке. От света луны на лицо ложились резкие тени, и все ее черты – с мягким изгибом щеки, прямым носом, нежными губами – казались словно выбитыми на медали. Иногда Роури чуть поворачивалась во сне, но не просыпалась. Томас постарался бесшумно снять свой ремень с кобурой и стащить куртку и ботинки. Затем осторожно лег на кровать.

В своем глубоком забытьи Роури вдруг почувствовала, как по ее щеке скользят губы, оставляя жаркие поцелуи. На эти прикосновения отозвалось все ее тело – от ног до груди. Простонав, она раскрыла губы.

Их тут же накрыли твердые губы Томаса, а его язык вторгся в ее рот. Она инстинктивно протянула вперед руки, заключив Томаса в объятия. Его тело приблизилось к ней, надавило на нее, родило в ней вихрь ощущений.

Она задрожала, ей показалось, что каждый нерв отозвался на присутствие Томаса. И каждый нерв ненасытно жаждал еще больших ощущений, ей уже не хватало этих лихорадочных, страстных поцелуев.

В этот момент Томас поднял голову и увидел в ее приоткрывшихся глазах страсть и приглашение. И он решительно привлек ее к себе. И снова она приоткрыла губы, которые были тут же закрыты его нежным и теплым ртом.

Роури чувствовала, что совсем не владеет собой. Наверное, она просто сошла с ума. Когда-то ей хотелось показать себя сдержанной в своей любви к нему, но все переживания последних дней сломали ее маску, и сейчас она отзывалась на его ласки бурно, почти яростно, и это еще больше разогревало страсть Томаса.

Их языки переплелись, они вели свою дуэль все время, пока он и она поспешно освобождались от одежды. Это даже нельзя было назвать любовью, скорее это было стремление мужского и женского начала слиться воедино.

Его губы скользнули по ее груди, она обхватила ногами его спину и, взяв в руки его восставшую плоть, приблизила к себе. Он перекатился на спину, и теперь уже она лежала на нем, широко раздвинув ноги. Ее ставшие крайне чувствительными соски посылали по телу сладостные волны от прикосновений к волосам на его груди.

Его рот снова вернулся к ее груди – к одной, затем к другой, что доставляло ей удивительное наслаждение. Затем она вытянулась во весь рост, для того чтобы вобрать в себя новое чувство – его и своей наготы в их тесном соединении друг с другом.

Его рука скользнула вниз, и она издала стон, когда он коснулся ее лона. Она обхватила его, чувствуя, как ее захлестывает наслаждение, и их тела начали ритмичный танец, который скоро достиг своей кульминации.

Затем он привлек ее голову к своей, прижался своим ртом к ее губам, и она чуть не лишилась чувств от этого долгого поцелуя. Обессиленная, Роури упала ему на грудь.

Немного успокоившись, она соскользнула с него и откинулась на спину. Затем поднялась и стала натягивать платье.

– Что-нибудь случилось, Роури? – спросил Томас.

Обычно после занятий любовью она чувствовала сонливость и усталость, но сегодня ее нервы были на пределе. О сне не могло быть и речи.

– Не знаю, думаю, просто беспокойство. Но для того, чтобы собраться с мыслями, другой комнаты у меня нет. Она стянула платье и вернулась в кровать. Некоторое время Роури просто лежала на своей половине кровати, положив под голову руки.

– Что-то не дает тебе покоя?

Она повернулась и откинула со лба волосы.

– Что ты имеешь в виду?

– Наверное, тебя беспокоят мысли об отце.

– Не знаю, почему ты так решил, – резко ответила она, резко потому, что он был абсолютно прав и сказал то, в чем ей не хотелось признаться самой себе.

– Тебе не дает покоя этот случай?

– Ну, если уж ты сам завел об этом речь, я думаю, тебе стоило вести себя иначе. Разве была необходимость направлять на него револьвер?

– Нет. Думаю, нет. Мне нужно было дать им повесить невинного мальчика.

– Я не про это, и ты прекрасно меня понимаешь, – сердито возразила она.

– Он сделал бы это. И вы стояли бы рядом и смотрели, как это происходит. Извини меня, Роури. Но шрамы у меня на спине – это сувенир от «Округа Си», а не клеймо.

Роури села, прижав простыню к груди.

– Что ты имеешь в виду? У меня клеймо? Ты знал, кто я, когда вел меня под венец.

– Да, но я женился на тебе и не хочу, чтобы между нами в кровати каждую ночь был еще и Ти Джей Коллахен.

– А я, когда выходила за тебя замуж, не собиралась каждую ночь спать одна, – выкрикнула Роури.

– Но ты же знала, что выходишь замуж за врача.

– Видишь ли, я тоже не хочу, чтобы твои пациенты были в нашей кровати.

– Я несу ответственность перед моими пациентами, Роури.

Она резко повернула голову и посмотрела ему в лицо.

– А я ответственна перед моим отцом. Томас замолчал. Он понимал, что любой спор можно уладить, ведя его спокойно и разумно. Но в случае с Коллахеном этого было недостаточно. Роури всегда останется преданной своему отцу, и споры по этому поводу будут возникать еще не раз.

– Я понял, в чем дело. Что бы я ни говорил, для тебя главным всегда останется твоя ответственность перед отцом. А твой папа прав всегда, не так ли? Маленькая доченька своего папочки будет преданной только своему папочке.

– Ну, это несправедливо. Я вижу его недостатки, но это действительно мой отец. Что бы он ни говорил по поводу моего замужества, это говорит его уязвленная гордость из-за того, что он потерял дочь. Я думала, ты когда-нибудь это поймешь. Но ты даже не хочешь попытаться.

– Понять человека, который убил безоружного мальчика и хотел повесить еще одного?

– Когда ты живешь на ранчо, там другие законы, и они позволили остаться ему в живых. Сейчас в этих краях все меняется, изменится и он.

– Нет, Роури, ты обманываешь сама себя. Твой отец не изменится никогда.

– Ну тогда пожалей его и не осуждай. Ты же терпим к другим. Или все твое сострадание и понимание относится только к пациентам? Доктор Томас Грэхем знает все, лечит все. Отправляет к чертям только свою жену и ее отца.

Томас поднялся и обнял ее за плечи.

– Но ты сама так не думаешь, верно? Я же тебя люблю. Твои желания для меня важнее всего на свете. Но я давал клятву сделать все, чтобы спасать человеческие жизни.

– Прямо как Бог, – ядовито вставила она. И тут же заметила по его глазам, что удар попал в цель.

– Думай как хочешь, Роури. Ты всегда жила своим умом. И никто тебе в этом не мешает. Но если тебе не нравится, что я стараюсь спасти чужие жизни, то неужели нравится, что твой отец хочет отнять их у других?

Их прервал стук в дверь. Быстро натянув брюки, Томас поспешил в приемную и увидел женщину с искаженным от страха лицом. Она держала на руках ребенка лет десяти с безвольно болтающимися ручками и ножками – он был без сознания.

– Я миссис О’Трэди. Мой муж работает на железной дороге, и мы живем в палаточном городке. Прошу прощения, что потревожила вас в этот час, но мой сын очень болен. Вы должны мне помочь. Боюсь, что он умирает.

Томас взял мальчика из ее рук и осторожно положил на стол.

– Что с ним, миссис О’Трэди? – спросил он, берясь за стетоскоп.

– Доктор, у него была сильная лихорадка, и он жаловался на боль в боку.

– Приглядите за ним, пока я полностью оденусь, миссис О’Трэди. Я вернусь очень быстро.

– Хорошо, доктор. Да благословит вас Господь, – с надеждой произнесла женщина, стягивая с головы платок.

Томас вернулся в спальню и начал одеваться.

– Извини, Роури. Это очень срочно.

– Я слышала, – ответила она.

– Мы закончим наш разговор, когда я все сделаю.

– Меня здесь не будет, я собираюсь в «Округ Си». Думаю, мой отец нуждается во мне больше, чем ты. Кроме того, я там найду, чем заняться днем и… ночью.

– И когда ты вернешься?

– Не знаю.

Его глаза стали растерянными.

– Роури, у меня сейчас нет времени. Этот мальчик может умереть. Пожалуйста, подожди, и мы обсудим все, как только я закончу.

Она вдруг почувствовала к нему жалость и нежность. Ее глаза смягчились.

– Иди к нему, Томас. Ты его спасешь. Я знаю. – Несколько секунд его умоляющие глаза смотрели в ее, затем он повернулся и покинул комнату.

Пока Томас оперировал мальчика, удаляя ему аппендикс, Роури тихо выскользнула за дверь.