Книга: Нежный защитник
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7

Глава 6

Если она сегодня выглядела как настоящая знатная леди, то он выглядел как настоящий лорд. И где только он успел раздобыть этот роскошный наряд? А может, он просто издевается над ней, не оставляя возможности взять верх даже в этой игре?
Это немного отравило ее радость, но Имоджин утешилась мыслью, что одержала над Уорбриком еще одну, пусть и небольшую победу. И теперь остался пустяк: избавиться от своего эскорта (да, «эскорт» — самое подходящее определение для этого типа) и начать жизнь сначала.
Ее «эскорт» повернулся к Марте, и по легкому мановению его руки служанка буквально растворилась в воздухе. Душевного подъема, охватившего Имоджин, как не бывало. Этот человек ради нее рисковал своей жизнью и жизнями своих людей, и теперь эта суровая сила верховодила в ее родовом замке.
— У тебя наверняка где-то припрятаны драгоценности взамен украденных, — заметил он.
Это заявление повергло ее в шок. Негодяй пытается разнюхать дорогу к сокровищнице! Теперь понятно, почему он разоделся в пух и прах. Старается произвести на нее хорошее впечатление. Ну что ж, даже у таких избалованных девиц, как она, с куцыми мозгами, иногда бывают минуты просветления! И она солгала не моргнув и глазом:
— Нет, у меня больше ничего не осталось.
Он направился к ней. Имоджин пришлось поскорее вспомнить, что она — леди Кэррисфорд. Иначе она наверняка попятилась бы от страха.
— Вся округа знает наперечет те украшения, что отец дарил своей несравненной Имоджин из Кэррисфорда. Неужели ты хранила их все в этой комнате?
— Да.
Холодные пальцы больно стиснули ее подбородок.
— Даже если у тебя нет ума, о твоем отце этого никак не скажешь.
— Отпустите меня, сударь!
Он отпустил ее подбородок, но тут же схватил за плечи. Изумрудные глаза вонзились в нее, как два стальных клинка.
— Ты твердо решила, что мне нельзя доверять? Учти, если твои побрякушки спрятаны где-то в укромном уголке потайного хода, то о нем известно по меньшей мере десяти моим солдатам. Ни одному из них я бы не доверил и шиллинга, а не то что настоящий клад.
— Конечно, ведь это твои люди! — язвительно ответила она. — Им было у кого научиться порядочности!
— Уж не пытаешься ли ты меня оскорбить? — вкрадчиво поинтересовался он, прищурив холодные глаза.
Имоджин выдержала его взгляд и еще выше вздернула подбородок, хотя это и потребовало от нее немалых усилий.
— Да!
И это была чистая правда.
При виде недоброго блеска в его глазах Имоджин передернуло от страха.
— Ты просто глупый ребенок.
— На первый взгляд так оно и есть. Иначе я не пришла бы к тебе за помощью. Но я быстро учусь.
Он прижал ее к себе. Тонкая сорочка и платье не могли защитить ее от тепла, излучаемого этим сильным телом, и у нее перехватило дыхание…
— И чему же ты учишься? — услышала она его тихий голос.
Имоджин больше не приходилось делать над собой усилие, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Скорее наоборот — теперь она не могла отвести от него взгляд. И оказалось, что его глаза вовсе не колючие и не злые — они почти теплые…
«Дура!» — выругала она себя и потупилась, торопливо проговорив:
— Учусь не доверять мужчинам!
Он отпустил ее и, отодвинувшись, как от пустого места, холодно взглянул на нее:
— Полагаю, что именно мне оказана честь быть главным учителем?
Имоджин не снизошла до ответа.
— И в чем же я не оправдал вашего доверия, леди Имоджин?
Ее молодое тело молило вернуть этот короткий миг близости и тепла. И Имоджин возненавидела себя за эту слабость. Хуже того, она никак не могла придумать достойный ответ. Да, она подозревала его во всех смертных грехах, но до сих пор его поведение оставалось безупречным.
И ей пришлось покопаться в прошлом.
— Ты вернулся в замок Клив якобы ради того, чтобы помочь твоему сводному брату. После чего он скоропостижно скончался.
Его лицо окаменело, превратившись в суровую маску.
— Не разбрасывайся такими обвинениями, Рыжик, если не готова доказать их ценой собственной жизни. Это всего лишь грязные сплетни.
— Но так все говорят!
— Ты считаешь, что я хочу прибрать к рукам Кэррисфорд? — процедил он, уперев кулаки в бока и скользя по ее фигуре медленным взглядом. Судя по всему, он принадлежал к тому типу людей, которые не терпели уверток и всегда предпочитали идти напролом.
— Да, — честно ответила она.
— Но тогда ты совершила глупость, явившись ко мне, разве не так? — ехидно спросил он.
— Тогда я еще не знала тебя.
— А теперь, стало быть, узнала?
— Да. Ты грубый и злой, и ты норовишь заграбастать все, что тебе приглянется.
Он холодно улыбнулся и снова подступил к ней вплотную.
— Но тогда не сглупила ли ты еще раз, осмелившись бросить мне перчатку? А вдруг мне приглянешься ты?
Это было слишком. Имоджин попятилась, с тоской вспоминая о своей торбе.
— Нет, ты не посмеешь!
Улыбка на устах Фицроджера стала шире, но в ней не было тепла.
— Откуда ты знаешь? Может, я обожаю таких разъяренных кошечек? — Еще несколько легких шагов, и она оказалась припертой к стене. Бежать было некуда.
— Я закричу! — предупредила она.
Он лишь с издевкой приподнял бровь. Замок был заполнен его людьми.
— Ты не возьмешь меня силой! — с отчаянием проговорила она. — Я пожалуюсь королю, и ты за все заплатишь!
— Я не беру женщин силой, — возразил он, и снова его лицо едва заметно смягчилось. — Многие мужчины хотят тебя, Рыжик, и еще больше хотят получить твой замок. Ты ведь знаешь, как ты красива, и твои волосы…
Они с Мартой еще не успели заплести ее волосы в косы, и его жадный взгляд надолго задержался на шелковистой вуали, спускавшейся до самых бедер. Имоджин почувствовала, как у нее подгибаются колени, и причиной этому был вовсе не страх.
Он уперся обеими руками в стену по бокам от нее. Вместо того чтобы ощутить себя запертой в ловушке, Имоджин, как это ни странно, почувствовала, что оказалась в каком-то странном невидимом коконе. Ее сердце стало биться чаще, а разум окутался густым туманом. Она знала, что не должна поддаваться, не должна позволять ему делать это, и все же, и все же…
— Перестань! — выдохнула она.
— Что перестать? — прошептал он в ответ.
Она молча следила, как он медленно наклоняется к ее губам. Его губы оказались мягкими и горячими. Почему она считала, что они твердые и холодные?
Он чуть отстранился, а потом поцеловал ее более властно. Имоджин подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но желание пересилило, и ее ладони легли ему на плечи… Плечи были твердые, как скала, но живые и горячие под тонким шелком туники.
Его губы медленно двигались, лаская ее. Ее еще никогда так не целовали. И ей это нравилось гораздо больше, чем она хотела бы в этом признаться.
— Ты не должен! — воскликнула она, отшатнувшись. — Это же смертный грех!
— Неужели? — хмыкнул он. Наверное, он и правда шутил? Его правая рука осторожно скользнула по ее волосам и легла на затылок. Его палец ласкал ее щеку, и она горела словно живое пламя. — В поцелуе нет ничего плохого, Имоджин.
— А отец Вулфган говорит, что есть… — Имоджин понимала, что должна положить этому конец, пока не случилось непоправимое. Капеллан предупреждал ее не раз, что как раз такие поцелуи ведут к распутным ласкам, а распутные ласки порождают похоть.
А похоть, как известно, ведет прямиком в ад.
Наверняка это языки адского пламени ласкают ее, и уже сейчас она горит, как в огне…
Она вырвалась из его объятий и отскочила в другой конец комнаты.
Фицроджер не сделал попытки ее остановить. Он просто повернулся, прислонился спиной к стене и скрестил на груди руки.
— Это не тот ли худосочный священник со скрюченными руками? Тот, что хотел наложить на всех подряд епитимьи за отнятые жизни?
Она кивнула, но тут же испуганно зажала рот ладонью.
— Ох, да он и на меня теперь наложит епитимью! Мне придется стоять на коленях не меньше недели! Ведь на мне лежит ответственность за все эти убийства. И за то, что я позволила тебе меня целовать. И делала вид, будто я… — Она замолчала, искоса взглянув на него.
— Я знал, что это маскарад, Рыжик.
— Я тебе не верю! — выпалила она. Какой удар по самолюбию!
— Я никогда не вру. Разве только в случае крайней необходимости.
— И когда же ты узнал?
— После того как вчера тебя сдернули с лошади, твой мешок совсем перекосился. Но догадываться я начал еще раньше. Уж очень нелепо это выглядело.
— Догадывался — и ничего не сказал?
— Мне было интересно, как долго ты будешь ломать комедию, — ответил он, равнодушно пожимая плечами. — Это была неплохая выдумка, и она принесла свою пользу. Когда я увидел тебя впервые, то и правда подумал, что ты вот-вот начнешь рожать. Полагаю, это очередная гениальная идея твоего сенешаля?
— Нет, — гордо возразила Имоджин. — Это я сама придумала. А он лишь помог привязать торбу.
Фицроджер выразительно поднял брови и кивнул, отдавая должное ее смекалке.
— Кстати, как поживает Сивард? — дерзко спросила она.
— Я уже послал за ним. — Он оттолкнулся от стены и подошел к ней. — Не могу не признать, что ты показала себя с самой лучшей стороны, кто бы ни помогал тебе в этом деле. Ты скрылась от Уорбрика и терпела на себе это гнусное рубище. По крайней мере, — добавил он с лукавой улыбкой, — мне оно показалось на редкость отвратительным. Ты стерла ноги чуть не до костей, и все же тебе хватило духу устоять передо мной, пусть и не в буквальном смысле. Да, для избалованной девицы ты показала себя с самой лучшей стороны.
Имоджин ощутила, как где-то в кончиках пальцев на ногах зародилась жаркая томная волна, и она начала медленно подниматься вверх, пока не достигла ее нежных милых щечек, и они раскраснелись от удовольствия. Это была гордость от заслуженной похвалы.
— Я сама не знаю, как мне это удалось, — честно призналась она. — Меня ужасало это жуткое грязное тряпье. Меня ужасало, что я осталась совсем одна, без защиты. Меня ужасала необходимость самой принимать решения. Я думала только об одном: поскорее бы отдаться на твою милость, чтобы ты позаботился об остальном.
— Мы все испытываем и страх, и ужас. И если человек привык соблюдать чистоту, ему трудно смириться с вонью и грязью. Ты все сделала правильно.
В конце концов, он действительно показал себя отнюдь не с плохой стороны.
— Тебе было страшно идти в подземелье? — тихо спросила она.
— Что? — Тепла в его голосе больше не было. Зеленые глаза широко распахнулись от неожиданности.
— Ты боишься замкнутых пространств. Мне рассказал сэр Уильям.
— Вот как? — Его глаза стали как две льдинки. — Он сильно преувеличил. Кстати, не желаешь ли спуститься в зал к завтраку? Может, тебя отнести?
Имоджин нахмурилась. Нет, не стоит продолжать этот разговор и рассказывать о том, что ей поведала Марта.
— Я хотела бы прежде всего послушать мессу, — поспешно сообщила она. Ей действительно не хватало святого наставления. — Пока не придет отец Вулфган, я сама помолюсь обо всех усопших.
— Долго же тебе придется молиться. Я вытолкал твоего капеллана взашей.
— Что?!
— Я не хочу, чтобы этот стервятник шнырял среди моих людей, заставляя их мучиться от воображаемой вины. Я быстро найду ему подходящую замену.
Имоджин вспыхнула от гнева. От праведного, святого гнева.
— Верни его сейчас же! — выкрикнула она. — Это мой замок, Фицроджер, а он — мой священник!
— А я — твой защитник, — ответил он не моргнув и глазом, — и буду поступать так, как лучше для моих солдат!
— Наверняка ты хотел бы иметь ручного священника, готового смотреть сквозь пальцы на твои грехи, — прошипела Имоджин, подавшись вперед. — Но я обязательно верну сюда отца Вулфгана и прослежу за тем, чтобы он призвал на твою черную душу гнев и пламя Господне!
Он стоял и смотрел на нее. Он даже ухмылялся!
Он не желал с ней считаться!
Имоджин размахнулась и изо всех сил залепила ему пощечину.
Пощечина вышла на славу. Эхо пошло гулять по комнате. А на щеке проступил алый след от ее пятерни. Его лицо теперь походило на маску, а изумрудные глаза широко распахнулись и наполнились мертвенным холодом.
Он, натренированный боец, даже не попытался уклониться от ее удара.
Имоджин застыла ни жива ни мертва. Настал ее последний час…
Но он вдруг расслабился. Он все еще оставался неподвижным, просто его тело больше не казалось напряженным и твердым, как камень.
— Полагаю, иногда бывает полезно смотреть на твои вольности снисходительно, — процедил Фицроджер. — Но заруби себе на носу: выкинешь нечто подобное на людях — пеняй на себя.
Он повернулся и вышел из комнаты. Имоджин плюхнулась прямо на пол там, где стояла. Ее не держали ноги. Слава Богу, она осталась жива. Она впервые в жизни ударила мужчину. Конечно, ей прежде не приходилось сталкиваться с такими типами, как Бастард Фицроджер, а ее отец прикончил бы на месте любого, осмелившегося оскорбить его дочь хотя бы нескромным взглядом.
А этот тип имел наглость ее поцеловать! У нее перехватило дыхание, когда она вспомнила о волшебном поцелуе. Это было так непривычно и в то же время приятно… В эти минуты он был совсем другим: теплее, мягче.
А потом все тепло развеялось, потому что она завела речь о его страхе перед подземельем. Еще бы: такой гордый рыцарь, как Фицроджер, разумеется, не обрадуется, если о его тайных страхах узнает весь свет. И она отлично его понимала.
А потом он сообщил, что выставил из замка ее священника.
Медленно она приходила в себя и постепенно приводила в порядок свои мысли. Отбросив в сторону гнев и обиду, Имоджин сосредоточилась на его фразе о «вольностях» и «снисхождении». Означают ли «вольности» ее долю власти в этом замке?
И что именно он подразумевал под «вольностями»? И чья власть не должна подвергаться сомнению? И кто из них держит в руках Кэррисфорд?
Внезапно она сообразила, что он ни словом не обмолвился о том, что вернет отца Вулфгана в замок. Имоджин решила напомнить ему об этом при первой же возможности.
И тогда он поймет, кому принадлежит замок Кэррисфорд!

 

Фицроджер подошел к широкой лестнице, вдоль стены спускавшейся в главный зал. Замок Кэррисфорд был грандиозным строением и намного лучше приспособлен для жилья, чем другие замки, в которых ему доводилось бывать в Англии. Кое-что из увиденного здесь он даже был не прочь перенести в свой замок, когда будут деньги.
При мысли о деньгах он вспомнил о наследнице и не удержался от легкой улыбки.
Весьма отважное создание и вдобавок обладает острым умом, который слишком часто пускает в ход. Но избалована до невозможности. И все же он не кривил душой, когда сказал, что она проявила себя с самой лучшей стороны, особенно для особы, над которой тряслись, как над хрупким цветком.
Он вошел в зал, выглядевший довольно необычно из-за высокого потолка, ярко выкрашенных стен и частых узких окон. Когда стояла хорошая погода, вот как сейчас, и ставни были распахнуты, проникавшие в зал солнечные лучи делали его светлым и теплым.
Его опыт солдата говорил, что долбить столько дырок в стене вовсе ни к чему и даже опасно, но все равно ему нравилось это уютное, залитое светом помещение. В зале замка Клив вечно царят промозглые сумерки.
По его приказу зал очистили от мусора и обломков, и теперь он выглядел вполне прилично. Но достаточно было прислушаться к болтовне местных слуг, чтобы понять: нынешнему Кэррисфорду далеко до былой роскоши. Раньше на стенах зала висели дорогие гобелены и старинное оружие, а за хозяйским столом ели на золоте и серебре. Даже скатерти на столах были украшены кружевом или вышивкой.
Он видел ткацкую мастерскую с опустевшими станками и пяльцами, терпеливо ждавшими, когда же их хозяйки снова примутся за работу. Поскольку среди убитых почти не попадались люди из Кэррисфорда, можно было предположить, что они все еще прячутся где-то в окрестностях. Возможно, со временем им удастся восстановить былую красоту, хотя скорее всего самые красивые гобелены были доставлены с Востока или из Италии.
Он был бы рад восстановить для Имоджин ее родной дом. И он уже составил приблизительный план закупок. Продукты, припасы, вино и эль, гобелены, полотно на скатерти…
В Кэррисфорде уцелело несколько бочек эля, и пивоварня уже возобновила свою работу, но Уорбрик не пожалел ни одного бочонка с вином. Одному Господу известно, когда из винных погребов выветрится этот густой кислый запах.
Даже если удастся приобрести какое-то количество продуктов, жизнь в замке наладится далеко не сразу…
Его размышления прервал добродушный голос де Лайла:
— Если только ты, приятель, не научился краснеть, как девушка, то, значит, леди наградила тебя пощечиной. А мне казалось, будто ты считал ее легкой добычей и хвастался, что охмуришь в два счета.
— Я еще не приступил к этому. — Он налил эля своему другу.
— Тогда почему она выпустила коготки?
— Вряд ли она готова в этом признаться, — заявил Фицроджер с самодовольной улыбкой, — но скорее всего потому, что ей не понравилось, что я перестал ее целовать. — Реналд поперхнулся элем. — Но придралась она совсем к другому. Из-за этого святоши, Реналд, который не давал всем проходу и проклинал за каждую отнятую жизнь.
Де Лайл кивнул.
— Приволоки его обратно.
— Какого черта? — удивился Реналд. — Он же верит во всю эту чушь с власяницами и самобичеванием!
— Так приказал Цветок Запада.
— Ага, — буркнул Реналд. — Ты собрался купить се расположение мелкими уступками? А когда ты объяснишь этому нежному бутончику, что ее не столько спасли, сколько сорвали?
— Говоря твоим языком, она скорее тощий цыпленок, чем пышный бутон. И раз уж мне предстоит на ней жениться, я постараюсь по возможности облегчить ей этот шаг. К примеру, представить это так, что ее не сорвали жестокой рукой, а пересадили на новую благодатную почву.
— Ну, пока она носит ребенка, у тебя вдоволь времени для того, чтобы морочить ей голову и охмурять всеми возможными способами. А заодно и пришибить того типа, кто сумел ее обрюхатить.
— Это все ее сенешаль. — Фицроджер подлил себе эля.
— Наглый старикашка! — взревел де Лайл, хватаясь за меч. — Я сам выпущу ему кишки!
— Уж не увлекся ли и ты нашим бутоном? — весело поинтересовался Фицроджер, поймав своего приятеля за руку. — Забудь об этом, старина. Она моя. — Он отпустил Реналда и налил ему эля. — А сенешаль уже на пути в Кэррисфорд. Он снова будет управлять делами в замке.
— И ему все сойдет с рук? — поразился Реналд, бешено сверкая глазами. — Я бы ни за что на такое не согласился!
— Леди Имоджин заверила меня, что все произошло с ее согласия, — пожал плечами Фицроджер. — Точнее говоря, это вообще была ее идея. Она ужасно гордилась своей выдумкой, а если ей это доставило удовольствие, то кто я такой, чтобы обижаться?
Де Лайл смотрел на старого друга так, будто у него выросла вторая голова. Фицроджер многозначительно глянул на него и кивнул в сторону лестницы. Имоджин осторожно спускалась по ступенькам, неотразимо прекрасная в ярких шелках и поразительно стройная для женщины на сносях. И уж меньше всего она походила на несчастную, перенесшую выкидыш.
— Это был розыгрыш? — возмутился Реналд. — И ты не устроил ей взбучку?
— Я не стану давить такой милый бутон — даже ради ароматного масла. Я заподозрил маскарад с самого начала, — негромко добавил Фицроджер, — и для меня это не играло никакой роли, тогда как ей давало пусть и ложное, но все же чувство безопасности. — Он направился к лестнице и галантно предложил руку Имоджин.
Имоджин с тревогой посмотрела на него, но он выглядел абсолютно спокойным. Она с облегчением заметила, как побледнело алое пятно на его гладко выбритой щеке, хотя в глубине души ей очень хотелось, чтобы пощечина заставила этого типа относиться к ней с большим уважением.
— Как ваши ноги? — вежливо поинтересовался он. — Я постараюсь найти башмачника, который смог бы стачать для вас что-нибудь подходящее.
— Я могу ходить, но совсем не долго.
Пока они спускались по лестнице, все се внимание было обращено на крутые ступеньки и Фицроджера, но теперь она смогла оглянуться и чуть не заплакала. Следы погрома ликвидировали почти полностью, разве что осталось несколько глубоких выбоин на деревянной мебели, но зал выглядел на редкость убого. Ее любимые гобелены пропали, пол был голым, на полках не осталось кубков и тарелок, и совсем не было видно людей. В зале сейчас находились только они с Фицроджером да сэр Реналд, и не было слышно привычной суеты замковой челяди.
Куда пропали все ее люди?
Бежали в страхе? Но скоро они вернутся.
При виде борзых, дремавших возле стола, у нее потеплело на сердце, но уже в следующую минуту она поняла, что это вовсе не собаки ее отца и не ее четвероногие любимцы, а чужие собаки, пришедшие с чужими людьми.
Это место больше не было ее родным домом.
И она дала себе клятву восстановить Кэррисфорд, восстановить в точности таким, каким он был еще совсем недавно. Для этого ей потребуется кое-какая помощь от Фицроджера, но она сразу даст ему понять, что относится к нему исключительно как к средству для исполнения своих целей. И не более того.
И она обратилась к нему надменным, повелительным тоном:
— Над этим местом, безусловно, придется потрудиться, милорд. После завтрака я совершу обход замка и опрошу людей, оставшихся здесь. Я должна решить, что следует восстановить в первую очередь и что для этого нужно предпринять. Если возникнут какие-то вопросы по части обеспечения нужд вашего войска, лорд Фицроджер, вы можете обращаться ко мне. Я постараюсь решить все проблемы.
Хотя ее голос ни разу не дрогнул, Имоджин боялась, что в зале слышно, как гулко колотится ее сердце. Тем не менее она произнесла свою дерзкую речь до конца, тем самым бросая ему вызов. Ведь она низводила его до положения простого наемника, капитана ее замковой стражи!
— Думаю, — подхватил Фицроджер, провожая ее к почетному креслу, — главная ваша потеря, леди Имоджин, это люди, знакомые с военным делом. Боюсь, что никому из солдат вашего отца не удалось пережить эту резню.
— Никому? — Это был страшный удар. — Они что, все мертвы?
— Уорбрик никого не пощадил, — сдержанно кивнул Фицроджер, наливая ей эль.
— Можно подумать, вы чем-то лучше! — не выдержала Имоджин. — Я видела, как вы прикончили того несчастного, хотя он уже ничем не мог вам навредить!
— Таков уж я есть, — вздохнул он. — Конечно, вы позаботитесь, чтобы семьи погибших защитников замка не остались голодными? — спросил он, прихлебывая эль.
— Конечно, — согласилась она, хотя сама вряд ли вспомнила бы об этом.
— В данный момент я располагаю некоторым избытком солдат, — продолжал он. — И с готовностью ссужу вас на время двадцатью наемниками. Двадцать человек — вполне достаточный гарнизон для Кэррисфорда, и они смогут отстоять крепость против кого угодно, за исключением длительной осады.
Имоджин кинула на него подозрительный взгляд. На лице его держалась холодная вежливая маска, и не было никакой возможности разобраться, что у него на уме. Если гарнизон в замке будет состоять из его людей, то она превратится в пленницу в собственном доме, но разве у нее есть выход? Пока не явится король или его доверенный человек, она будет находиться во власти Фицроджера. Ее единственной надеждой оставалась шаткая вера в его честные намерения, а еще больше в то, что ему — в отличие от Уорбрика — не хватит смелости идти против короля.
— Благодарю вас, лорд Фицроджер. Я воспользуюсь вашим предложением, пока не наберу свой гарнизон.
Он торжественно кивнул.
— Это место невозможно взять штурмом. Уорбрика наверняка впустил сюда предатель.
— Знаю, — мрачно сказала Имоджин. — Но у меня не укладывается в голове, что кто-то из наших людей способен на столь гнусное дело.
— Может быть, кто-то из солдат? Если это так, то Уорбрик позаботился о нем сам и решил проблему за вас.
— Нет, не может быть! — решительно возразила она. — Они все были для отца старыми товарищами по оружию. И я не могу поверить, что кто-то из них вдруг стал предателем.
Он уселся рядом с ней, отрезал ломоть хлеба и кусок сыра и подал еду Имоджин.
— Леди Имоджин, судя по рассказам тех, кому удалось выжить, непосредственно перед штурмом большинство солдат были отравлены.
— Так, значит, это точно был предатель! Нет, не могу поверить…
— К вам заходили чужие?
— Нет. — Она откусила маленький кусочек сыра. — В последние дни сюда никто не заходил. Лишь несколько монахов из аббатства Гластонберри. И как только стало ясно, что отец скоро умрет, ворота заперли наглухо.
Она заметила, какими взглядами обменялись Фицроджер с де Лайлом, после чего француз быстро вышел из зала.
— Монахи! — воскликнула она. — Нет, вряд ли это они. — Она подняла на Фицроджера грустные глаза. — Неужели я больше не смогу верить ни одному человеку в этом мире?
Он отрезал себе краюшку хлеба и стал задумчиво вертеть ее в пальцах.
— Вы должны верить людям, но постарайтесь ограничить свое доверие разумными пределами, леди Имоджин. Должен признаться, что начали вы совсем неплохо, — добавил он, усмехнувшись. — Вы совершенно не доверяете мне. — Он наконец-то откусил от румяной корки и с хрустом принялся жевать. — Если вам что-то и поможет, мадемуазель, так это брак. А уж тогда муж сумеет позаботиться обо всем.
Вот оно, начинается! Имоджин гордо выпрямилась и отчеканила:
— Я вовсе не нуждаюсь в чьей-то заботе, лорд Фицроджер!
— Желаете сами отстаивать свою независимость с мечом в руке? — с ухмылкой спросил он. — Муштровать собственных солдат? Отдавать приказы кого-то казнить, а кого-то пытать, чтобы добыть информацию?
Ну как ему это удается? Почему он в два счета выставляет ее дурой? Имоджин наградила его убийственным взглядом.
— Ну что ж, тогда мне придется просить короля выбрать мне мужа.
— Вы доставите ему удовольствие этой просьбой! — расхохотался Фицроджер. — Ведь он ходит в должниках у целой армии английских дворян!
Имоджин и сама об этом думала, но что ей оставалось делать? Ни за одного из своих прежних кавалеров она не желала выходить замуж.
— Отец поручил меня заботам короля Генриха, — заявила она, стараясь говорить как можно увереннее. — И мой долг — дождаться изъявления его воли.
— Может, оно и так, — протянул Фицроджер. — Но одно дело — оставить выбор за королем, а другое — явиться к нему с просьбой утвердить ваш брак с каким-то определенным человеком. Коль скоро ваш выбор окажется удачным, у короля не будет возможности его оспорить. Он сможет лишь претендовать на пеню в казну за свое согласие.
Имоджин не скрывала своего недоумения. Безусловно, он рассуждал вполне логично, но всего пару минут назад он же сам признался ей, что она поступает мудро, не доверяя ему до конца.
— Я хорошо знаю Генриха и состояние его дел, — добавил он. — Чтобы английская знать согласилась с его притязаниями на трон, ему пришлось раздаривать направо и налево освобождения от налогов. Если вы оставите выбор за ним, леди Имоджин, он попросту продаст вас по самой высокой цене. А в этом случае даже у Уорбрика появится определенный шанс.
— Только не это! — Имоджин побледнела от страха. — После всего, что он сделал?
— Должен признать, что это весьма спорный вариант — ведь вся его семейка сейчас в опале. В последней войне они предпочли переметнуться к Нормандцу. Но все зависит от того, сколько Уорбрик согласится заплатить или что он пообещает взамен. Уорбрик может решить, что Сокровище Кэррисфорда стоит любых денег, а Генрих будет только рад приручить родного брата Беллема.
Имоджин знала, что Роберт де Беллем играл на противоречиях между сыновьями Вильгельма Завоевателя, сцепившимися из-за английской короны. В мутной воде этой свары он надеялся выудить для себя изрядный кусок земли здесь, на побережье. Король Генрих наверняка уцепится за любую возможность ослабить позицию этого смутьяна. Но он не такой дурак, чтобы усилить влияние Уорбрика, добровольно отдав ему Кэррисфорд.
Похоже, Фицроджер блефовал, и она тут же решила это проверить.
— Вы все время только и делаете, что стараетесь меня запугать. — Имоджин с тайным удовлетворением отметила, что ее слова задели этого типа за живое. — Чего вы добиваетесь, лорд Фицроджер? Извольте сказать мне прямо.
В зеленых глазах вспыхнуло одобрение. Фицроджер кивнул и промолвил:
— Вашего благополучия.
— Что-то с трудом в это верится! — Пусть не думает, что она готова размякнуть от его похвалы!
— Как вам угодно. — Он равнодушно пожал плечами. — Так на ком же вы решили остановить свой выбор, мадемуазель?
Она с облегчением увидела, что он смирился с положением отвергнутого и не лукавил, когда советовал найти жениха, прежде чем явиться к королю. В конце концов наверняка найдется немало других типов, ничуть не лучше Уорбрика, готовых жениться на богатой наследнице. Имоджин снова перебрала в уме свой список женихов.
И наконец произнесла:
— Я предпочту либо сэра Ричарда из Йелстона, либо графа Ланкастера.
— Вот как? — отозвался он.
Нет, он и не думал сдаваться! Он хотел, чтобы выбор пал на него! Но Имоджин слишком претила эта игра в кошки-мышки. И она твердо проговорила:
— За вас я не выйду.
Он даже глазом не моргнул!
— Негативные решения чаще всего оказываются самыми непродуктивными, леди Имоджин. За кого же вы тогда выйдете?
Этому так или иначе следует положить конец!
— За графа Ланкастера! — выпалила она. — Он достаточно силен, чтобы обеспечить мою безопасность, и уже долгие годы считается другом нашей семьи. Он даже прислал своего личного доктора… между прочим, весьма искусного целителя… чтобы помочь моему отцу… — И с грустью подумала, что лорда Бернарда не спасли услуги даже такого опытного эскулапа.
— Тогда вам следует написать ему незамедлительно, чтобы он знал, какая ему привалила удача, мадемуазель.
Имоджин ожидала, что он будет возражать. Но столь неожиданная покорность выбила у нее почву из-под ног, и она заколебалась. А вдруг со временем ей откроется самое верное решение?
— Мне необходимо вернуть Кэррисфорду былой блеск и славу, — заявила она, — прежде чем я объявлю о свадьбе. — И она с деловым видом поднялась с кресла.
— Как вам угодно, леди Имоджин, — галантно поклонился он. — Только дайте мне знать, когда я должен буду отправить гонца.
— Я сама найду гонца для своих писем! — сердито проговорила она. Но, увидев, с какой иронией он приподнял бровь, поняла, что никого найти не сможет.
Ее так и подмывало снова залепить ему пощечину. Как ему удается разбудить в ней самые черные, самые низменные инстинкты? Но она вовремя вспомнила, что они в зале не одни.
— Очень мудро, — пробормотал он.
— Позвольте мне сразу внести ясность, — холодно процедила она. — Вы, милорд Клив, будете последним человеком во всей Англии, за которого я выйду замуж. — Она гордо вздернула подбородок и поднялась по лестнице сама, хотя ноги ее очень болели.
Де Лайл вернулся как раз к концу их разговора, и его весьма позабавила эта сцена.
— Монахи явились сюда до того, как Уорбрик захватил замок. Но все они убиты.
— Уорбрик не постесняется убить даже собственного ребенка.
Реналд смотрел, как Имоджин скрылась в коридоре на втором этаже.
— А у тебя талант — завоевывать женщин!
— Ты нашел капеллана? — невозмутимо поинтересовался Фицроджер, отрезав себе кусок сыра.
— Я отправил за ним несколько человек. Он не мог уйти далеко. Могу поспорить, ноги у него такие же скрюченные, как и руки. Он совершал паломничество в Иерусалим, но по дороге его захватили в плен и пытали какие-то язычники. Местные оболтусы трясутся над ним, как будто он святой. Кстати, он не имеет никакого отношения к тем монахам. Ругает их почем зря и обзывает распутниками и безбожниками.
— Это еще ничего не значит, — пробормотал Фицроджер. — Когда ты его найдешь, не спеши доставлять в замок.
— Да что тут происходит? То ты даешь ему пинок под зад, то хочешь вернуть! А теперь хочешь вернуть, но не скоро.
Фицроджер, как всегда в минуты задумчивости, принялся вертеть кольцо на пальце.
— Кажется, мне не помешало бы сначала соблазнить мою будущую жену. И меньше всего мне здесь нужна эта заноза в заднице.
Реналд весело рассмеялся.
— Боюсь, Тай, тебе предстоит немало попотеть, прежде чем Имоджин из Кэррисфорда захочет тебе отдаться. Или ты оглох? Она сказала, что ты последний человек во всей Англии, за которого она выйдет замуж. И, судя по ее надутому виду, она не шутила.
— А ведь ей и правда не до шуток, не так ли? — улыбнулся Фицроджер.
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7