Глава 8

Несколько часов спустя Колин в последний раз посмотрел в бинокль и с удовлетворением отметил, что они оторвались от преследовавших их французов. Вокруг все было голубым и чистым — и море, и небо. По крайней мере пока.

Но почему он не испытывал подъема? Потому, что не мог стряхнуть с себя чувство, что внезапное появление французского корабля в Волтурно именно в эту ночь не было простой случайностью?

Три его встречи с французскими патрулями за последние полмесяца проходили совершенно иначе.

Сегодня все напоминало ловушку. И это могло означать лишь одно: кто-то предал его.

Предал. Сама эта мысль терзала его душу. Вдобавок к этому перед ним встала еще одна проблема — леди в трюме.

Джорджи. Его невозможная, непредсказуемая Джорджи. Но она ли это? Женщина, которая смотрела на него с таким презрением, с такой ненавистью и враждебностью мало напоминала ту, которая с такой страстью делила с ним постель. И эта необъяснимая холодность удержала его от того, чтобы заключить ее в объятия и объясниться в любви.

Да, это и еще французы, преследовавшие его корабль.

Теперь, когда эта маленькая задача была решена, он с некоторой грустью подумал, что нет такой проблемы, которую он не смог бы преодолеть, чтобы Джорджи никогда больше не покидала его.

Он не осуждал Джорджи за ее гнев или нанесенный ему удар за то, что он чуть не выбросил за борт ее ребенка, Колин готов был броситься перед ней на колени и молить о прощении. Но к ее гневу примешивалось что-то большее, чем просто недовольство его крутым нравом…

В тот момент, когда Колин заглянул в ее глаза и снова утонул в их таинственной черной глубине, он увидел, что за прошедшие двенадцать месяцев случилось что-то непоправимое — с ней, с ними. Но он никак не мог понять, что именно.

И у нее появился ребенок.

Младенец! Сердце Колина захлестнули новые чувства. Хотя он практически ничего не знал о детях, он подсчитал месяцы, и этот подсчет ясно показал, что ребенок был его. Он и должен быть его — с копной черных волос Данверсов, — трудно поверить, что у него мог быть другой отец.

Его дочь! Одно это наполнило его невероятной радостью и благоговейным страхом.

— Мы пойдем тем же курсом, кэп? — Вопрос Ливетта вернул Колина в реальный мир. — Или же зайдем в Италию, как требует этот настырный бедолага Пимм?

— Держитесь этого курса, — сказал Колин. Не имело смысла заходить в Неаполь, так как Нельсона там больше не было. Его неожиданно отозвали домой, и сейчас он находился далеко от этого места. Хотя Колин сомневался, что эта информация была известна всем и каждому — Что-нибудь еще, мистер Ливетт?

— Да, кэп, — признался шкипер. — Это парнишка. Он опять пробрался в пакгауз.

Колин закрыл глаза и сосчитал до десяти. Рейф!

Его двенадцатилетний единокровный брат Рейфел Данверс пробрался тайком на «Сибарис», прежде чем они отплыли из Лондона. Он появился из своего укрытия три дня спустя, заявив, что школа, куда его определил Колин, была пустой тратой времени, а он хотел бы узнать жизнь на собственном опыте. В последующие месяцы парень доставил им немало хлопот: перепутал все снасти, дважды поджигал корабль и едва не утонул, нырнув в море.

Предпочтительнее было бы иметь на борту самого дьявола.

— Где он сейчас, мистер Ливетт?

Он займется братом после того, как увидит Джорджи.

— Не могу сказать точно. Он исчез с… с… — Шкипер уклонился от прямого ответа.

— Довольно, — сказал Колин. — Он — моя головная боль, а не ваша.

— Он выпил бочонок рома и едва держится на ногах. — Мистер Ливетт посмотрел на мачту. — По крайней мере на этот раз он не пытался вскарабкаться наверх.

Сжав пальцами виски, Колин попытался понять, чем он заслужил такого брата. Почему Рейф так не похож на своего брата-близнеца Орландо? Тот сейчас, вероятно, спрягает латинские глаголы, превосходя своими знаниями всех в классе.

А не крадет ром и не выбрасывает рыбам свой обед.

— Постарайтесь найти его, пока он не натворил чего-нибудь похуже, — сказал Колин, — а потом заприте там, где нет ни спиртного, ни провизии. Я займусь им, как только смогу.

Затем Колин отправился вниз. С каждым шагом его все меньше и меньше занимали проделки Рейфа. Колина не заботило и то, что он насквозь промок, — шторм помог им спастись от преследователей.

Сейчас лишь одно имело для него значение — Джорджи. Его сердце бешено застучало от возбуждения.

Что бы ни беспокоило ее, чем бы он ни рассердил ее все можно исправить.

Он будет ее верным рыцарем, готовым победить всех терзающих ее демонов. Он защитит ее от зла, предложит ей принять его имя, даст их ребенку…

— Капитан, могу я поговорить с вами? — Мистер Пимм высунул голову из отведенной ему каюты и поманил Колина в свой тесный отсек, который был ничуть не лучше стенного шкафа.

— Думаю, моя каюта больше подойдет для беседы, сэр, — сказал ему Колин, указывая в конец коридора.

Мистер Пимм фыркнул:

— Возможно, так оно и было несколько часов назад, но сейчас там расположилась та проклятая женщина. Она превратила вашу каюту в детскую.

— И это вас удивляет? — спросил Колин. — Если вспомнить, как она появилась здесь, остается только диву даваться, что пока еще она не подняла мятеж на корабле. И раз уж вы упомянули об этом, я как раз собирался побеседовать с ней.

— Прежде чем вы встретитесь с этой леди, капитан, нам необходимо переговорить. Я должен передать кое-что Нельсону. И как можно скорее.

— Почему? — Колин пристально посмотрел на него. Хотя он доверял Пимму — принимая во внимание длительное сотрудничество этого человека с его отцом и несколько замечаний Темпла о нем, — он все еще рассматривал каждого, имеющего связи с Нельсоном, как возможного изменника. Кроме того, единственным полученным им приказом были краткие инструкции подобрать агента министерства иностранных дел на берегу близ Волтурно, прежде чем французы захватят деревню. То, что пассажир оказался не кем иным, как бесславным мистером Пиммом, было для него неожиданностью.

Что бы там ни случилось, лишь крайняя нужда могла вытащить мистера Пимма из его комфортабельной конторы в полевые условия.

— Почему такая срочность? — поинтересовался он.

— Из-за этого, — сказал Пимм, втаскивая Колина в свое тесное жилище и закрывая за ними дверь. Мужчина держал в руках пачку писем. Когда Колин потянулся к ним, Пимм спрятал их за спину. — Не беспокойтесь понапрасну, сэр. Они зашифрованы.

— Вы знаете, о чем в них говорится?

— Нет. Не совсем, — покачал головой Пимм. — Вот почему я прежде всего должен попасть к Нельсону, а затем — немедленно в Лондон. — Он аккуратно сунул письма в свою куртку. — Лорд Саттон сможет подтвердить мои подозрения.

Колин припомнил, как отец восхищался искусством лорда Саттона разгадывать шифрованные послания независимо от языка и прочих трудностей. Хотя даже упоминание знаменитого лингвиста из министерства иностранных дел не объясняло подозрений Пимма.

— Если вы не знаете, что в них, почему же решили, что они так чертовски важны? — поинтересовался он.

Пимм сдвинул мохнатые брови и скрестил на груди руки. Очевидно, он не привык оправдываться. Колин выждал, пока тот заговорит. — Если хотите знать, агент, который доставил эти бумаги, намекнул на их содержание, прежде чем с ним произошел несчастный случай.

Колин знал достаточно о репутации Пимма, чтобы понимать, что с курьером не могло произойти счастливого случая. Но скорее всего он был очень красноречивым.

— И что же сказал этот человек, прежде чем с ним произошел несчастный случай?

— Что мы слишком поздно остановили его. Он уже завершил свою миссию и возвращался в Париж. — Пимм покачал головой. — Вот почему мы должны попасть к Нельсону.

Колин почувствовал себя так, словно имел дело со своим кузеном — мастером недомолвок.

— А почему Нельсон? — снова спросил он со все возрастающим недоумением.

— Потому что эти документы поступили от Мандевилла. — Пимм буквально выплюнул это имя.

— А Мандевилл?..

— Вы не знаете? — Глаза Пимма расширились от удивления. — Неужели ваш отец никогда не упоминал о нем?

Колин отрицательно покачал головой.

— Друг мой, он — французский агент, который многие годы работал в Англии. Сведения о нем уходят во времена королевы Анны.

— Невозможно. Ведь это почти сто лет назад, — засомневался Колин. — Это не может быть один и тот же человек.

Пимм пожал плечами:

— Возможно, нет. И все же Мандевилла не сравнишь ни с каким другим агентом. Некоторые говорят, что он — дух. Вот он здесь — и через минуту уже исчез. Однажды я почти поймал его. Но опоздал. Остались лишь мои лучшие агенты, мертвые. Убитые. С тех пор я преследую его. — Голос Пимма стал таким неживым, наполненным столь свирепыми намерениями, что у Колина холод пробежал по позвоночнику. — И когда я найду его, он заплатит за все.

— А что общего между этим Мандевиллом и Нельсоном?

— Человек, от которого я получил эти документы, хвастался, что приказы Мандевилла — точные и недвусмысленные. — Пимм умолк на мгновение. —

Сделать так, чтобы Нельсон больше не беспокоил французов.

У Колина пересохло во рту.

— Французы намереваются убить Нельсона?

Мрачное лицо Пимма стало еще напряженнее, когда он кивнул.

— Да. Полагаю, что документы подтверждают именно это.

— Почему французы рискуют, сообщая о своих планах в документах, которые каждый может прочесть?

— Новый режим, — усмехнулся Пимм. — Очевидно, Мандевиллу не платили в последние годы, и он хотел получить их задание в письменном виде. — Рот Пимма сложился в бледное подобие улыбки. — То, что никто не доверяет друг другу, значительно облегчает мою работу.

Мысли Колина были по-прежнему сосредоточены на Нельсоне.

— Когда? Как? Кого они намерены подослать? — Сейчас уже невозможно предупредить Нельсона — он уехал еще неделю назад и упомянул, что, возможно, отправится с четой Гамильтонов по суше, а не морем. У Колина не было ни малейшего представления, откуда начать разыскивать Нельсона. — Но я должен предупредить его, — пробормотал бравый капитан. Он взглянул на Пимма, и горячая решимость согрела его оледеневшее сердце. — Я должен знать, как это планируется сделать.

Собеседник покачал головой:

— Зная Мандевилла и его методы, что ж, возможно, у него уже есть нужный человек. Кто-то близкий к Нельсону и желающий предать его.

Колин сверкнул глазами:

— Вы подразумеваете…

— Да, человек, которого вы пытаетесь разоблачить.

— Откуда вам известно… — Колин вовремя остановился. — Не важно. Мой отец всегда говорил, что можно даже узнать, какого цвета кальсоны король носит каждый день.

Пимм дернул плечом, словно подобная проницательность была просто детской забавой.

— И вам тоже свойственно пристрастие вашего отца ввязываться в ситуации, к которым вы плохо подготовлены и против которых недостаточно вооружены. Если за этим стоит Мандевилл, я посоветовал бы вам предоставить дело мне.

— Нет, — отрезал Колин. — Мне кажется, вам не помешала бы помощь, если вы так долго ловите одного человека. — Он скрестил руки на груди.

— Вы теперь вряд ли способны помочь мне, — заявил Пимм. — Им, очевидно, все известно о вас.

— Итак, вы заметили, что сегодняшняя ночь была похожа на мышеловку?

— Меня очень утешает, что вы подозреваете очевидное! — воскликнул тот с негодованием. — Думаю, Нельсон сошел с ума, посылая вас, — это при его-то проницательности. Хотя вы еще можете пригодиться.

Колин предпочел не обращать внимания на выпады собеседника. В конце концов, Пимм, как считал его отец, был величайшим из когда-либо живших шпионов.

— Когда я смогу схватить этого подонка за горло, им не понадобится палач. А пока я поднимусь наверх и немедленно изменю курс.

Пимм снова остановил его.

— Вам не приходило в голову, капитан, что на этом корабле может находиться агент Мандевилла?

— На «Сибарисе»? — Колин засмеялся. — Я сам отбирал каждого человека на борту. Я доверяю им свою жизнь и не колеблясь доверю благополучие Нельсона.

— Я не говорю об экипаже, я имел в виду ваших пассажиров.

— У меня нет пассажиров на борту. Во всяком случае, не было до сегодняшней ночи, когда мы подобрали вас. Вас и… — Колин неожиданно умолк, та как все его прежние догадки и вопросы сложились в не мыслимый ответ. Джорджи.

— Вы меня поняли. — Пимм отпустил его руку.

— Невозможно. Агент Мандевилла — женщина? Этого не может быть.

Только не Джорджи. Это не может быть она. Неожиданно и не только от промокшей насквозь одежды Коли-на бросило в дрожь.

— Вы хотите сказать, что подозреваете молодую женщину, девушку и младенца?

— Женщины не хуже мужчин способны на грязные делишки. — Пимм вздохнул. — В моем деле я никогда не доверяю мифу 6 женской деликатности. Особенно когда они находятся без надзора. Когда за ними нет должного контроля, они становятся непредсказуемыми. — Он кивнул в сторону каюты Колина: — Что касается вдовы и ее ребенка, младенец может быть подкидышем, взятым специально, чтобы дополнить ее образ. А если говорить о сестре миссис Бридвик, то когда-то жил голландский агент, который любил использовать карликов для…

— Бридвик? — переспросил Колин. — Вы сказали — Бридвик?

— Да, миссис Бридвик. — Пимм не спускал с него глаз. — Вы знаете ее, не так ли?

Колин кивнул:

— Да. Мы встретились год назад в Лондоне.

— А мистер Бридвик?

На это Колин коротко засмеялся. По крайней мере он получил ответ на один из своих вопросов: Джорджи не была замужем. Своим именем она выбрала имя его дома.

— Мистера Бридвика не существует.

— Вы сказали, что встретили ее в Лондоне? Каким образом? Кто вас представил?

Колин сделал несколько шагов назад под градом вопросов мистера Пимма.

— Никто не представлял нас друг другу. Мы встретились случайно… на балу.

— Случайно? Так не бывает, — заявил Пимм. — Она должна быть связующим звеном. Ее послали в Лондон, чтобы выведать ваши планы, затем она вернулась в Неаполь, чтобы втереться в окружение Нельсона. — Мужчина потер руки. — Теперь все, что осталось, — это допросить, я имею в виду, опросить леди и установить, кто она на самом деле.

Пимм двинулся было к двери, но на этот раз Колин остановил его.

— Не будет ни допроса, ни опроса леди, пока вы не представите мне веских доказательств.

— Доказательства? — взвился Пимм. — Конечно, у меня нет веских доказательств. Именно допрос предоставит их.

Колин покачал головой.

Пимм вскинул руки и зашагал по своей крошечной каюте.

— Прекрасно. Тогда примите во внимание следующее. — Он загнул один палец. — Она появилась в Волтур-но в тот же день, когда там побывал курьер Мандевилла. — Он улыбнулся и загнул второй палец. — Я услышал, как она говорила одному из обитателей гостиницы, что приехала сюда по предложению леди Гамильтон, которая считала, что это великолепное место для зарисовок с натуры. Очевидно, миссис Бридвик провела последние несколько месяцев в Неаполе, где подружилась с леди Гамильтон. Они стали близкими подругами. — Пимм помедлил. — Думаю, мне не надо говорить вам, что все окружение леди Гамильтон имеет доступ к лорду Нельсону.

Колин сделал все возможное, чтобы сохранить безразличное выражение лица. Так это Джорджи он видел тогда в Неаполе с леди Гамильтон! Но он не собирался сообщать об этом Пимму и давать тому повод начинать охоту на ведьм, к тому же он не верил, что Джорджи могла быть тем самым предателем, которого они искали.

Только не она. И все же… он встретил Джорджи сразу после трибунала и прежде чем отплыл из Лондона. Неожиданно его воображение разыгралось — как насчет ее настойчивого желания добиться доступа в его апартаменты, интереса к его рундуку и к тому, куда он отправляется. Ее почти рассчитанное обольщение — в ту ночь у него точно возникли вопросы относительно нее, потому что в ней не было ничего правдоподобного, и теперь…

— Так на чем еще вы основываете свои подозрения? — спросил Колин. Он не собирался ничего рассказывать Пимму, пока не сумеет добиться правды от самой леди.

— Предположения. Неопровержимые предположения, — возразил Пимм. Он поджал губы и наконец загнул третий палеи. — Она знала достаточно, если последовала за мной на побережье.

— Боже милостивый, Пимм, она уже объяснила это. С теми проклятыми фонарями, на которых вы настаивали, и вашей руганью вы словно сами взяли ее за руку и привели сюда.

— Что же, было слишком темно, а я ненавижу полевые задания, — проворчал он в свою защиту. Незадачливый агент поскреб подбородок, пока его хитрый, изворотливый ум выуживал и сортировал факты, и наконец его осенило. — Доказательство — на вашем лице.

— На моем лице?

— Да, капитан. Вы смотрелись в зеркало? Она подбила вам глаз, как профессиональный боксер. — Глаза Пимма расширились. — Она, может быть, вовсе и не женщина, а переодетый мужчина. О, это в духе французов посылать мужчину…

Колин рассмеялся, остановив поток фантастических измышлений Пимма:

— Уверяю вас, миссис Бридвик — женщина. Относительно этого у меня нет никаких сомнений.

Мистер Пимм вытаращил на него глаза. Если бы Колин не знал его, он решил бы, что Пимм был поражен.

— О, это безнравственно, — наконец пробормотал тот. — В высшей степени безнравственно.

— Ну что же, — не обращая внимания на его слова, сказал Колин. — Отставив это в сторону, не вижу у вас никаких доказательств ее вины. — И когда Пимм открыл было рот, готовый возразить, Колин поднял руку, чтобы остановить его: — И пока вы не предоставите мне доказательств, веских доказательств, не будет никаких допросов… — он готов был сказать «Джорджи», но спохватился, — этой миссис Бридвик.

— Вот что выходит от общения с женщинами, — раздраженно заметил мистер Пимм. — Леди определенно что-то скрывает, и я не вижу причин миндальничать с ней.

— Хотя я допускаю, что у леди могут быть свои секреты, — улыбнулся Колин, — не думаю, что она — французская шпионка. И готов доказать, что вы заблуждаетесь в своих предположениях.

Принимая во внимание репутацию мистера Пимма как агента, отвергающего общепринятые приемы добывания разведданных, часто действовавшего за пределами установленных норм и любившего «дать прикурить», как говаривал его отец, своим вышестоящим коллегам по министерству иностранных дел, Колин не собирался рисковать, позволив мистеру Пимму взять инициативу в свои руки.

Возвышаясь на добрую голову над Пиммом, Колин прибегнул к своему самому угрожающему тону, из-за которого он прослыл грозой Средиземноморья:

— Послушайте меня, сэр. Я доберусь до сути этого дела, но своими методами, не вашими. Это означает: никаких ядов, порошков, никаких принуждений к признанию и особенно — никаких инцидентов.

Пимм фыркнул, и на его лице написан был явный скептицизм. Но Колин заметил один добрый знак — Пимм отошел на пару шагов, разглаживая свое пальто и поправляя очки, прежде чем заговорить вновь.

— Мы воспользуемся вашим методом, — согласился он, хмыкнув при этом. — На данном этапе. Но вскоре вы убедитесь, что я был прав. Надеюсь только, что будет не слишком поздно. — Он опять помахал пакетом с бумагами: — А пока необходимо, чтобы эти документы находились в безопасности и охранялись днем и ночью. Не хочу, чтобы сестра этой женщины, эта карлица оказалась головорезом и воровкой и выкрала их у меня из-под носа.

Колин покачал головой, понимая, что вся ответственность ложится на него — добраться до сути тайн Джорджи и держать ее подальше от мистера Пимма.

— В моей каюте есть тайник. Ваши документы будут там в целости и сохранности.

— О нет, это не пройдет. По крайней мере пока вы делите с ней постель. — Рот Пимма сложился в тонкую линию.

— Леди не делит со мной постель, — возразил Колин. «Пока еще нет», — добавил он про себя. — Я переведу ее в другую каюту. Уверяю вас, никто на корабле не знает о тайнике, только вы и я. Это самое безопасное место. Это удовлетворяет вас?

— Ну, если нет другого выхода… Но попомните мои слова, капитан Данверс, — произнес Пимм, помахав пальцем перед носом Колина. — Эта женщина причинит нам кучу неприятностей, уверяю вас.

Против этого Колину нечего было возразить.

Джорджи обернулась на звук открывающейся двери каюты.

— Шшш, — прошептала она, указывая на маленький сверток на койке Колина. — Я наконец укачала ее. Она вела себя очень беспокойно после того, как ее схватили и бросили. — Как только Джорджи произнесла это, она тут же пожалела о своих словах.

Схватили и бросили. Колин побледнел.

— Если бы я знал, что это… — произнес он запинаясь. Джорджи покачала головой:

— Я знаю, вы не сделали бы этого нарочно. Давайте забудем о том, что случилось. Мне бы этого очень хотелось. — Она придвинулась ближе к дочери.

Он кивнул в знак благодарности и направился к ней.

Когда он вступил в круг света от лампы над головой, сердце Джорджи запело от того, что она узнала его. Хотя ее тело томилось по нему, болело от желания растаять в его объятиях, она глубоко вздохнула и попыталась оставаться спокойной и объективной.

Она все еще не могла поверить в то, что узнала, ее словно обдало ледяными брызгами: ее Колин был также и бароном Данверсом. Ее законным опекуном. Тем самым человеком, чьи действия заставили ее покинуть Лондон.

По иронии судьбы она вновь попала под его опеку.

Да, глядя на него, Джорджи было трудно поверить, что он был ее опекуном, потому что она всегда рисовала себе лорда Данверса эгоистичным старым дураком, скроенным по той же мерке, что и дядя Финеас. Кроме того, как может быть опекуном человек, который старше ее всего на несколько лет? Все это было лишено смысла. Колин Данверс сегодня оставался такой же загадкой, как и год назад.

Но даже тогда на том памятном балу он отличался от остальных. Судя по его модному фраку и кожаным бриджам в ту ночь, он был джентльменом, но в его манерах сквозило что-то отличающее его от других.

Она даже подумала, что он слишком благороден для ее планов.

И сейчас, хотя на нем была простая одежда матроса он явно был больше чем просто моряк. Во что бы он ни был одет, Колин Данверс всегда озадачивал ее.

Кто он — джентльмен или повеса? Купец или пират?

Правда, в данный момент не имело значения, во что он рядился — он был совершенно мокрым и вокруг его ног образовались лужи.

— Вы насквозь промокли, — сказала она, стараясь не показать своей заботы. Ее не волновало, что лорд Данверс может умереть от простуды. Но этот мокрый мужчина был для нее в большей степени Колином, чем опекуном-кретином. — Немедленно раздевайтесь, капитан.

— Очень вовремя, — усмехнулся он. Джорджи почувствовала, как запылали ее щеки.

— Это не то, что я имела в виду. Просто вы… Теперь настала очередь Колина давать объяснения.

— Я только пошутил. — Он сбросил плащ, и стало видно, что он действительно промок до нитки — белая рубашка прилипла к груди и рукам.

Колин определенно изменился за этот год. Он похудел, на лицо легли морщины, которые ей так захотелось разгладить поцелуями. Лицо и руки сильно загорели от долгого пребывания на ярком средиземноморском солнце.

Его тело казалось еще мускулистее и сильнее, если это было возможно, чем в ночь бала, — оно закалилось после долгих часов работы на борту корабля.

Он беззаботно снял мокрую рубашку, сорвав махровое полотенце с одного из крючков, промокнул волосы и начал обтирать обнаженный торс.

Джорджи почти ощущала тело, по которому двигалось полотенце, потому что она снова и снова мысленно гладила его. Когда воспоминания начали согревать ее изнутри, она отвернулась, смущенная направлением своих мыслей.

Это лорд Данверс, напомнила она себе, а не Колин. Колин исчез. Она навеки потеряла его. И все же… Джорджи вновь украдкой взглянула на мужчину перед собой.

Он отбросил назад и пригладил пятерней свои мокрые спутанные волосы. Они были черными как вороново крыло и столь же непослушными. Взяв кожаный шнурок, он завязал их, чтобы не мешали, узлом сзади, приняв вид скорее купца, чем пирата.

Джорджи подумала, что получилось бы, если развязать шнурок и снова освободить его непокорные кудри.

Разве он не сделал того же с ее волосами? Вытаскивая шпильки из ее волос, позволяя локонам упасть ей на плечи, превращая ее из старой девы в роскошную распутницу.

Колин — как ей хотелось назвать его по имени! «Как я жаждала найти тебя! Мне так хотелось вернуться в твои объятия», — шептала она про себя.

Взглянув ему в глаза, Джорджи поняла, что он наблюдает за ней. В них горел огонь. Неожиданно она почувствовала себя так, словно ее раздели, словно он мог читать ее мысли и знал, что она все еще желает его.

Жар от ее рук и ног перекинулся на щеки. Вряд ли она могла покраснеть сильнее. Джорджи отвела глаза от его гипнотизирующего взгляда и наклонилась, чтобы укрыть Хлою еще одним одеялом.

— Как вы уже знаете, мое имя Колин, барон Данверс. — Он слегка поклонился, его нарочитая галантность выглядела фарсом: он был наполовину раздет и знал ее… знал ее очень близко.

Он помедлил, затем снова взглянул на Джорджи.

— Теперь ваша очередь представиться.

— Вам известно мое имя.

— Да. Джорджи.

Ему не следовало произносить его так ласково, подумала она, желая завернуться в одеяло, чтобы защитить себя даже от мысли о его прикосновениях.

Голос Колина опустился до шепота и словно уговаривал ее прислушаться к его словам.

— Бывали времена, когда мне казалось, что я просто выдумал вас, что наша ночь была только сном. Но вижу, мне это не снилось, Джорджи. — Он снова произнес ее имя так интимно, что оно прозвучало как приглашение. И то, что подразумевали его слова, отражалось в его глазах, в которых пылала та же страсть, что зажглась между ними год назад. — Это ваше настоящее имя?

Джорджи кивнула, не в состоянии произнести ни слова. Она боялась, что не просто ответит на его вопрос, а выразит нечто гораздо большее.

Он улыбнулся и покачал головой. — Если бы здесь был Лондон и мы встретились, как положено, то есть если бы нас представили друг другу общие знакомые, мне не пришлось бы гадать относительно остальной части вашего имени.

Джорджи улыбнулась и проигнорировала милую светскую картинку, которую он пытался нарисовать. Она не собиралась открывать ему, кем она была. По крайней мере пока он остается ее опекуном. И не только ее, но и Кит и Хлои.

Она будет сражаться с ним до последнего вздоха, если он попытается выдать кого-нибудь из них замуж по своему глупому мужскому капризу. Тем более если он счел лорда Харриса блестящей партией для своих подопечных.

Лорда Харриса — из всех мужчин!

— Но мы ведь не в Лондоне, — возразила она. — Поэтому Джорджи вполне достаточно на данный момент.

— Пусть будет Джорджи, — согласился он.

Но должен ли он произносить ее имя таким образом? Особенно когда стоял перед ней полуобнаженный и шептал ее имя таким завораживающим голосом, что возвращал ее назад, в их ночь. Тон его голоса наполнял ее воспоминаниями о его губах, дразнящих ее ухо, шею, ее…

О, только послушайте, о чем это она? Подумаешь, их ночь! Чем, черт побери, заняты ее мысли? Вина целиком лежала на нем — называть это их ночью и пытаться убедить ее, что мечтал о ней.

Это она мечтала о нем, а не он. Не этот лорд Данверс.

И все же это ее Колин стоял перед ней, ожидая ответа.

Джорджи отвернулась от гипнотического взгляда его глаз и посмотрела в иллюминатор каюты.

— Вы опять изменили курс, капитан Данверс, — заметила она, надеясь, что перемена темы отвлечет его, и внутренне молясь, чтобы он оказал ей любезность и накинул на себя эту проклятую одежду. — Это значит, мы направляемся в Неаполь? — Она отважилась бросить на него взгляд из-за плеча.

Слава Богу, он надевал сухую рубашку, белая мягкая ткань ложилась на его грудь, как нераскрытый парус, поймавший ветер, наполняясь и обретая форму.

Когда в разрезе рубашки показалась его голова, ей на мгновение показалось, что его глаза сузились при этом вопросе, а скулы затвердели.

Почему его заботит, куда она желает отправиться?

Он ясно показал еще на берегу, что не хочет, чтобы они находились здесь, на борту его корабля.

Но что бы ей ни почудилось, это выражение быстро исчезло, и когда он, завязав у горла тесемки рубашки, поднял на нее глаза, в них зажегся тот памятный огонь.

Но в них горело также и сомнение. И у Джорджи возникло ощущение, что ничто не помешает его желанию получить ответы.

— Капитан Данверс? — Он покачал головой — А что случилось с именем Колин? — В тембре его голоса все еще слышались волнующие нотки, способные вызвать дрожь во всем ее теле, как это случилось, когда он любил ее.

Она заставила себя ожесточиться и не поддаваться сентиментальным воспоминаниям, а также попытаться вспомнить, почему она здесь оказалась.

«Помни, Джорджи, — велела она себе, — лорд Харрис все еще ожидает застенчивую девственницу-невесту в Лондоне».

Эта мысль могла бы остудить самую жаркую лихорадку.

Она глубоко вздохнула и постаралась выстроить свою оборону из полного безразличия.

— Думаю, будет разумно, если мы постараемся забыть, что были знакомы прежде, капитан.

На этот раз он проигнорировал ее нарочитый отказ называть его по имени.

— Знакомы? Так вы называете то, что произошло между нами? — Он засмеялся. — Это дитя опровергает подобные заявления.

Она втянула воздух, когда Колин пересек каюту и остановился возле своей кровати. Он возвышался над лежащим там маленьким свертком, и неожиданно ее дочь показалась такой хрупкой и уязвимой! Джорджи подошла ближе, пытаясь встать между Колином и его дочерью.

Ее дочерью, поправилась она. Не его. Никогда — его.

— Я бы предпочла не вмешивать ее сюда.

Колин даже не взглянул на нее, его взгляд был прикован к ребенку.

— Я не могу так поступить. И не хочу.

Внутри у Джорджи все перевернулось. Она не предполагала, что он будет заботиться о своем ребенке. Возможно, у лорда Данверса дюжина незаконнорожденных детей, на которых он обращает не больше внимания, чем на своих подопечных.

Следовало только надеяться, что даже меньше. Поэтому она попыталась солгать:

— Она не ваша.

Его взгляд посуровел.

— Ну нет. Она моя.

В его голосе не слышалось ни малейшего колебания, так, подозревала она, говорил бы Колин. Ее Колин, а не их безбожный опекун.

— Как ее зовут? — спросил он.

— Хлоя. — Это был скупой ответ, но она не собиралась сообщать ему никаких подробностей. Кроме того, встреча проходила совсем не так, как она планировала. Последние несколько часов она шагала взад-вперед по своей каюте, пытаясь представить, что он скажет… и как она ответит. И конечно, она не ожидала, что он проявит заботу. Джорджи даже предположила, что он ворвется в свою каюту и предложит на выбор несколько вариантов: бросить их на произвол судьбы; высадить на маленький заброшенный остров или продать на ближайший пароход, отправляющийся на Восток.

Нет, он вел себя так, словно их судьба волновала его. Словно если бы у них появился второй шанс, он…

Джорджи немедленно и бесповоротно отказалась от этой фантазии. Будучи живучей, как кошка, она использовала каждый второй шанс, выпавший ей на долю в предыдущем году, — получение скромного состояния миссис Тафт, побег из Лондона, вдовий траур и, наконец, обретение свободы, по которой она всегда тосковала.

Она не будет рисковать всем этим, поверив в миф, который он сейчас пытается внушить ей, ни за что не будет. Тем более поверив этому непредсказуемому человеку на слово.

— Хлоя?.. — настаивал он.

Джорджи опять оставила без внимания его настойчивое и ненасытное желание узнать ее полное имя.

— Просто Хлоя.

Колин осторожно приподнял край одеяла, так что мог видеть лицо младенца, и на мгновение мать подумала, что он собирался нагнуться и взять ребенка на руки. Но к ее облегчению, он опустил руки по швам.

— Она в безопасности здесь, на кровати? — спросил он.

«Хлоя находилась бы в большей безопасности, будь она подальше от вас», — хотелось ей крикнуть в гневе и разочаровании, но Джорджи понимала, что это было неправдой. Даже дурак увидел бы заботу в его взгляде, нежность в жесте, когда он подтыкал одеяло вокруг тельца спящей крошки.

— В достаточной безопасности, — ответила Джорджи. — Во всяком случае, пока она лежит посередине кровати, а море тихо и спокойно. — Она замолчала и вновь взглянула на дочь. — Конечно, колыбелька подошла бы лучше, так как она любит, когда ее укачивают.

Колин поднял глаза; в них горели отцовская любовь и забота. Она с трудом услышала, как он произнес:

— Благодарю за то, что сказали мне это.

Если Джорджи и не испытывала этого чувства раньше, неожиданно родство и связь, которые они обрели в ночь того памятного бала, пробудились к жизни, решительно разрушив ее категорическое намерение не иметь ничего общего с Колином, лордом Данверсом. Он вдруг снова стал Колином. Ее Колином. Джорджи инстинктивно отпрянула. От приглашения довериться ему, поверить в него. — Она не могла, она не сделает этого. Он был прав, когда вошел и представился. Они не знали друг друга. Они были чужими людьми. И пока она не узнает, кем был лорд Данверс — жестоким и страшным опекуном, образ которого нарисовало ее воображение, или Колином, похитившим ее сердце, — она должна не поддаваться искушению, которое он являл собой, не поддаваться той страсти, о которой заставлял ее вспоминать.

— Моей дочери нужно имя, — проговорил он. — И имя Данверс — ее по праву.

— Не думаю, — бросила Джорджи в ответ с большей горячностью, чем это было необходимо.

— А что плохого в моем имени? — Его глаза сузились. «Все!» — хотелось крикнуть Джорджи.

Вместо этого она сказала:

— Сейчас я бы предпочла не запутывать этот вопрос.

— Например, пользуясь именем Бридвик?

Когда ответа не последовало, Колин вернулся к стулу, на спинке которого висели его сухие бриджи. В том, как он задал вопрос, слышалось нарочитое безразличие.

Джорджи ни на минуту не была одурачена его напускным равнодушием. Его глубоко интересовал ответ, что ясно читалось в острых, красноречивых взглядах, которые он украдкой бросал на нее, и в прямой напряженной линии его плеч, придающей ему сходство с котом, готовым броситься на добычу.

У нее не было сомнений в том, что, если дать ему возможность, любое слово, сорвавшееся у нее с языка, станет для Колина дорогим подарком, с помощью которого он раскроет все ее секреты.

«Что же, капитан Данверс, — подумала Джорджи, — от меня вы этого не дождетесь».

— А что случилось с мистером Бридвиком? — имел он наглость поинтересоваться.

— Вы хорошо знаете, что не было никакого мистера Бридвика.

Он кивнул в ответ на ее уступку.

— Ну, наконец-то мы сдвинулись с места.

— И где же мы оказались?

— Там, где вы прекратите игру в шарады и перестанете притворяться, что мы всего лишь вежливые незнакомцы. Начнем с того, что вы расскажете мне всю правду. Всю. Начиная с вашего имени и кончая тем, что вы, черт побери, делали на том побережье сегодня ночью.

— Думаю, последнее очевидно.

Он вопросительно поднял одну бровь.

Она провела руками по юбке, затем скрестила их на груди.

— Пыталась не оказаться в неприятной ситуации, ничего более,

Колин опустил руки на пояс своих мокрых бриджей. Он улыбнулся Джорджи, когда начал расстегивать их.

— Мадам, похоже, у вас пристрастие к неприятным ситуациям.

— Да, с тех пор, как я встретилась с вами, — тихо пробормотала она и отвернулась… чтобы избежать искушения.

За иллюминатором морские волны отражали розовый цвет, начавший окрашивать небо. Наступал рассвет.

— Вы не сказали, почему снова изменили курс. Мы плывем на юг, повернув на юго-запад, не так ли?

На этот раз она даже не оглянулась.

— Почему вы спрашиваете? — В его вопросе Джорджи вновь послышалось уже подмеченное ею раньше притворное равнодушие.

— Потому что я хочу знать, куда вы нас везете. — Она услышала, как упали на пол насквозь промокшие бриджи и как шуршит саржа, когда он натягивал сухую пару.

Удовлетворенная, что теперь он одет, она бросила взгляд через плечо.

Он как раз застегивал последнюю пуговицу.

— Пока еще не знаю. Вероятнее всего, обратно в Лондон.

— В Лондон? — Джорджи покачала головой. — Нам это не подходит.

— Думаю, только мне судить об этом, — заявил он. — Я пока еще капитан этого корабля.

— Но чтобы дойти до Лондона, понадобятся месяцы, — возразила Джорджи, пытаясь придумать сотню причин, почему он должен отпустить их, и не говоря о самой насущной — что она хочет как можно скорее избавиться от его общества. — Кроме того, у вас нет для нас каюты. Не понимаю, почему бы вам не высадить нас в ближайшем порту, например, в Неаполе, Это не создаст вам никаких дополнительных трудностей, а потом вы можете отправляться, куда вам вздумается.

— Джорджи, вы забыли, что вокруг вас война?

Нет, она не забыла, но то сражение, которое происходило в ее сердце, было гораздо опаснее.

— Вы что, совсем не заботитесь о себе? О своей сестре и Хлое? Волтурно — это только начало, теперь, когда франция находится под властью Бонапарта, Лондон — самое безопасное место для вас троих. И я намерен отвезти вас туда, хотите вы этого или нет.

Джорджи ощетинилась. Так вот как обстоят дела. Он ничем не отличался от того назойливого священника в Пензансе. И от дяди Финеаса с его грозными манерами.

Что же, она вкусила свободы и не собиралась очутиться во власти другого невыносимого человека.

— Вы не можете везти нас, куда вам заблагорассудится. У вас нет на это права.

— Возможно, у меня нет права, — согласился он, и в его голосе прозвучало раздражение, — но у кого-то они должны быть. Черт возьми, женщина, вам нужен кто-то, кто заботился бы о вашей безопасности. Вам нужен опекун.