Глава 12
– Да, после еды на свежем воздухе нет ничего лучше этого, – сказал Алекс, направляясь к шерстяному одеялу, расстеленному под большим дубом.
Взгляд Эммелин был настолько прикован к месту, которое очень скоро должно было стать свидетелем её счастливой гибели, что она даже не заметила, что Седжуик берет длинный ящик, на который она обратила внимание раньше в экипаже.
– Да, это будет настоящее развлечение.
– Что? – Внезапно она заподозрила, что он вовсе не собирается её соблазнять.
– Полагаю, вы скажете, что никогда этим не занимались? Не беда. Правда, моя мать всегда терпеть этого не могла, но бабушка до сих пор находит восхитительным.
Его мать и бабушка? Эммелин искоса взглянула на Седжу-ика. Чёрт возьми, было бы лучше, если бы она поняла его неправильно.
– Простите?
– Рыбалка, – пояснил он. – Чем ещё можно заниматься в такой чудесный день?
Рыбалка! Он привёз её сюда, в это уединённое имение, в это исключительно романтическое место, ради рыбалки?
Эммелин не знала, то ли ей расплакаться, то ли столкнуть его в воду. Прежде чем она смогла доставить себе удовольствие углубиться в мечты о том, как он поднимется из воды в бриджах и рубашке, прилипших к его мускулистой фигуре, Седжуик успел собрать одно из удилищ и уже доставал второе.
– Да, думаю, не занималась, – ответила она совершенно серьёзно.
– Вы не разочаруетесь.
Честно говоря, у неё было достаточно разочарований для одного дня, чтобы добавлять к своим неприятностям ещё какую-то дурацкую рыбалку.
Седжуик, слишком увлечённый предстоящими радостями рыбалки и выбором правильной наживки, очевидно, даже не заметил её досады.
– Пойдёмте, Эммелин, попробуйте. – Он снова протянул ей руку.
На этот раз её ноги приросли к земле, и она не сделала ни шагу. Чтобы охладить чей-то пыл, нельзя придумать ничего лучшего, чем завести разговор о выкапывании червей.
– Нет, благодарю вас. Пожалуй, я останусь здесь и просто буду смотреть. – «И кипеть от злости».
– Что ж, смотрите внимательно, – бросил на ходу Седжуик, спускаясь по пологому склону к самой воде. – И если почувствуете, что хотите присоединиться, дайте мне знать.
Эммелин заставила себя улыбнуться Седжуику и, растянувшись на одеяле, наблюдала, как солнечный свет играет и пляшет на спокойной воде. Однако её взгляд всё время возвращался к мужчине, к его туго натянувшейся на плечах рубашке, к тому, как он сосредоточенно морщил лоб, забрасывая удочку.
Из того, что могла видеть Эммелин, она сделала вывод, что рыбалка, по-видимому, требовала огромного труда (и сквернословия), но всё было впустую. Седжуику, очевидно, не хватало профессиональных навыков, потому что ему постоянно не везло.
– Вы уверены, что делаете все правильно? – крикнула Эммелин.
– Почему бы вам не научить меня? Или вы боитесь, что рыба отнесётся к вам с таким же пренебрежением, как и ко мне?
«А почему бы и нет? – рассудила Эммелин. – Быть может, ко мне относятся с пренебрежением и люди, и звери. Конечно, если рыб можно назвать зверями. А если нет, то Сед-жуик выступает в роли и тех, и других».
И она спустилась к нему.
– Теперь встаньте здесь. – Седжуик поставил её перед собой, а потом притянул ближе.
Когда спина Эммелин прижалась к его груди, а её тело к его телу, рыбалка неожиданно стала намного интереснее. Если летний день и не был ещё достаточно тёплым, то жар, вспыхнувший между их телами, превратил его в пекло.
Память не сыграла с Эммелин шутку: тело Седжуика оказалось таким же мускулистым и длинным, каким она его помнила. И, откинув голову, чтобы взглянуть на барона, она смогла увидеть только его губы и вспомнить, с каким искусством они целовали её.
Седжуик встретился с ней взглядом, и Эммелин могла бы поклясться, что увидела в его глазах те же чувства, которые, должно быть, горели у неё в глазах.
Почему они оказывали друг на друга такое воздействие?
Её мать всегда говорила, что когда Эммелин влюбится, то мгновенно поймёт это. Мать рассказывала, что так было у них с отцом. Нельзя сказать, что Эммелин когда-нибудь прислушивалась к советам матери – особенно если учесть, что представление её матушки об идеальном супруге воплотилось в грабителе с большой дороги, которого она ошибочно приняла за дворянина.
Эммелин снова взглянула на барона, и у неё по спине пробежал холодок – проклятие, это нехороший признак!
«Нет, только не Седжуик», – зажмурившись, взмолилась Эммелин – она не хотела влюбляться в него.
Однако она точно знала, что никогда не встретит другого мужчину, который заставит её почувствовать такое волнение и головокружение, словно она падала и скользила…
А было именно так – Эммелин действительно скользила, потому что, желая быть ближе к нему и получить шанс ещё на один поцелуй, она поставила ногу на гладкий камень, который внезапно сдвинулся с места. Но она не оказалась в объятиях Александра Денфорда, а получила в награду холод Темзы.
– О Боже, нет! – вскрикнула она, когда, выскользнув из рук Седжуика, с громким всплеском шлёпнулась в реку.
Во всяком случае, Эммелин повезло, что место было не очень глубокое и она приземлилась задом на илистое дно. Холодная вода, сделав своё дело, мгновенно остудила её пыл – особенно когда Эммелин обнаружила, что Седжуик стоит на берегу, не выпуская из рук своей проклятой удочки.
– Господи, Эммелин, вы чуть не лишили меня моей самой лучшей рыболовной снасти, – заявил он, и его губы дрогнули в улыбке.
– Чёрт бы побрал эту удочку! – огрызнулась она, мокрая и покрытая грязью. – Вы знаете, сколько стоит это платье? Оно теперь испорчено!
– Мне оно не кажется совсем уж испорченным. – Он склонил набок голову, словно размышляя над её словами. От того, что он увидел, на его губах заиграла отвратительная ухмылка, а в глазах опять вспыхнул незабываемый чувственный огонь.
Взглянув на себя, Эммелин обнаружила, что тонкий муслин, прилипший к ней, как вторая кожа, подчёркивал все изгибы её тела, которые Седжуик разглядывал с видом бывалого повесы.
– Леди Седжуик, – заявил он, – как возмутительно, что вы так долго скрывали от своего мужа столь восхитительные формы.
– Чёрт возьми, Седжуик, хватит с таким удовольствием пялиться! Вытащите меня отсюда! – Ноги Эммелин увязли в грязи, и как она ни старалась, ей не удавалось вытащить их.
– Зачем мне это делать?
К её досаде, он только раскатисто рассмеялся, как будто никогда не видел ничего столь смешного.
– Возможно, мне больше не представится случай лицезреть вас в подобном виде.
– Я не оказалась бы в таком положении, если бы вы поддержали меня и не дали упасть, – проворчала она как можно язвительнее. Эммелин постаралась рассердиться, но его чувство юмора было заразительно. Куда на самом деле девались его хорошие манеры?
– Да, но, спасая вас, я мог бы потерять свою самую лучшую удочку.
Ах, так вот что стояло у него на первом месте! Стиснув зубы, Эммелин собрала все силы, чтобы освободить одну ногу. При этом она немного приблизилась к берегу, так что смогла схватиться за удочку и потянуть её вместе с драгоценным владельцем в воду.
Седжуик приземлился возле Эммелин, подняв фонтан брызг, и стал откашливаться и отплёвываться, а она с усмешкой смотрела на него.
– Теперь рыбалка будет удачнее?
Седжуик оглядел себя и, прежде чем Эммелин сообразила, что он собирается сделать, поймал её за лодыжку и опрокинул – прямо на спину в воду рядом с собой.
Она встала, смеясь и шлёпая по воде, потому что больше ей ничего не оставалось делать. Позабыв обо всех и обо всём, они смеялись и без стеснения брызгали водой друг на друга.
– Должен сказать, мадам, – подражая лондонским манерам, Седжуик сделал вид, что рассматривает её в лорнет, – сегодня вы выглядите поистине великолепно. Просто потрясающе. Это новый фасон платья?
– О да, – так же высокомерно ответила Эммелин, разглаживая свою мокрую шляпу и ленты, – и я уверена, в следующем сезоне он будет очень популярен.
Они снова рассмеялись, и открытая весёлость Алекса покорила сердце Эммелин быстрее, чем его красота и изысканные манеры.
Разве кому-нибудь могло прийти в голову, что педантичному и чопорному барону Седжуику доставит удовольствие барахтаться в воде?
И это было не единственное неожиданное открытие, которое сделала сейчас Эммелин. Взглянув на Седжуика, она увидела, как искрятся его зелёные глаза, и у неё оборвалось сердце. Как говорила ей мать, это было всё равно что увидеть падающую звезду – волшебное случайное мгновение, мгновение, которое нельзя упускать. Эммелин всегда интересовало, как можно удержать такую неосязаемую вещь, как падающая звезда. Скоро она узнала как.
Седжуик потянулся и схватил её. Сначала она сопротивлялась, так как подумала, что снова окажется в грязи, но когда ещё раз испуганно посмотрела на него, его взгляд уже больше не отпустил её.
И если поцелуй прошлой ночью изменил правила отношений между ними, то в этот жгучий момент они были полностью переписаны.
Эммелин не могла поверить в происходящее и с удивлением смотрела на Седжуика, но отрицать очевидное было невозможно. Насмешка исчезла с его лица, улыбка застыла, и создалось впечатление, что он тоже впервые видит Эммелин. Несколько мгновений Эммелин могла думать только о том, что она, должно быть, выглядит как мокрая бродячая кошка, но Седжуик, очевидно, видел совсем не это…
Он притянул её к себе и усадил на колени. Вся его насмешливость, его весёлое настроение исчезли и сменились выражением жгучего, невысказанного желания.
Медленно, бережно он снял с головы Эммелин испорченную шляпу и пустил плыть посередине реки туда, откуда она уже не сможет вернуться.
Эммелин не смогла даже вздохнуть, не то что возразить.
Убирая назад её влажные локоны, Алекс коснулся тёплыми руками её мокрой кожи, и Эммелин показалось, что весь мир вокруг замер, что даже вечно текущая Темза остановилась в это волшебное, неправдоподобное мгновение.
«Это невозможно», – хотела сказать Эммелин. Он не мог – нет, он не должен – смотреть на неё так, будто считает её несказанно красивой, как будто высокого мнения о ней; этот взгляд проникал до самого громко стучащего сердца и касался расцветающих там чувств.
Седжуик, казалось, старался подробно рассмотреть все её черты: нос, щеки, подбородок, губы, а затем, не говоря ни слова, наклонился и приник в поцелуе к её губам. Пока длился этот поцелуй, Эммелин теснее прижималась к нему, а потом он отстранился и посмотрел на неё, заглянул в глаза, словно ожидая найти там какой-то ответ.
Эммелин не знала и не хотела знать, как могло случиться такое. До самого этого мгновения её жизнь была чередой лжи и обмана, и истинная правда, вдруг открывшаяся ей, ошеломила. Теперь она поняла, что значит следовать велению своего сердца.
Эммелин медленно наклонила голову и так же медленно кивнула, побуждая Алекса поцеловать её. Но ему вряд ли требовалось побуждение. Его губы растянулись во властной улыбке, и в тот же миг он с нескрываемой жадностью поцеловал её. Тот жар, тот огонь, немного охлаждённый рекой, нельзя было погасить надолго, и он снова ожил. Как подозревала Эммелин, он разжёг внутри её желание, вызванное поцелуем. Седжуик целовал её страстно, буквально пожирая своим ртом, как будто никак не мог насытиться ею, как будто ему было мало этого опьянения, этого удивительного слияния.
Но одних поцелуев было недостаточно, они оба ясно понимали это. Пальцы Седжуика играли локонами Эммелин, гладили её стройную шею, его рука, тёплая и сильная, обнимала её за плечи и притягивала все ближе.
Вокруг в воде искрилось солнце, в густых зарослях кустов и деревьев у самой кромки воды пели птицы, а Седжуик продолжал целовать Эммелин – целовать страстно и самозабвенно, и в ответ ему тело Эммелин трепетало, ни в чём не препятствуя ему.
Вдруг так же внезапно, как он начал поцелуй, Седжуик прервал его и в течение долгого, томительного мгновения пристально смотрел на Эммелин, и она испугалась, что он оттолкнёт её, как тогда в экипаже.
Затем он встал из воды, сильными руками поднял её и понёс из реки на берег. – Седжуик, я…
Он заставил её замолчать ещё одним поцелуем, более настойчивым, чем предыдущий. Его губы накрыли рот Эммелин, послав в её вены совсем иной поток – бурлящий поток страсти и желания. На секунду Седжуик замер и снова взглянул на Эммелин, словно давая ей возможность воспротивиться, произнести хотя бы одно слово. А когда она этого не сделала – честно говоря, просто не посмела, – он понёс её вверх по склону в уединённую беседку, где в густой траве были расстелены одеяла и подушки.
И когда он, бережно опустив Эммелин, опять посмотрел на неё, она безошибочно поняла, что теперь Седжуик меньше всего думал о рыбалке.
Его охватило безумие – ибо то, что собирался сделать Седжуик, нельзя было назвать иначе.
Он никогда не желал женщину сильнее, чем в этот момент желал Эммелин. Он забыл, что она не его жена, что она мошенница, готовая обманывать всех и каждого, он забыл все причины, почему этого не следует делать, забыл, что любовная связь с ней – необдуманный поступок, противоречащий принятому им благоразумному и предусмотрительному решению держать существование Эммелин в строгом секрете. Тем не менее сейчас ему хотелось продолжить это безрассудство, удовлетворить своё желание, узнать, что есть в Эммелин такого, что заставляет его забыть о здравом смысле.
Потому что здравый смысл никогда не поможет ему завоевать её заблудшую душу.
Алекс решил, что за такой поворот мыслей ему следует винить Роулинза и его проклятое французское бренди… хотя и понимал, что это несправедливо. Слова виконта просто объяснили, что пробудилось к жизни в сердце Алекса в то самое мгновение, когда он впервые увидел Эммелин.
Он снова нашёл губы Эммелин и, целуя её, удивился, что она с готовностью отдавалась ему, её тело было тёплым и податливым. Благодаря своему необузданному темпераменту Эммелин под его прикосновениями была подобна огню, она тянулась к рукам Седжуика, знакомившимся с её грудью, и глухо стонала, подгоняя его. Под ладонью Алекса соски Эммелин налились, затвердели и жаждали прикосновений его рук, его губ. Молодые люди были одни в уединённой беседке за живой изгородью, им никто не мог помешать, и Алекс начал раздевать Эммелин.
– Седжуик, – удалось тихо прошептать ей в знак протеста.
– Поблизости никого нет…
– Нет, дело не в этом, – она насмешливо подмигнула ему, – просто платье сначала нужно расстегнуть сзади. – Повернувшись в объятиях Седжуика, она горящими глазами оглянулась на него через плечо. – Если вас это не затруднит.
– Нисколько. – Он тянул намокшую шнуровку, пока в конце концов не развязал её, и через голову снял с неё платье, а затем и бельё.
Во взгляде опытной женщины, когда она первая раздевается перед мужчиной, бывает особое выражение. Алекс уже видел его у своих любовниц и у нескольких других покорённых им женщин. Но в глазах Эммелин не было такого выражения, она не была женщиной, привыкшей раздеваться перед мужчинами. В ней была только стыдливость и неуверенность, словно она боялась, что он останется разочарованным тем, что увидел.
– Эммелин, – шепнул он, потершись носом о её шею и прикусив зубами ей ухо, – не знаю, с чего начать, потому что вы самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо видел.
Эммелин покачала головой, как будто не поверила, и он предоставил своему телу, своим прикосновениям подтвердить его слова.
Склонившись к её груди, он взял в губы розовый сосок и, втянув его в рот, поглаживал языком шершавый пик, пока Эммелин не задохнулась.
– Великолепная грудь, – пробормотал он и, перейдя ко второй, устроил ей такую же восхитительную проверку.
– О, Седжуик, – прошептала Эммелин, изгибаясь под ним, и вцепилась пальцами ему в плечи, чтобы остановить его.
Алекс продолжал знакомиться с Эммелин, тереться об неё носом, целовать и ласкать. Он положил ладонь на её бедра. Её кожа, гладкая и мягкая, уже сама по себе была ему наградой. Его пальцы, едва касаясь, скользнули по мягким завиткам внизу живота, и в ответ Эммелин затаила дыхание. А когда он повторил это движение, дразня её и прокладывая дорогу к более ценной награде, она застонала, громко и призывно. Как он догадался, Эммелин была не из тех женщин, которые получают удовольствие отчего-либо иного, чем полное наслаждение. Поэтому он продолжил свои исследования и, мягко раздвинув складки тела нежными поглаживаниями, пробрался к горячему и влажному центру её желания. Алекс пальцем погладил его один раз, потом второй, и её бедра ответили на его прикосновения. Когда Эммелин уловила его ритм, он замер, а затем скользнул пальцем внутрь её.
– О, Седжуик, – простонала она, раскинув для него ноги, и подняла бедра, чтобы принять его.
Он закрыл рот Эммелин требовательным, жадным поцелуем, их языки начали игру, а его пальцы не переставали её ласкать. Тело Алекса напряглось от желания, он не мог думать ни о чём другом, кроме того, как наполнить её, прижаться возбуждённой плотью к бёдрам и войти в пылающую глубь.
Оторвавшись от её губ, Алекс перевёл дыхание. В этот момент запах Эммелин опьянил его и привлёк ближе, и он оставил её рот, чтобы найти другой способ доставить ей удовольствие. Скользнув вниз по её плечам, он запечатлел горячие, жадные поцелуи у неё на груди и двинулся вниз по плоскому животу, пока не добрался до укромного места. Алекс посмотрел на Эммелин, и она встретилась с ним взглядом. Её глаза горели желанием, из приоткрытых губ вырывалось неровное дыхание.
– Что вы делаете? – прошептала она.
– Вот это, – ответил он, проведя языком по лепесткам её горячего бутона.
– О нет, – с трудом выдавила из себя Эммелин, – это… это…
– Восхитительно? – подсказал он, на этот раз втянув в себя её тело и лизнув его.
Её бедра содрогнулись, и Седжуик, удерживая их, прижал Эммелин к себе, продолжая приближать её к незабываемому, неминуемому освобождению.
Эммелин удивлялась собственной дерзости. Она лежала нагая на заросшем травой холме с мужчиной, с которым они были едва знакомы. Хотя теперь в это с трудом верилось, потому что он, по-видимому, знал все тайны её тела, и даже такие, о которых она сама не догадывалась.
Его губы страстно терзали её рот, сладостно мучили ей грудь, но то, что он делал с ней… там… было просто порочно.
Он словно пробрался в самый центр её желаний и намеревался вытягивать их из неё, пока не наступит освобождение.
О, Эммелин знала, что мужчина может сделать с женщиной: он может заставить её поверить его поцелуям, обещаниям неземных наслаждений. Но в том, что делал с ней Седжуик, не было никаких обещаний, а было только его властное желание.
Когда Седжуик снова проложил языком дорожку на её теле, Эммелин почувствовала, что напряглась от желания, дыхание застряло у неё в горле. Она боялась, что, сделав ещё одно движение, чтобы набрать воздуха, помешает волшебству, которое он творил. Седжуик вновь поцеловал её в сокровенное место, бедра Эммелин поднялись и повернулись, и на этот раз поцелуй вызвал во всём её теле трепет, предвещавший то, что должно было последовать.
Зажав в кулаках его рубашку, Эммелин прижалась к Алексу и отдалась его поцелуям, пока напряжение в теле не достигло такой степени, что ему необходимо было прорваться наружу, увлекая её в мир наслаждения.
– Ах, ох, о-о… – только и смогла она простонать, пока её бедра покачивались в безграничном океане восторга. – Седжуик, – прошептала она, когда нахлынувшие волны стали превращаться в лёгкую зыбь.
– Ты не думаешь, что пора бы называть меня просто по имени? – Алекс рассмеялся и запечатлел цепочку поцелуев обратно от её бёдер к губам.
– Александр, – удовлетворённо вздохнула она.
– Ты всё ещё считаешь меня скучным?
– Ничего подобного. – Засмеявшись, Эммелин поцеловала его. – Что это было?
– Только начало, – пообещал Седжуик.
Эммелин должна была признать, что Седжуик не зря имел репутацию человека чести. Пообещав, что её удовольствие только начинается, он сдержал своё слово.
Они занимались любовью в беседке, и Седжуик снова довёл её до пика наслаждения, прежде чем медленно и нежно войти в неё; он успокаивал горевшее в ней пламя до температуры кипящей смолы, пока её бедра не двинулись стремительно навстречу его толчкам. Её освобождение, неожиданное для самой Эммелин, бурное и мощное, наступило одновременно с его собственным, после которого Седжуик, задыхающийся и обессиленный, остался лежать на ней. Они не размыкали объятий, сплетясь в единое целое, пока последние судороги продолжали сотрясать их тела, оставляя обоих в буре страсти. Если Эммелин думала, что на этом все закончится, то с удивлением обнаружила, что Седжуик далёк от изнеможения.
– Эммелин? – Заключив её в объятия, он перебирал выбившиеся завитки влажных волос.
– Да? – сонно отозвалась она, заворожённо глядя на тёмный треугольник волос у него на груди и запуская в него пальцы.
– У тебя… ты?..
Она посмотрела на Алекса, совершенно точно зная, о чём он спрашивает, хотя это был не тот вопрос, который мужчина может задать такой женщине, как, например, мисс Мебберли или Дайана Фордем. Это был вопрос, который задают такой, как она, живущей вне приличного общества, женщине, которая не была девственницей, когда бросилась в его объятия.
– Нет, Седжуик. – Эммелин не почувствовала себя оскорблённой, просто была поражена его смущением и желанием это узнать. – Я… я не занималась любовью… в общем, очень давно.
Кивнув, он снова принялся перебирать её волосы.
Однако Эммелин понимала, что она не откровенна, а Седжуик слишком благороден, чтобы допытываться до истины. Дело не в том, что её ответ имел какое-то значение, – было важно рассказать все Алексу, чтобы он не думал о ней совсем плохо.
– Когда-то был один человек. Я любила его и надеялась, что он тоже любит меня. – Эммелин не любила оглядываться и взяла себе за правило не грустить о прошлом. – Но потом, до сегодняшнего дня, у меня никого не было. – И она не могла себе представить, что будет кто-то ещё, потому что разве была бы она в состоянии разрушить такое чудесное воспоминание? – Я всегда считала, что нужно доверять мужчине, чтобы привести его к себе в постель… или на одеяло для пикника. Алекс долго ничего не говорил, а потом негромко спросил:
– А мне ты доверяешь?
Вопрос был более весомым, чем хотелось бы думать Эммелин. Проклятие, каким образом все зашло так далеко?
– Да, – ответила Эммелин, поразившись собственному признанию. Таить такое в своём сердце – это одно дело, но высказаться вслух… Взглянув на Седжуика, в его зелёные глаза, она почувствовала, что все её страхи исчезли. – Думаю, доверяю.
Кивнув, барон снова притянул её в свои объятия, и она опять доверилась ему.
Прошло несколько часов, и очень скоро наступила пора уезжать. Седжуик и Эммелин оделись и рука об руку заспешили к дому.
Миссис Келлиуик встречала их у дверей и, увидев их мокрую одежду, сначала в ужасе широко раскрыла глаза, а потом разразилась хриплым смехом.
– Милорд, вы можете заявлять, что вы Седжуик, но знаете, в вас изрядное количество крови Клифтонов.
Она торопливо проводила их в дом, где в одной из спален для них была приготовлена горячая ванна и одежда.
– Думаешь, она?.. – спросила Эммелин, усомнившись, так ли на самом деле хорошо была укрыта от глаз их беседка, как уверял Седжуик.
– Нет, она не могла, – ответил Алекс, снимая мокрую одежду и забираясь в ванну. – Но, учитывая, что она служит уже у трех поколений Клифтонов, я представляю, что она считает сегодняшнее дневное развлечение вполне обычным.
Они рассмеялись, и Алекс, поймав Эммелин за руку, потянул её к себе в ванну. Они целовались, ласкали и мыли друг друга, а прежде чем одеться, воспользовались гостеприимством Клифтона, ещё раз насладившись любовью.
К тому времени, когда они в фаэтоне отправились в обратный путь, на дороге уже лежали длинные тени. Взяв Седжуика под руку, Эммелин уютно устроилась возле него. У неё не было желания возвращаться в Лондон, ей хотелось, чтобы этот день длился бесконечно, чтобы реальность не вторгалась в её счастливые мгновения.
Однако она вторглась, и совершенно не так, как можно было ожидать.
На перекрёстке женщина с кучей детишек, держащихся за её юбки, как старая курица, поторапливала их переходить дорогу, а они остановились и ждали, чтобы проехал экипаж. Ребятишки были чистые и опрятные, но по их залатанной одежде и грустным лицам было видно, что у большой семьи жизнь не такая уж лёгкая.
– Проходите! – прикрикнула на детей женщина и помахала им рукой. – У благородного джентльмена и его леди есть лучшее занятие, чем пропускать таких, как вы, бездельников.
И в этот момент Эммелин заметила, что женщина сжимала в руках шляпу – ту самую, которую Седжуик швырнул в реку. Эммелин кивком указала Седжуику на шляпу, он испуганно раскрыл глаза, а потом рассмеялся.
В то же самое время самый младший из детей, мальчик лет четырех, выпустил материнскую юбку и побежал назад, чтобы посмотреть на лошадей.
– Уильям, ты не даёшь джентльмену и его леди продолжить путешествие! – крикнула женщина. – И задерживаешь своих братьев и сестёр, которые спешат домой к ужину. – Сделав строгое лицо, женщина потянула малыша с дороги.
Эммелин отвернулась, понимая, как голодны могут быть дети. Ей это было особенно неприятно после того, как она провела день, окружённая всем, что могло обеспечить богатство. Она прожила, страдая от неравенства в английском обществе. Иногда её карманы были туго набиты деньгами, а иногда она не знала, как расплатиться даже за чашку чая.
– Мадам, – окликнул Седжуик женщину, – подождите, пожалуйста.
Встав с сиденья, он передал вожжи Эммелин и, прежде чем она поняла, что он задумал, спрыгнул на землю, достал с заднего сиденья почти полную корзину провизии. – Не поможете ли мне облегчить нашу дорогу? Лошади устали, а нам ехать ещё много миль. – Он протянул женщине щедрый подарок.
Женщина от удивления открыла рот, но быстро пришла в себя и приняла предложенные деликатесы, а когда ощутила вес корзины, её глаза наполнились слезами.
– Боже мой, милорд, мы растолстеем, как короли. Я очень благодарна вам. И дети, разумеется, тоже.
Седжуик кивнул и вернулся на своё место.
У Эммелин глаза защипало от слёз. Седжуик сделал своё предложение вежливо и тактично, не смущая бедную женщину напоминанием о её тяжкой судьбе. Когда он взял вожжи, вся семья замахала ему, а женщина прокричала вслед коляске:
– Сегодня у меня счастливый день! Я нашла красивую шляпку, которая плыла по реке, а теперь получила угощение для всей семьи. Да, это мой счастливый день.
– Мой тоже, мадам, мой тоже! – отозвался Седжуик, глядящие на неё, а на женщину рядом с собой.