Книга: Просто незабываемая
Назад: Глава 22
Дальше: Глава 24

Глава 23

Лусиус понял, что если бы был дольше знаком с Фрэнсис Аллард, то, возможно, догадался бы, что сломает себе зубы.
Прибыв на Портмен-стрит, чтобы во что бы то ни стало вытрясти из нее согласие, он обнаружил, что Фрэнсис уже полчаса как уехала оттуда. Потом еще целых десять минут Лусиус был вынужден провести с ее готовыми вот-вот расплакаться бабушками, которые заявили, что ему следовало прийти раньше и убедить их дорогую Фрэнсис задержаться еще на некоторое время. Но, как они объяснили, она решила, что слишком долго пренебрегала своими учительскими обязанностями и должна вернуться к ним немедленно, хотя и не могла ожидать, что сегодня же доберется до Бата.
– Значит, вы отправили ее в своем экипаже, мадам? – спросил Лусиус, обращаясь к миссис Мелфорд.
– Разумеется, – ответила она. – Мы, конечно же, не позволили бы ей путешествовать в неудобном дилижансе, лорд Синклер. Она наша племянница – и наша наследница.
Вскоре после этих слов он ушел.
Что ж, конечно, все так и должно быть: конец истории, «прощай», полный конец.
Но, покидая гостиную Маршалл-Хауса, Лусиус продемонстрировал такой высокий драматизм – совершенно не запланированный и не отрепетированный, – что было бы досадно теперь приползти обратно и объявить, что он отказался от своего плана сделать предложение Фрэнсис Аллард, потому что она уехала из города.
Сделать предложение после того, как она уже один раз отказала ему и с тех пор не изменила своего решения!
Очевидно, он в самом деле страдал от неизлечимого безумия.
Вернувшись в Маршалл-Хаус, Лусиус, прыгая через две ступеньки, поспешил к себе в комнату, но на первой же лестничной площадке он встретил целую толпу народа – они, должно быть, увидели его в окно гостиной и вышли ему навстречу.
Лусиус почти ожидал увидеть среди них и Порцию, но ни ее, ни леди Балдерстон там не было, однако были все остальные – правда, кроме дедушки.
– Ну, Лус? – с нетерпением воскликнула Эйми, когда их разделяло всего шесть ступенек. – Она сказала «да»? Сказала?
– Эйми, придержи свой язычок, – одернула ее мать. – Лусиус, что ты наделал?
– Это была погоня за несбыточным, – ответил он. – Ее там не оказалось. Она отправилась в Бат.
– Никогда в своей жизни я еще не была так унижена, – сказала ему мать. – Ты понимаешь, что Порция теперь не выйдет за тебя замуж. Могу сказать, что леди Балдерстон этого не допустит, как и лорд Балдерстон, когда узнает о том, что произошло. И даже если они согласятся, то я не уверена, что сама Порция пойдет на это. После того как ты ушел, она вела себя чрезвычайно достойно и даже посоветовала Эмили, какое надеть платье на завтрашний вечерний бал у Лоусонов. Но ты оскорбил ее в присутствии почти всей нашей семьи.
– Правда, мама? – Лусиус поднялся на верх лестницы, и Тейт, отступая в сторону, чтобы дать ему пройти, ухитрился украдкой улыбнуться своему шурину. – И чем же? Предположив, что она сплетница? Пожалуй, я был излишне тактичен, но ведь я не сказал ничего, кроме правды.
– Совершенно согласна, – поддержала его Эмили. – Как будто я сама не в состоянии выбрать себе платье!
– Мне никогда не нравилась леди Лайл, – добавила Маргарет. – У нее на лице всегда ехидная полуулыбочка. Я ей не доверяю.
– Ах, успокойтесь, – попросила виконтесса. – Ты совершенно сознательно придуриваешься, Лусиус. Ты ведь отлично знаешь, что Порция уже больше месяца каждый день ожидает от тебя свадебного предложения. Мы все этого ожидаем.
– Значит, вы все ошибаетесь. Я обещал этой весной выбрать невесту, а не Порцию Хант.
Эйми захлопала в ладоши.
– Я очень рада, Лус, – сказала Кэролайн. – Мне не нравится поведение Порции этой весной. Она мне не нравится.
– А ты уверен, что мисс Аллард – это подходящий выбор? – нахмурившись, спросила виконтесса.
– Не вижу, почему нет, если не считать того, что она уже несколько раз отказала мне, – ответил Лусиус.
– Что?! – воскликнула Эмили.
– Она сумасшедшая? – вторила ей Маргарет, а Тейт поморщился.
– О нет, Лус, – сказала Эйми. – Нет! Она не могла этого сделать.
– О, потише, прошу вас всех, – сказала леди Синклер. – Вы разбудите дедушку.
– Он еще спит? – удивился Лусиус.
– Боюсь, он переоценил свои силы, – ответила ему мать. – Он сегодня совсем плох, а теперь еще и это. Он будет очень расстроен, Лусиус. Ему очень хотелось, чтобы ты женился на Порции. Ты уверен, что сегодня не проявил больше безрассудства, чем обычно? Быть может, если ты нанесешь визит на Беркли-сквер и принесешь извинения...
– Я этого не сделаю. И пока я стою здесь, разговаривая с вами, я впустую трачу драгоценное время. Извините, но мне нужно переодеться. Через полчаса у дверей меня будет ждать моя двуколка.
– Куда ты собрался? – огорченно спросила виконтесса.
– Конечно, за Фрэнсис, – ответил Лусиус, направляясь к следующему лестничному пролету. – А куда же еще? – Он услышал, что Эйми успела взвизгнуть от восторга, прежде чем мать прикрикнула на нее.
На жестком сиденье экипажа невозможно было найти удобное положение, и у Фрэнсис болело все тело. Когда ей казалось, что она устроилась поудобнее, коляска непременно должна была наскочить на твердый корень или угодить в рытвину, и она вспоминала, что если экипаж когда-то и имел рессоры, то теперь их у него не было.
Но даже при этом к наступлению вечера она почти клевала носом. Фрэнсис понимала, что скоро стемнеет и им придется остановиться. Она отказалась от предложения бабушек, чтобы их горничная ради приличия сопровождала ее, – ей хотелось побыть одной. Фрэнсис не собиралась останавливаться в людной или дорогой дорожной гостинице, а ее непритязательная дорожная одежда должна была удержать хозяев и постояльцев от сплетен.
Завтра она доберется до Бата, потом, конечно, немного отдохнет, а затем ей придется узнать, чем именно временная учительница занималась с ее классами, и приготовиться на следующий день приступить к работе. Это будет нелегко, Никогда прежде Фрэнсис не оставляла работу больше чем на день, но она с удовольствием думала о том, что снова будет занята.
И с каждым проходящим днем блистательное великолепие прошедшего концерта и мучительный момент последнего прощания с Лусиусом будут отодвигаться все дальше и дальше в памяти, пока наконец не наступит день, когда она сможет не думать ни о силе, ни о глубине чувств, которые преподнесла ей эта неделя.
Ей снилось, что она прячется от Чарлза в снежном сугробе, снилось, что она поет и берет высокую ноту, а ей в рот залетает снежок и она видит Лусиуса, широко улыбающегося и восторженно аплодирующего. Ей виделось во сне, что хор старшеклассниц исполняет мадригал для лорда Хита, но все фальшивят и поют не в том темпе, а она хлопает в ладоши, безуспешно стараясь навести порядок.
Она видела дюжину других бессмысленных, бессвязных ярких снов, пока внезапно не проснулась от того, что экипаж покачнулся и наклонился, явно потеряв управление.
Ухватившись за потертый ремень над головой, Фрэнсис приготовилась к надвигающейся катастрофе. Послышался стук копыт и кричащие голоса, а затем в поле ее зрения появились лошади – они скакали в том же направлении, куда двигался ее собственный экипаж, и были запряжены в двуколку. При виде этой картины Фрэнсис изумленно раскрыла глаза. Двуколка на дороге в Бат? И несется на такой головоломной скорости? И происходило это на самом узком участке дороги. А вдруг что-то случится?
Прижавшись лицом к окошку, Фрэнсис взглянула на джентльмена, сидевшего на высоких козлах. На нем была элегантная длинная темно-желтая кожаная накидка для верховой езды и цилиндр, надетый немного набекрень.
У Фрэнсис глаза стали большими, как блюдца, но она не была уверена, что узнала его. Он сидел высоко, так что ей почти не было видно его, как и слугу, ехавшего позади и с чрезвычайно высокомерным видом кричавшего Томасу что-то такое, что Фрэнсис, к счастью своему, не могла слышать, так как по выражению его лица можно было догадаться, что это отнюдь не приветствие.
Фрэнсис не ошибалась – если этим человеком был Питерс, то на козлах, безусловно, должен быть виконт Синклер.
Почему она не удивилась?
Когда легкая коляска пронеслась мимо, Фрэнсис откинулась на сиденье и закрыла глаза, разрываясь между возмущением и совершенно неуместной радостью.
Он говорил о необходимости исключить из английского языка слово «приятно», но, очевидно, из своего собственного словаря он уже полностью вычеркнул слово «прощай».
Фрэнсис не выпустила из руки ремень и, когда Томас резко остановил экипаж, была готова к последовавшему толчку, который мог бы бросить ее на противоположное сиденье, так что она разбила бы нос о его спинку, если бы не держалась.
Она взглянула в окно, и картина во многом оказалась такой, какую она и ожидала увидеть. Двуколка, теперь оставленная на попечение одного Питерса, стояла неподвижно поперек дороги, а виконт Синклер с угрожающе мрачным видом направлялся к экипажу Фрэнсис, хлыстом постукивая по блестящим сапогам и накидке, длинные полы которой хлопали по голенищам.
– Если бы вы решили отправиться в путешествие в экипаже, а не, извините, в старом корыте, Фрэнсис, – сказал он, рывком распахнув дверцу, – то к этому времени могли бы доехать до Бата и вернуться обратно. И более того.
Фрэнсис беспомощно посмотрела на него и подвинулась.

 

Душу Лусиуса, как образцового великосветского джентльмена, оскорбляла необходимость ехать в допотопном ископаемом, но избежать этого было невозможно. Экипаж обеспечивал уединение, которого не могла дать двуколка, особенно с едущим позади Питерсом – а еще важнее, с его ушами.
– Благодаря вам я сегодня лишился совершенно безукоризненной невесты, – сообщил Лусиус, захлопнув дверцу и заняв место рядом с Фрэнсис, отметив, что она напряженно сидит на краю, вместо того чтобы расположиться удобнее. – И я хочу возмещения.
Фрэнсис забилась в дальний угол и оттуда враждебным взглядом смотрела на него.
– Мисс Хант в самом деле отказала вам? – в конце концов заговорила Фрэнсис. – Признаться, я удивлена. Но ради Бога, в чем моя вина?
– Она мне не отказала. У нее не было такой возможности. В ее присутствии ив присутствии ее матери я объявил, что отправляюсь на Портмен-стрит, чтобы выразить вам свое восхищение и предложить свою руку. К тому времени как я вернулся домой, узнав, что вы уехали, обе леди в страшном негодовании уже покинули Маршалл-Хаус, и, по вполне обоснованному мнению моей матери, Порция больше не захочет иметь со мной дела, даже если я приползу к ней на четвереньках, буду есть землю и вообще сносить унижения, какие только возможно.
– А вы бы это сделали, если бы получили такую возможность?
– Приползти на четвереньках? О Господи, нет. Мой камердинер моментально подал бы в отставку, а я неравнодушен к тому, как он завязывает мне шейный платок. А кроме того, Фрэнсис, у меня нет желания жениться на Порции Хант – никогда не было и никогда не будет. Уверен, что я скорее умру.
– Она очень симпатичная.
– Чрезвычайно, – согласился Лусиус. – Но вчера вечером мы уже говорили с вами об этом, Фрэнсис. Я охотнее поговорю о вас.
– Обо мне нечего говорить. Думаю, вам лучше позвать свою коляску и вернуться в Лондон, лорд Синклер.
– Напротив, – возразил он, – есть много такого, о чем следует поговорить. Например, о том, что вы француженка, выдающая себя за англичанку. У вас есть доказательства, что вы не шпионка?
– Вы знали, что я француженка, – ответила Фрэнсис, поцокав языком. – Разве имеет какое-либо значение, решила ли я называться Франсуаз Хеллард или Фрэнсис Аллард? Люди почему-то считают, что француженка должна быть ярко раскрашенной, жестикулирующей, трепещущей от эмоций. От нее ожидают, что она должна быть иностранкой, а я выросла в Англии. Я англичанка во всех отношениях.
Лусиус подумал, что если ему придется далеко ехать в этом экипаже, то его позвоночник, несомненно, получит неизлечимые повреждения – не говоря уже о задней части.
– Тогда я освобождаю вас от подозрения в шпионаже. А как насчет того, Фрэнсис, что перед тем, как стать учительницей, вы пели на непристойных вечерниках? У вас, должно быть, есть что рассказать на эту тему. – Внезапно он снова стал жестоким.
– Оргиях, – тихо ответила Фрэнсис и крепко сжала губы.
– Леди Лайл не употребляла этого слова. Она разговаривала с Порцией и чувствовала себя обязанной следить за своим языком, но имела в виду именно это.
Отвернувшись, Фрэнсис смотрела в окно. Она была без шляпы – шляпа лежала на противоположном сиденье, – и ее профиль показался Лусиусу похожим на высеченный из мрамора, в том числе и по цвету.
– Я не стану оправдываться перед вами, лорд Синклер, если вы говорите со мной таким тоном. Впрочем, и в другом случае тоже. Можете выйти из экипажа моих бабушек и вернуться в город.
– Но поймите, я не могу этого сделать, – громко вздохнув от раздражения, сказал он. – Я просто не могу уйти, Фрэнсис, пока наша история не закончится. Помню, когда я был мальчиком, я читал книгу – старинный том из дедушкиной библиотеки. Я так увлекся книгой, что позволил двум чудесным летним дням пройти мимо меня. А потом история резко оборвалась – последних, кто знает скольких, страниц не хватало. У меня осталось такое чувство, словно меня за пальцы повесили на краю утеса без надежды на спасение. Кого я только ни спрашивал, но никто никогда не читал проклятую книгу. Я швырнул том через всю библиотеку, и он вылетел в окно вместе с большим куском стекла, а я на следующие шесть месяцев лишился своих карманных денег. Но я никогда не забывал своего возмущения и негодования, а в последнее время они вновь ожили. Я люблю, когда истории имеют хороший конец.
– Мы живем не на страницах книги.
– И следовательно, от нас зависит, чем закончится наша история. Я больше не претендую на вечное счастье, Фрэнсис. Для счастливого брака нужны двое, а пока что у нас только один желающий его партнер. Но мне необходимо знать почему – почему вы отвергаете меня, почему вы вчера вечером отказались от предложенной Хитом возможности, за которую многие музыканты, обладающие половиной вашего таланта, готовы убить друг друга. Что, черт побери, произошло в вашем прошлом? Какие скелеты вы прячете в своем гардеробе?
.– Вы правы, – ответила Фрэнсис, съежившись в своем углу. – Вы заслуживаете объяснения. Наверное, я дала бы его в Сидней-Гарденс, если бы я поняла, что ваше предложение серьезно и вы делаете его не просто под влиянием романтического порыва. Мне следовало рассказать вам все, когда вы повели меня гулять в Гайд-парк, но я этого не сделала. Я собиралась написать вам из Бата, но теперь мне придется все рассказать лично.
– Из Бата? Почему не из Лондона?
– Я боялась, – со вздохом ответила Фрэнсис, – что, прочтя мое письмо, вы будете вновь искать встречи со мной. Я боялась, что вы поступите неразумно. – Улыбка приподняла уголки ее рта, Фрэнсис взглянула вверх, на Лусиуса, и он удержал ее взгляд. – Вы ведь часто поступаете неразумно?
– Существует четкая граница между разумом и бессмыслицей. Я еще не определил точно, где вы находитесь. Фрэнсис, расскажите мне о скелете в вашем гардеробе.
– О, их достаточно, чтобы наполнить целый особняк, заставленный гардеробами. Он не один, их целая куча. После смерти отца моя жизнь превратилась в полную неразбериху, вот так. Но мне повезло, я смогла вырваться и построить для себя новую жизнь. Вот почему я сейчас возвращаюсь. Это жизнь, в которой вам нет места.
– Полагаю, потому что я виконт и наследник графа, – раздраженно уточнил Лусиус. – Потому что большую часть своей жизни я прожил в Лондоне и принадлежу к высшему обществу.
– Да. Совершенно верно.
– Но я еще и Лусиус Маршалл, – сказал он и, прежде чем Фрэнсис успела перевести взгляд на свои руки, с удовлетворением заметил, что у нее в глазах блестят слезы.
Экипаж неуклюже свернул на дороге, и вечернее солнце, заглянув в окошко рядом с Лусиусом, засияло в волосах Фрэнсис.
– Расскажите мне о леди Лайл, – попросил он. – Вы прожили у нее несколько лет, но вчера вечером едва не оторвали мне голову, когда я сказал, что пригласил ее послушать ваше пение. А потом она заронила словечко в чувствительное ухо Порции, но могла только злобно намекать.
– Она была очень увлечена моим отцом, пожалуй, даже влюблена в него, и, весьма вероятно, была его любовницей. Она обеспечила мой первый выход в свет и в других случаях тоже была очень внимательна ко мне. Когда отец умер, она предложила мне жить с ней, и тогда мне показалось вполне естественным переехать туда. Я не верю, что она намеревалась причинить мне вред. Но отец оставил огромные долги, и некоторые из них были записаны на нее. Я осталась совершенно без средств, но надеялась заключить выгодный брак.
– С Фонтбриджем.
Фрэнсис кивнула.
Фонтбридж был бесхарактерным человеком, так сказать, маменькиным сыночком, и с трудом верилось, что Фрэнсис была в него влюблена. Но то, что делала Фрэнсис, вообще было трудно понять, да к тому же это было несколько лет назад. А Фонтбридж был красив той красотой, которая в некоторых женщинах могла пробуждать материнский инстинкт.
– Мне было не по себе находиться в полной зависимости от леди Лайл, – продолжала Фрэнсис, – и я была благодарна ей и очень счастлива, когда она представила меня человеку, который проявил желание устроить и спонсировать мою певческую карьеру. А он оказался очень любезным и был абсолютно уверен, что сможет обеспечить мне славу и богатство. Я заключила с ним контракт, и мне казалось, что моя мечта становится явью. Я могла сделать карьеру певицы, могла заплатить долги отца, могла выйти замуж за Чарлза и потом жить счастливо. Понимаете, я была очень наивной девочкой, которая жила, не зная жизни.
– Кто? Кто этот спонсор?
– Джордж Ролстон.
– Проклятие, Фрэнсис! – воскликнул Лусиус. – Этот человек зарабатывает на том, что обманывает беспомощных, глупых женщин. Неужели вы не могли придумать ничего лучше? Но конечно, не могли. Неужели леди Лайл не могла придумать ничего лучше?
– Она сказала, что пение даст мне возможность заплатить то, что был должен ей отец, и компенсировать то, что было потрачено на меня, пока я жила у нее. Я чувствовала долг чести – правда, это было позже, а вначале я была просто в восторге от того, что наконец-то буду петь, как всегда мечтала, а деньги и долги были всего лишь на втором плане.
– И так вы стали петь на оргиях.
– На вечеринках. Но вскоре я разочаровалась. Я не могла выбирать ни место, где петь, ни репертуар, ни даже платье, которое надеть, – мой контракт оговаривал, что все эти вопросы решает исключительно Джордж Ролстон. А слушателями большей частью были одни мужчины. Были ли эти вечеринки оргиями, я не знаю, но я бы сказала, что были. Через своего агента я получила несколько предложений – но ни одного свадебного, понимаете? – и он постарался убедить меня, что они исходят от богатых и влиятельных людей, которые могут помочь мне сделать карьеру еще быстрее, чем он. Он все время говорил мне, что скоро я буду выступать в больших концертных залах, получу свободу выбора и смогу петь все, что захочу.
– Боже милостивый, Фрэнсис! – Лусиус взял одну ее руку и крепко сжал, когда она попыталась ее выдернуть. – И это то ужасное прошлое, которое вы скрывали от меня? До чего же вы глупы, любовь моя.
– Я все еще продолжала вращаться в обществе, все еще продолжала посещать великосветские приемы, но слухи уже начали просачиваться, и Чарлз узнал, где и для кого я пела. Он встретился со мной и потребовал, чтобы я это прекратила, и у нас вышла страшная ссора. Но еще до этого я поняла, что никогда не смогу выйти за него замуж. Я понимала, что он безвольный человек и не способен освободиться от диктата своей матери. Он сказал мне, что вопрос о том, смогу ли я петь для публики после того, как стану графиней, не подлежит обсуждению.
– Ну и мерзавец, – вставил Лусиус.
– Но с вами все было бы точно так же. – Она бросила на него быстрый взгляд и зажмурилась, прежде чем экипаж сделал еще один поворот и ее лицо снова оказалось в тени. – Если бы я имела возможность принять предложение лорда Хита – то есть если бы я не была до сих пор связана контрактом с Джорджем Ролстоном – и если бы он мог устроить для меня престижные концерты в Англии и на континенте, вы бы больше не хотели сделать меня своей женой. Виконтессе это не подобает.
– Проклятие, Фрэнсис! – Лусиус был слишком возмущен, чтобы думать о выборе слов. Он заключил Фрэнсис в объятия, прижался губами к ее губам и крепко держал до тех пор, пока она не расслабилась и не вернула ему поцелуй. – Вы всегда считали, что хорошо знаете меня, – сказал он, подняв наконец голову. – Я часто сумасброден и беспечен, Фрэнсис, но я был бы настоящим сумасшедшим, если бы просил вас выйти за меня замуж, а потом устроил так, чтобы Хит услышал ваше пение, и в то же время считал, что певческая карьера, которую вы должны сделать, и брак со мной взаимно исключают одно другое. Черт побери, вы из ничего создаете проблему.
– Здесь вы глубоко ошибаетесь, – с горечью сказала Фрэнсис, отодвинувшись от него и снова забившись в свой угол. – Долги отца оказались больше, чем я думала, я подписала контракт, от которого никогда не смогу отказаться, а леди Лайл доставляло мало удовольствия, когда я начинала жаловаться.
– Контракт, – протянул Лусиус. – Сколько лет вам было, Фрэнсис?
– Девятнадцать. А разве это имеет какое-то значение?
– Разумеется, имеет. Он не стоит той бумаги, на которой написан. Вы были несовершеннолетней.
– О, я не придавала этому значения. – Она покачала головой, на мгновение закрыв лицо руками. – Дела продолжали идти все хуже и хуже, а потом случилось самое страшное. После того как я поссорилась с Чарлзом, ко мне пришла графиня Фонтбридж. Она не знала о нашей ссоре, но была твердо намерена разлучить нас и предложила мне деньги – огромные деньги, – если я соглашусь покинуть Лондон, не обменявшись ни словом с Чарлзом, и никогда не возвращаться туда.
– И вы взяли деньги? – Он с недоверием и одновременно с легкой насмешкой смотрел на Фрэнсис.
– Взяла. Я была возмущена, но у меня не было другого выбора, кроме как дать такое обещание – во всяком случае, я считала, что не было. А потом я подумала – почему нет? Почему не взять у нее деньги, несмотря на то что я уже не собиралась выходить замуж за ее сына? Вот так я их и взяла. Мне нужны деньги, чтобы обрести свободу, – так я обосновывала свое решение. Все деньги я отдала леди Лайл, а потом собрала дорожную сумку и ушла из ее дома, пока она была на вечернем приеме. У меня не было никаких планов, но на следующий день я увидела объявление о месте учительницы в школе мисс Мартин, а еще через день ее лондонский агент согласился отправить меня в Бат на собеседование. Лусиус, мне необходимо было уехать, и я уехала. Я не могла оставаться в Лондоне. Я думала, что связана контрактом, который находила совершенно неприемлемым, вокруг меня грозил разразиться скандал, и как леди Лайл, так и леди Фонтбридж могли дать ему ход в мгновение ока. Я уехала, вопреки всему все же надеясь, что получу возможность начать все сначала, построить новую жизнь. И как ни странно, все получилось. С тех пор я была счастлива – пока не встретила вас.
– Ах, любовь моя! – Лусиус снова взял ее за руку, но на этот раз Фрэнсис удалось ее вырвать.
– Нет, вы не понимаете! – воскликнула она в тот момент, когда экипаж сделал резкий поворот, заезжая в мощенный булыжником двор небольшой провинциальной гостиницы, где их уже ожидал Питере, стоя рядом со своей двуколкой. – Вы не понимаете, почему мне пришлось дать такое обещание графине Фонтбридж. Она знала что-то, что сказала ей леди Лайл, что-то такое, чего даже я сама не знала. Полагаю, леди Лайл хотела получить гарантию того, что я не выйду замуж за Чарлза, не перестану петь и платить ей огромные суммы денег в счет долгов, которые она, вполне возможно, сфабриковала. Но у меня была единственная мысль: мои бабушки никогда не должны узнать правду. Я понимала, что они этого не переживут. – Фрэнсис, по-видимому, не замечала, что экипаж остановился, и Лусиус рукой сделал Питерсу знак не открывать дверцу. – Я не та, кем вы меня считаете.
– Не Франсуаз Хеллард и не Фрэнсис Аллард? – тихо спросил он.
– Я вовсе не француженка и не англичанка. Моя мать была итальянкой и, насколько мне известно, отец тоже итальянец. На самом деле я не знаю, кто он был – или есть. – Положив руки на колени, Фрэнсис смотрела на них, а Лусиус смотрел на ее профиль. – Она была певицей, – продолжила свой рассказ Фрэнсис, – и мой отец влюбился в нее и женился на ней, несмотря на то что она уже носила ребенка от кого-то другого. Когда она умерла через год после моего рождения, он вернулся вместе со мной в Англию и воспитывал меня как свою дочь. Он так и не открыл мне правду – в первый раз я узнала ее только три года назад.
– А вы уверены, что это правда?
– Думаю, в глубине души я всегда сомневалась, не злобная ли это выдумка. – Фрэнсис улыбнулась, глядя на свои руки. – Но мои двоюродные бабушки как раз сегодня подтвердили эти слова. Прежде чем уехать, я все им рассказала и неожиданно узнала, что отец уже сделал это, как только прибыл со мной в Англию. Они всегда это знали.
Лусиус понял, что она плачет, когда от упавшей ей на колени капли потемнела ткань платья, и протянул Фрэнсис носовой платок. – Вот видите, я не могу выйти замуж ни за кого из высших слоев общества. Я не могу выйти замуж за вас. И прежде чем наброситься на меня с возражениями, остановитесь и подумайте, Лусиус. Вы дали обещание своему дедушке и всей своей семье. Я познакомилась с ними и увидела вас в семейном кругу. Я поняла, что вы к ним привязаны и, больше того, любите их. И я понимаю, что ваша импульсивность почти всегда объясняется любовью. Думаю, вы сами плохо представляете себе, какой вы замечательный человек. Ради своей семьи вы не должны на мне жениться.
Глупо, но Лусиусу вдруг самому захотелось заплакать. Неужели это правда? Быть может, он действительно не такой уж никчемный человек, каким иногда себя считал?
«Я понимаю, что ваша импульсивность почти всегда объясняется любовью».
– Уже совсем стемнело, – сказал Лусиус, – и если в этой гостинице мне не предложат на ужин достойный мясной пирог, я буду дьявольски зол. Полагаю, вы готовы выпить чашку чая?
Фрэнсис высморкалась и взглянула по сторонам, словно только сейчас осознала, что экипаж уже не катится по проезжей дороге.
– О, Лусиус, – засмеялась она дрожащим смехом, – две чашки будет еще лучше.
– И еще одно, – сказал он, прежде чем сделать Питерсу знак открыть дверцу и опустить ступеньки. – На эту ночь мы мистер и миссис Маршалл. Не будем шокировать нашего хозяина тем, что, прибыв в одном экипаже, объявим себя виконтом Синклером и мисс Аллард. – Не дав ей возможности ответить, Лусиус выпрыгнул из экипажа и, обернувшись, подал Фрэнсис руку.
– Я уже начал думать, хозяин, – сообщил Питере, – что мне до самого рассвета придется отвлекать внимание старины Томаса, чтобы он смотрел сюда, а не оглядывался назад.
Лусиус оставил остроту без внимания.
Назад: Глава 22
Дальше: Глава 24