Глава 21
Наконец добравшись до Карлтон-Хауса, они не застали дома Уили.
— На этом ваши обязанности заканчиваются. — Силия протянула Гранту руку.
— Не глупи. — Он направился вверх по лестнице.
Силия последовала за ним. Она устала сдерживать свои чувства. За два часа, проведенных в поезде, Грант не обменялся с ней ни единым словом.
С нее довольно! После письма Рональда и странного внимания Гранта к деревенской простушке Дженнифер — а все это вывело Силию из себя — ей предстоит объявить Уили, что все их планы меняются.
Силия побаивалась встречи с тетей, зная, как легко той отговорить ее от задуманного. Едва ли Уили отнесется к письму серьезно и придаст ему значение. А уж над этим проклятым наваждением — ее влечением к Гранту Гамильтону — Уили только посмеется.
Грант повернулся к ней и, махнув рукой, отпустил дворецкого и лакеев.
Силия была бледна как полотно.
— Ненормальная! — бросил он. — Поднимайся наверх и отдохни, пока не вернулась Уили. А тогда мы со всем разберемся.
«Я предпочла бы разобраться с тобой!» — с бессильной яростью подумала Силия. Он до сих пор обращался с ней как с ребенком: «Не забивай пустяками свою милую маленькую головку. Твои опекуны обо всем позаботятся».
Девушка сердито вздохнула, и ее глаза вспыхнули золотистым огнем.
— Слушаюсь, папочка…
Словно трут вспыхнул от спички: в зрачках Гранта запылал огонь, и он порывисто шагнул к девушке.
— Не папочка — наставник, — сурово поправил он и приблизился еще на шаг. — Неблагодарное создание, совсем не думаешь, что несешь… Нравится играть с огнем?
Он притиснул ее к двери, и Силия видела лишь мерцающий свет его глаз и смуглое лицо.
И рот… Сладострастные, четко очерченные губы.
Она не хотела… не желала позволять… Но как противиться велению природы?
Ее природы…
Силия подняла голову и ответила на поцелуй.
Она ждала этого поцелуя весь день…
Всю жизнь.
Только один… последний…
Грант прикоснулся к ее губам. Через секунду он полностью подчинил девушку себе, и его жаркий поцелуй отдавал горьким привкусом греха и совращения.
Руки обвились вокруг Силии, гордое, сильное тело пригвоздило ее к двери. Губы завладели ее губами так, словно они всегда принадлежали ему.
Силия таяла. Тело, казалось, лишилось костей, стало невесомым, переполнилось томной негой, и от этого она ощущала себя беззащитной и могущественной.
Ей почти ничего не стоило уступить ему. Каждый раз в объятиях Гранта она остро чувствовала свою невинность, но нисколько не жалела об этом.
Опаленная жаром его губ, Силия прижалась к нему, ощутила трепет могучего тела, силу и нежность рук, осторожное, пылкое прикосновение пальцев к груди и поняла: он ждет, что его отвергнут.
Но Силия желала всего, и в это горячечное мгновение ей казалось, что все мало. Она жаждала наготы, ее стесняли одежды.
От прикосновения Гранта под корсетом и блузкой ее соски затвердели, и пронзительное наслаждение отозвалось в запретном месте между ног. Вот только бы сорвать платье, чтобы оно не преграждало путь его пальцам! Она прижалась к нему еще теснее, словно жар их тел мог сжечь все препоны.
Наслаждение усиливалось и искало выхода. Силия всхлипнула, не зная, что делать и о чем попросить Гранта.
Девушка мечтала лишь о том, чтобы он не покидал ее, чтобы она могла вечно прижиматься к его сильному телу, упиваться ласками и восторгом поцелуев.
Без этих поцелуев она не представляла себе жизни.
Но он не Рональд…
О Боже!..
Силия внезапно отстранилась, но Грант мгновенно прижал ее к себе:
— Запомни этот миг, Силия! Запомни мои поцелуи. Как ты отдавалась им и мне.
Девушка вывернулась из его объятий и оттолкнула Гранта.
— Силия!
— Никогда не прикасайся ко мне!
— До следующего раза, — усмехнулся он. — Ты такая же лицемерка, как твоя драгоценная тетя. И наверное, в самом деле заслуживаешь своего надутого жениха.
Силия размахнулась и ударила его — изо всех сил.
— Так подавись же какой-нибудь деревенской мышью! — Она отпрянула, ужаснувшись тому, что сделала, но не избавившись от ярости. — Все мужчины в Англии одинаковы. И ты такой же! Развлекаетесь в городе с теми, кто послаще, и подыскиваете деревенскую мышку, чтобы содержала дом.
У Гранта вспыхнули щеки и заходили желваки. Ей хотелось вонзить в него нож и смотреть, как из раны брызнет кровь.
— Одну мышку ты уже заманил в мышеловку. Теперь, если повезет, готовишься подманить сыром другую. Не смей сравнивать себя с моим женихом! Обманщик не он, а ты!
— А ты — непревзойденная лгунья! — Грант повернулся и пошел прочь.
Час спустя Уили нашла его в гостиной. Грант нервно расхаживал по ковру и, завидев мачеху, сразу перешел в наступление:
— Ты не позволишь ей выйти замуж за этого хапугу только потому, что бедняга дала сукиному сыну обещание!
— Грант, дорогой, присядь. Ты ревешь как лев и мешаешь мне думать. — Уили ждала, когда ее взбешенный пасынок опустится на стул.
— Итак?
— Что — итак? — удивилась Уили. — Не понимаю, о чем ты. А Силию я ждала только завтра.
— Планы изменились.
— Так что же? Силии нельзя позволять выходить замуж за Рональда Уинвуда? Но это ясно и так. Кто же удирает в разгар сезона из Лондона, чтобы выйти замуж за провинциального плантатора на Цейлоне? Такое и в голову никому не придет.
— Ей придет. И ее пахарю.
— Грант! Не городи чепухи. Единственно, куда она собирается, так это в следующий уик-энд в Шотландию. И тебе об этом хорошо известно.
— Ну спасибо, с меня довольно!
— Нет, тебе еще придется немного поработать. Я хочу, чтобы ты тоже отправился туда. И не желаю слышать ни о каких других планах.
Молодой человек явно растерялся.
— В чем дело, Грант?
— Я уже приглашен.
— Рада слышать. И примешь приглашение. А теперь расскажи, что с Силией.
— Обо всем сразу? О цыганах? О том, как с ней обращалась Гертруда? Или только о письме от ее пахаря, которое пробудило в девушке такое чувство вины, что она готова сорваться и тут же плыть на Цейлон?
— Вот те на! Насыщенный уик-энд, — пробормотала Уили. — Расскажи для начала о мистере Уинвуде. Цыгане меня пока не волнуют.
Гранта они тоже не волновали, но лишь до тех пор, пока от нанятого им сыщика не просочилась кое-какая информация. Грант уже решил, что покончено с цыганами, с Марианной, со всякой чушью в бульварном листке, но тут из небытия выплыл маленький фактик, неприметное предположение, и все сразу встало с ног на голову.
— А куда мне было еще отправляться, как не в табор? — бросил он мачехе. — Конечно, Томас объяснил, как туда добраться. Дженнифер никогда не могла отделаться от цыган, да и Силии это не удалось бы. Все дело в старухе цыганке. Силия задержалась у нее, а вышла растерянная и какая-то странная. К тому же ее стали звать там «принцессой»… Уили?..
— Да, дорогой, я знаю. — Она пришла в замешательство. — Ей сказали?
— Сказали. Теперь у нее есть семья. Не знаю, хорошо это или плохо. А вот старуха — ведьма… она читала мои мысли… И мне не удалось предотвратить это. Выведала все еще до того, как я вошел в табор. Притягивала к себе как магнитом, и я устремился прямо к ней, словно кто-то повлек меня. Гадала мне на картах и смотрела в хрустальный шар, которым пользуется только для своих.
— И что же?
— Обычная цыганская ерунда: на вопросы не отвечала, но и не врала, напускала туману и говорила намеками. Так что и не знаю, что к чему. Хорошо одно: ее так же тревожит Силия, как и нас.
Грант так и не признался, что сказала ему Альзена и как советовала поступить. Чушь какая-то, безумие, ни малейшего смысла и никакой возможности сделать так, как она велела.
Это «нас» не ускользнуло от Уили, как и уклончивый ответ о пророчествах Альзены. Неужели Гранта останавливает что-то необычное, невероятное, или он не готов раскрыть ей все? Как бы там ни было, о немногом еще следует незамедлительно позаботиться: например, чтобы Силия отправилась в следующий уик-энд в Шотландию, а пресловутый Рональд Уинвуд оставался там, где ему и положено, — на Цейлоне.
Удрученная девушка сидела за столом и держала недописанное письмо. С единственной фотографии на Силию смотрел Рональд Уинвуд. Смотрел неодобрительно.
«Дорогой Рональд!
Искренне прошу простить меня за то, что раньше не сумела тебе написать. Но в последние несколько месяцев в моей жизни произошли такие перемены, что не хватило времени с ними свыкнуться.
Но все по порядку. Теперь я не живу с тетей Гертрудой и дядей Тео. Случилось это по многим причинам. Но тебе следует знать, что мой отец доверил меня заботам тети Уилхелмины — его единственной сестры…»
Здесь письмо прерывалось, но продолжалось после отступа.
«Ничто из этого, конечно, не повлияло на мои чувства, и я храню верность тебе. Более того, я чувствую себя виноватой, поскольку наслаждаюсь радостями лондонского сезона, тогда как ты трудишься ради моей пользы, не знаешь о моих переменах и лишен возможности выслушать уверения в моей искренней… моих искренних…»
Ее перо замерло на слове «чувствах».
«Бесконечно верю тебе и надеюсь, ты тоже мне веришь».
Ее золотой рыцарь — она похоронила его вместе с прошлой жизнью, когда перебралась в Лондон. Рональд — человек, которого Силия обожала и боготворила с детства. Она забыла его, как безвкусную одежду и запреты тети Гертруды, и ни разу не вспомнила о нем, пока развлекалась в Лондоне.
А теперь — что же теперь?
Не изменился ли он к ней? Силия всегда гордилась тем, что Рональд красивый, галантный и верный.
Так отчего же вместо знакомого лица она видит другое — темное и мрачное? Силия тряхнула головой. Дело в письме и в необходимости все немедленно разрешить. Она согласна со всем, что написал Рональд.
У нее нет ни одной причины для промедления.
Услышав стук в дверь, Силия вздрогнула.
— Можно войти? — Не дожидаясь ответа, Уили подошла к племяннице и через ее плечо уставилась в письмо.
— Я должна к нему ехать, — отрешенно сказала девушка.
— Вовсе не должна, — твердо возразила Уили. — Написать, конечно, нужно. Но в соответствии с волей твоего отца я отвечаю за тебя, пока ты не достигнешь восемнадцатилетия. А волю твоего отца я исполню неукоснительно. Рональд или не Рональд, ты завершишь сезон. А когда придет время, будем действовать разумно и осторожно. Твоему суженому прежде всего придется иметь дело со мной. Какие бы договоры мистер Уинвуд ни заключал с Гертрудой, она не имела права действовать от твоего имени.
Ты сама решишь, за кого выйти замуж, а я, со своей стороны, не позволю очертя голову заключить брак с человеком, о котором ничего не знаю.
Поэтому прими мой совет: вали все на меня. Если мистер Уинвуд спешит, ему придется ко мне подольститься, — тогда и проверим его на прочность: тот ли он мужчина, который тебе нужен.
Как она любила Уили, добрую, умную неустанно заботящуюся об ее интересах!
— И конечно, — продолжала тетя, словно это была главная цель ее жизни, — нельзя бросить свет в разгаре сезона. Так что суди сама, — она развела руками, — проблем никаких нет. Не возражаешь, если я прочитаю письмо?
Пока Уили пробегала глазами послание, Силия рассматривала фотографию Рональда.
И вдруг ей почудилось, будто лицо на фотографии изменилось. Рональд гипнотически притягивал девушку, а вместе с тем и отталкивал ее.
— Понятно. — Уили сложила листок и сунула его в секретер. — Ему не терпится тебя увидеть — что ж, нельзя его за это осуждать. Пожалуй, я сама ему напишу. Не отвергнет же он твою официальную опекуншу и не потребует от тебя ничего такого, чего бы я не одобрила.
Она погладила Силию по волосам, и этот жест выражал поддержку, ободрение и любовь.
— Возможно, твой отец серьезно ошибся, одобрив этот брак. Но не волнуйся, дорогая. Я никому не позволю принуждать тебя к тому, чего ты не хочешь.
По прибытии в Шотландию Силия расположилась в маленькой башенке замка. Она смотрела в окно, выходящее на озеро, и чувствовала себя несчастной девой из Асталота, которая мечтала бросить хоть один взгляд на сэра Ланселота, даже если бы это стоило ей жизни.
А кто ее Ланселот?
И кто определит цену ее жизни?
Эта мрачная мысль поразила Силию. Казалось, продолжался кошмар прошлой ночи, когда Силия убегала, а Рональд протягивал к ней руки. Девушка металась во сне, стараясь скрыться от темнеющего неба и от странного черного человека.
Сны… Она не верила в сны. Но в сны и приметы верили цыгане, а Силия — дочь цыганки.
И в шотландском замке она размышляла о странных любовниках и страшных видениях. Но здравый смысл Эмили и ее уличный лондонский говор вернули Силию к действительности.
— Ради Бога, мисс, не высовывайтесь из окна, а то, не дай Бог, упадете. А тут очень высоко. В этих окнах нужны решетки или стекла, а не сгнившие деревянные ставни. Отойдите подобру-поздорову и лучше скажите, куда мне все положить.
Эмили явно пришлась не по вкусу предоставленная им комната. У задрапированной гобеленом каменной стены стояли два небольших шкафа. Они сохранились с прошлого века, когда женщины одевались гораздо проще. В два глубоких сундука поместились почти все туалеты Силии, но вечерние платья пришлось аккуратно развесить.
Силия наблюдала, как служанка достала несколько верховых и прогулочных костюмов: юбки с разрезами, наряды для тенниса и даже охотничий комплект, — и ее охватило смятение. Весь этот гардероб отправится с ней, когда она уедет на Цейлон. Но то, что модно в Лондоне, вряд ли пригодится на уединенной чайной плантации.
Несколько минут Силии страстно хотелось вернуть свободу, испытанную только в детстве, — когда, не связанная условностями, делаешь все, что душе угодно.
Девушка снова выглянула в окно и полной грудью вдохнула напоенный ароматами воздух:
— Чудесно!
И словно отвечая на ее чувства, вдалеке раздались волшебные звуки волынки. Они проникали в самую душу и говорили языком, понятным Силии.
Ничего подобного она никогда не слышала. О, если бы выпрыгнуть в окно и бежать, бежать…
Она повернулась к Эмили:
— Пойду на улицу.
— Ах… нет… пожалуйста, не надо… Не обращайте внимания на эту безбожную музыку. Я слышу ее с тех самых пор, как мы сюда приехали, и она надрывает мне душу.
— Перестань, это обычные волынки.
— Но эта музыка какая-то необычная, неземная. Умоляю, не ходите туда! Это как в страшных рассказах — нельзя следовать зову дьявола…
— Глупости, Эмили.
— А если в воде затаилось чудовище? О таком я тоже слышала. И вообще прежде всего мне нужно распаковать ваши чемоданы. Меня накажут, узнав, что я отпустила вас одну.
— Это все предрассудки, Эмили. Я ничего не боюсь и пойду на звук волынки, а ты скажешь нашим спутникам, что я сплю и меня не надо тревожить. Не беспокойся, я вернусь живой и невредимой.
Но на самом деле пение волынки разбередило ей душу. Оно манило и влекло. Инстинкт толкал Силию вперед, и звуки, хватающие за сердце, очень напоминали всхлипывание фламенко.
По дороге она потеряла изящные туфли, ее локоны выбились из прически, и разметавшимися волосами играл налетевший ветерок.
Кровь стучала в жилах, подгоняла вперед, заставляла идти, но музыка, словно призрак, внезапно куда-то ускользала.
Мелодия, льющаяся из тростниковой дудочки, зазывала, будто где-то там Силия могла найти все, что ей напророчили. Ветви кустов били по лицу, слепили глаза.
Споткнувшись о корень ивы, Силия растянулась на земле. И тут же ее подхватила грубая рука, да так, что у девушки остановилось дыхание. Потом ее снова поставили на ноги. Она с испугом поняла, что тесно прижата к голой мужской груди, волосатой и потной. Но лица мужчины Силия не видела.
Поглаживающая, ласкающая рука опустилась ниже талии и сомкнулась на ягодицах. Силия вцепилась в эту руку ногтями — неистово и злобно.
Ослепленная гневом, она двинула согнутым коленом в пах незнакомца и с удовольствием услышала его крик. Враг выпустил ее и скорчился от боли.
С трудом переводя дыхание, девушка услышала смех и восхищенные замечания мужчин. Внезапно она осознала, что люди говорят по-испански.
Силия вскинула голову и прищурилась, заметив, что к ней направляется один из мужчин.
Ее поразило, когда она увидела старика цыгана. В его ухе блестела золотая серьга, волосы серебрились сединой, а глазами он очень походил на нее.
Старик улыбнулся. Из-под густых усов сверкнули белоснежные зубы, особенно яркие на фоне бронзовой кожи.
— Вот как! Явилась дочь моей любимой сестры! У тебя такой же необузданный и своенравный характер. Тот, что корчится от боли у твоих ног, — твой кузен Косимо. А я — Бертран, брат твоей матери и вождь племени. Мы прибыли сюда, чтобы найти тебя. Ты удивлена? Я говорил с Альзеной. И теперь хочу сам познакомиться с дочерью любимой сестры. — Он ухмыльнулся, и кожу в уголках его глаз испещрили морщинки. — В тебе живет дух Марианны, и у тебя такой же горячий характер — я уже имел случай в этом убедиться. Пошли! Наш табор стоит неподалеку — на противоположной стороне этого красивого озера.
В котором обитает жуткое чудовище…
Силия едва верила своим глазам: дядя Бертран, с такими же глазами, волосами, с тем же овалом лица. Он похож на мать и на нее саму — Силию. Разве можно отказать ему и не пойти с ним?
Девушка приняла протянутую руку и тут же почувствовала прикосновение шершавых теплых пальцев. Они уселись в кибитке, и дядя Бертран спросил:
— Ты совсем не помнишь мать?
— Нет… Хотя… да. Я помню ее запах, ощущаю ее присутствие. Я знаю, что очень похожа на нее. А иногда мне кажется, что я… это она. — Силия запнулась, заметив, как изменилось лицо дяди. От боли? От горечи утраты? Или ему не по душе, что племянница так похожа на его любимую сестру? — Но почему? — воскликнула она. — Почему?
Старик понимал, что девушка чувствует его муку. Красавица сестра ожила в горячей, порывистой дочери. Разве можно забыть, как они танцевали вместе?
Они были настоящим событием в Европе. Брат и сестра — партнеры в замысловатом кружеве фламенко и самые близкие люди. И так до той поры, пока Марианна не влюбилась в повесу англичанина и не сбежала с ним.
И вот теперь перед ним сидела Силия — словно возродившаяся к жизни сестра, но невинная и неискушенная. Альзена предупредила, что над ней распростерлась рука судьбы, и не советовала ему вмешиваться в это.
Но как поступить иначе? Ему не удалось защитить Марианну, и сестра умерла. Нет, ее убили. В этом старик никогда не сомневался.
Как же не попытаться искупить свою вину и не встать на защиту ее дочери? К тому же этой девушкой он мог гордиться. В ее жилах текла цыганская кровь: она способна бороться, но ее сердцем управляют чувства. Девушке предстоит сделать выбор — так объяснила Альзена.
Но и он совершит свой выбор: присмотрит за Силией, защитит, даже если ограждать эту девушку придется только от ее собственного безрассудства.
Но увы: если он поступит так, ему неизбежно придется превратить Силию в орудие мести.
Однако это произойдет не скоро. А пока Силия должна лучше узнать свой народ.
