Глава 8

Без всякого желания Сабрина распрощалась со своими сородичами. Уже приближался вечер, когда гости собрались вместе, чтобы пожелать молодоженам всего наилучшего на прощание. Найл явно работал на публику. Сабрина едва не задохнулась, когда он сгреб ее в охапку и прижал к себе, запечатлев на ее губах горячий и, сам того не ожидая, страстный поцелуй.

Она, возможно, попыталась бы воспротивиться, если бы Найл каким-то непостижимым образом не сделал так, что ноги ее стали ватными.

— Давай, парень, пусть девчонка попробует силу твое го клинка! — заорал подвыпивший горец.

— Поглубже протолкни его в горшочек с медом!

— Не посрами честь Макларенов!

Прошло немало времени, прежде чем Найл ее отпустил. Раскрасневшись, задохнувшись и дрожа от возмущения, Сабрина вскинула голову и одарила Найла многообещающим взглядом — мол, я еще с тобой поквитаюсь.

Под одобрительный рев толпы Найл легко, как пушинку, поднял невесту, усадил на коня, а сам взобрался в седло позади нее.

— В честь чего весь этот спектакль? — спросила Сабрина, как только замок скрылся из виду. Она все еще чувствовала на губах вкус его поцелуя, крепкое тело согревало ей спину, сердце учащенно билось, но она убеждала себя, что это от гнева.

Найл улыбался. Эта дрожь в ее голосе при всей язвительности тона указывала на то, что этот «спектакль», эта демонстрация страсти произвели на нее сильное впечатление.

— Любой из собравшихся подтвердит, что я от тебя без ума, — спокойно произнес он. — Если наши враги увидят, что я готов постоять за тебя, как за самого себя, то они дважды подумают, прежде чем напасть на Дунканов. В этом состояла главная цель нашего брака, не так ли?

— Ничего священного в нашем союзе нет. Я согласилась только по причине целесообразности, и все. И вам ни к чему было увозить меня с праздника.

— Да нет, причина у меня была. А как же консумация брака? Ты забыла?

— Это могло бы подождать.

— Возможно, но твой дед очень хотел, чтобы все произошло как можно скорее, дабы никто не сомневался, что мы и вправду сочетались браком. По правде говоря, он прямо так мне и сказал — мол, не тяни с этим.

Сабрину его беззаботный тон покоробил. Она даже попыталась отодвинуться от него, но он снова прижал ее к себе.

— Успокойся, мышка, — сказал он смеясь. — А то ты стала похожа на ежиху — такая же колючая.

— Я не могу быть одновременно и мышью, и ежом!

«Да нет, можешь», — с сожалением подумал Найл. У этой женщины было столько мужества, что святой позавидовал бы, а вот он, Найл, не был святым. Но он не сомневался, что легко победит эту храбрую и пылкую девчонку — как только уложит ее в постель.

По обоюдному согласию оставшийся путь проделали молча. Легкий ветерок приносил с гор сладковатый аромат утесника, но Сабрина почти не замечала ничего вокруг. По мере того как действие виски сходило на нет, она все больше и больше нервничала. Она чувствовала себя примерно так же, как, должно быть, чувствует себя пленница, добытая воином на войне. Пленница, которую везут в чужой и враждебный лагерь.

Когда на горизонте появилось каменное строение, сердце ее стало биться еще сильнее. Замок охраняли лишь несколько человек, остальные отправились на пир. Найл молча спрыгнул с коня и повернулся к ней.

Сабрина неохотно опустила руки ему на плечи. Найл повел ее за собой. В доме было тихо, и их шаги отдавались эхом от каменных стен. Никто не встретился им на пути, когда они поднялись по ступеням.

Она остановилась, когда поняла, что он ведет ее прямо в спальню.

— Милорд, еще не стемнело, — запротестовала Сабрина, когда они вышли и он закрыл за собой дверь.

— Меня зовут Найл, моя сладкая. И сейчас ранний вечер, самое время для свиданий. — Он снял тартан и бросил на стул.

Сабрина нервно огляделась. Спальня была красивая, в декадентском стиле, подстать хозяину. Посередине — громадная кровать с бордовым шелковым балдахином. На полу — толстый плетеный ковер. Покрывало на кровати было недвусмысленно откинуто, в очаге горел огонь, но Сабрина зябко поежилась.

— Не бойся, мышонок. Я точно знаю, что утром ты будешь сладко вздыхать от восторга и не захочешь меня отпускать.

Сабрина возмутилась:

— Тебе кто-нибудь говорил о том, что ты самодовольный хвастун?

— Я всего лишь честно смотрю на вещи. Соблазнение стало моим любимым занятием еще в подростковом возрасте, и с тех пор я преуспел, совершенствуя свой природный дар.

Эта скотина забавлялась! Сабрина сжала кулаки. Ей очень хотелось дать ему пощечину.

— Консумация брака — дело серьезное, а вы видите в нем лишь разврат. Очередное приключение.

— Не понимаю, почему этот процесс не может быть одновременно серьезным и приятным. Не сомневайся, я постараюсь возбудить тебя до той степени, когда и тебе понравится.

— Ничего вам не удастся во мне возбудить, кроме гнева!

Найл смерил ее оценивающим взглядом. Зрачки ее рас ширились от испуга, но в них горел огонек, который доказывал, что дразнил он ее не без пользы. Он знал, что предстоящее внушает ей страх, но эта перепалка будила в ней воинственный дух, а в постели ему она нужна была именно такой — тигрицей, а не мышью. Тигрицей, которая ничего не боялась и могла сравняться с ним в страсти.

Заметив, что она облизнула пересохшие губы, он сказал уже другим, нежным тоном:

— Ты ведь никогда не боялась меня раньше, тигрица. Не бойся и сейчас.

— Я… я не боюсь. Я просто не хочу покоряться жеребцу в гоне.

— Ты обидела меня своими словами. Я не животное. Я твой муж. — Найл пребывал в нерешительности. — Тебе не приходило в голову, что эта ситуация и для меня внове? У меня никогда не было девственницы.

— Тогда откуда вам знать, как у вас получится?

Он едва сдерживал смех, хотя вопрос был не таким уж абсурдным, как могло показаться. При всей своей беспечности и уверенности в себе он испытывал беспокойство. Он хотел, чтобы ее первый опыт оказался столь же запоминающимся, сколь и приятным.

— Я ничего не сделаю против твоей воли.

Голос его был хрипловато-бархатным, ласкающим. Он отвернулся, дав ей возможность подумать над его словами. Найл неторопливо задернул бархатные портьеры на окнах, и комната погрузилась в приятный полумрак. Затем зажег одну за другой двенадцать свечей на люстре, превратив спальню в уютное гнездышко для влюбленных, залитое золотистым светом.

Сабрина словно приросла к полу. Он повернулся к ней, удерживая ее взгляд, медленно приблизился, остановился в паре дюймов от нее и взял ее лицо в ладони. Его нежность обезоруживала.

— Я очень хочу, чтобы твой первый раз стал для тебя особенным. Я буду нежным и чутким, клянусь! Ты доверяешь мне, любимая?

Голос его был нежным и теплым. Сабрина почувствовала, как страх покидает ее. Она медленно кивнула.

— Скажи мне, — настаивал он.

— Я… я доверяю тебе.

Его улыбка показалась ей солнцем, выглянувшим из-за туч в хмурый день.

— Твои волосы… Мне нравится, когда ты носишь их вот так.

Найл подхватил кончики крупных локонов, потер между пальцами, словно прислушиваясь к ощущениям.

— Такой богатый цвет! И текстура… Но распущенные они мне нравятся больше.

Когда Сабрина подняла руки, чтобы вынуть шпильки, он нежно остановил ее.

— Позволь, я сам, это доставит мне удовольствие.

Он стал вытаскивать шпильки. Наконец волосы рассыпались по плечам, по спине. Убрав прядь с ее лица, он погрузил пальцы в шелковистую массу.

— Тебе идут распущенные волосы, — пробормотал он, наклонившись, чтобы коснуться губами ее губ.

Этот поцелуй, легкий, как касание крыльев бабочки, казалось, извлек душу из ее тела. Сабрина стояла как зачарованная, с помутившимся взором. Найл отстранился и улыбнулся:

— С вашего разрешения, я исполню роль горничной.

К ее изумлению, он опустился перед ней на колено. Сначала он снял с нее туфли, почти благоговейно лаская каждую лодыжку. Чтобы удержать равновесие, Сабрине пришлось схватить его за плечо одной рукой, но она застыла от ужаса, когда он просунул руку под нижнюю юбку, нащупывая под вязку для чулок.

Она едва не вскрикнула, когда он погладил ее обнажённую икру. Пальцы его источали энергию, чувства ее пребывали в смятении, но он, казалось, был слишком занят тем, что делал, чтобы это заметить. Она молча вынесла сладострастную пытку, прикусив губу. Наконец он отпустил ее — она осталась стоять босиком.

— Теперь твое платье, сладкая, — сказал он, распрямляясь.

Сабрина затаила дыхание.

Она пыталась изобразить безразличие, когда он, взяв ее за руку, провел в глубь комнаты, но ей стоило неимоверных трудов стоять не шевелясь, пока он умело проделывал все необходимые манипуляции.

Вначале он снял корсет, затем верхнюю юбку, аккуратно сложил их и повесил на спинку стула.

Процесс давался ему легко, настолько легко, что Сабрину посетила мрачная мысль о том, что у него была богатая практика в этом деле. Лишь при виде повязки на ее руке выражение его лица изменилось. Глаза потемнели.

— Хотел бы я избавить тебя от этого, — пробормотал он и, наклонившись, поцеловал предплечье над самой повязкой.

Сабрина поморщилась, но не от боли, а от жара, вызванного его поцелуем.

Она замерла, когда он пальцем прошелся вдоль выреза ее сорочки. Он коснулся ее груди в том месте, где китовый ус врезался в нежную кожу, и ее стала бить дрожь.

Он поспешно раздевал ее, покрывая поцелуями каждую частичку ее тела.

— Тебе ведь это ни к чему, не так ли, любовь моя?

Он подхватил подол ее сорочки, снял ее через голову и небрежно уронил на пол.

Сабрина зажмурилась. Она стояла перед ним совершенно голая. Девушка чувствовала себя маленькой, беззащитной и ничтожной, особенно если представить рядом с собой его — красивого и мужественного, как античный бог.

— У тебя красивое тело.

Она разомкнула веки, и их взгляды встретились. Глаза его потемнели.

— Я… во мне нет ничего особенного.

— Ты — само совершенство.

— Я не такая, как та, другая… как Ева Грэм. Я думала, ты будешь разочарован.

Найл понимал, что станет сравнивать ее с другими. Сабрина действительно была не такой, как Ева Грэм. Но он давно перестал считать ее невзрачной. И сейчас, любуясь ее стройной, длинноногой фигурой, он не испытал разочарования. Напротив, он хотел ее. Она была строгой, стеснительной и отчаянно упрямой… И все же она была по-своему великолепна.

Он знал много хорошеньких женщин, но Сабрина была особенной. Кроме очаровательной внешности, у нее был характер, в ней чувствовалась страсть, требующая высвобождения. Он сделает все, чтобы пробудить в ней сексуальность.

— У каждой женщины есть своя особая красота, и твоя красота меня очень привлекает. — Он накрыл ладонью ее щеку. — Ты моя Сабрина. Сладкая, огненная Сабрина.

К горлу ее подступил комок, она смотрела на него во все глаза. Что с ней происходит? Почему глаза наполнились слезами? Неужели на нее так подействовали его слова?

Он отвернулся, и она испытала разочарование. Но через мгновение услышала шорох шелка за спиной — шелковистое прикосновение ткани к плечам. Он достал из шкафа халат и накинул ей на плечи. Она была благодарна ему за то, что он раскрепостил ее, избавил от вызванного собственной наготой крайнего смущения, и все же она не помнила, чтобы у нее был такой халат. Одежду ее доставили сюда еще утром, но таких роскошных вещей у нее не было — малиновый шелк, отороченный лебяжьим пухом.

Сабрина принялась возиться с застежкой на талии. Она предпочла бы свою белую ночную сорочку — скромную, закрывавшую все тело, от шеи до пят. Этот же халат казался маленьким, не по размеру, ибо сходился на талии, но открывал взгляду грудь. А когда она двигалась, ноги оставались открытыми.

— Откуда он взялся? Он не мой, — проговорила Сабрина.

Найл поднял взгляд. В этот момент он развязывал шейный платок.

— Он не из твоего сундука, это верно. Я заказал его специально для тебя.

— Для… меня? Но размер не мой…

— Нет, он сидит на тебе именно так, как я хотел. Она в недоумении уставилась на него.

— Но он такой… такой развратный.

— Что, если и так? — Улыбка его источала тепло и чувственность, голос ласкал. — Мы одни, и в спальне ты можешь быть какой угодно развратной и делать то, что тебе нравится.

Он не переставал ее удивлять. Неожиданно для нее он подошел к умывальнику и налил в таз немного воды. Сабрина с любопытством наблюдала за тем, как он намочил и намылил уголок ткани, затем вернулся к ней. Она вздрогнула, когда он поднес влажную ткань к ее лицу.

Он приподнял бровь:

— Ты ведь не боишься мыла?

Она покачала головой, при этом выражение лица ее оставалось тревожным.

— Хорошо. — Он улыбнулся. — Шотландцы, при всех своих достоинствах, спокойно относятся к грязи, а это плохо.

— Я не грязная…

— Нет, конечно, нет. — Он принялся смывать с ее лица белила, которыми с излишней щедростью намазала ее горничная Евы Грэм. — Но такую кожу грешно скрывать под слоем краски. Естественный румянец твоих щек куда лучше. Без косметики ты гораздо красивее.

Она подняла на него смущенный взгляд, и Найл поймал себя на том, что отвлекся. Эти глаза, глаза цвета крепкого кофе с яркими вишневыми проблесками, незабываемые глаза, заворожили его.

Он испытал приступ желания такой силы, что даже испугался. Хотел взять ее прямо сейчас, но она еще не была готова.

— Стыд не должен встать между нами, — пробормотал он хрипло.

Сабрина поймала себя на том, что пытается сопротивляться той силе, которая толкала ее к нему. Она поклялась не поддаваться его чарам, но это было не так просто. Она хотела его. Женская сущность ее, исстрадавшись от одиночества, отчаянно хотела любви. И ее оборонительные укрепления таяли, как снег под весенним солнцем.

К ее облегчению, он закончил смывать с нее грим и щелкнул ее по носу — жест, скорее принятый между друзьями, чем между любовниками.

— Не трусь, девочка. Я собираюсь всего лишь переспать с тобой, убивать тебя я не буду.

Она улыбнулась, чего он от нее и добивался. Напряженность пусть ненамного, но все же спала.

Затем он отступил на пару шагов, чтобы раздеться, продолжая смотреть ей в глаза.

Сабрина затаила дыхание. Он был весь соткан из мышц. Кожа — бронзовая от загара.

— Нет, не отворачивайся, — приказал он, когда она хотела отвести глаза. — Смотри!

Он разделся и повернулся к ней лицом, во всей своей прекрасной первозданной наготе — воплощение мужественности.

Узкие бедра, литые мышцы ног и его мужское достоинство огромных размеров. Сабрина даже испугалась.

Их взгляды встретились» Дерзкие ярко-синие глаза, в которых она увидела насмешливый вопрос.

— Итак, жена, ты поражена физиологией собственного мужа?

Она зябко поежилась. То, что она увидела, кричало о дикарских, варварских наслаждениях.

— Я… Я думаю, что все эти женщины не могли оказаться обманутыми в своих ожиданиях. Значит, им не было ни слишком больно, ни слишком страшно. В противном случае они бы давным-давно перестали тебя домогаться.

— Это верно, моя сладкая. Я всего лишь мужчина и не причиню тебе вреда.

Всего лишь мужчина… Какая недооценка собственных возможностей!

— Я, признаться, удивлена твоей скромностью. Он засмеялся.

— Ворчунья, — сказал он, но тон его был ласковым и обещал наслаждение.

Сабрина испытывала чувство, близкое к отчаянию. Она не могла противостоять волшебной власти его обаяния. Найлу не требовался ни стальной клинок, ни ружье, чтобы сломить ее оборону, всего лишь его острый, как острие шпаги, эротический шарм.

Взгляд его остановился на ее полных, красиво очерченных губах.

— Пора, моя сладкая.

Она слышала резкие звуки собственного дыхания в тишине этой красивой комнаты.

Взгляды их встретились, между ними словно пробежала искра.

Он медленно направился к ней, не спуская с нее полных желания глаз. С бешено бьющимся сердцем Сабрина стояла и ждала, что будет дальше. Рука его прикоснулась к мягкому шелку ее волос. Найл, при всем его опыте, поймал себя на том, что волнуется, и глубоко вздохнул. Правда состояла в том, что ему ни разу не выпадало соблазнять женщину без всякого сексуального опыта. Сабрина не имела представления о том, что может захотеть от женщины мужчина, поэтому не следовало торопиться.

Его ладонь легла ей на шею, затем скользнула вниз, раз двигая лацканы халата, обнажая тело. У нее была изумительная грудь — маленькая, высокая, с розовыми сосками, отвердевшими от желания. Он медленно водил пальцами вокруг сосков, и она еле слышно застонала.

Найл не мог больше сдерживаться. Он видел, что Сабрина тоже изнемогает от желания.

Он легонько коснулся губами ее губ.

— Пойдем, любимая, — прошептал он. — Пойдем. Он взял ее за руку и повел в постель.

Сердце Сабрины бешено забилось. После ночей, переполненных эротическими сновидениями, ей предстояло на конец познать то, что воспевают поэты и мечтатели.

В нерешительности она посмотрела на Найла:

— Я… я не знаю, что делать. Он улыбнулся:

— Сейчас узнаешь.

Он встал позади нее и принялся расстегивать крючок, удерживавший полы халата. Шелк упал на пол. Она ощутила тепло его тела.

Он прикоснулся губами к мочке ее уха, и она задрожала.

— Ляг на кровать, любовь моя, лицом вниз.

Он готов был ей помочь, но Сабрину не надо было подталкивать: она сама с радостью забралась на огромную кровать — ноги уже не держали ее. Она сразу перекатилась на середину, оставив место для него.

Почувствовав, что он наклонился над ней, она вжала лицо в подушку.

Ладонь его скользнула по ее предплечью.

— Ты знаешь, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они занимаются любовью? — спросил он тихо, нежно поглаживая ее по спине.

— Наверное, я должна сидеть у тебя на коленях.

— Так тоже можно, хотя этот способ не самый распространенный.

— Кажется, ты принял именно эту позу, когда я помешала тебе своим внезапным вторжением.

— Это верно, тигрица. — Он рассмеялся. — Но мы к этому еще не готовы. Обычный способ — это грудь в грудь. Ты лежишь на спине, а я у тебя между бедрами. Я покажу тебе как, моя сладкая. И ты поймешь, что прекраснее этого нет ничего на свете.

Еле ворочая пересохшим языком, испытывая легкое головокружение, Сабрина лежала на животе, не пытаясь ни чему противиться.

— Я думала… только мужчины наслаждаются этим… этим актом.

— Кто тебе это сказал?

— Моя кузина. Она… ее муж…

— В таком случае мне жаль твою кузину. Настоящий любовник старается доставить наслаждение партнерше, а не только получить его сам.

Сабрина нахмурилась. Ей никогда не приходило в голову, что ее кузина Франсуаза достойна жалости.

— Тебе будет приятно, Сабрина, — хрипло пробормотал Найл, заставив ее забыть обо всем на свете. Он гладил ее по спине, наслаждаясь шелковистостью ее кожи. — Ты такая красивая. Я хочу познать каждый дюйм твоего тела.

Его рука скользнула ниже, по ягодице, по бедру, вдоль ноги до самой лодыжки. Сабрина выгнула спину, наслаждаясь растекавшимся по телу теплом.

— Найл, — прошептала она.

— Что, моя сладкая?

— Мне… мне жарко.

— Будет еще жарче. Пламя страсти охватит тебя. Ты будешь дрожать. — Он снова покрыл ее тело поцелуями, в то время как руки его творили чудеса, доводя ее до неистовства.

— Теперь твоя очередь, — сказал он, остановившись и глядя на нее с беспокойной нежностью.

— Моя?

— Да, теперь ты должна меня возбудить. Дотронься до меня, моя Сабрина. — Это была не просьба — приказ. Голос его по-прежнему завораживал.

Сабрина пришла в замешательство. Потом нашла в себе силы прикоснуться к его плечу. Он перехватил ее руку, опуская ее все ниже, и перекатился на спину.

У Сабрины перехватило дыхание. От него веяло первобытной мужской силой.

Он мягко повел ее руку вниз и сжал ее пальцы вокруг своего мужского достоинства — сталь в бархатном чехле.

Затем, повернувшись на бок, просунул руку между ее бедрами, раздвинул пальцем ее губы и скользнул в ее влажное, горячее лоно.

Сабрина тихо застонала. У Найла в арсенале имелся богатый запас иных, более действенных методов возбуждения. Но она не была одной из его многочисленных любовниц. Она была его женой, прелестной невинной девушкой, которая имела право ждать от него чего-то большего, чем демонстрация своего мастерства. Он отчаянно хотел доставить ей ни с чем не сравнимое наслаждение, чтобы, когда она испытывает оргазм, он был в ней. Он приподнялся на локтях, намереваясь войти в нее, но не решился сделать это сразу. Он чувствовал под собой ее дрожащее тело. Она все еще боялась. Он не хотел причинять ей боль, но это было неизбежно.

Глаза его горели, как драгоценные камни, когда он прошептал:

— Прими меня, любовь моя, укутай своими темными шелками.

Он вошел в нее медленно, чувствуя, как растягивается ее плоть. Он не отрывал взгляда от ее напряженного лица.

Он почувствовал, что ей стало больно. Но она тут же приподняла бедра и выгнулась ему навстречу, чтобы он мог прорвать барьер, который мешал ему войти.

Найлу показалось, что сердце его остановилось. Он не знал, как реагировать. Все, что он мог сделать, так это дождаться, пока утихнет ее боль. Когда она зажмурилась, он нежно поцеловал ее веки, ее лоб, ее щеку. Он бормотал ей на ухо ласковые слова. Утешал.

Опираясь на локти, он лежал, оставаясь внутри ее, с тру дом сдерживая страсть.

Сабрина немного расслабилась.

— Легче? — едва слышно спросил он.

— Да, — кивнула она.

— Скажешь, когда я смогу продолжить.

— Это еще не все?

— Далеко не все. Но самое худшее позади. Впереди наслаждение.

— Ты и раньше так говорил.

— Если я и скрыл от тебя часть правды, то для твоего же блага. Чтобы ты не боялась.

Сабрина почувствовала нежное прикосновение его губ к ямочке у горла.

— Ты… Ты можешь продолжать.

— Я не тороплюсь, детка, — солгал он. — У нас вся ночь впереди. Я сделаю так, как ты хочешь.

— Я? Но я не знаю, что делать.

— Слегка пошевели бедрами.

Она попробовала пошевелиться под ним. Пульс ее участился, когда она почувствовала, что он еще глубже вошел в нее.

— Что ты чувствуешь?

Языки пламени, хотела сказать Сабрина, хотя она не знала, как выразить свою мысль.

Он увидел ее замешательство и улыбнулся. С бесконечной нежностью он усилил давление своих гранитных бедер, прижавшись к ней еще теснее и еще глубже наполнив ее собой.

— Я хочу тебя, — пробормотал он хрипло.

И вышел из нее почти целиком. Сабрина вскрикнула.

— Больно?

— Нет… — Боль ушла в промежутке между первым гулким ударом сердца и вторым и уступила место возбуждению.

— Хочешь, чтобы я остановился?

— Нет, — прошептала она. Он выждал немного, снова вошел в нее и с каждым разом входил все глубже.

Он почувствовал, что она близка к оргазму.

— Да… Вот оно… любовь. Отдайся ей. Дай мне почувствовать твое наслаждение.

— Я не могу, — хрипло прошептала она. То, к чему она так стремилась, было совсем рядом, но она никак не могла до него дотянуться.

— Еще как можешь!

Он начал медленно двигаться в ней, возбуждая ее, подбадривая нежностью, но при этом удерживая собственную страсть под контролем.

Сабрина закрыла глаза. В лоне у нее разгорелся настоящий пожар. Она запрокинула голову и застонала от наслаждения.

Найл ускорил ритм. Сабрина изнемогала от томления. Она вжалась в него и стала двигаться с ним в одном ритме.

— Ну, застони для меня, любовь моя! Задрожи для меня…

Она и впрямь была как в лихорадке. Еще немного, и наслаждение перельется через край. При следующем его толчке она всхлипнула, но он был беспощаден. Он ждал от нее полной капитуляции и не останавливался.

И тут она выгнулась дугой, заметалась. Она билась под ним в конвульсиях, извивалась, кричала, цепляясь за его плечи, не замечая, что впивается в его кожу ногтями.

Он едва сдерживался, чтобы не кончить, как он это называл, разрядкой. Но не сдавался. Он пил губами ее стоны, он прижимал ее к себе. И когда она пришла к финишу, он замер. Она всхлипы вала, не в силах справиться с эмоциями, и ему казалось, что сердце его разорвется. Ей требовалось время, чтобы осмыслить произошедшее, но он не мог больше ждать.

Закрыл глаза, и тут острое, как молния, и необъятное, как вселенная, наслаждение пронзило его, и наступила разрядка. Он не отпускал ее и после того, как все кончилось. То, что было между ними, превзошло самые смелые его ожидания. Он доставил и ей немалое удовольствие. Он прочел это в ее томном взгляде, когда она нехотя разомкнула веки. Но он также причинил ей боль.

— Это ты называешь разрядкой? — Голос ее был слегка охрипшим.

Вопрос его удивил.

— Да, именно это. Французы называют это la petite mod — маленькая смерть.

— Как это верно! Я подумала… На мгновение мне показалось, что я умираю.

— От боли?

— Нет, от наслаждения.

— Тебе понравилось?

— Нет слов, чтобы выразить то, что я чувствовала.

— Я восхищаюсь твоей искренностью.

— Опять насмехаешься надо мной?

— Нет. — Найл посерьезнел. — Я опасался, что боль помешает тебе испытать наслаждение.

— Вначале мне действительно было больно. Но потом…

— Что же было потом?

— Я почувствовала… Это было… Мне трудно объяснить.

— Попытайся.

— Мне казалось, будто я парила в воздухе, потом падала, а ты старался меня поймать.

Он отстранился и посмотрел ей в глаза. В его взгляде она прочла удовлетворение.

Найл прижался губами к. ее виску, приподнялся и укрыл их обоих одеялом, одной рукой обнял ее за плечо, другой — поигрывал ее каштановым локоном.

Сабрина вдыхала запах его тела, снова и снова вспоминала то, что ей пришлось пережить, все еще не веря, что та кое возможно. Найл, конечно же, победил, но и она не чувствовала себя проигравшей. Может, завтра ей придется узнать, что она не единственная в его жизни. Но не сегодня.

«Я хочу тебя», — сказал он ей. Сколько женщин слышали те же слова из его уст? В этой самой постели? Он постарался ввести ее в мир плотской любви с нежностью, но и в этом смысле она, конечно, была исключением.

Сабрина постаралась подавить приступ ревности. Она не льстила себя надеждой, что Найл считает ее не такой, как остальные. Что она способна занять в его сердце и в его постели особое место.

Страсть была для Найла игрой, а сам он — азартным игроком. Было бы верхом глупости признаться ему в том, насколько ошеломила ее «игра в любовь».

Сабрине стало не по себе, и она постаралась высвободиться из объятий супруга, но он крепко держал ее.

— И далеко вы собрались, мадам? — лениво пробор мотал он.

— Разве мы не закончили?

— В общем, да. На данный момент. — Он заглянул ей в глаза. — Ни к чему убегать от меня сейчас, тигрица. Дело сделано.

Сабрина, сама того не желая, улыбнулась. Почему-то ей расхотелось «убегать», и она доверчиво уткнулась Найлу в плечо.

Эта стыдливая, идущая от сердца улыбка тронула Найла. В сгустившихся сумерках он обнимал ее, стараясь разобраться в чувствах, которые пробудила в нем жена.

Он не сразу понял, что она уснула. Усталость и нервное напряжение сделали свое дело. Найлу, однако, было не до сна. Мысль о том, что воз врата к прошлому нет, не давала покоя. Хотя клятвами верности он себя не связывал и мог вести прежний образ жизни. Дело было не в нем, а в Сабрине.

Казалось, что особенного в том, чтобы завоевать ее ради своего и ее удовольствия? С этой легкой задачкой он знал, как справиться. Ему ничего не стоило сломить сопротивление любой женщины. Он потребовал от нее полной капитуляции и получил то, что требовал — что входило в его намерения. Он заставил Сабрину спрятать свои колючки.

Найл не ожидал, что она окажется такой страстной. Не ожидал он подобного накала страсти и от себя. Когда она отдалась ему, он испытал то же чувство, что и тогда, когда она спасла его от смерти на поле битвы. Острое стремление защитить ее и обладать ею. Он хотел ее, он желал ее сильнее, чем следовало бы.

Может быть, дело в ее невинности. Сочетание невинности и страсти внесло в их акт любви свежесть и новизну, особую пикантность, поразившую даже Найла.

Быть может, сыграло роль его долгое воздержание — он не привык отказывать себе в телесных радостях, а также ее непреклонность. Она бросила вызов его мужественности. Тигрица в мышиной шкурке.

Сабрина не была похожа на ветреных пустоголовых красавиц, с которыми он имел дело. Ее наивность забавляла его, а сила характера и храбрость вызывали его уважение.

В общем, ему нравилась его жена.

На первый взгляд холодная и сдержанная, она таила в себе пламя страсти, и оно делало Сабрину неотразимой.

Он гневался на Ангуса за то, что тот навязал ее ему в жены, но на Сабрину этот гнев не распространялся.

Пожалуй, в их сделке проигравшей стороной могла оказаться Сабрина. Не зря она назвала его гедонистом. Женщины доставались ему слишком легко. С тех самых пор, как он вылез из коротких штанишек, ему не приходилось добиваться их внимания, он снисходил до них, уступая их настойчивости. Никаких серьезных отношений он ни одной из них не обещал, и женщин это вполне устраивало.

Отношения с Евой Грэм у него продолжались дольше, чем с другими. Они прекрасно подходили друг другу — оба знали толк в постельных утехах, и каждое очередное соитие оставляло в нем чувство приятной опустошенности и… пустоты.

Но с Сабриной все было по-другому. Он почувствовал новизну и был до глубины души тронут тем, с какой неподдельной искренностью она отдалась ему в первую брачную ночь.

Новизна со временем пройдет. Пусть она никогда не ста нет ему парой во всех смыслах, но он может сделать из нее классную партнершу для постели. Найл рассеянно поигрывал шелковистыми локонами спя щей Сабрины. Раз уж он на ней женат, надо извлечь из брака все самое лучшее, наслаждаться в свое удовольствие и доставлять наслаждение ей.

Конечно, придется постараться, но превратить мышь в тигрицу — благородная задача, на которую не жалко потратить силы.