Глава 19

На следующий день вскоре после полудня Лилиана — она решительно настояла на том, чтобы Керри называла ее по имени, — потащила гостью в оранжерею показать ей, где она занимается рисованием. Хозяйка с гордостью демонстрировала гостье свои рисунки, и постепенно Керри начала представлять себе, какое прошлое было у Артура — идиллические картины роскошных пикников, охоты и игр в Майский день. Там были портреты предков Олбрайтов в официальных облачениях, в лентах, коронах и тяжелых перстнях.

Один портрет особенно привлек внимание Керри. Она изумленно смотрела на рисунок, изображающий четверых мужчин. Она узнала Артура и Эдриена; Артур стоял, упираясь одной ногой в большой камень, Эдриен держал в руке шляпу. Она почему-то сразу решила, что высокий черноволосый человек, стоящий позади них, — Джулиан Дейн, а красивый блондин, опустившийся на одно колено, небрежно опираясь рукой о землю, — это, конечно, Филипп.

— Повесы с Риджент-стрит, — гордо проговорила Лилиана.

— Кто? — переспросила Керри. Лилиана прищурилась.

— Кто? — повторила Керри, а когда призналась, что никогда не слышала этого прозвища, Лилиана усадила ее на плетеный стул с подушками, стоявший рядом с высокими окнами, выходившими на север, и принялась рассказывать о четырех молодых людях, которые познакомились еще мальчишками и с тех пор не расставались. Керри не удивилась, поскольку Артур уже рассказывал ей об этом. Но что ее воистину удивило — это рассказ о том, как именно они получили прозвище «повесы», и, как «Тайме» их называл, «бесславно известные повесы с Риджент-стрит».

Очарованная повествованием, Керри сидела на краешке стула и впитывала каждое слово, слетающее с губ Лилианы. Она вспыхнула, когда хозяйка шепотом поведала ей о происхождении этого прозвища — поведала все, включая имена, а в некоторых случаях и точные даты. Она затаила дыхание, когда Лилиана с видом заговорщицы ярко обрисовала ей несколько скандалов, которые произошли в Лондоне по вине этой четверки и завершились непристойными сборищами.

Но она сжалась и побледнела, когда Лилиана рассказала ей о смерти Филиппа. Артур, естественно, упоминал Филиппа, так же как и всех остальных. Но она заметила, что, когда он говорил о Филиппе, что-то в нем менялось, и видела, как глубоко опечален он смертью друга. Теперь она все поняла, теперь она и сама испытывала эту печаль.

Закончив свой рассказ, Лилиана взглянула на рисунок.

— Я хочу сделать сюрприз Эдриену, но, признаюсь, никак не решу, когда именно подарить ему рисунок. Он все еще считает себя виноватым в смерти Филиппа и ужасно по нему скучает. Я очень надеюсь, что когда-нибудь он смирится с тем, что наделал Филипп.

Неудивительно, что Артур отправился в Шотландию — в неожиданном озарении Керри вдруг поняла, что поездка в Шотландию имела непосредственное отношение к жизни Филиппа.

И, сидя в оранжерее Лонгбриджа, она не могла не задаться вопросом — нашел ли Артур то, что искал.

Артур одевался к ужину в другой костюм Эдриена, пребывая в превосходном настроении. Вежливо отказавшись от услуг камердинера (ему показалось, что это уж чересчур — забрать у друга и костюм, и камердинера), он напевал, повязывая на шею платок. Приезд в Лонгбридж оказался делом очень легким, гораздо более легким, чем он предполагал. Он улыбнулся своему отражению в зеркале, висевшем над тазом, вспомнив их недавнее появление здесь. Ему следовало бы знать, что его старый друг примет и Керри без всяких объяснений.

Но вдруг улыбка его погасла. Последние дни в голове у него крутились мысли — мысли, которые тревожили его, волновали его душу. Удовольствие, которое он испытывал, глядя, как быстро Керри освоилась в новом окружении, неизменно переходило в размышления о ее будущем, о Керри рядом с ним, об ил доме, детях…

Артур тяжело вздохнул. Это просто невозможно. Разве? Нет! Он никогда не сможет вступить с ней в законный брак, и видит Бог, его семья не одобрит такого союза. Но тогда о чем же он думает? В голове у него быстро мелькнула темная мысль о том, что Керри могла бы жить с ним на положении любовницы, но он тут же отогнал ее. Он любит Керри; немыслимо потребовать от нее такого.

Что же тогда?

Артур прошелся по комнате, подавляя угрызения совести и отгоняя неизбежные вопросы. Он подумает над ответами как-нибудь на досуге, но не теперь. Теперь же он скажет Керри, что через два дня они отправляются в Лондон. Право же, у него есть более неотложные задачи. Идя по коридору к Золотому салону, он постарался отбросить не дававшую ему покоя мысль о том, что на вопрос «что же тогда?», возможно, ответа нет вообще.

Во всяком случае, такого ответа, который был бы приемлем для них обоих.

Керри как-то удалось пережить ужин, и снова она была благодарна Олбрайтам и Артуру за то, что они занялись обсуждением мест и людей, ей незнакомых, и чего-то, связанного с каким-то дебютом. Она чувствовала себя здесь лишней, тосковала по простому тушеному мясу, которое готовила Мэй, и не могла привыкнуть к деликатесам, названий которых она не знала.

Но все это было забыто, когда Артур весело объявил за десертом, что в конце недели они с Керри отправятся в Лондон. Керри не только было ошеломлена, она испугалась. Неужели он думает, что они могут просто взять и приехать в Лондон в чужой одежде, на лошади, которую им одолжили?

Она положила ложку и огляделась, а Артур сунул в рот кусок пудинга, явно не заметив, что все замолчали. У лорда Олбрайта, как заметила Керри, был такой же испуганный вид, как и у нее.

Он тоже положил ложку и воззрился на Артура.

— В Лондон? — спросил он, украдкой бросив взгляд на Керри. — Ты уверен, что тебе следует туда ехать? — Артур небрежно пожал плечами.

— Конечно. Я слишком долго отсутствовал — кое-какие дела требуют моего присутствия.

— Мне кажется, ты мог бы, уладить эти дела, сидя в Сазерленд-Холле.

Артур посмотрел на Эдриена и нахмурился, словно тот дал ему на редкость нелепый совет.

— В Сазерленд-Холле? Он так же далек от Лондона, как и Лонгбридж. А все мои дела — в Лондоне.

Эдриен снова посмотрел на Керри; лицо у него было страдальческое, словно он хотел, но не решался что-то сказать.

Ах ты, Господи, она-то может это сказать, и скажет, как только они останутся наедине. Или он спятил? Как он, по его мнению, объяснит в Лондоне ее появление? Не может она туда ехать!

В таком случае куда же, Керри?

Здесь оставаться нельзя, это ясно. Как ни хорошо ей в Лонгбридже, как ни восхищается она Лилианой, но она носит одежду другой женщины, сидит в оранжерее другой женщины, восхищается детьми и мебелью другой женщины — словом, жизнью другой женщины. Она всего лишь гостья, к тому же незваная. Выбора у нее нет — только следовать пока за Артуром, если она не хочет вернуться в Шотландию и оказаться на виселице.

От этой безысходности ей внезапно стало тошно, и Керри вновь испуганно посмотрела на Артура. Он сидел напротив нее, два канделябра служили ему искусной рамой. Он успокаивающе улыбнулся ей.

— Вы ни разу еще не видели Лондона, Керри. Я думаю, он вам очень понравится.

Его способность угадывать ее мысли была почти сверхъестественной. Керри опустила глаза. Ей некуда ехать. Ей нигде нет места. Только в Гленбейдене.

— А что, Джулиан в Лондоне? Он, кажется, твердо намеревался пробыть там до осени, — весело продолжал Артур.

— В Лондоне, — буркнул Эдриен, отодвигая свой пудинг. — Лилиана, дорогая, может быть, вы с Керри позволите двум старым повесам выпить портвейна и выкурить по сигаре?

— Конечно. — Лилиана улыбнулась Керри и встала. — Макс, отнесите все в Голубую гостиную.

С бешено стучащим сердцем Керри встала из-за стола и пошла за Лилианой, не решаясь сказать «нет». Подойдя к двери, она оглянулась на Артура, ее прекрасного незнакомца, который весело улыбнулся ей вслед. Господи, что же с ней будет?

Лилиана ждала ее в дверях. Керри подошла к ней. Лилиана взяла ее под руку, и они пошли по коридору.

— Вы, наверное, волнуетесь, — ласково произнесла хозяйка. — Мы постараемся, чтобы у вас был надлежащий гардероб. У меня есть несколько пар туфель, так я думаю…

Туфли и платья!

— Лилиана! — воскликнула Керри, останавливая ее прямо в коридоре. — Да знаете ли вы, что я собой представляю? Точнее, знаете ли вы, чего я собой не представляю?

Улыбка Лилианы померкла.

— Пойдемте в гостиную. В этом коридоре такие сквозняки…

— Прошу вас, перестаньте, — взмолилась Керри. — Пожалуйста, не делайте вид, будто вы этого не знаете. В этом коридоре нет сквозняков, здесь тепло, я и мечтать даже не могла, чтобы так протопить мой домишко в Гленбейдене!

— Ну что ж, — сдержанно кивнула Лилиана, отпуская Керри, — Голубая гостиная очень маленькая, и она прекрасно подойдет к вашим скромным запросам.

Керри уставилась на женщину, от которой не видела ничего, кроме добра, — с того самого момента, как переступила через порог.

— Да, я знаю, кто вы такая, Керри. Я знаю, что ваша жизнь очень отличается от моей. Но еще я знаю, что Артур Кристиан любит вас. И на вашем месте я бы не стала отвергать эту любовь.

Керри смутилась.

Лилиана вздохнула и взяла ее за руку.

— Ну, правда, — пробормотала она, — пойдемте.

И они торжественно прошествовали в Голубую гостиную. Предложив Керри устроиться поудобнее, хозяйка начала мерить шагами комнату, и ее золотистые юбки громко шуршали при каждом резком повороте.

— Я хочу извиниться… — начала было Керри.

— Вряд ли в этом есть необходимость, — перебила ее Лилиана. — Вы имеете полное право сетовать на ваше положение. Я не знаю, да и не хочу знать, право, каким образом вы с Артуром оказались здесь… вместе… но положение ваше, разумеется, неприемлемо.

Керри скорчилась от стыда.

— Мне это действительно все равно, — поспешно успокоила ее Лилиана. — Единственное, что я знаю, — это что на вашу долю выпало больше трудностей, чем положено женщине, и что вы все это вынесли. Мы все видим, что Артур вас обожает, и я чувствую, что ему очень хотелось бы переложить на свои плечи ваше бремя.

— Но я не могу ему этого позволить, — жалобно пролепетала Керри.

— Помните, я рассказывала вам в оранжерее о повесах? — спросила Лилиана, опускаясь на диван напротив Керри. — Артур всегда отличался от остальных тем, что умел приспособиться к любым обстоятельствам. Он был рядом с Филиппом в самое тяжелое для него время, он помог Джулиану уладить отвратительный скандал, он был незыблемой опорой — как скала! — для Эдриена в течение многих лет. Если и есть кто-то, кто в состоянии помочь вам сейчас, так это Артур. Он любит вас, Керри. Он хочет вам помочь, и можете мне поверить — если вам будет помогать имя Сазерленда, вам, в общем-то, больше и желать нечего. И если быть откровенной, я просто не вижу, какой у вас есть выбор.

Керри откинулась на спинку кресла, пытаясь отыскать хотя бы один пункт, в котором Лилиана была бы не права. Но ничто не пришло ей на ум. Лилиана была, конечно, права — выбора у нее нет. Возможность выбирать отняли у нее в тот день, когда умер Фрейзер. Ей некуда обратиться, некуда пойти.

Разве что в Шотландию.

Беседа Артура с Эдриеном оказалась далеко не столь незамысловатой, как беседа Керри с Лилианой. Едва дамы вышли из салона, Эдриен вскочил и забегал взад-вперед, точно дикое животное в клетке. Он явно пытался собраться с мыслями. Артур терпеливо ждал, когда же начнется огневой шквал, и спокойно разделывался с превосходным сливочным пудингом.

Когда он отставил тарелку, Эдриен уже стоял у окна и тупо созерцал пейзаж, раскинувшийся перед его взором. Наконец он повернулся и ткнул в Артура длинным пальцем.

— Ты, разумеется, понимаешь, что лишился разума? — ровным голосом спросил он.

Артур пожал плечами и жестом велел лакею налить себе портвейна.

— Ты ведешь себя несерьезно, Кристиан! Ты хоть представляешь, какие скандальные слухи пойдут по Лондону? Неужели история с Кеттерингом ничему тебя не научила? Приехать в Лондон с какой-то женщиной из Шотландии! Свет заклеймит ее как шлюху! Она погибнет, ты не можешь этого не понимать!

Артур прекрасно понимал, и даже лучше, чем Эдриен, что вынужденный брак Джулиана и побег его сестры с возлюбленным были самыми крупными скандалами в светском обществе за последнее время. Но это другое дело. Он взял у лакея портвейн и выпил, потом посмотрел на Эдриена.

— А ты не хочешь сесть? От твоего рева у меня портится пищеварение.

— Мне очень хочется не ограничиваться одним ревом, друг мой! — прорычал Эдриен.

— Да, да, я вижу. Ну, сядь же и попытайся взглянуть на это дело с моей точки зрения. Со мной произошло страшное несчастье — я сильно привязался к этой женщине, а она ни в коем случае не может вернуться в Шотландию, по крайней мере, сейчас. Стало быть, передо мной стоит выбор — либо спрятать ее в Сазерленд-Холле, либо отвезти в Лондон — и пусть все узнают, что я ее нежно люблю. Если я оставлю ее в Сазерленд-Холле, я абсолютно уверен, что свет в ней погаснет.

— Этот свет, — бросил Эдриен, — очень быстро задуют в Лондоне! Подумай, Артур! Что ты собираешься с ней делать? — И когда Артур ничего не ответил и снова принялся за портвейн, Эдриен с сердитым видом подошел к своему стулу и уселся, не обращая внимания на портвейн, который поставил перед ним лакей. — Ты просто сентиментальный глупец! Послушай, я понимаю, что ты сильно увлечен ею, но нужно же смотреть на вещи трезво! Ты не сможешь держать ее на Маунт-стрит, не погубив ее жизнь! И видит Бог, ты не можешь на ней жениться. В результате остается одно — найти для нее какое-то подходящее место, такое, где ее репутации ничто не повредит, и чем, скорее, тем лучше. Но я бы предложил, чтобы она обосновалась не в Лондоне — каково бы ни было это место — и никак не была бы связана с твоим добрым именем! Подумай о своей семье, дружище!

— Как, неужели ты думаешь, что мой брат откажется ее принять? Или моя мать побоится скандала? Господи, Эдриен, да моя матушка заставила Алекса разорвать помолвку с Марлен Ризи ради Лорен Хилл, а ведь Лорен была нищенкой! Алекс вот уже не один год проводит реформы, цель которых — помочь именно таким, как Керри! Как же он может упрекать меня за то, что я полюбил бедную женщину?

— Дело не в том, что Керри бедна, Артур. Дело в ее происхождении — она из простой шотландской семьи.

Эдриен произнес эти слова с таким видом, что Артур содрогнулся. Неужели Эдриен тоже судит о людях по их происхождению?

— Это тебя оскорбляет? — спокойно спросил он.

— Нет! Разумеется, нет! Я тоже знаю и трудности, и свет… Да, Боже мой, Артур, они скорее разорвут с тобой все отношения, чем примут ее в свой круг.

Наверно, Эдриен прав, подумал Артур. Но Эдриен — не Сазерленд, и Эдриен не знает Керри. Он не знает, что ради ее улыбки можно сдвинуть горы, или вспахать поле, чтобы только услышать ее смех, или несколько часов просидеть на одном месте и смотреть, как она танцует. Он надеялся, что Эдриен поймет все это, но, наверное, он хочет слишком многого.

Как и в тот день, когда он впервые встретился с Керри, все было неопределенным, нереальным, расплывчатым. Он больше не понимал того, что он — как ему казалось — знал. Последние недели он просто радовался каждому новому дню и надеялся на лучшее. И нисколько не сомневался, что его семья и друзья примут ее, черт бы побрал все эти классовые различия!

Он улыбнулся Эдриену. В ответ его друг тяжело вздохнул.

— Ты действительно не понимаешь, Олбрайт. Прошу, позволь мне еще раз тебе объяснить…

Они спорили всю ночь напролет, и виски повесы выпили при этом гораздо больше, чем следовало. Где-то к утру, дискуссия о том, что будет лучше для Керри, превратилась в мешанину обрывочных воспоминаний о происшествиях, которые составляли их жизнь. Артура страшно позабавило, когда он узнал, что Эдриен когда-то вбил себе в голову, что Филипп хочет вступить в морской флот офицером.

Он просто взвыл от смеха, неловко вытирая слезы.

— Ты, должно быть, шутишь, Олбрайт! Ротембоу ненавидел море! Помнишь, когда мы бежали во Францию, мы боялись, что он так и будет до конца своих дней стоять, вцепившись в поручни? Малого рвало так, что у него начался горячечный бред!

Эдриен погрустнел, вертя в руке пустой стакан.

— Теперь кажется, что это было в другой жизни, верно? Я почти не помню, каким был Филипп.

— Я помню. Я до сих пор часто вижу его во сне. — При этих словах Эдриен вскинул голову.

— Вот как? — тихо спросил он. — А мне он, слава Богу, перестал сниться с тех пор, как у меня родился сын. Я понимаю, что это звучит довольно странно, но мне часто приходило в голову, что рождение Ричарда как-то освободило его… или меня.

Артур ничего не ответил и молча выпил свое виски. Он отдал бы что угодно, лишь бы освободить свои сны от Филиппа, но у него было жуткое подозрение, что полностью этого никогда не произойдет.

— Итак, что бы я ни сказал, ты не изменишь своего решения?

— Прошу прощения?

— Это я говорю о глупом заявлении, что ты едешь в Лондон.

С тяжелым вздохом Артур поставил стакан на стол.

— Скажи мне, Эдриен, разве у меня есть выбор? Мой дом… моя жизнь — все это в Лондоне. Я сделал выбор в тот момент, когда решил увезти ее из Шотландии. И теперь встречусь лицом к лицу с последствиями этого решения. Мне просто нужно время, чтобы обдумать, что делать дальше, вот и все.

— Дай Бог, чтобы у тебя было это время, — вздохнул Эдриен. — Но может быть, уже поздно.