Глава 6

К тому времени, когда на следующее утро Лусиус спустился в холл, Питерса и Томаса уже не было, хотя до рассвета было еще довольно далеко. Они вернулись вскоре после того, как он вышел в конюшню, и принесли с собой известие, что снег заметно растаял и что дорога вполне годится для проезда, если ехать с чрезвычайной осторожностью. Также они сообщили, что экипаж мисс Аллард по-прежнему остается глубоко в сугробе и уйдет почти целый день на то, чтобы вытащить его, высушить и осмотреть, а потом решить, пригоден ли он для путешествия.

– Хотя могу сказать, хозяин, – не удержался Питере, – он не был для этого пригоден последние лет тридцать.

Томас хмуро пробормотал в ответ, что с его экипажем все было бы в порядке, если бы один наглец, имени которого ему не хочется называть, не обогнал бы его, когда этого не следовало делать, и потом не остановился бы прямо перед ним посреди дороги.

– В мое время, – добавил Томас, – экипажи делали на совесть.

– Если этот экипаж двигался так медленно, что чуть ли не полз в обратную сторону, – возразил Питере, – и если на этой скорости он не смог остановиться возле экипажа без того, чтобы не сползти в сугроб, то кучеру, имени которого не будем называть, самое время уйти на покой.

Не сделав никакой попытки вмешаться, Лусиус оставил их выяснять отношения и, вернувшись обратно в гостиницу, пошел на кухню. Фрэнсис была уже там и готовила завтрак. При виде нее он почувствовал себя так, словно получил удар кулаком в живот, – совсем недавно это хрупкое тело он держал обнаженным в своих объятиях.

– Если хотите, – предложил Лусиус, сообщив Фрэнсис неприятное известие насчет ее экипажа, – мы оба останемся здесь еще на день. К завтрашнему дню вашу повозку вызволят и дорога станет безопасней для езды.

Предложение, безусловно, было заманчивым – если бы не то, что они все равно не будут здесь одни, если останутся. Днем за элем могли прийти деревенские жители, после праздников должны были приехать Паркеры. Невозможно было вернуть очарование вчерашнего уединения – или повторить ночь страсти.

Время неумолимо двигалось вперед, и с этим ничего нельзя было поделать.

– Нет, – ответила Фрэнсис, – я любым способом должна сегодня вернуться в школу. Завтра начинаются занятия, а мне еще многое нужно успеть сделать. Я узнаю, есть ли где-нибудь в деревне остановка дилижанса.

Лусиус отметил, что она избегает смотреть ему в глаза, что лицо у нее порозовевшее, губы мягкие и слегка припухшие, и вообще во всем ее облике чувствуется нечто большее, чем обычная мягкость и женственность. Она выглядела как женщина, которую прошедшей ночью великолепно и полностью удовлетворили в постели.

При виде Фрэнсис Лусиус снова почувствовал легкое возбуждение, но прошлая ночь осталась позади и, к сожалению, не повторится. Того, что произошло, вообще не должно было случиться, считал он, но с некоторой досадой был вынужден признать, что это все-таки произошло. Однако сказать, что ему приятны последствия, было бы преуменьшением.

Просто пора уезжать.

– Дилижансов нет, я спросил у Уолли. Но если бы вы согласились оставить Томаса здесь, чтобы он завтра вернулся с вашим экипажем туда, откуда выехал, то сегодня утром могли бы поехать со мной. Я отвезу вас в Бат.

– О, я не могу просить вас об этом. – Она в первый раз взглянула прямо на него и еще сильнее покраснела. – Бат, должно быть, вам совсем не по дороге.

Она была права. Более того, поскольку вчерашний день не мог повториться, Лусиус хотел положить естественный конец этому случайному знакомству.

Лучше всего будет, если они просто поцелуются, весело пожелают друг другу всего хорошего и пойдут каждый своим путем – тогда через какой-нибудь час все останется позади.

– Бат совсем немного в стороне от моего пути, – возразил Лусиус. – И вы меня об этом не просили, верно, Фрэнсис? Думаю, мне следует убедиться, что вы без происшествий добрались до своей школы.

– Потому что вы чувствуете себя ответственным за то, что произошло с моим экипажем?

– Какая глупость! Если бы Томас был моим слугой, я бы отправил его заниматься цветочными клумбами в самом дальнем уголке своего сада, где никто не заметил бы, что он вырывает цветы и оставляет сорняки. Если он когда-то и умел управлять экипажем, то это, вероятно, было по меньшей мере лет двадцать назад.

– Он верно служит моим бабушкам, и вы не имеете права...

Подняв руку, он остановил Фрэнсис и, подойдя к ней, горячо поцеловал в губы.

– Я знаю, что вы достойный противник, и был бы рад хорошей стычке с вами, но мне не хочется тратить драгоценное для поездки время. Я хочу лично отвезти вас в Бат, чтобы быть уверенным, что вы добрались туда благополучно.

Дороги, возможно, годились для поездки, но они, несомненно, были небезопасны. Снег, распутица, грязь – неизвестно, что из этого могло поджидать путника, прежде чем закончится путешествие. Даже на следующий день дороги будут еще не в лучшем состоянии, и Лусиус неожиданно понял, что будет тревожиться о Фрэнсис, зная, что она одна со старым Томасом путешествует в никуда не годном экипаже.

Боже правый! Неужели он влюбился? Это самая страшная глупость, какую только можно совершить.

Он просто пообещал дедушке, что начнет серьезно подыскивать подходящую невесту, а подходящая невеста, как считается среди людей его круга, – это та, у которой аристократическое происхождение и которая с пеленок воспитана так, чтобы исполнять роль графини Эджком.

В общем, кто-то безупречный во всех отношениях.

Кто-то подобный Порции Хант, а не школьной учительнице из Бата, преподающей музыку и французский.

– Буду вам очень признательна. – Фрэнсис отвернулась к плите. – Благодарю вас.

В это утро она казалась холодной и замкнутой, несмотря на покрасневшие щеки и припухшие губы. Лусиусу было интересно, сожалеет ли она о прошедшей ночи, но он не стал ее спрашивать. Какой смысл сожалеть о содеянном? И она, очевидно, не сожалела, когда все происходило, а с восторгом и ненасытностью предавалась любви – но эту мысль ему лучше было дальше не развивать.

Лусиусу хотелось бы, чтобы в деревне останавливался дилижанс, потому что ему необходимо было как можно скорее расстаться с Фрэнсис.

Но меньше чем через час после того, как они позавтракали, вымыли посуду, оставили деньги и распоряжения Томасу и щедрую плату Уолли за свое пребывание в гостинице, экипаж Лусиуса отбыл в направлении Бата, увозя с собой Фрэнсис Аллард.

Разумеется, относительно того, кто должен платить, состоялся небольшой спор, в котором Лусиус одержал победу. Если его предположение было правильным – а он был почти уверен в этом, – то ее ридикюль не содержал несметных богатств. Но он понимал, что уступка была для Фрэнсис болезненной и даже унизительной. Ее гордость была уязвлена, и на протяжении первых нескольких миль Фрэнсис напряженно молчала, глядя в ближайшее боковое окно.

Лусиус вдруг понял, что ему хотелось бы заново пережить прошедший день – точно таким, каким он был, исключая, возможно, середину дня, которую они с Фрэнсис провели порознь в бесплодной попытке избежать того, что, очевидно, было неминуемо с момента их встречи. Уже много лет Лусиус не резвился так, как он резвился с Фрэнсис в снегу, уже много лет он не танцевал по собственному желанию – и до прошлого вечера, конечно, не верил, что такое когда-нибудь может случиться. А после ночи умопомрачительной страсти он до сих пор чувствовал себя расслабленным и удовлетворенным.

Проклятие, Лусиус еще не был готов сказать Фрэнсис «прощай».

А почему он должен это говорить? Великосветский сезон по-настоящему начнется не раньше, чем после Пасхи, а до тех пор он мало что сможет предпринять, чтобы исполнить свое обещание. И он еще не связал себя словом с Порцией Хант, несмотря на то что его мать и сестры, несомненно, были уверены в обратном. На самом деле Лусиус всегда вел себя очень осторожно в ее присутствии, в присутствии Балдерстона, ее отца, и особенно в присутствии леди Балдерстон, не давал никаких поводов для предположении и тем более не говорил ничего такого, что могло быть истолковано как предложение руки и сердца. И дедушке он тоже не обещал, что невестой будет именно Порция Хант.

Так что его чести ничего не угрожало – во всяком случае, пока – и прошлой ночью он никому не изменил.

Почему же он должен сказать «прощай»?

Лусиус, безусловно, был здравомыслящим человеком и понимал, что у него и Фрэнсис Аллард нет будущего, но все же надеялся, что сумеет что-нибудь придумать.

Он не привык отказываться от того, что ему хотелось.

Ну почему в этой деревне не останавливаются дилижансы?

Или почему она не могла просто сказать, что подождет, пока к завтрашнему дню не будет готов экипаж ее бабушек? Но Фрэнсис была уверена, что Лусиус не согласился бы оставить ее одну в гостинице. И, честно говоря, было бы невыносимо смотреть, как его карета выезжает из ворот гостиницы и теряется из виду. Она бы не выдержала обрушившегося на нее одиночества.

Хотя именно это ожидало Фрэнсис в Бате. При этой мысли у нее болезненно сжался желудок, и она пожалела, что позавтракала.

Конечно, лучшим решением было бы попрощаться утром после завтрака и разъехаться в разных экипажах. Во всяком случае, тогда не нужно было бы делать выбор.

Ах, но сказать «прощай» совсем непросто.

Что нашло на Фрэнсис прошлой ночью? Прежде она никогда не позволяла себе поддаваться соблазну.

Она отдалась незнакомому мужчине и всю ночь провела с ним в постели. Они трижды испытали оргазм, и после третьего раза, страстного, стремительного и чудесного, он в одних панталонах покинул ее комнату, неся остальную одежду под мышкой.

А теперь она будет испытывать бесконечные душевные муки – она уже страдала от них, хотя еще оставалась с Лусиусом. Фрэнсис чувствовала, что он сидит рядом с ней на сиденье экипажа, и правым боком ощущала, как его тело согревает ее, но это был конец. Скоро – по окончании этого медленного, грустного путешествия мимо заснеженных полей, которые сегодня выглядели скорее серыми, чем чисто белыми, – скоро они распрощаются, и она никогда больше его не увидит.

И, словно уныния и печали было недостаточно, Фрэнсис нервно вздрагивала каждый раз, когда колеса экипажа скользили на покрытой грязью поверхности дороги – а это происходило почти постоянно на протяжении первых нескольких миль, – пока Лусиус Маршалл не просунул руку под плед, покрывавший ее колени, и, вытащив из муфты ее правую руку, не зажал ее крепко в своей, переплетя свои пальцы с пальцами Фрэнсис, и от его теплого, успокаивающего прикосновения она едва не расплакалась.

Фрэнсис и Лусиус несколько раз меняли лошадей и один раз остановились на целый час для ленча, но в остальное время они сидели в экипаже, почти не разговаривая, держась за руки, касаясь друг друга плечами и бедрами, и ее голова иногда склонялась ему на плечо. Однажды Фрэнсис заснула, а когда проснулась, обнаружила, что Лусиус тоже спит, положив щеку ей на макушку. Она опять почувствовала, что готова заплакать, и изо всех сил постаралась сдержать слезы.

Некоторое время спустя, когда Фрэнсис показалось, что они уже неподалеку от Бата, Лусиус обнял ее рукой за плечи, повернул лицом к себе, поднял ей подбородок, зажав его между большим и указательным пальцами, и поцеловал.

Его губы были удивительно теплыми по сравнению с холодным воздухом, и Фрэнсис, испустив глухой стон и обняв Лусиуса рукой за шею, прижалась к его губам, вложив в поцелуй все желание, которое чувствовала.

– Фрэнсис, Фрэнсис, – прошептал он после долгого, долгого мгновения тишины, – ну что мне с вами делать?

Отстранившись, она откинулась обратно на сиденье и искоса взглянула на него.

– Думаю, нам следует спросить себя, неужели действительно необходимо сказать друг другу «прощай», когда мы приедем в Бат. – Его слова были именно тем, что она весь день мечтала услышать, и ее грудь сжалась от мучительной надежды.

– Я там преподаю в школе, у вас своя жизнь в другом месте.

– Забудьте о школе и поезжайте со мной. – У него в глазах появилось безрассудное упрямство.

– Поехать с вами? – Фрэнсис нахмурилась, а ее сердце забилось так, что она едва не задохнулась. – Куда?

– Куда угодно. Весь мир для нас. Поедемте со мной. Она забилась в угол сиденья, стараясь, чтобы расстояние между ними было как можно больше, и попыталась собраться с мыслями.

«Весь мир для нас».

Это настоящее безумие.

– Но я же не знаю о вас ничего, кроме вашего имени, – возразила Фрэнсис.

Но часть ее, та самая безрассудная часть, которая решилась провести с ним ночь, не задумываясь о последствиях, хотела закричать «да, да, да!» и отправиться с ним туда, куда он пожелает увезти ее, – на край земли, если понадобится. На самом деле желательно именно туда.

– Вы не знаете даже моего полного имени. – Он слегка поклонился, сделав выразительный жест рукой. – Лусиус Маршалл, виконт Синклер, к вашим услугам, Фрэнсис. Мой дом – Клив-Эбби в Гэмпшире, но большую часть времени я провожу в Лондоне. Поедемте со мной. Я чрезвычайно богат. Я одену вас в шелка и украшу драгоценностями. Вы ни в чем не будете нуждаться. Вам больше никогда в жизни не придется никого учить.

Виконт Синклер... Клив-Эбби... Лондон... богатство... шелка и драгоценности...

Пораженная, Фрэнсис в ужасе смотрела на него. Ее внутренняя эйфория исчезла, а вместе с ней и романтическая мечта, затуманившая ее разум прошлой ночью.

Он больше не был безымянным джентльменом, с которым она могла бы затеряться во мраке и жить долго и счастливо – пусть даже это было детской и несбыточной мечтой. Никто не был безымянным – ни в малейшей степени. Кем бы человек ни оказался, у него была семья, было прошлое, и он где-то жил бы. Лусиус не был прекрасным сказочным принцем, и такой вещи, как долгая счастливая жизнь, не существовало.

Но все оказалось намного хуже, чем Фрэнсис могла предполагать или хотя бы надеяться. Он был виконтом Синклером из Клив-Эбби, чрезвычайно богатым и...

– Виконт Синклер, – повторила Фрэнсис.

– Но еще и Лусиус Маршалл, – уточнил он. – Два человека в одном лице.

И да – и нет.

Мечта умерла, и Фрэнсис увидела Лусиуса таким, каким он был, – сумасбродным, беспечным аристократом, который привык делать то, что ему вздумается, не обращая внимания на препятствия – особенно в том, что касалось женщин. Но на его пути, вероятно, никогда и не возникало никаких препятствий.

– Забудьте о необходимости работать, – убеждал он Фрэнсис. – Поедемте со мной в Лондон.

– Но может быть, мне нравится быть учительницей.

– И может быть, осужденным нравятся их тюремные камеры.

Его слова возмутили Фрэнсис, и она нахмурилась. Ей напомнили, что рядом с ней тот же самый человек, который так возмущал ее всего два дня назад своим высокомерным, наглым поведением.

– Я нахожу такое сравнение оскорбительным, – обрезала его Фрэнсис, но он схватил ее руки в свои и коснулся губами сначала одной ладони, потом другой.

– Я категорически отказываюсь ссориться с вами, – сказал Лусиус. – Поедемте со мной. Почему мы должны делать то, что ни один из нас не хочет делать? Почему мы не можем делать то, что нам хочется? Фрэнсис, я не могу сказать вам «прощайте» и знаю, что вы чувствуете то же, что и я.

– А через неделю, через месяц или через год вы сможете сказать то же самое?

– Так вы поэтому сомневаетесь? – Подняв брови, он пристально посмотрел ей в лицо. – Вы думаете, что я сделаю вас своей любовницей?

Она понимала, что он так и сделал бы.

– Значит, вы хотите жениться на мне? – спросила Фрэнсис, не в силах скрыть сарказм в голосе.

Лусиус, казалось, очень долго смотрел на нее с выражением полной растерянности.

– Честно говоря, Фрэнсис, – наконец ответил он, – я не знаю, что я предлагаю. Я просто не в силах сказать «прощайте», вот и все. Поедемте со мной в Лондон, и я найду вам жилье и достойную женщину, которая будет жить с вами как компаньонка. Мы можем...

Фрэнсис крепко зажмурилась, стараясь не слышать звук его голоса. Было ясно, что он вообще ни о чем не думал, но для него в этом и не было необходимости. Это не его просили бросить все, что на протяжении трех лет придавало жизни смысл и устойчивость. Его собственная жизнь во многом осталась бы такой же, как прежде, если не считать того, что у него появилась бы новая любовница, а он, несомненно, хотел, чтобы Фрэнсис стала его любовницей. У Лусиуса был совершенно ошарашенный вид, когда она упомянула о женитьбе, словно это было что-то, о чем он никогда не слышал.

– Я не поеду с вами, – объявила Фрэнсис.

Даже произнося эти слова, Фрэнсис понимала, что еще могла бы поддаться искушению, если бы не один момент: Лондон был тем местом, куда она не могла вернуться. Она обещала...

Но было и кое-что еще. Мысль о том, что она никогда больше не увидит Лусиуса, казалась почти невыносимой. Но когда он сказал, что оденет ее в шелка и украсит драгоценностями, он так сильно напомнил ей других мужчин, с которыми она когда-то сталкивалась, что Фрэнсис почувствовала отвращение. Внезапно она с ослепляющей ясностью поняла всю мерзость будущего, которое ожидало ее, если она поддастся искушению и ухватится за этот шанс не расставаться с ним.

– Тогда я останусь с вами в Бате. – Он до боли сжал ее руки.

При его готовности принести себя в жертву у Фрэнсис сердце на мгновение подпрыгнуло от радости – но только на мгновение. Она понимала, что из этого ничего не получится. Он виконт Синклер, владелец Клив-Эбби, богатый светский аристократ, большую часть своей жизни проживший в Лондоне. Что может предложить ему Бат, что удержало бы его там навсегда? Если он там останется, они будут просто оттягивать неизбежное. Никакие отношения между ними ник чему не приведут, и никакие отношения, удовлетворяющие его, не могут существовать между ними в Бате. Во всяком случае, сексуальные отношения – а ничто другое его не удовлетворит. Господи, она же учительница!

У них просто не было будущего. Такова была жестокая реальность, и все, что оставалось сделать, – это принять ее.

– Нет. – Фрэнсис покачала головой, глядя на свои руки, все еще сжатые в его ладонях. – Я бы не хотела, чтобы вы остались.

– Почему «нет», черт побери?! – громко и раздраженно воскликнул он голосом человека, не привыкшего, чтобы ему перечили.

– Последние дни были очень приятными. – Фрэнсис попыталась высвободить руки, но Лусиус не отпустил их, а еще больнее сжал ее пальцы. – Во всяком случае, вчерашний. Но пора возвращаться к привычной жизни, мистер Маршалл – виконт Синклер. Пора нам обоим. Я никогда не стану вашей любовницей, а вы никогда не женитесь на мне – да и я не выйду за вас замуж, поэтому нет смысла пытаться продлить то, что было просто приятным приключением.

– Приятным, – еще более раздраженно повторил Лусиус, и его голос был подобен раскату грома. – Мы успели стать друзьями днем и любовниками ночью. И это вы называете «приятным», Фрэнсис?

– Да, – ответила она ровным голосом. – Это было приятно, но больше никогда не сможет повториться. Пришло время попрощаться.

Лусиус долго молча смотрел на Фрэнсис, а потом отпустил ее руки. Его глаза потускнели, и Фрэнсис больше не могла прочитать в них ни его мыслей, ни его чувств. Выражение его лица тоже изменилось, уголки рта приподнялись, но не в улыбке, и одна бровь выгнулась дугой – Лусиус спрятался под маской циничной насмешливости, и у Фрэнсис возникло такое ощущение, словно он уже ушел.

– Что ж, мисс Аллард, – сказал он, – очевидно, я не ошибся в вашем отношении. Женщины не часто отвергают меня, и не часто мои сексуальные услуги оцениваются так низко, чтобы их можно было назвать «приятными». Значит, вы не желаете продолжения нашего знакомства? Прекрасно. Я удовлетворю ваше желание, сударыня.

В одно короткое мгновение он превратился в холодного, надменного аристократа, мало чем походившего на Лусиуса Маршалла, который всю ночь сжимал Фрэнсис в объятиях и предавался с ней любви.

Фрэнсис поняла, что выразилась неудачно.

Но как еще она могла выразиться, если должна была сказать, по существу, то же самое? Теперь не было смысла говорить Лусиусу, что ее сердце разбито, что он потрясающий любовник и что она, возможно, всю оставшуюся жизнь будет оплакивать его потерю.

Хотя ничего нельзя утверждать с полной уверенностью. Сегодня это правда, завтра боль слегка притупится, а через неделю – тем более. Таково свойство сильных переживаний – со временем они ослабевают; этому Фрэнсис научил ее собственный предыдущий опыт.

Фрэнсис и Лусиус молча сидели бок о бок, пока наконец они не пересекли границу Бата.

– Вот видите? – произнес Лусиус таким естественным тоном, что сердце Фрэнсис снова подпрыгнуло. – Я же говорил, что в целости и сохранности доставлю вас в вашу школу.

– Вы так и сделали. – Фрэнсис весело улыбнулась, хотя он не повернул головы, чтобы взглянуть на нее. – Благодарю вас. Не могу выразить, как я признательна вам за то, что вы отклонились от своего пути.

– К счастью мисс Мартин, завтра у нее не станет одной учительницей меньше.

– Безусловно. – Фрэнсис снова улыбнулась. – Сегодняшний вечер выйдет очень суматошным. Нужно приготовить классы к завтрашнему дню, и все будут стремиться поделиться со мной своими рождественскими впечатлениями.

– А вы будете счастливы снова вернуться к работе? – На самом деле это был не вопрос, а утверждение.

– О да, конечно, – подтвердила Фрэнсис. – Каникулы всегда долгожданны и приятны, но мне нравится работа учителя, и у меня в школе есть хорошие друзья.

– Друзья – это очень важно.

– О да, конечно, – охотно согласилась она.

Итак, их последние минуты вместе улетали в неестественно веселой, бессмысленной болтовне, пока они сидели рядом, боясь прикоснуться друг к другу или посмотреть друг другу в глаза.

Экипаж выехал на Сидней-плейс, проехал мимо Сидней-Гарденс и повернул на Саттон-роуд, а потом на Дэниел-стрит. Питере остановился возле двух высоких величественных зданий, которые и были школой мисс Мартин, впереди другого экипажа, из которого, выгружая кучу багажа, высаживались несколько пассажиров, в том числе маленькая девочка.

– Ханна Свон, одна из младших учениц, – тихо сказала Фрэнсис, как будто Лусиусу это могло быть интересно.

Лусиус полез в карман, достал визитную карточку, сложив пополам, положил ее на ладонь Фрэнсис, согнул пальцы девушки и поднес ее руку к своим губам.

– Вы, наверное, предпочитаете, чтобы я остался здесь и меня никто не видел. Тогда, Фрэнсис, прощайте. Но если я вам понадоблюсь, вы найдете меня по моему лондонскому адресу, написанному на этой карточке. Я приеду немедленно. – Он напряженно сжал губы, выставив вперед упрямый подбородок.

В значении его слов нельзя было ошибиться. Фрэнсис перевела взгляд, прикованный к пуговице, на которую было застегнуто у шеи его пальто, вверх, чтобы посмотреть ему в глаза—в холодные, пристальные, светло-карие глаза.

– Прощайте, Лусиус.

В это время Питере уже открыл дверцу и опускал ступеньки.

– Если бы они еще больше нагрузили ту карету, – словоохотливо сообщил кучер, кивнув в сторону второго экипажа, – то рессоры волочились бы по земле. Значит, вы, хозяин, остаетесь там? Лень размять ноги? Ну что ж, вы правы. Дайте вашу руку, мисс, и не запачкайтесь в этой луже.

Резко повернувшись, Фрэнсис торопливо спустилась на тротуар и тут же оказалась среди суматохи, царившей вокруг другого экипажа, с крыши которого снимали багаж, разбирали его и заносили внутрь.

Опустив голову, Фрэнсис не оглядываясь быстро прошла в здание школы.