Глава 10

На следующее утро меня разбудила горничная, войдя в спальню с подносом, на котором стояла чашка с горячим шоколадом и тарелка со сдобными булочками. В комнате было тепло. Я лежала в кровати в одиночестве. В памяти у меня остались лишь смутные воспоминания о том, как Адриан перед уходом разбудил меня, чтобы надеть на меня ночную рубашку. Мне, однако, почему-то казалось, что он должен был остаться со мной в постели. Опершись спиной на подушки, я принялась за шоколад, а горничная тем временем стала подкладывать в огонь свежие поленья. Было очевидно, что некоторое время назад она уже проделывала эту же операцию, и я решила спросить, который час.

— Девять утра, миледи, — ответила горничная.

Я едва не подавилась шоколадом.

— Девять?! Не может быть! Я никогда не сплю до девяти часов!

Горничная никак не отреагировала на мои слова. Факт оставался фактом: в то утро я едва ли не впервые в жизни проспала до девяти. Неудивительно, что Адриан уже ушел, подумала я. Откусив небольшой кусочек булочки — она оказалась отменного вкуса, — я с удовольствием принялась жевать. Поедая булочки и время от времени прихлебывая из чашки шоколад, я выяснила, что горничную, которая меня разбудила, зовут Люси, что она дочь аптекаря из Ньюбери и что у нее есть две старшие сестры, одна из которых замужем.

Подойдя к окну, Люси отдернула портьеры, и в комнату хлынуло солнце, образовав большое световое пятно на кремово-синем ковре. Я почувствовала, как по всем моим жилам так и струится энергия, и мне страстно захотелось выбежать на улицу и вдохнуть свежий, морозный воздух. Однако я знала, что пора начинать привыкать к новому положению графини Грейстоунской, а это означало, что я должна вести себя сдержанно. Чувствуя себя исключительно праведной женщиной, я надела утреннее платье и спустилась вниз, чтобы переговорить с экономкой.

Миссис Пиппен одна занимала целую комнату, которая была гораздо уютнее тех помещений, в которых обитали члены семьи Грейстоунов. Она пригласила меня присесть на удобный, мягкий стул, стоящий перед камином, и послала одну из горничных за чаем. Затем она опустилась на стул по другую сторону от камина и, устроив на нем свое плотное, массивное тело, устремила на меня вежливый взгляд.

Я улыбнулась. Волосы миссис Пиппен были такого интенсивно-черного цвета, что я даже подумала: не красит ли она их?

— Вы давно в Грейстоун-Эбби, миссис Пиппен? — спросила я.

Поначалу экономка беседовала со мной не слишком охотно, ограничиваясь лишь лаконичными ответами. Однако я обычно говорю так много, что в конечном итоге люди волей-неволей сами втягиваются в разговор, чтобы не сойти с ума от моего многословия. К тому времени когда мы с миссис Пиппен приступили ко второй чашке чая, она уже болтала без умолку. Когда я призналась ей, что очень мало знаю о том, как протекает жизнь в таких больших домах, как дом лорда Грейстоуна, и попросила ее просветить меня на этот счет, она положительно растаяла.

Я провела в комнате экономки час, и, к тому времени когда мы с миссис Пиппен расстались, мне было жарко от долгого сидения у огня, а желудок был полон выпитого чая. Тем не менее я знала, что этот час провела не без пользы. Миссис Пиппен в отличие от миссис Ноукс отнюдь не испытывала ко материнских чувств, однако она была честной и весьма компетентной женщиной, и я была рада, что мы с ней успели подружиться.

Я прошла через обитую зеленым сукном дверь, которая отделяла ту часть дома, где жили хозяева, от комнат прислуги, и едва не столкнулась с Уолтерсом. Он извинился в весьма выспренных выражениях и сообщил, что разыскивает меня по просьбе хозяина.

— Милорд хочет вас видеть, — сказал он. — Его милость сейчас в библиотеке.

Я поблагодарила дворецкого и пошла по коридору с высоким потолком и увешанными картинами стенами в сторону книгохранилища. Вообще-то обычно я не слишком застенчива, но тут я внезапно ощутила смущение от сознания того, что мне предстоит встретиться с Адрианом. Интересно, как должна вести себя женщина с мужчиной после того, как между ними произошло такое? Впрочем, времени на раздумья у меня был немного. Толкнув нужную дверь, я вошла в библиотеку.

Само собой разумеется, что библиотека в доме Грейстоунов представляла собой помещение громадных размеров. Тем не менее три стены из четырех были сверху донизу заставлены книгами, отчего библиотека казалась гораздо более уютной, чем остальные комнаты. Адриан сидел за заваленным бумагами большим столом около одного из окон, прорубленных вдоль четвертой, свободной от книжных полок стены, и что-то писал. Когда я вошла, он поднял голову и посмотрел на меня.

— А, вот и ты, Кейт, — сказал Адриан и отложил ручку. — Где это ты пряталась?

— Я разговаривала с миссис Пиппен, — ответила я и медленно пересекла ковер сочных пурпурных и синих тонов. Лучи солнца, проникающие в окно, освещали голову Адриана, образуя вокруг нее некое подобие нимба. Внезапно сердце мое екнуло, а дыхание резко участилось.

Адриан улыбнулся мне, но в глазах его стояла печаль.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Прекрасно.

— Думаю, тебе будет больно сидеть в седле, но мне все же хотелось бы показать тебе Эвклида.

Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо.

— Это было бы чудесно.

От смущения и других, гораздо более бурных эмоций, которые я испытывала, я говорила гораздо лаконичнее, чем обычно.

На лице у Адриана появилось озабоченное выражение.

— Ты уверена, что чувствуешь себя нормально?

— Разумеется, уверена, милорд, — ответила я, стараясь унять дрожь в голосе. — Мне бы очень хотелось увидеть вас верхом на Эвклиде.

Состроив комичную гримасу, Адриан встал. На нем были костюм для верховой езды и высокие сапоги без шпор.

— Ты даже представить себе не можешь, насколько мне не хочется, чтобы ты видела меня в седле, — сказал он.

— Ерунда, — ответила я, чувствуя, что разговор о лошадях помог мне приободриться и избавиться от напавшего на меня смущения. — Если бы ты не был замечательным наездником, португальцы ни за что не подарили бы тебе одного из своих замечательных жеребцов.

— Да, я сумел стать более или менее приличным наездником, — сказал Адриан и, обойдя вокруг стола, остановился рядом со мной, отчего я снова задышала глубже. Это вызвало у меня одновременно тревогу и раздражение. Как я могла скрывать от него свои чувства, если я буквально обмирала всякий раз, когда Адриан оказывался от меня на расстоянии менее двух футов?

— И все же мне далеко до тебя в том, что касается крховой езды, Кейт.

— Мой отец был отличным учителем, — только и смогла я сказать. В этот момент я испытывала отчаянное желание обхватить Адриана руками за талию и прижаться к нему всем телом. Чтобы в самом деле не сделать какую-нибудь глупость, я скрестила руки на груди.

— Может, я прикажу, чтобы Эвклида привели прямо к дому, или ты хочешь взглянуть на конюшню?

— Да, я хотела бы заодно осмотреть и конюшню. Но сначала… — Мой голос замер, так как я вдруг испугалась, как бы моя просьба не показалась Адриану слишком дерзкой.

Он недоуменно поднял бровь.

— Я тебя слушаю.

— Я просто вспомнила о твоей коллекции оружия древних саксов. Вчера, когда ты показывал мне дом, я ее что-то не видела.

Какое-то время Адриан молча смотрел на меня, и я уж подумала было, что в самом деле переборщила, но тут он наконец заговорил:

— Ты хочешь ее видеть?

— Да, хочу.

Он отвел меня в одну из маленьких спален на третьем этаже. Комнатка была обставлена дубовой мебелью старинного стиля, на полу лежал потертый ковер, но все это я заметила гораздо позже. Первое, на что падал взгляд любого, кто входил в эту комнату, были стены, увешанные всевозможными копьями, мечами, щитами, кинжалами и боевыми топорами. Были там и менее «кровожадные» экспонаты: на самодельной полке, подвешенной над стоящей у одной из стен узкой кроватью, стояли два золотых кубка, инкрустированных гранатами. В поцарапанном буфете было множество других мелких предметов. Я подошла поближе, чтобы лучше их рассмотреть. На буфетных полках я увидела серебряный рог для вина, украшенную бриллиантами поясную пряжку, бронзовую вазу, мундштук от удил и два золотых наручных браслета.

— И сколько же лет этому мундштуку? — спросила я.

— Я почему-то так и знал, что ты первым делом спросишь меня о мундштуке, — рассмеялся Адриан и, взяв бронзовый мундштук с полки, вложил его мне в руку. — Он был сделан еще во времена Римской империи.

Тщательно осмотрев заинтересовавший меня экспонат, я попросила:

— Расскажи мне об остальных вещах.

Чтобы осмотреть всю коллекцию, мне потребовалось около часа. Адриан прекрасно знал историю каждого копья и меча и мог точно указать, какой из предметов принадлежал древним саксам, какой — викингам, а каким оружием в уже более позднюю эпоху воевали англосаксы. После того как мы покончили с осмотром, он снял со стены саксонский кинжал и, держа его пальцами за лезвие, сказал:

— Я нашел этот кинжал, когда мне было семь лет. Мне хотелось знать, откуда он взялся, и моя мать помогла мне узнать его историю. Когда мне стало известно, что кинжал когда-то принадлежал древним саксам, мне захотелось побольше узнать о них. — Адриан передернул плечами. — С этого все и началось, и со временем я превратился в настоящего коллекционера.

Я обвела взглядом маленькую комнатку, битком набитую экпонатами.

— Когда ты был ребенком, здесь была твоя спальня?

— Да.

— Для тебя в ней почти не оставалось места.

Адриан снова пожал плечами.

— Мне больше негде было хранить мою коллекцию.

Я мысленно представила себе огромный дом и живого, любопытного мальчишку, каким когда-то был Адриан Грейстоун.

— Когда ты пристроишь к дому новое крыло, где будут жить исключительно члены твоей семьи, ты должен будешь выделить для коллекции специальную комнату.

— Я вас разыскиваю по всему дому, — раздался сзади голос Гарри. — Адриан, ты уже показал Кейт своего португальского жеребца?

— Еще нет, Гарри.

— Мы отправимся на конюшню, как только я переоденусь, — сказала я.

— Вот и хорошо, — обрадовался Гарри. — И я тоже пойду с вами.

Грейстоунские конюшни располагались в полумиле от дома, в дальнем углу небольшого парка из аккуратно высаженных каштанов, буков и лип. Последние два дня стояла оттепель, но дорожка, ведущая от дома к конюшням, была посыпана гравием, так что нам удалось не запачкать грязью сапоги.

— Надеюсь, что конюшни строил не Адам, — сухо бросила я, когда мы шли под оголенными ветвями чудесных деревьев.

— Нет, Кейт, этого не бойтесь, — отозвался Гарри, а Адриан только рассмеялся.

Конюшни выглядели так же, как и подобные сооружения в поместьях других богатых аристократов, в которых мне приходилось бывать. Само помещение было сложено из того же камня, что и дом; внутри располагались деревянные стойла с земляным полом, отдельная комната для седел и упряжи и огромный сеновал. В каретном сарае, тоже каменном, помещались четыре экипажа; сбруя хранилась там же, но в специально отведенном для этого помещении. Позади конюшни находились десять больших огороженных загонов. В ближайшем к конюшне загоне я увидела Эльзу. Кобыла была занята тем, что переглядывалась с мерином, занимавшим вагон по соседству с ней. Как раз в тот момент, когда мы приблизились к ней, Эльза заржала, взбрыкнула в воздухе задними ногами и припустила галопом вдоль ограды с такой скоростью, что ее грива и хвост развевались по воздуху. Мерин с восторгом последовал за ней. Я невольно улыбнулась, наблюдая за этой игрой.

Единственным отличием конюшни лорда Грейстоуна от других, виденных мной ранее, был длинный, с низкой деревянной оградой загон с песчаным покрытием. Это был тренировочный манеж.

— Это, конечно, не то, что в школе верховой езды в Лиссабоне, — с сожалением заметил Адриан, — но землю тут специально выровняли, а песок утрамбовали очень плотным слоем.

— Отец как-то рассказывал мне, что все наиболее известные европейские манежи находятся внутри строений, похожих на дворцы, — сказала я. — Например, здание манежа в Вене, как говорят, не менее великолепно, чем твоя гостиная!

— Мне никогда не приходилось бывать в испанской школе верховой езды в Вене, но смею тебя заверить, что королевский манеж в Лиссабоне в самом деле ничуть не уступает по роскоши моей гостиной, — парировал Адриан. — Во время войны школу пришлось распустить, но теперь, когда вновь наступил мир, надеюсь, она снова заработает. Было бы жаль, если бы она исчезла навсегда.

Пока мы разговаривали, один из конюхов вывел из конюшни оседланного жеребца. Он был темно-гнедой масти, примерно пятнадцати с половиной ладоней росту, с сильной, круто выгнутой шеей и могучим крупом. Адриан кивком дал понять конюху, чтобы тот провел животное по кругу, дабы я могли рассмотреть его как следует.

— Я так привыкла видеть вокруг себя английских чистокровок, что почти забыла о том, что лошади могут быть такими, — сказала я.

— Тебе когда-нибудь раньше приходилось видеть европейских манежных лошадей? — спросил Адриан.

— У меня когда-то был серый жеребец липиз-занской породы.

Адриан присвистнул.

— Когда отец купил его, он был уже старый, но этот жеребец был для меня самым лучшим учителем. После папы, конечно…

— И где же это твой отец смог раздобыть тренированного липиз-занца?

Я взглянула на Адриана и улыбнулась.

— Он купил его у одного австрийца, который бежал от Наполеона.

— И сколько тебе было лет, когда ты ездила на нем верхом? — спросил Адриан, глядя на меня с непроницаемым выражением лица.

— Тринадцать-четырнадцать, — ответила я, немного подумав. — Жеребцу было двадцать четыре года, когда он погиб от колик. Это был замечательный конь.

— После твоего рассказа мне что-то совсем расхотелось садиться в седло, — сказал Адриан.

— Я тебя понимаю, — хмыкнул Гарри. — Когда я в первый раз увидел ее верхом на лошади, то предложил ей развестись с тобой и выйти замуж за меня.

Я почувствовала, как губы мои невольно расползаются в широкой улыбке. Как и любому нормальному человеку, мне было приятно слушать похвалы в свой адрес.

— Твой Эвклид просто великолепен, — сказала я, обращаясь к Адриану. При этом я ни капельки не кривила душой. Португальские лошади имеют более компактные пропорции, чем английские чистокровные, у них более короткие шеи и спины, более сильные ноги с широкими, мощными сухожилиями, что позволяет им с относительной легкостью гораздо дальше выбрасывать вперед задние ноги во время галопа. Англичане вывели своих чистокровных лошадей для скачек, португальская же порода была создана для войны, причем она практически не изменилась с тех самых дней, когда римляне пришли на Пиренейский полуостров и создали там свои конные заводы, заботясь о пополнении кавалерии. В те времена особенно ценились лошади, задние ноги которых обладали достаточной силой, чтобы совершать маневры, необходимые во время боя. Португальцы сохранили эту особенность выведенной породы, хотя и использовали ее в основном для упражнений в манеже.

— Ну давай же садись на него, — обратилась я к Адриану.

Как только он оказался в седле, я сразу же поняла, что наездник он превосходный. Его туловище было таким большим и сильным, что он мог отлично сохранять равновесие, не клонясь ни вперед, ни назад, ни в стороны, а его ноги — такими длинными, что позволяли ему управлять конем, сжимая бока животного или, наоборот, ослабляя давление. Опершись на ограду, мы с Гарри с полчаса наблюдали за Адрианом и Эвклидом, причем несколько раз на глаза мои набегали слезы — как красивы были конь и человек, словно сросшиеся вместе!

— Теперь я отлично понимаю, почему португальцы подарили тебе Эвклида, — сказала я, когда Адриан, подъехав ко мне, остановил жеребца.

— Ага, — сказал кто-то у меня за спиной, — все эта неплохо смотрелось. Не думал я увидеть такое искусство дрессуры на конюшне английского лорда.

Мгновенно узнав голос, я волчком повернулась на месте. Обладатель его стоял меньше чем в шести футах от меня, и при виде его такого знакомого морщинистого лица сердце мое наполнилось счастьем.

— Пэдди! — крикнула я и бросилась к нему.

Он крепко обнял меня, потом отстранил на расстояние вытянутых рук и долго и внимательно меня рассматривал. Под конец он кивнул, давая понять, что остался доволен увиденным, и сказал:

— Так ты, оказывается, вышла замуж?

Я почувствовала, как сзади ко мне подошел Адриан.

— Да, — ответила я. — Я вышла замуж за графа Грейстоунского, Пэдди. — С этими словами я повернулась к мужу и сказала:

— Милорд, позвольте вам представить мистера Патрика О’Грэди.

Адриан протянул руку.

— Так, значит, это вы тот самый Пэдди, — сказал он легким и непринужденным тоном, который мне так нравился. — Очень рад с вами познакомиться.

Пэдди вложил свою мозолистую кисть в широченную ладонь Адриана:

— Благодарю вас, милорд.

Тут рядом со мной возник Гарри:

— Так что же, Кейт, это и есть ваш Пэдди?

— Да, это он, — ответила я и снова повернулась к своему старому другу:

— Это брат милорда, мистер Вудроу. Гарри, позвольте познакомить вас с Пэдди.

В отличие от своего старшего брата Гарри не стал обмениваться со стариком рукопожатием. Пэдди тоже лишь кивнул Гарри и снова повернулся к Адриану.

— Хороший у вас конь, милорд, — сказал он. — Отцу мисс Кетлин он бы очень понравился.

— Это португальский жеребец, — сказала я.

— Да я уж вижу, что португальский, девочка, — сказал старый конюх. — И к тому же обученный по высшему классу.

— Ее милость завтра тоже на нем прокатится, — сказал Адриан. — И тогда мы с вами получим возможность увидеть, насколько он в самом деле хорош.

— Вы правы, милорд, — улыбнулся Пэдди.

Я дернула Пэдди за рукав и спросила:

— Где ты все это время пропадал? Почему не приезжал со мной повидаться?

— На зиму я уезжал в Ирландию, малышка. В Англию я вернулся неделю назад и сразу же отправился в Чарлвуд, надеясь разыскать тебя там. Тут-то я и узнал, что ты вышла замуж за его милость лорда Грейстоуна.

Адриан окинул взглядом тщательно вычищенную гнедую кобылу, на которой приехал мой друг, и сказал:

— Я прикажу кому-нибудь из конюхов присмотреть за вашей лошадью. Пойдемте с нами в дом. Моя жена наверняка хочет поговорить с вами.

В первый раз с момента своего появления Пэдди нерешительно затоптался на месте. Он отлично умел ладить с аристократами, пока они находились на конюшне, но к визитам в их дома явно не привык.

— Ну, пойдем же с нами, — подбодрила его я, подражая его ирландскому акценту. — Мы-то с тобой оба знаем, что ирландский конюх ничуть не хуже английского графа.

Пэдди заморгал своими светло-голубыми глазами.

— Думаешь, обойдется? — спросил он и, влекомый мной за рукав, послушно зашагал по усыпанной гравием дорожке к дому.

Как я и думала, при виде средневекового монастыря Пэдди изумился, однако, когда мы поднялись по лестнице на второй этаж и оказались в гостиной, на лице его появилась мрачная гримаса. Стоя рядом со мной, он осмотрел затянутые шелком стены, огромный персидский ковер на полу, потолок с лепными украшениями, обитые шелком позолоченные стулья (с его точки зрения, вероятно, страшно неудобные), выстроившиеся вокруг камина, и выражение его лица стало чуть ли не затравленным.

Адриан сразу все понял и непринужденным тоном сказал, обращаясь ко мне:

— Кейт, почему бы тебе не пригласить Пэдди в библиотеку? Я распоряжусь, чтобы Уолтерс принес вам туда чаю. А я пока займусь своими делами. У меня на это утро назначено несколько важных встреч.

Я благодарно посмотрела на мужа.

— Я тоже пойду с вами, Кейт, — вызвался Гарри.

— У тебя наверняка есть кое-какие неотложные дела, — заявил его старший брат.

— Да нет у меня никаких дел, — удивленно возразил Гарри.

— Считай, что есть, — отрезал Адриан.

Судя по его лицу, Гарри хотел было взбунтоваться, но тут же наткнулся на взгляд Адриана.

— Ну ладно, — промямлил он и топнул ногой, словно недовольный чем-то школьник.

Я провела старого конюха через коридор в библиотеку, испытывая огромную благодарность к мужу за то, что он понял, как мне необходимо пообщаться с Пэдди с глазу на глаз.

Пэдди с любопытством принялся разглядывать заставленные книгами полки. Я же тем временем указала ему на один из стульев рядом со столом Адриана.

— Ну и домишко вы отхватили, мисс Кетлин, — сказал старик. — Мистер Дэниэл гордился бы вами.

Взяв второй стул, я развернула его так, чтобы сидеть к Пэдди лицом.

— Похоже, он хороший человек, этот граф, — сказал мой старый друг. — Ты вышла за него замуж из-за него самого или из-за этого португальского жеребца?

Вздохнув, я поведала ему всю историю своего брака.

— Как видишь, — закончила я свой рассказ, — бедняга лорд Грейстоун просто старается найти более или менее приемлемый выход из сложившейся неприятной ситуации.

— Думаю, немного найдется мужчин, которые сочли бы брак с тобой неприятной ситуацией, девочка, — сказал Пэдди и бросил на меня проницательный взгляд. — Да и ты сама вовсе не выглядишь несчастной.

Я почувствовала, как мои щеки помимо воли заливаются румянцем, и, отведя глаза, тихо сказала:

— Так оно и есть.

— Мне не надо было оставлять тебя у Чарлвуда, — мрачно сказал Пэдди. — Правда, мистер Дэниэл хотел именно этого, и в тот момент казалось, что правильнее всего будет так и сделать, но все же мне нельзя было тебя там оставлять.

— Ты не знал, что Чарлвуд такой мерзавец.

— А я ведь приезжал в его поместье повидаться с тобой, — сказал Пэдди. — Побывал там через месяц после смерти мистера Дэниэла, и ребята на конюшне сказали мне, что ты живешь там с какой-то родственницей. Однажды я даже видел тебя издали: ты посмотрела прямо на меня, но ничего не заметила.

— Так ты даже видел меня! Почему же не дал о себе знать?

— Ты переживала свое горе, и не до меня тебе было — я это сразу понял. Вот и решил, что лучше не показываться тебе на глаза, чтобы не напоминать о прежней жизни.

В этот момент я впервые призналась самой себе, что меня очень сильно задело исчезновение Пэдди, и теперь было приятно узнать, что он, оказывается, не бросил меня и в меру сил и возможностей следил за тем, чтобы у меня все было в порядке.

— А когда я вернулся в поместье Чарлвуда весной, мне сказали, что дядя увез тебя в Лондон, чтобы ввести там в высший свет, — продолжал тем временем старый конюх. — Я подумал, что это здорово и что твой отец порадовался бы за тебя.

Лицо мое исказила гримаса, которую Пэдди, однако, не заметил.

— Когда же я две недели назад вернулся из Ирландии, — продолжал он журчать с мягким ирландским акцентом, — я снова отправился в Чарлвуд, надеясь тебя увидеть, и тут-то мне впервые сообщили, что ты вышла замуж за графа Грейстоунского.

— И зачем же ты разыскал меня на этот раз?

— Пришло время нам с тобой повидаться, — просто ответил Пэдди. — Я очень соскучился по тебе, Кетлин.

— Я тоже по тебе скучала, Пэдди. Честно говоря, я думала, что ты совсем про меня забыл.

— Что ты, как же я могу про тебя забыть?! Просто твой отец хотел, чтобы ты стала дамой из высшего общества, как твоя мать, и я не хотел этому мешать.

Мы улыбнулись друг другу, причем на глазах у обоих выступили слезы.

— Пэдди, — снова заговорила я после небольшой паузы, — мне кажется, что моего отца убили, и я думаю, что к этому имеет какое-то отношение лорд Стейд.

И я рассказала старому другу о своей встрече с лордом Стейдом в Лондоне.

Наклонившись вперед, он внимательно выслушал меня и, когда я закончила, медленно проговорил:

— Я уже давно подумывал о том, что гибель мистера Дэниэла была не просто несчастным случаем. После того как ты с лордом Чарлвудом уехала из Ньюмаркета, я порасспросил кое-кого в округе насчет этого дела, но мне так и не удалось ничего разузнать.

— Все это каким-то образом связано с лордом Стейдом, — повторила я. — Ты помнишь, как отец настаивал на том, чтобы показать маркизу Стейдскому тех двух гунтеров, которых мы купили в Ирландии? Ведь он мог продать их кому угодно и где угодно, Пэдди. Почему же он так хотел съездить в Ньюмаркет и встретиться с лордом Стейдом?

— Да, я хорошо все это помню, — согласился Пэдди. — А тех гунтеров мы купили в Голуэе.

Мы посмотрели друг на друга. Голуэй находится на западном побережье Ирландии, а Ньюмаркет — на восточном побережье Англии. Расстояние между ними слишком велико, и не имело никакого смысла везти для продажи за тридевять земель двух неплохих, но уж никак не выдающихся лошадей.

— Если отца убил Стейд, — сказала я, — то я хочу рассчитаться с ним за это.

Пэдди сразу же со мной согласился. Впрочем, ничего другого я от него и не ждала — ведь он как-никак был ирландцем.

— Но с чего же мы начнем? — спросил он. — Я все думаю, как нам напасть на след, если, конечно, он есть. Ведь прошло слишком много времени, девочка.

— Я думаю, начать нам надо с тех гунтеров, — сказала я. — Мы можем навести кое-какие справки в хозяйстве, где их купил отец.

— Он приобрел их у Джеймса Фаррелла на конном заводе Инишфри-Фарм, — сказал Пэдди, который всегда цепко удерживал в памяти имена и всевозможные названия.

— Я знаю, что ты только что вернулся из Ирландии, Пэдди, но не мог бы ты съездить туда еще раз? Теперь у меня есть кое-какие деньги, так что я могу оплатить твои расходы.

— Разве я не продал только что очень приличного молодого мерина блестящему армейскому капитану за пятьсот фунтов? — нахмурился старый конюх. — Я не возьму у тебя денег, Кетлин. Я и сам не бедствую.

Поняв, что ненароком задела его гордость, я округлила глаза и благоговейно прошептала:

— Пятьсот фунтов!

— Ага, — довольно подтвердил Пэдди, растянув губы в щербатой улыбке, которую я так хорошо знала еще с детства. — И капитану даже в голову не пришло, что мерин тот и половины не стоит.

Мы оба расхохотались. Затем худое морщинистое лицо Пэдди разом посерьезнело.

— Мистер Дэниэл был для меня роднее, чем любой родственник. И тот, кто убил его, заплатит за это.

Я кивнула, давая понять, что полностью с ним солидарна.

— Завтра же я отправлюсь в Голуэй, — пообещал старик.

— Ты сообщишь мне, что тебе удалось разузнать? — озабоченно спросила я.

— Как только я выясню что-то важное, я тут же вернусь.

— Это дело рук Стсйда, — сказала я. — Я чувствую.

— Посмотрим, что мне удастся разнюхать, — сказал Пэдди. — А потом, если будет нужно, мы вместе отомстим за твоего отца.