Глава 2
На следующий день на заходе солнца по пыльному тракту, ведущему к воротам замка Клив, с трудом тащилась пожилая супружеская пара. Они старались держаться самого края обочины, поскольку на дороге царила страшная толчея, и за каждым верховым или повозкой тянулось густое облако пыли. Причем по большей части это были солдаты и рыцари. Замок Клив, гордо высившийся на высокой скале, готовился к войне.
Мужчина был сед, с головы до ног покрыт пылью и едва ковылял, с трудом удерживая огромный тюк с вещами. О цвете волос у его супруги судить было трудно из-за огромного уродливого чепца, но, судя по всему, она тоже давно успела поседеть. Однако жена явно была моложе мужа, потому что даже ее широкая юбка не могла скрыть большого живота. Несмотря на это, женщина тащила тюк почти такой же тяжелый, как и ее супруг, и переваливалась с боку на бок, как скрюченная прострелом старуха.
Имоджин посмотрела на замок, маячивший на скале, и облегченно вздохнула. Ее больше не пугал загадочный тип, встреча с которым ей предстояла. Пусть это будет хоть дьявол — она все равно не в силах идти дальше. Если бы не толстая клюка, изготовленная для нее предусмотрительным Сивардом, она свалилась бы без сил еще несколько часов назад. Ее ступни превратились в две безобразные культи на концах онемевших от усталости ног, а спину ломило так, будто она и правда была древней старухой.
Тем не менее придуманный ими маскарад спас им жизнь. Ни у одного из встреченных на дороге соглядатаев Уорбрика не возникло ни малейших подозрений, что они видят перед собой сбежавшую от их хозяина Имоджин из Кэррисфорда. Когда она увидела, с какой дотошностью солдаты Уорбрика проверяют каждого путника, Имоджин мысленно поблагодарила Сиварда за ту настойчивость, с которой он добивался, чтобы каждая деталь их маскарада выглядела натурально. Правда, теперь она устала до такой степени, что больше ничего не боялась.
Ее волосы под ветхим чепцом были вымазаны салом и грязью на тот случай, если кто-то из соглядатаев припомнит знаменитые рыжие косы Сокровища Кэррисфорда. Ее одежда, вся до последней тряпки, представляла собой грубые, грязные обноски. Ее воротило от собственного запаха, завязки на сандалиях натирали ноги, а кишевшие в одежде насекомые искусали в кровь ее тело.
Но самые большие неудобства ей приходилось терпеть из-за торбы, которую Сивард снабдил какими-то хитроумными приспособлениями. Эта торба на животе вместе с широкой юбкой должна была внушить окружающим, что она беременна.
Впрочем, беременность была ее идеей. Она подумала, что раздутое уродливое чрево отвлечет от нее внимание тех, кто ищет Имоджин из Кэррисфорда, и вдобавок оно могло бы в какой-то степени защитить ее от грабителей и насильников. Более того, этот маскарад мог сослужить ей еще более важную службу. В том случае, если Фицроджер на поверку окажется алчным хищником, а не защитником сирых и убогих, то даже и тогда он едва ли осмелится поднять руку на беременную женщину.
Поначалу торба со всяким мусором и песком вовсе не казалась ей тяжелой, но сейчас Имоджин чуть не падала под ее весом. Она была абсолютно убеждена, что, даже будь у нее ребенок, он оказался бы не таким тяжелым.
Во всем этом было лишь одно преимущество: ей не требовалось притворяться, изображая измученную крестьянку, совсем не похожую на молодую богатую аристократку. Темный силуэт замка внушал ей надежду. Там она сможет избавиться от этих жутких лохмотьев и снова стать леди Имоджин, Сокровищем Кэррисфорда и Золотым Цветком Запада.
И хотя у нее ужасно ломило шею, она постаралась поднять голову повыше, чтобы во всех подробностях разглядеть замок Фицроджера. Крепость выглядела более приземистой, чем Кэррисфорд, и проигрывала в чистоте и изяществе линий, но зато производила впечатление солидности и неприступности. С той стороны, где стены поднимались над отвесным утесом, окруженным глубоким ущельем, подобраться к замку было невозможно. Напротив ворот ущелье пересекала узкая насыпь, по которой могла проехать всего одна повозка. И пока они ковыляли по дороге к этой насыпи, Имоджин с содроганием подумала, что не хотела бы оказаться здесь во время штурма, когда узкий перешеек будут обстреливать со всех сторон.
Перед насыпью они устроили короткий привал. Солнце уже коснулось горизонта, и люди спешили кто в замок, кто из него, чтобы успеть поужинать и устроиться на ночлег. Имоджин не ожидала, что в замке Клив будет царить такое оживление.
— Как по-твоему, что здесь происходит? — тревожно спросила она у Сиварда.
— Откуда мне знать? — устало пробурчал он. — Может быть, Фицроджер только что вернулся в замок, а может, собирается его покинуть.
— То есть как покинуть? — испуганно воскликнула Имоджин. — О Боже, только не сейчас!
— Он не тронется с места, — заверил ее Сивард, — как только узнает о нас. Вы можете отвязать свою торбу, миледи. Здесь нас никто не тронет.
Но вид солдат, охранявших дамбу, не вызвал у Имоджин большого доверия, и она предпочла ничего не менять в своем облике.
— Похоже, здесь все спокойно входят и выходят, — пробормотала она, — и нам не к спеху открывать, кто мы такие на самом деле. Давай попытаемся сначала разузнать, что происходит. А еще лучше было бы разобраться, что представляет собой этот Фицроджер. Мы сразу поймем, как относятся к нему его люди.
— Но если вы не попросите помощи у Бастарда, — с досадой спросил Сивард, — что тогда будете делать?
Хотя Имоджин даже думать не могла о том, чтобы продолжить путешествие, ее почему-то грызла смутная тревога. Она помнила, как говорил ей отец:
— Следуй своей интуиции, дитя мое! Ты наделена отменным чутьем.
Чутье ей подсказывало: надо идти в замок. И еще немного потаскать на себе надоевшую торбу.
И они поднялись на дамбу вслед за молодыми мужчиной и женщиной, похожими на бродячих трубадуров. Имоджин до смерти завидовала их небрежной походке. Она опустила глаза и увидела, что обмотки на ее ступнях пропитались кровью. И вдруг почувствовала, что от боли у нее темнеет в глазах.
Она невольно вскрикнула и оступилась. Если бы Сивард не успел схватить ее за руку, она наверняка свалилась бы в пропасть. Отупев от усталости, Имоджин спотыкалась на каждом шагу, а увидев острые скалы, щерившие свои зубы на дне пропасти, зажмурилась от страха.
— Вперед! — грубо прикрикнул на нее Сивард. — Шевели ногами, женщина!
Имоджин открыла глаза и увидела, что трубадуры остановились и смотрят на них. Она едва соображала, что происходит, но четко понимала, что им нельзя стоять посреди дамбы, у всех на виду…
— Дорогу! Дорогу! — раздался повелительный окрик. Из ворот замка выехали двое вооруженных всадников. Им пришлось туго натянуть удила, и горячие кони взвились с громким ржанием. — Прочь с дороги! — рявкнул один из солдат. — Прочь с дороги, проклятое отродье!
Страх перед тем, что их либо затопчут копытами, либо столкнут в пропасть, заставил Имоджин приободриться, и она двинулась вперед из последних сил. Всадники все-таки дождались, пока пешеходы уберутся с дороги, а потом пронеслись по узкой дамбе быстрее ветра и вскоре скрылись вдали.
Они явно ехали куда-то по срочному делу, и у Имоджин полегчало на сердце. Замок Клив не мог быть таким уж плохим местом, если здешние солдаты не давят крестьян, даже если у них нет времени ждать. А ведь известно, что каков хозяин, таковы и его люди.
Наконец они добрались до поста у ворот. Двое солдат окинули их равнодушным взглядом.
— По какому делу?
Сивард оглянулся на Имоджин. Он явно ожидал, что его хозяйка просто назовет свое имя и отдаст себя под покровительство лорда Фицроджера. Но коль скоро ей приспичило продолжать маскарад, то что она скажет часовым?
— Мы явились требовать справедливости, сэр, — пробормотала она, нарочно коверкая речь. — Справедливости от лорда Фицроджера.
— Ну… — Один из часовых почесал сломанную переносицу. — Не ко времени ты сюда явилась, женщина! У хозяина и без тебя забот по горло!
— Ага! — с ухмылкой подхватил его товарищ. — Но ты не забывай, Гарри, что со справедливостью у нас строго!
Оба стража разразились грубым хохотом, и Имоджин немедленно изменила свое мнение об этом месте. Она готова была обратиться в бегство, но солдаты уже подталкивали их к воротам.
— Ступайте, ступайте! Он выкроит время, чтобы выслушать ваши жалобы. Подождите справа от ворот.
«Ждать» в оцепенелом мозгу Имоджин немедленно превратилось в «отдыхать». И она заставила свои бедные ноги сделать еще несколько шагов в сторону ворот, сквозь которые били лучи закатного солнца.
Внутри крепостных стен оказалась еще более жуткая толчея, чем снаружи. Во внешнем дворе замка Клив расположилась целая армия: кони, люди, оружие и припасы, не говоря уже о собаках и прочей живности. Можно было не сомневаться, что у лорда Фицроджера действительно хватает забот. Но Имоджин это больше не волновало. Она отыскала возле стены свободный пятачок, скинула со спины тюк и плюхнулась прямо на землю. С тоской разглядывая свои ступни, она прикидывала про себя, станет ей лучше или хуже, если она снимет сандалии и обмотки.
— Ну, и что вы намерены делать дальше? — поинтересовался Сивард, пристроившись рядом.
Никогда в жизни больше не трогаться с места. В данный момент Имоджин мечтала только об этом. Но она была Имоджин из Кэррисфорда, и от ее стойкости зависела судьба ее подданных. Она обязана действовать. Но ради Бога, дайте ей хотя бы пару минут передышки!
— Постарайся почувствовать, какая здесь обстановка, — пробормотала она в ответ. Ее шестое чувство по-прежнему предупреждало о скрытой опасности, хотя внешне для этого вроде бы не было причин. — Как по-твоему, нам удалось бы добраться до Лондона? — спросила она.
— Это весьма рискованно, леди! — Сивард покосился на нее с откровенным неодобрением. — Одиноким путникам всегда грозит смертельная опасность, тем более в наши неспокойные дни. Да и сколько еще вы сможете пройти пешком?
— Я пройду столько, сколько потребуется, — прошипела она сквозь стиснутые зубы. — Но в приличной обуви!
— У нищих бродяг не может быть приличной обуви, — ответил он.
Имоджин замолчала и огляделась вокруг.
Вьючные лошади стояли наготове, тяжело нагруженные переметными сумами с багажом. Там и сям ярко сверкала начищенная оружейная сталь. Она окончательно убедилась в том, что войско готовится в поход, и не просто в поход, а на войну. А вдруг случилось самое страшное и герцог Роберт снова высадился на английский берег? Поскольку Беллем и Уорбрик всегда воевали на его стороне, их нападение на Кэррисфорд могло оказаться частью общего военного плана.
Усугубляя ее тревогу, где-то неподалеку раздался знакомый звон. Это оружейник трудился над стальными доспехами.
До нее уже доходили слухи о том, что король собирает войско против тех лордов, что запятнали себя изменой. Фицроджер был любимцем короля. Ему могли поручить карательную миссию.
Против Уорбрика и Беллема?
Огромное скопление людей производило оглушающий шум, но даже сквозь него пробивались какие-то странные пронзительные звуки. Вернее, отчаянные крики. Имоджин моментально вспомнила, как кричала Дженин, и заставила себя подняться, тяжело опираясь на клюку. Неужели ей предстояло стать свидетельницей нового насилия?
В толпе появился просвет.
И Имоджин увидела источник этих криков.
Какой-то человек был привязан к позорному столбу, а другой длинным бичом бил его по спине.
С каждым ударом бича несчастная жертва издавала хриплый утробный вой. Имоджин про себя удивлялась, что он до сих пор не потерял сознание. Его спина давно превратилась в сплошное кровавое месиво.
Мужчина, орудовавший бичом, был голым до пояса, и она видела, как бугрятся под кожей мощные мускулы, когда широкие плечи разворачиваются для очередного удара.
Наконец он опустил бич.
Он просто стоял и смотрел, как его жертву отвязали и куда-то унесли, а на его месте оказался следующий солдат, трепетавший от страха перед наказанием.
И вот скользкий от крови бич снова свистнул, начиная свой новый полет. Несколько первых ударов солдат вытерпел молча, сильно дергаясь всем телом, но вскоре громко закричал и так кричал не переставая до самого конца экзекуции.
Имоджин, ослепнув от ужаса, отвернулась, чувствуя, что ее сейчас стошнит. Они угодили в настоящую преисподнюю, и впереди их ждут ужас и смерть.
— Мы уходим, — объявила она Сиварду.
— Как? Почему?
— Это место не лучше, чем замок Уорбрик.
— Это почему же? — Сивард грубо схватил ее за руку. — Из-за простого наказания кнутом? Ваш отец часто прибегал к кнуту! Только вы этого не видели!
— Но ведь не с такой жестокостью! — упорствовала Имоджин.
— Будьте уверены, иногда именно с такой! Слишком он вас избаловал, леди! Вы бы сначала поинтересовались, что натворил этот малый, а уж потом брались судить! — И он окликнул слугу, спешившего мимо них с подносом, заставленным кружками с элем: — Эй, приятель! Кому-то сегодня пришлось несладко, да? За что его высекли?
— За пьянку. У нас наказывают только за одно, дедуля. — Вертлявый молодой парень лукаво ухмыльнулся: — За то, что не выполнил хозяйский приказ! — И слуга заторопился дальше.
— Пьянка! — в бешенстве воскликнула Имоджин. — Он забил человека до полусмерти за простое пьянство?
Но Сивард равнодушно пожал плечами.
— Я же говорил, что Фицроджер правит здесь железной рукой, и так оно и есть. Пьянство может принести много бед. А вы, должно быть, не в своем уме, ежели собрались бежать отсюда только из-за того, что наказание показалось вам слишком суровым. Можно подумать, он и вас собирается высечь кнутом! — Однако Имоджин и не думала соглашаться, и сенешаль устало покачал головой: — Давайте хотя бы переночуем здесь, леди, или дождемся, пока он поговорит с вами сам. Это же чистое безумие — тащиться невесть куда на ночь глядя!
Имоджин, понурившись, вернулась на свое место у стены. У нее все равно не было сил идти дальше.
А вертлявый слуга с кружками эля уже прокладывал к ним путь через толпу. Он остановился возле них и ухмыльнулся:
— Держи!
Вручив Сиварду почти пустую кружку, он отправился по своим делам.
Сивард прокричал ему вслед благодарность и передал кружку Имоджин. Она сделала огромный глоток, радуясь возможности промочить пересохшее горло. Жажда была так сильна, что ее не волновало, кто пил из этой кружки до нее. Еще одно очко в пользу замка Клив. Она заставила себя вернуть Сиварду кружку с остатками эля, и тот проглотил его, довольно урча, и лихо вытер рот грязным рукавом.
Имоджин заставила себя подняться на ноги и даже почти сумела подавить жалобный стон. Ей было очень больно. Каждое движение превращалось в настоящую пытку. Ступни жгло, как будто она стояла на углях, и эта боль отзывалась во всем теле.
— Этак недолго и вправду охрометь, — пробурчала она себе под нос, с трудом удерживаясь в вертикальном положении. — Ну что ж, посмотрим, как тут и что!
— Леди, — воскликнул Сивард, с тревогой разглядывая ее окровавленные ступни, — вам вовсе не обязательно…
— Мы явились сюда ради спасения Кэррисфорда, — процедила она с мрачным упрямством. — Мои ноги еще могут мне послужить, и чем скорее я наберусь храбрости и попрошу помощи у Фицроджера, тем скорее мы сможем избавиться от этого вонючего маскарада!
И они потащились вдоль стен внешнего двора, стараясь держаться к ним поближе, где легче было увернуться от копыт нервного жеребца и не путаться под ногами у слуг. Но даже здесь им приходилось то и дело останавливаться и пропускать людей, таскавших припасы из кладовых, устроенных внутри толстых крепостных стен.
Внезапно она учуяла запах еды, и у нее громко забурчало в животе. Пекарня! Ее желудок все настойчивее напоминал о том, что на протяжении почти целых суток ей досталось лишь несколько глотков воды да немного эля. Неудивительно, что она так ослабела!
— Мы можем у них попросить? — шепотом поинтересовалась она, сама удивляясь тому, что ее может терзать такой дикий голод.
— За спрос денег не берут. — Сивард отважно доковылял до дверей пекарни. Имоджин заглянула через его плечо и увидела пекаря и подмастерьев. Они вынимали свежие караваи из горячей печи.
— Не найдется ли у вас краюшки хлеба для бедняков? — жалобно проныл Сивард.
Пекарь глянул на них и приветливо кивнул. Молодой подмастерье взял ломоть, упавший на землю, и кинул им. Сивард ловко поймал его на лету и, рассыпаясь в благодарностях, вернулся во двор. Пока они искали уголок поспокойнее, чтобы разделить добычу, Имоджин ощутила некоторое неудобство и едва успела с испуганным криком подхватить свою торбу. Завязки на спине оказались недостаточно надежными.
В ту же секунду возле нее возникла незнакомая пожилая женщина.
— Что, болит? — участливо спросила она. — Может, это схватки?
— Нет, — Имоджин отчаянно затрясла головой, — нет, еще осталось несколько недель!
— Смотри, милочка, не просчитайся. Ты сама-то откуда?
Имоджин была слишком занята тем, что держала свою торбу, не давая ей сползти на землю. Она затравленно оглянулась на Сиварда в надежде, что тот придумает подходящий ответ.
Он весьма правдоподобно изобразил грубого крестьянина, заботившегося только о себе, и со смаком надкусил драгоценный ломоть хлеба. У Имоджин тут же потекли слюни. Наконец он невнятно пробурчал:
— Мы из Татриджа. — Это была деревня на самом краю кэррисфордских владений, на границе с землями Уорбрика и Клива.
— Ничего удивительного, что вы снялись с места, — ведь там такое творится… — Женщина наклонила голову и замолчала, прислушиваясь. Видимо, ее кто-то позвал. — Надо идти. А ты не бойся, милочка, найди местечко поспокойнее да передохни! — И она исчезла в толпе.
Сивард в ту же секунду отдал хлеб Имоджин, и она с жадностью вонзила в него зубы. Никогда в жизни ей не приходилось есть ничего вкуснее этого хлеба, еще не остывшего после духовки. Ее нисколько не беспокоили песчинки, слегка похрустывавшие на зубах.
— Моя торба сейчас упадет, — пробурчала она с полным ртом.
— Ну и пусть падает! Она уже сослужила свою службу.
Имоджин отрицательно качнула головой и проглотила хлеб. Она не стала посвящать Сиварда в подробности того, как собирается использовать свою мнимую беременность. Его хватит удар при одной мысли о том, что леди Кэррисфорд хочет изобразить мать ребенка, у которого нет законного отца.
— Меня уже видело слишком много народа. Если нам все-таки придется бежать, не встречаясь с Фицроджером, лучше не привлекать к себе внимания. — Демонстрируя завидную выдержку, она заставила себя предложить сенешалю остатки хлеба, но тот покачал головой:
— Ешьте сами. Мне хватит.
Это была откровенная ложь, но Имоджин не нашла в себе сил настаивать и с удовольствием прикончила все до последней крошки.
— Должен признаться, что вы очень правдоподобно схватились за живот, — хмыкнул Сивард. — Я и сам уже чуть не поверил, что у вас из-под подола вот-вот выпадет младенец! Но если вы будете за него все время держаться, то рано или поздно к нам опять прицепится какая-нибудь сердобольная клуша. Давайте-ка отойдем в сторонку, и я посмотрю, что можно сделать.
Имоджин протиснулась в узкий лаз между наваленными в углу копнами сена, а Сивард пристроился сзади и задрал ей на спину подол юбки, чтобы добраться до завязок и покрепче затянуть узлы. Имоджин любовалась вечерним небом, стараясь скрыть, что от стыда готова провалиться сквозь землю.
— Эй, старый козел! — окликнул Сиварда здоровенный детина. Он нес куда-то охапку пик с такой легкостью, как будто это была вязанка хвороста. — И что тебе неймется? Смотри, твоя баба и так скоро лопнет! Не мог подождать до ночи? — Он грубо расхохотался, и все, кто был поблизости, стали переглядываться и гнусно хихикать.
Сивард громко выругался, а Имоджин спрятала в ладонях покрасневшее лицо.
— Сам видишь, мне уже недолго осталось ее охаживать! — добродушно ответил Сивард. — Вот и стараюсь не упустить своего!
На это толпа откликнулась громким взрывом смеха.
— Ну, тогда я только рад, что ты не поленился притащить ее с собой! У нас и без того баб маловато, а тебе вряд ли хватит одного раза за ночь! — И солдат отправился восвояси, весело хохоча. Остальные тут же утратили к ним всякий интерес и занялись своими делами.
Имоджин прижала пылающий лоб к холодной стене. Час от часу не легче!
— Неужели здесь нельзя найти такое место, где никто не стал бы к нам цепляться? — спросила она дрожащим голосом.
— Идемте. — Сивард старался говорить сочувственно, но она отлично слышала, как вздрагивает его голос от сдерживаемого смеха.
Она ковыляла вслед за Сивардом, думая о том, что ей стоит уйти в монастырь, где у нее наверняка будут хорошая обувь и чистая одежда. Там ее будут регулярно кормить и даже позволят наслаждаться такой роскошью, как музыка и книги. О ней будут заботиться, и ей больше не придется сгибаться под бременем ответственности за своих людей.
Имоджин выругала себя за эту слабость, позволительную только плаксам и трусихам, и даже умудрилась ускорить шаги, несмотря на боль в израненных ступнях. Она ничего не имела против того, чтобы быть Имоджин из Кэррисфорда, пока это приносило ей одни удовольствия. А теперь, когда ее титул напомнил ей об ответственности и самопожертвовании, она готова сдаться? Ради собственного благополучия она чуть не предала интересы целого народа. Нет, она выдержит и спасет свой замок и своих людей. Она докажет, что достойна своего отца. Хотя он был утонченным, цивилизованным человеком, это не мешало ему быть рачительным хозяином и отважным воином, способным отстоять интересы своих подданных. Под его властью люди жили в мире и достатке. И она, его дочь, обеспечит для них такую же жизнь.
Она обязательно отомстит Уорбрику за его злодейства.
Потом она найдет человека, достойного называться ее мужем, такого же доблестного и сильного духом, как лорд Бернард. Это станет гарантией того, что ее народ снова будет жить в мире и покое.
К несчастью, как это ни противно, ей придется вытерпеть все те отвратительные вещи, которые проделывают над женщинами мужчины, чтобы они родили им сыновей. Она воспитает их такими же сильными и благородными, каким был ее отец, чтобы новое поколение владетельных лордов могло обеспечить ее народу мир и процветание.
Ей пришлось отвлечься от этих грустных мыслей, поскольку ее «ребенок» снова грозил «появиться на свет». Ей не хватило духу еще раз попросить Сиварда закрепить узлы. Она просто подхватила торбу правой рукой, подбросила ее, чтобы было удобнее держать, и захромала дальше в надежде, что этого будет достаточно.
Им все же удалось найти более-менее спокойный уголок, где даже стояли сундуки, на которых было так удобно сидеть, и в этот момент они услышали раздраженный оклик:
— Эй ты, дед!
Они испуганно оглянулись.
К ним спешил один из часовых, встретивших их у ворот.
— Вам что, делать нечего? Болтаетесь по всему замку! Кому было велено держаться справа от ворот? Лорд Фицроджер сейчас вас примет!
Имоджин в панике переглянулась с Сивардом. Ему до сих пор не удалось расспросить местных жителей о том, что собой представляет этот самый лорд Фицроджер.
— Моя жена слишком плохо себя чувствует… — начал было Сивард, обнимая ее за талию.
— Хозяину угодно вас видеть! — рявкнул часовой. — А потом пусть болеет сколько захочет! — Не желая дожидаться, пока они пойдут сами, солдат грубо схватил их за руки и потащил за собой. Он шагал так широко, что Имоджин не удержалась от болезненного стона.
— Даже не мечтай, женщина! — разозлился доблестный страж. — А то я подумаю, что вы не те, за кого себя выдаете! Вы сказали, что явились сюда просить справедливости у лорда Клива, и клянусь распятием, вы ее получите!
