Глава 21
Клодия Уитни-Дейн, графиня Кеттеринг, не могла бы быть счастливее, если бы даже Артур объявил ей, что он — давно пропавший брат маленькой королевы Виктории. Она с трудом сдержалась, чтобы не осыпать его поцелуями за то, что у него достало храбрости последовать велениям своего сердца, а не принятым в свете условностям.
И еще ей пришлось сдерживаться, чтобы не пристукнуть Джулиана, потому что тот громко рассмеялся.
В просторном кабинете Кеттеринг-Хауса на Сент-Джеймс-сквер Джулиан чуть не сложился вдвое от смеха, когда Артур сухо сообщил, что познакомил его с миссис Маккиннон выстрел, в результате которого он был ранен.
Клодии это не показалось таким уж забавным. На месте миссис Маккиннон она поступила бы точно так же. Она взглянула на эту женщину, напряженно сидевшую на краешке стула, крепко стиснув руки на коленях. Единственным признаком того, что ей не по себе, были побелевшие костяшки пальцев. Она мило улыбнулась, когда Джулиан расхохотался, и вежливо отказалась от второй чашки чая, предложенной Клодией. Взглянув на нее, никто бы не подумал, что она — обедневшая вдова из Шотландии. И никто бы не предположил, что Артур влюбился в женщину, просто скандально не имеющую никакой родословной.
Клодии не нужно было объяснять, что Артур любит миссис Маккиннон — она поняла это в ту же минуту, как только увидела взгляд Артура, устремленный на эту женщину, потому что это было такое же выражение голода и томления, какое когда-то она видела в глазах Джулиана. Артур не мог отвести глаз от миссис Маккиннон. И Клодия понимала, что его так околдовало. Миссис Маккиннон, хотя и не была красавицей в классическом смысле слова, все же была очень хороша. С черными волосами, бледно-синими глазами и кожей, цветом походившей на фарфор, она казалась хорошенькой простушкой, открытым человеком, что нечасто увидишь в Лондоне. Мимика у нее была в отличие от светских дам естественной и непритворной. Когда она улыбалась — так улыбалась, что кожа вокруг ее глаз собиралась морщинками. Когда она удивлялась — она удивлялась всем телом. Кажется, в миссис Маккиннон не было ни грамма фальши.
Именно в этом и заключались трудности. Достаточно взглянуть на этих двух один раз — и становится ясно, что они любят друг друга. Дело не в том, что Клодия не была рада их счастливому союзу, о нет! Как борец за права женщин, она была в восторге, что Артур увлекся такой женщиной, как миссис Маккиннон. Но, настрадавшись из-за скандала, вызванного ее супружеством с Джулианом, Клодия не испытывала никакого желания видеть, как подобный скандал разгорится вокруг миссис Маккиннон. А это так и будет. Нельзя скрыть, кто она такая, — ни связей, ни родственных уз, ни утонченности, которая вырабатывается за годы, проведенные в гостиных высшего общества. Когда речь идет о женщинах вроде миссис Маккиннон, свет становится беспощаден.
Нет, здесь надо вести себя осторожно. Очень осторожно.
Клодия уже решила, что первым шагом в этом направлении будет званый ужин с несколькими самыми верными друзьями. Миссис Маккиннон надо вводить в общество постепенно. Они тщательно продумают легенду, как она появилась в мире Артура — она, дескать, их хороший друг, приехала погостить. Они обсудят это, как только Джулиан перестанет смеяться над рассказом Артура, который можно было бы озаглавить «Полное приключений лето в Шотландии».
В течение двух последующих дней Керри иногда вдруг начинало казаться, что она как-то сумеет приспособиться к этому миру. Ей даже понравилось, что не нужно вставать вместе с солнцем, что каждое утро очень бодрая женщина приносит ей горячий шоколад и поджаренный хлеб еще до того, как Керри встанет с постели. Но на каждое мгновение, когда ей представлялось, что она сможет так жить, приходилось два момента, после которых она начинала волноваться, ей становилось не по себе и она казалась себе вовсе не подходящей для лондонских гостиных.
Оказалось, что она все время делает что-то не так. Бренда, личная горничная графини, была потрясена, когда Керри выстирала свое белье и развесила его в туалетной комнате на просушку. Бренда посмотрела на нее с таким изумлением, что на мгновение Керри показалось, что у горничной случится апоплексический удар.
— Если вам нужно, что постирать, мэм, только скажите, — сдавленным голосом проговорила она, а потом пошла и сняла белье. Куда она его дела, Керри спросить побоялась.
И еще этот Брайан, лакей. Когда Клодия взяла ее в первый раз на прогулку по городу, этот молодой человек встретил их в холле с накидками в руках.
Одну накидку он хотел надеть на Керри.
— Позвольте, мисс, — сказал он, и Керри встрепенулась при звуках знакомого акцента.
— Шотландец, — прошептала она.
Лакей взглянул на Клодию краешком глаза.
— Да, мэм.
Клодия положила руку на плечо Керри.
— Керри, вам не нравится эта накидка?
Как странно — Клодия, похоже, вообще не заметила человека, стоявшего рядом. На мгновение, смешавшись, Керри ответила:
— Нет, она очень красивая, — и неловко отвернулась от лакея. Но она успела заметить перемену в его лице, а когда вышла из дома следом за Клодией и не оглянулась, ей показалось, что его глаза буравят ей спину, словно он понял, что она — обманщица.
В такие моменты Керри охватывала растерянность, и она вступала в противоречие с собственной совестью. В этой жизни все ей незнакомо.
Званый ужин, который вознамерилась устроить Клодия, был не просто чем-то непривычным — это был кошмар. Клодия объяснила ей, что она задумала, но Керри так ничего и не поняла. Все казалось очень хитро продуманным — она познакомится с гостями, быть может, настолько понравится одному-другому из самых влиятельных приглашенных, что тот расскажет о ней одному-другому из своих очень влиятельных друзей — от всех этих замысловатых ухищрений у Керри голова пошла кругом.
И ради чего? Она никак не могла втолковать Клодии, что ей вовсе нет нужды быть представленной обществу. Сама эта идея показалась ей отвратительной, особенно потому, что она не собирается задерживаться в Лондоне. Артур со дня на день решит ее судьбу, и скоро она уедет отсюда.
Когда Керри попыталась убедить Клодию, что званый ужин — просто пустая трата денег, та была настолько добра, что весело отмахнулась от нее и тут же принялась развивать свой замысел, в результате чего ужин окончательно перестал походить на ужин и стал напоминать один из тех великолепных приемов, о которых они читали в школе. Холодный кулак страха сжал сердце Керри.
Ее туалет для этого вечера был главным спорным вопросом. Клодия достала платье из фиолетового атласа, отороченное нежно-зеленым шелком. Такие вещи, как считала Керри, должна носить королева, так она и сказала, и еще — она вовсе не уверена, что наденет его. За этим последовали возражения: Клодия настаивала, что платье специально сшито для выездов, а Керри не менее твердо настаивала на том, что она никуда не выезжает, а просто выходит к ужину, и притом весьма неохотно.
Победила Клодия.
Даже платье Керри не позволили выбрать самой.
Когда в тот вечер зашел Артур, Клодия любезно оставила их вдвоем, сделав вид, что ей нужно отыскать старого Тинли, дряхлого дворецкого, которого Джулиан не хотел увольнять. Когда они остались одни, Керри бросилась в объятия Артуру, ища утешения в том единственном, что еще было в ее жизни привычного.
— Керри, милая, позвольте мне хотя бы вздохнуть, — усмехнулся он.
— Артур, прошу вас, скажите, когда вы меня отсюда заберете?
Он поцеловал ее в лоб.
— Как только Алекс вернется из деревни…
— Когда? — прервала она.
— Через две недели, самое большее, — ответил он, погладив ее по щеке. — Вы хоть немного понимаете, как я соскучился? Я постоянно думаю о вас. — Его взгляд упал на голубой бриллиант, висящий у нее на шее. Он взял его в руку и улыбнулся. — Луна вчера ночью была такая яркая, что я мог бы поклясться — я опять в Гленбейдене. Но этого не могло быть — ведь вас не было рядом со мной. Без вас Глен-бейден не существует.
Без него не существует ни земли, ни неба, никакого мира. Как могла она объяснить, до какой степени она чувствует себя здесь чужеродной? Устало, вздохнув, она прижалась лбом к его плечу.
— Артур, прошу вас, выслушайте меня. Мне здесь не место.
— Это ненадолго.
— Я не могу вам объяснить, что я не такая, как Клодия. Я вообще не такая, как жители Лондона. Эти наряды, этот дом — это все не по мне. Мне следует быть дома, в Гленбейдене.
— Я тоже скучаю по нему, — вздохнул он, никак не отозвавшись на ее слова. — Но я не могу позволить вам вернуться в Шотландию…
— Я не прошу о возвращении, — безнадежно проговорила она.
— Тогда о чем же вы просите, Керри? Неужели вы не можете потерпеть еще полмесяца? Неужели это для вас так невыносимо? Вы живете в полном комфорте — чем я могу помочь вам еще?
Этот вопрос заставил ее замолчать — она и сама не знала, о чем просит. Чтобы ее отвезли назад на Маунт-стрит? Там все было почти так же, как в Кеттеринг-Хаусе, разве что там был Артур. Она любила его исступленно, но даже он не мог защищать ее от жизни ежеминутно — он был настолько же неотъемлемой частицей Лондона, насколько она была здесь посторонней. Так о чем же она просит?
— Не смотрите с таким отчаянием, хорошо? Теперь уже недолго осталось. — Он обнял ее и крепко поцеловал.
Керри ничего не могла поделать; она прижалась к нему, ей захотелось забраться внутрь него и спрятаться там от всего света. Несколько блаженных мгновений Керри казалось, что ей почти удалось это сделать, и она почувствовала безопасность и покой в его объятиях. Но когда вернулась Клодия, Артур отодвинулся от нее и затеял легкий разговор о званом ужине, который состоится завтра, о приглашенных гостях, о меню, о том, кто, где должен сидеть, учитывая при этом правила этикета. Казалось, он превосходно разбирался в нюансах, всех хитросплетениях, которые будут сопутствовать представлению Керри гостям. Они с Клодией говорили на другом языке, и Артур понимал этот язык, а Керри — нет.
На следующий день к вечеру волнение Керри разрослось до таких чудовищных размеров, что она даже испугалась, что может заболеть. Ей подробно рассказали о весе и общественном положении дюжины приглашенных гостей, чтобы она хорошенько осознала, как важны для нее эти люди. Но она ничего не осознала, она только почувствовала, как голова ее пошла кругом. Список гостей произвел на нее впечатление, и когда Бренда помогала ей одеваться в изысканный наряд, Керри пришла к выводу, что абсолютно не соответствует поставленной перед ней задаче. Хотя в школе ее учили светскому этикету, большая часть уроков давно стерлась из памяти.
— Что я там должна делать? — в отчаянии спросила она у горничной.
Бренда смутилась.
— Не знаю, мэм. Наверное, то же, что будет делать леди Кеттеринг.
Как будто Керри может быть такой красивой и образованной.
Когда Бренда закончила ее одевать, Керри посмотрелась в зеркало. Платье фиолетового цвета с зеленой отделкой было очень красиво, но двигалась она в нем скованно, нижние юбки казались с непривычки очень тяжелыми, непривычны были и туфли на каблуках. Бренда соорудила ей изысканную прическу, уложив ее черные волосы так, что локоны спускались ей на шею, обвивая серьги — их одолжила ей Клодия. Голубой бриллиант блистал, как звезда, над низким вырезом платья. Может, если она вообще весь вечер не будет раскрывать рот, никто и не поймет, что она мошенница?
О Господи, какой кошмар!
Через несколько минут в комнату вплыла Клодия, но резко остановилась, увидев Керри.
— Боже мой! Какая же вы красавица, Керри! Просто потрясающая! Господи, да Артур распустит хвост, как павлин, особенно если учесть, что он приведет с собой своего двоюродного брата, лорда Уэстфолла. Они очень дружны, вы же знаете.
Нет, она этого не знает. Она не знает даже, что у Артура вообще есть двоюродный брат.
— Сестра Джулиана Энн просто из себя выходит, так ей не терпится познакомиться с вами, — продолжала щебетать Клодия, обходя вокруг Керри и разглядывая ее со всех сторон. — Ей страшно хочется познакомиться с настоящей шотландкой.
— Зачем? — удивилась Керри. Клодия рассмеялась.
— Наверное, ей кажется, что это очень экзотично. Экзотично. — Керри не очень-то понимала, что означает это слово, но страх еще крепче сжал ее своими тисками.
— А ч-что мне говорить? — спросила она ослабевшим голосом.
— Что говорить? Ах, да что в голову придет. Не стоит об этом беспокоиться — скорее всего, у вас просто не будет возможности вообще что-то сказать, — весело отозвалась Клодия и очаровательно улыбнулась. — Многие из наших гостей обожают слушать самих себя. Вам нужно просто кивать и улыбаться в надлежащий момент.
Керри с трудом улыбнулась.
— О, я так рада! — чирикнула Клодия, хлопнув в ладоши. — Это будет просто замечательный вечер, вот увидите!
Да, вечер будет просто катастрофический.
Когда Керри вошла в Золотой салон следом за Клодией, там уже собралось много гостей. При виде такого множества людей, такой роскоши, сверкания драгоценностей, хрусталя руки у Керри задрожали. Граф Кеттеринг представил ей каждого гостя. Все было безнадежно — язык ее так заплетался, что она с тем же успехом могла говорить по-гэльски. И гостей она приветствовала весьма неуклюже — сначала приседала перед каждым из них, потом испугалась, что это неправильно, и вообще перестала приседать, а потом снова присела, когда Клодия резким шепотом сказала ей на ухо: «Реверанс!»
Артур, как всегда, был для нее надежной опорой, точно скала. Он первым из всех собравшихся поздоровался с ней и познакомил ее со своим кузеном, а потом постоянно держался неподалеку. Он, кажется, не замечал, как она чудовищно неловка, и она очень радовалась, когда он отвечал на вопросы, адресованные ей, — например, когда лорд Фарлейн спросил, сколько времени намеревается она пробыть в Лондоне.
— А, вы, наверное, интересуетесь, не сможет ли миссис Маккиннон присутствовать на вашем театральном дебюте? — быстро вмешался в разговор Артур.
Лорд Фарлейн вспыхнул.
— Такая мысль действительно мелькнула у меня в голове. И он принялся подробно объяснять, с какими трудностями встретился, готовясь к исполнению роли в какой-то пьесе, которая будет идти в театре «Друри-Лейн» в течение двух недель. Он простер свои объяснения до того, что, несмотря на все более хмурый вид Артура, прямо тут же продекламировал Керри несколько строк из пьесы, которые казались ему наиболее проникновенными.
За ужином она, слава Богу, сидела прямо напротив Артура, но также и напротив наблюдательной леди Притчетт. Артур, конечно, был, как всегда, очень обаятелен; Керри восхищалась легкостью, с какой он забавлял сидящих рядом с ним бессмысленной болтовней — он ловко поворачивал разговор так, что любой его собеседник, не замечая этого, начинал говорить о самом себе, вместо того чтобы задавать Керри опасные вопросы. Во время трапезы Артур смеялся над забавными и остроумными замечаниями соседей по столу, делал щедрые комплименты хозяину и хозяйке дома и очаровал всех дам своими легкими шутками. Он часто ловил взгляд Керри и улыбался, успокаивая ее. Ясно было, что на подобных приемах он чувствует себя как рыба в воде.
Так же было очевидно, что Керри чувствует себя здесь очень неуютно. Для первого блюда она взяла не ту ложку, перепутала приборы, когда лакей-шотландец попытался ее обслужить. Он сердитым шепотом приказал ей по-гэльски положить все на место — что вызвало повышенный интерес у леди Притчетт, — и только тогда Керри сообразила, что он сам ей все положит. И она была единственной, кто не понял явно очень смешную шутку лорда Рейнолдса, на которую весь стол отозвался вежливым смехом. Чувствуя себя неуклюжей деревенщиной, Керри все сильнее прижималась к спинке стула по мере того, как ужин продолжался, и надеялась только, что никто не заговорит с ней или, не дай Бог, не попытается предложить ей какое-нибудь блюдо.
Когда после последнего блюда лакеи убрали тарелки, Керри как последняя дура решила, что самое худшее, наконец, позади. С облегчением, вздохнув, она улыбнулась Артуру, ответила на вопросы леди Биллингсли касательно погоды в Шотландии — «Да, зимой там довольно холодно» — и даже фыркнула, когда Клодия скорчила гримаску, которую заметила только Керри.
Но тут лакеи двинулись к столу целым войском и поставили перед каждым мужчиной маленькие хрустальные бокалы. Однако, перед тем как налить в бокалы вино, мужчины встали, женщины тоже поднялись и группками выплыли из столовой. Керри подумала, что этот обычай — еще одно проявление глубоких различий между ней и аристократами. В Гленбейдене после вечерней трапезы мужчины отправлялись прямо в постель, поскольку им предстояло встать с восходом солнца.
Клодия пошла к дверям вместе с Керри.
— Все просто замечательно, да? — взволнованно прошептала она, просунув руку под локоть Керри. — Вам наговорили столько комплиментов.
На этот раз Керри впервые рассмеялась по-настоящему и закатила глаза.
— Какая нелепость! Я за все время и двух слов не сказала! Клодия пожала плечами.
— Какая разница? Ведь они-то считают наоборот.
Они вошли в салон, где дамы уже расположились на уютных диванах в разных концах комнаты. Кто-то спросил у Клодии о ее школе для девушек. Керри с удивлением и очень внимательно слушала, как Клодия описывает школу, которую она построила для девушек, работающих на фабриках. Очарованная той стороной личности графини, которая была ей неизвестна, Керри поняла, что Клодия участвует во множестве благотворительных акций.
— А вы, миссис Маккиннон? Вы любите заниматься благотворительностью?
Этот вопрос, заданный леди Дарлингтон, испугал Керри. Она выпрямилась и обвела взглядом обращенные к ней лица.
— Ах… благотворительность, — протянула она. Леди Дарлингтон кивнула. Леди Филмор и Барстоун наклонились вперед, словно опасаясь пропустить ее ответ. — М-м-м… в Гленбейдене нет благотворительности.
— Как, миссис Маккиннон? Вы не должны скромничать. Вы же сами рассказывали мне, как вы помогаете людям из клана Маккиннонов.
Смутившись, Керри посмотрела на Клодию. Та ответила ей дружеской улыбкой, пытаясь помочь, но Керри даже ради спасения собственной жизни не могла бы похвастаться тем, что помогает своему клану.
— Клан Маккиннонов… — неуверенно начала она, покосившись на Клодию. Та в ответ кивнула. — Я… э-э-э… да. Мне нечем здесь похвалиться, ведь мы все помогали друг другу. Мы все вместе отвечали за нашу землю и вместе работали на ней.
Наступила такая тишина, что можно было услышать, как желудок леди Барстоун сражается с поглощенным ужином.
— Вы работали? — ошеломленно спросил кто-то. Керри поняла, что совершила страшную ошибку. Она попыталась загладить ее смехом.
— Ах, право же, вряд ли у меня хватит дерзости назвать это работой. Так, иногда, что-нибудь состряпаешь…
— Миссис Маккиннон очень любит готовить — это ее хобби, — быстро вмешалась Клодия.
— Ага, люблю. — По крайней мере, у нее хватило ума согласиться с Клодией, хотя это была совершеннейшая ложь: она терпеть не могла это занятие.
Леди Филлипот наклонилась всем своим огромным телом вперед и оперлась руками о колени, чтобы не упасть.
— Как это очаровательно, миссис Маккиннон! А какие у вас еще есть излюбленные хобби?
— Доить коров? — спросил кто-то, и все дамы захихикали.
Керри почувствовала, что кровь прилила к ее щекам. Неужели эти женщины полагают, что молоко появляется у них на столах как по волшебству?
— Однажды я доила корову, — тихо проговорила она.
— О-о-ох, вот замечательно! — прокаркала леди Филлипот. — Расскажите же нам об этом поподробнее, миссис Маккиннон!
Керри уже приготовилась объяснить леди Филлипот, что у них нет целого войска поваров, чтобы их кормить, но Клодия резко вмешалась в разговор:
— Право же, Олимпия, можно подумать, что вы никогда не видели, как доят коров! А теперь будьте так добры, порадуйте нас вашим красивым голосом, спойте что-нибудь. Я уверена, что леди Боксуорт согласится аккомпанировать вам на фортепьяно.
— С удовольствием, — отозвалась леди Боксуорт и встала со стула.
— Ну ладно, если вы настаиваете, — заскромничала леди Филлипот. Каким-то образом ей удалось подняться со своего места, и обе дамы проследовали в дальний конец салона, а Керри благодарно улыбнулась Клодии.
— Я хочу немного подышать свежим воздухом. — Она встала и отошла от дам, прежде чем кто-либо успел окликнуть ее и подвергнуть дальнейшим разоблачениям.
Керри выскользнула за дверь в противоположном конце комнаты и оказалась в плохо освещенном помещении. На ощупь пробираясь вдоль стены, она медленно прошла по периметру незнакомой комнаты, пока не отыскала другую дверь и, открыв ее, с радостью увидела тонкий луч света в конце, как ей показалось, какого-то коридора. Господи, неужели она теперь еще и заблудится? И она двинулась вперед, на спасительный лучик света. Вот так она блуждает без цели и направления с того утра, когда Чарлз Монкрифф осквернил ее тело своими грязными руками.
Когда глаза ее привыкли к полумраку, она поняла, что свет исходит из двери в конце коридора. Подойдя к ней, Керри толчком распахнула ее и вошла.
Она никого не увидела, но зато услышала стук сапог по простому деревянному полу и прижала ладонь к гулко бьющемуся сердцу. Это оказался лакей-шотландец; он стоял перед ней, держа в руках две бутылки вина. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и наконец он заговорил:
— Вы что же, заблудились, девушка?
В его акценте ей послышался голос Томаса Маккиннона, и она закрыла глаза. Слезы обожгли ей горло, и на мгновение, на одно мимолетное мгновение, она перенеслась домой.
— Миссис Маккиннон!
Она заставила себя открыть глаза и посмотреть на молодого лакея.
— Я… э-э-э… кажется, не знаю, как пройти в салон.
Он не шелохнулся, просто смотрел на нее, словно хотел что-то сказать. Керри поднесла руку к запылавшей щеке. Этот жест, похоже, подстегнул его, и он поклонился и пошел вперед.
— Следуйте за мной.
Она поспешила за ним по темному коридору и, пройдя через какую-то дверь, неожиданно оказалась в главном коридоре, залитом ярким светом. Подойдя к двери в салон, лакей положил ладонь на медную дверную ручку.
— Если вам понадобится помощь, девушка, спросите Брайана. Вы меня поняли? Брайана.
Ответа он ждать не стал, просто распахнул дверь, слегка поклонился и отошел в сторону, чтобы Керри могла пройти. Мужчины уже присоединились к дамам; в салоне было очень шумно, голоса и музыка оглушили Керри. Подхватив юбки, Керри вздернула подбородок.
— Да, я поняла, — проговорила она и вошла в салон, надеясь отыскать Артура.
Было уже раннее утро, когда Артур вернулся в свой пустой дом на Маунт-стрит. Он медленно поднялся по лестнице, на ходу разматывая черный шейный платок, и улыбка играла в уголках его губ. Он вспоминал прошедший вечер. Конечно, Клодия оказалась права. Именно званый ужин был необходим для того, чтобы представить Керри влиятельным членам их круга. И видит Бог, Керри была сегодня просто великолепна! Неземное видение в фиолетовом платье, ее голос и мягкий акцент опьянили всех мужчин. Правда, она держалась довольно скованно — наверняка сильно нервничала. Но выражение ее лица казалось спокойно-изысканным, внимательным и вежливо-сдержанным. Разумеется, она была самой соблазнительной, самой интригующей среди присутствующих дам.
Она настолько казалась своей среди этих жутко важных гостей, что Артур, наконец, принял решение, о котором думал с тех пор, как они приехали в Лондон.
Он женится на ней.
Именно эта мысль вот уже несколько дней мелькала у него в голове, оставаясь, правда, на задворках сознания. Но теперь она захватила его целиком.
Почему же он не додумался до этого раньше?
Из-за того, ответил он себе, входя в свои апартаменты, что Керри не принадлежит к их кругу. Увидев ее сегодня на приеме, он неохотно признал, что нежелание жениться на ней проистекало единственно из того простого факта, что она — вдова бедного шотландца. Немыслимо для человека, занимающего такое положение в обществе, как он, жениться на подобной женщине. Но так же немыслимо, по крайней мере, для него, поставить в зависимость от каких-то там обстоятельств — от ее происхождения, например, — самое главное решение в его жизни.
Однако сегодня он увидел ее в ином свете. Оказалось, что Керри может приспособиться к обществу, в котором она не родилась, и вращаться как равная среди тех, кто в нем родился. К тому же она не только может приспособиться к нему, но — при некотором навыке — сумеет стать одной из самых популярных светских дам.
Все так же с улыбкой Артур отослал сонного камердинера и, раздевшись, растянулся на огромной кровати. Последней его сознательной мыслью, перед тем как он погрузился в сон, была Керри — она плыла к нему в своем роскошном фиолетовом платье и улыбалась с таким видом, словно он был единственным мужчиной во всем мире.
В ту ночь ему снился бал; потрясающие женщины, одетые в мерцающие платья золотого и зеленого цветов, кружились в объятиях мужчин, облаченных в вечерние фраки. В центре бального зала стояла Керри в белом бархатном платье, ее черные локоны были зачесаны кверху и скреплены изящной золотой цепочкой. Настоящая греческая богиня. Он шел к ней, и танцующие уступали ему дорогу, а она простирала к нему руки. Он обнял ее, закружил в вальсе среди тысячи свечей и спросил:
— Вы счастливы, любовь моя?
Керри засмеялась, но ничего не ответила.
— Вы счастливы? — снова спросил он, но Керри опять не ответила — внимание ее привлекло что-то такое слева.
Артур проследил направление ее взгляда, и тут танцующие растаяли как утренний туман, а безупречно одетый Филипп — хотя в груди у него и зияла дыра — вышел на середину зала.
— Вы счастливы? — в который раз спросил Артур, но Керри больше не было рядом с ним. Она исчезла.
А Филипп стоял и смеялся.
