Глава 10,
в которой лорд Трейхерн отбрасывает всякую осторожность

Он больше не чувствовал жара ее пальцев, не слышал ее слов, хотя глаза у нее продолжали сверкать, а губы шевелиться. Он хотел объяснить ей, что она все поняла неверно, что он видел, чего хочет от нее его беспутный брат, потому что и сам хотел того же.

Он бы с удовольствием отругал ее, сказал бы, что именно о ней он беспокоится, что благие намерения могут не защитить ее от столь умелого соблазнителя, как Бентли. Но к его великому сожалению, Хелен все говорила и говорила о братской любви, добродетели, понимании.

Кэму хотелось прижать ее к себе и целовать до тех пор, пока она не замолчит. Обхватить пальцами ее длинную белую шею, приподнять ей подбородок и заставить умолкнуть, только не словами, а губами и его… О Господи, что с ним происходит?

Он привез сюда Хелен с искренним намерением принести свои извинения. Но за пятнадцать минут они успели поссориться, и не один раз. Он уже потерял счет их ссорам. Теперь, глядя на ее соблазнительный рот, сверкающие глаза, чувствуя, как у него перехватывает дыхание, он испытывал одно-единственное, четко определенное желание, которое шло отнюдь не от разума.

Боже правый! Ведь дело в том, что Кэму была невыносима мысль о том, что его брат или другой мужчина прикоснется к Хелен. И сейчас, несмотря на гнев и тревогу, им овладело безудержное желание повалить ее в траву, поднять юбки и слиться с нею… прямо здесь, при свете дня.

Кэм опустил голову от стыда, заставляя себя не смотреть на нее. Неужели прошлое ничему его не научило? И ссора с Хелен два дня назад тоже?

Нет, — последовал ответ. — Абсолютно ничему.

— Кэм, тебе никогда не приходит в голову, что ты временами слишком тверд?

Тверд? Это слово наконец прорвалось сквозь туман желания и ненависти к себе. Он уставился на нее, какое-то мгновение не понимая, что она имеет в виду. Оказывается, Хелен продолжала заступаться за его брата. Он чуть не фыркнул от отвращения. Не дай Бог ей узнать, где и насколько он тверд!

Кэм судорожно поправил галстук, а она все говорила поучительным, холодным тоном гувернантки:

— Право же, Кэм, нельзя всегда контролировать каждую ситуацию. Зачастую приходится делать…

— Хелен! — резко перебил он, и собственный голос вдруг показался ему чужим.

— Да?

— Будь любезна… Не могла бы ты… замолчать на минуту?

Хелен сердито смотрела на него, пока Кэм старался вспомнить суть их разговора, пытаясь игнорировать дискомфорт в паху.

— Я лишь пытаюсь обратить твое внимание на тот простой факт, что Бентли никогда не знал материнской любви. И я очень сомневаюсь, что твой отец мог что-то дать ему в этом отношении.

Эти слова вызвали у Кэма негодование.

— Что ты хочешь сказать, Хелен? Я всегда заботился о Бентли и о Кэтрин тоже. Мой брат знает, что я люблю его. Что я, если понадобится, отдам за него свою жизнь.

Хелен раздраженно взглянула на него:

— Бентли знает лишь одно: ты хочешь для него лишь того, что считаешь необходимым.

— Складывается впечатление, что ты провела в его обществе гораздо больше времени, чем я предполагал, — холодно ответил Кэм. — И похоже, составила о нем очень полное представление.

Хелен вздернула подбородок, но промолчала.

Кэм сердито надул щеки, потом медленно выдохнул.

— Прекрасно, Хелен. Что, по-твоему, я должен сделать? Ты предлагаешь, чтобы я позволил Бентли, этому сумасброду, ухлестывать за каждой юбкой в округе? Прожигать жизнь?

— Нет, я просто…

— И проигрывать в карты свое наследство? — перебил ее Кэм. — Господи, Хелен! Ему нет еще и восемнадцати.

Хелен сложила руки на груди.

— Я предлагаю, Кэм, чтобы ты показал Бентли, что любишь его. Разве кто-нибудь когда-нибудь беседует с ним по душам? Разве ты не можешь выслушать его вместо того, чтобы давать волю своему острому как бритва языку? В конце концов тебе придется согласиться, что ты не можешь держать под контролем Бентли и все остальное вокруг тебя.

— Да, ты это говорила, — отрывисто произнес он.

— Любовь и контроль — не одно и то же, милорд.

— Как я понимаю, ты намерена прочитать мне нотацию, Хелен, — сказал он, сердито глядя на нее. — Только помни, что я не твой ученик, хотя ты и считаешь, что у меня недостает разума.

Наступило молчание. Потом Кэм прижал ее руку к одеялу.

— Хелен, ради Бога, давай не будем ссориться. Мы должны трудиться вместе, ты и я, ради Арианы.

Хелен подавила дрожь, пробежавшую по телу от прикосновения Кэма, и заставила себя отдернуть руку.

— Я… да, ты прав.

Они снова замолчали. В глазах Кэма по-прежнему оставалось странное выражение, но когда он заговорил, его голос звучал намного мягче:

— Я привез тебя сюда, чтобы попросить прошения, Хелен. И я пытался. А теперь я хотел бы поговорить об Ариане. Как вы ладите? — В его голосе уже не было ни враждебности, ни раздражения.

— Мне кажется, хорошо, — ответила Хелен, благодарная за его желание примириться.

Заставив себя на время позабыть тревогу о Бентли, она следующие четверть часа рассказывала Кэму о первых впечатлениях от общения с Арианой, а тот затронул несколько важных моментов и не стеснялся переспрашивать, если не понимал. Он явно решил предоставить дочери все возможности. Хелен изложила свой план — использовать в качестве эмоционального воздействия рисование и музыку, сообщила, что вскоре хочет попробовать учить Ариану элементарным навыкам счета и письма.

Кэм был доволен.

— Должен признать, — заметил он, — что Ариана очень легко приняла тебя.

Хелен слабо улыбнулась:

— Она чувствовала некоторую скованность после того, как вы ушли вчера, но Ариана — замечательный, смышленый ребенок.

— Значит, ты первая гувернантка, кто это говорит, — мрачно ответил граф.

— О, не надо терять надежды, милорд! Возможно, Ариану просто нельзя учить обычными методами. Пока нельзя. Но я уже верю в ее способности. И надеюсь, что, когда мне придет время уезжать, она уже научится хотя бы немного общаться.

— Уезжать, Хелен? — повторил он, насупив брови. — Но Ариане еще долго будет требоваться гувернантка.

Хелен покачала головой:

— О, я думала, вы понимаете. Да, Ариане некоторое время нужен будет учитель. Только не моей специальности… Если Ариана добьется успехов, вам уже не придется выплачивать мне непомерный гонорар. Обычной гувернантки вполне достаточно.

— Как долго? — спросил он, и в его тоне послышалось странное напряжение. — Как долго я… она будет нуждаться в тебе?

Хелен озадаченно посмотрела на него.

— Трудно сказать. Год. Может, два. Я никогда не работала нигде больше двух лет.

Кэм покачал головой, как бы споря с Хелен.

— Не стану делать вид, что понимаю тебя… все эти бесконечные переезды. Разве ты не хочешь где-то обосноваться? Жить своей жизнью?

Она насмешливо посмотрела на него:

— Гувернантка не может обосноваться, Кэм. И у нее своей жизни нет. Той, которую ты имеешь в виду. — Хелен не сумела подавить тихий вздох. — Это трудно объяснить. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Вспомним счастливые времена.

— Счастливые времена, — повторил он, глядя ей в глаза. — Знаешь, я думаю, мои самые счастливые времена прошли с тобой, Хелен. Конечно, вряд ли похвально признаваться в том, что получал такое удовольствие от праздности и шалостей.

Хелен засмеялась. По правде говоря, она не хотела показывать, насколько ее удивило тихое признание Кэма.

— Мы были так молоды, Кэм. И нужно наслаждаться жизнью в любом возрасте. Немного праздности и шалости — тоже хорошо.

— Это роскошь, которую я не могу себе позволить, — твердо возразил он.

— Ты — не твой отец, Кэм, — мягко повторила она. — Мы уже обсуждали это.

— Молюсь, чтобы ты оказалась права, Хелен, потому что мой отец был мот и развратник, безразличный ко всем, кроме себя. — Кэм мрачно улыбнулся. — Но ведь ты всегда знала это, правда? Даже в юном возрасте, в те счастливые времена, о которых ты столь безмятежно говоришь, ты уже понимала жизнь. Я тогда думал, что ужасно неприлично так много знать в юном возрасте. И в то же время очень завидовал тебе, — сказал Кэм.

Постепенно остатки напряженности между ними исчезли, сменившись ощущением близости, намного более глубокой, чем просто чувственная привязанность друг к другу. Ее взгляд встретился с его взглядом, и все звуки вокруг них смолкли. Казалось, та крепкая дружба, которая когда-то была между ними, сейчас воскресла, по крайней мере в этот момент.

Она почувствовала себя необъяснимо свободной, как будто опять стала юной, дерзкой девчонкой.

— Я развращала тебя, Кэм? — тихо спросила она, покраснев. — Признаюсь, я часто этого хотела. Я была ужасна, правда? А ты! Ты был таким идеальным, таким правильным! И так невероятно искушал меня. Ведь я чуть не лишила тебя невинности, а ты — меня. И ты прав в одном — мы не понимали риска.

Покраснев до корней волос, Кэм вдруг засмеялся.

— О Господи, — сказал он, давясь смехом и опуская голову. — Знаешь, Хелен, ведь отец так и не дал мне забыть тот случай. Думаю, потом некоторое время он питал какие-то надежды в отношении меня. До этого я был для него сплошным разочарованием. И получилось, что оба родителя были недовольны мною.

— Что ты имеешь в виду, Кэм?

Он поднял голову, и в его ясных глазах она увидела странную смесь боли и юмора.

— Ты, несомненно, слышала сплетни в Халкоте, Хелен, — ответил он, и уголок его рта дрогнул. — Я, кажется, был слишком похож на Ратледжа, что не нравилось моей матери, и обладал слишком большой выдержкой Кэмденов, что не устраивало моего отца.

— Но твоя мать очень любила тебя, Кэм. Все так говорили.

— Разве? — Он едва заметно покачал головой, словно озадаченный собственным вопросом. — Я больше в этом не уверен. Думаю, мать нуждалась во мне.

— Конечно, — мягко сказала Хелен. — Ты же был ее ребенком.

— Я был ее надеждой, — отрезал Кэм. — Она была вне себя от страха, боялась за будущее своих детей, за свой дом. Ты понятия не имеешь, что представляют собой такие женщины.

— О, Кэм! — засмеялась Хелен. — Ты ошибаешься! Моя мать была такая же, просто копия.

— Твоя мать? — Кэм скептически улыбнулся. — Мэри Мидлтон была наглой и дерзкой.

— О, такое впечатление она и пыталась создать! А на самом деле маман все время искала нового мужа, нового любовника. Разве ты не видел этого, Кэм? Разве ты не понимал, что она порхает от мужчины к мужчине из-за своего неустойчивого положения?

Размышляя над ее словами, Кэм сорвал травинку и рассеянно сунул ее в рот.

— Ты думаешь?

— О, Кэм! Седой волос, морщинка, любая мелочь, все могло повергнуть ее в ужас, потому что у нее, как и у твоей матери, не было уверенности. Еще девочкой я поклялась, что никогда не буду такой, как она.

— И потому избрала себе профессию.

— Именно, — твердо ответила Хелен. — Когда моя красота увянет, мне не станет от этого хуже. Напротив, даже лучше.

— Такая красота не может увянуть, Хелен, — совершенно искренне сказал он. — Как и твоя решимость. Знаешь, мне часто казалось, что тебе никто не нужен. Ты сильная. Как жаль, что такой силы не было у моей матери.

Она хотела сказать ему, что вовсе не сильная, а с каждым днем, проведенным рядом с ним, становится все слабее… Но этого, конечно, нельзя говорить.

— Твоя мать действительно любила тебя, Кэм, — сказала она вместо этого. — Я уверена.

Он задумчиво кивнул в знак согласия:

— Возможно. Но уже ребенком я был обречен на роль спасителя семьи. Не проходило дня, чтобы она не указывала мне на горькие плоды разгульной жизни моего отца. Говорила, что я должен усвоить этот урок. Постоянно твердила, что мы на грани разорения, что я — единственная надежда, что когда-нибудь я должен буду отвечать не только за ее благополучие, но и за будущее Кэтрин и Бентли.

— Довольно жестоко по отношению к маленькому мальчику.

— Я не думаю, что она намеренно проявляла жестокость, — задумчиво ответил Кэм. — Я ведь был центром ее существования. И я хорошо усвоил ее уроки. Она позаботилась об этом.

— Да, — тихо сказала Хелен, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучали нотки обвинения. — Но я совсем не уверена, что это было разумно, Кэм.

— Скорее необходимо, Хелен. Кому-то нужно было заботиться о Бентли и Кэтрин. Ты же знаешь моего отца.

Хелен осторожно пошевелила затекшие ноги, боясь невольным движением нарушить возникшую между ними гармонию. Нет, она никогда бы не могла одобрить то, как поступила миссис Ратледж со старшим сыном. В этом не было необходимости, и это было несправедливо. Так что лучше сейчас переменить тему.

— Кстати, — сказала она непринужденным тоном. — Верно ли я поняла из слов Бентли, что Кэтрин вышла замуж за одного из сыновей сквайра Вудвея? Я была поражена. Это правда?

— Вполне, — ответил Кэм, искоса посмотрев на нее с озорной насмешкой. — Она вышла замуж в день своего восемнадцатилетия. За второго сына Вудвея. Думаю, ты хорошо помнишь его?

Хелен засмеялась и покраснела.

— О Господи? Неужели за Уильяма? Этого дерзкого негодника с копной ярко-рыжих волос?

— О да. И спасибо за напоминание. Он был действительно большим негодником.

— Я помню Уилла, — осторожно признала Хелен. — И то, как однажды ты расквасил ему нос посреди деревенского луга.

— Защищая вашу честь, мэм, если вы припоминаете. — Теплые воспоминания захлестнули Кэма, когда на его глазах лицо Хелен залилось ярко-розовой краской.

— Правда? — спросила она с невинной застенчивостью, которая, он прекрасно это знал, была притворной. — Не помню. А что я сделала?

— О нет, Хелен, — снова засмеялся Кэм. — Ты слишком легко уходишь от ответа. Тебе это известно. Виновата, как всегда, была ты.

— Что? — Хелен наивно заморгала.

— Несносная девица! Ты устроила ссору с юным Фредди Вудвеем, а потом толкнула его в кучу конского навоза.

— Нет, я тебе не верю, — засмеялась она.

— Уж поверь! Именно это ты и сделала. А потом, чтобы избежать наказания за свой поступок… — Кэм прищурился, словно припоминая. — А наказания были в виде перезрелых фруктов, метко брошенных в цель, тебе пришлось залезть на дерево в центре деревни, выставив тем самым… э… нижнее белье на всеобщее обозрение.

Хелен для виду ужаснулась.

— И в чем заключалась при этом роль Уильяма?

— О! — ухмыльнулся Кэм. — Бедняга Уилл имел неосторожность заглянуть тебе под юбки, чтобы потом рассказать в жутких подробностях о том, что увидел… — кружевные оборки и так далее… причем вещал он об этом во все горло. И разумеется, — закончил Кэм, расплываясь еще шире в улыбке, — я обязан был ударить его по физиономии за столь неджентльменское поведение.

Она снова засмеялась глубоким, музыкальным смехом, и Кэм изумленно покачал головой.

— Я иногда поражаюсь, Хелен, как, подружившись с тобой, я умудрился ничего не сломать и не разбить, не считая моего глупого юного сердца, — с деланной шутливостью произнес он.

Улыбка Хелен исчезла, и она посмотрела на него с каким-то непонятным выражением.

— Вы всегда были джентльменом, милорд. А я — назойливой девчонкой, вряд ли достойной такого защитника.

Внезапно она грациозно встала, и Кэм почувствовал, что на этот раз ее уже не остановить. Она уходила. Его полчаса наслаждения обществом Хелен истекли.

— Прошу меня простить. — Она плотнее запахнула черную бархатную накидку. — Мне… думаю, мне нужно пойти к Ариане.

Горячая боль разлилась в груди Кэма, когда он смотрел вслед Хелен, спускавшейся по склону к его дочери. Юбки дорожного платья цвета темного бургундского грациозно покачивались из стороны в сторону, задевая давно скошенную траву, пока она шла по тропинке к воде. Это все равно что наблюдать зимой за кроваво-красным закатом, прекрасно сознавая, что с приходом темноты наступит холод.

Над его головой постукивали на ветру голые ветки. Резко выдохнув, Кэм взял отброшенную шляпу. Неужели он позволил ситуации и своим чувствам зайти слишком далеко?

Он должен был извиниться перед ней за то, что обидел ее. А не за то, что целовал и обнимал, потому что они оба этого хотели. Но, выражая раскаяние, не позволил ли он себе опять слишком увлечься? Судя по всему, он не способен относиться к Хелен просто как к своему наемному работнику. Наверное, пришло время признать, что Хелен всегда будет значить для него гораздо больше, что он никогда не сможет противостоять захлестывающей его волне желания и нежности при одном только упоминании ее имени.

А сейчас Хелен заговорила об отъезде из Халкота. Сказанные мимоходом слова прозвучали для него словно удар грома. Но почему? Неужели он думал, что Хелен останется навсегда? Что, научив Ариану всему необходимому, она и дальше будет жить здесь, обучая детей, которых предстоит родить ему с Джоан? При мысли об этом Кэм похолодел.

Нет. Это невозможно. И сама мысль об отъезде Хелен просто в голове не умещается. Это почти так же непостижимо, как идея его женитьбы на Джоан. Вся ситуация вдруг показалась Кэму чертовски нелепой, а ведь он чуть ли не помолвлен с этой девушкой. Во всяком случае, таково соглашение. Отец Джоан умер, теперь его долг — позаботиться о ней. Обратного пути нет.

Или есть?

Господи, должен быть.

Перед ним возникла картина его будущего, туманная, расплывчатая. Неужели всего несколько дней назад это самое будущее представлялось ему совершенно ясным и определенным? За считанные мгновения, столь короткие, что Кэм не успел их заметить, этот узкий и прямой путь вдруг стал извилистым, превращаясь в широкую, неясную дорогу, скрывавшуюся за поворотом, куда не проникал его взор. Теперь он даже не уверен, что путь, по которому он шел в жизни, был его путем.

Эта неуверенность должна вызывать у него тревогу. И он действительно встревожился. Но впервые за очень долгое время Кэм почувствовал странную притягательность неизвестности. Ему вдруг стали интересны сама жизнь и те возможности, которые она могла дать ему. А рядом с Хелен его охватывало еще одно чувство. Не просто растерянность или раздражение, и даже не только страсть, а нечто гораздо более сильное, сродни опьянению жизнью.

Он ощущал себя живым! Даже слишком.

Кэм устремил невидящий взгляд на берег реки, почти не замечая, что Ариана решительно тянет за что-то похожее на длинный кусок виноградной лозы, свисавший с дуба у кромки воды. Старое дерево росло под каким-то странным углом, опасно наклонившись вперед, словно могло в любую минуту упасть в воду.

Пока Ариана усиленно тянула лозу, Хелен подошла к ней и положила руку на узенькое плечо девочки. Вместо того чтобы отстраниться от ее ласкового прикосновения, Ариана улыбнулась ей, и боль в сердце Кэма уступила место давнему щемящему чувству, которому он не мог найти название.

Сидя на вершине холма, он не слышал слов Хелен, зато все прекрасно видел. Хелен начала распутывать стебель, обвивший ствол дуба. Донесшийся с ветерком мелодичный смех Хелен отвлек Кэма от размышлений, и тут он понял, что обнаружила Ариана.

Они развязывали старую веревку, на которой в юности качалась Хелен.

Нет, ведь она давно сгнила? Кэм помнил тот летний день, когда Хелен уговорила его стащить из конюшни длинный кусок совершенно новой веревки. Незначительный проступок с точки зрения морали. Но после того как Хелен добилась своего, он еще две недели ворочался по ночам в постели, сгорая от угрызений совести.

Хелен затеяла исполнение своего плана в жаркий августовский день в разгар одной из печально известных пирушек его отца, которые обычно длились неделями. В качестве собственной лепты Хелен стащила у миссис Нафлз доску из ящика для растопки. С помощью старого деревянного зубила (конечно, тоже украденного из мастерской поместья) они соорудили нечто вроде самодельных качелей и отправились на берег реки.

Кэму было поручено повесить качели, и он выбрал для них самую толстую ветку. Хелен прикрепила внизу доску, как опору для ног. После этого, проверяя крепость веревки и раскачиваясь высоко над водой, они пришли в восторг от своих качелей.

К тому времени они уже взмокли от жары и устали от работы. Когда Хелен исчезла в кустах, он не придал этому значения… пока она не выскочила обратно в одной нижней рубашке.

В свои шестнадцать лет Кэм был испуган и потрясен увиденным. Бросая вызов всем приличиям, Хелен схватила веревку, снова полетела над рекой, но посередине разжала руки и нырнула в воду.

И сегодня Кэму чудился ее восторженный крик, изящные лодыжки под надувавшейся рубашкой перед тем, как она погрузилась в глубину. Поскольку вниз по течению находились остатки древней плотины, в этом месте река замедляла свой бег, а вода была спокойной и прохладной. После долгих уговоров Хелен наконец заставила Кэма присоединиться к ней. И это оказалось чем-то невероятным.

Они вместе резвились в воде, словно рыбы, и в итоге вылезли на берег в таком виде, что его вряд ли можно было назвать приличным. Мокрая рубашка Хелен стала совсем прозрачной. Тонкий хлопок облепил ее тело, делая видимыми розовые упругие соски, изгиб груди и бедер. Глядя на нее, Кэм вдруг начал испытывать проблемы с физиологией, но выглядел немного лучше в подштанниках, прикрытых длинной рубашкой.

Хелен только смеялась над их видом. Но Кэм отнесся к этому гораздо серьезнее. Ему захотелось схватить Хелен, уложить на душистую траву, целовать ее смеющийся рот и сделать много-много больше.

Несмотря на молодость, он не страдал от недостатка просвещенности в отношении полового акта. Свое образование Кэм получил, работая на ферме, а также становясь невольным свидетелем развратного поведения отца, поэтому он точно знал, что ему хочется делать с Хелен. Он покраснел от стыда за свои греховные мысли, ему казалось неприличным его желание заниматься этим с лучшим другом.

Теперь они с Хелен уже не были лучшими друзьями, но, похоже, в остальном мало что изменилось. Даже сейчас, наблюдая, как она вытянулась, чтобы освободить веревку, глядя на ее обтянутую платьем грудь, наслаждаясь ее смехом, Кэм вновь ощутил тот прежний голод.

Он смотрел на грациозный поворот ее головы, когда она улыбнулась Ариане, и его пульс участился. Кровь в венах словно замедлила свой бег, который превратился в тяжелое пульсирование. Заходящие лучи вечернего солнца переливались в волосах Хелен и Арианы, создавая прелестный контраст солнечного и лунного света. Вместе они напоминали ему о…

Проклятие!

Когда Хелен потянула веревку, он вдруг понял, что она задумала.

— Нет! — закричал Кэм. — Нет, Хелен. И думать не смей об этом!

Мгновенно забыв о терзавшем его желании, он бросился по склону вниз прежде, чем его мозг усвоил, что делают его ноги.

Черт побери, ведь Хелен не собирается раскачиваться над водой на этой проклятой веревке! Разве он не говорил всегда, что она сумасшедшая? Господи, она же убьется! Или убьет Ариану. Может, и его самого, если он действительно хорошо ее знает.

Буквально в несколько секунд Кэм оказался рядом с ними. Хелен явно испугалась, когда он вырвал у нее из рук веревку, ее нога соскользнула с деревянной планки, а рот приоткрылся от удивления.

— Господи, Хелен! — почти закричал он. — У тебя совсем нет разума? Эта веревка наверняка вся прогнила.

Хелен снисходительно улыбнулась, отступила и указала пальцем на дерево:

— Если вы хорошенько посмотрите, милорд, то увидите, что и планка и веревка новее, чем вам представлялось.

Дрожа от гнева, рожденного страхом, Кэм проигнорировал ее слова.

— Но это опасно, Хелен! Ты всегда должна быть такой безрассудной? Ты еще и Ариану вовлечешь в опасную игру. Я не позволю вам обеим делать это, слышишь?

— Разумеется, милорд. — Хелен покорно опустила взгляд. — Мы сделаем, как вы скажете.

— А я говорил, что никто…

Он умолк на полуслове, вдруг осознав, что ожидал от Хелен возражений или уговоров, которые неминуемо закончились бы какой-нибудь ссорой. Однако женщина, стоявшая перед ним, вела себя как исключительно покладистая гувернантка. Но именно ее покладистость и вызывала у Кэма подозрения.

Отпустив веревку, он проворчал:

— Извините, что я накричал на вас, мисс де Северз. Я рад, что в этом не было необходимости.

— Ваша забота столь трогательна, сэр, — ответила Хелен с видом такой скромницы, что Кэм едва не рассмеялся.

Он никак не мог привыкнуть к новой Хелен. Девчонка-сорванец, которую он знал, давно бы отодрала его за уши и столкнула в реку, а новая Хелен говорила с ним тоном гувернантки, успокаивающей ребенка.

— Но если вы посмотрите на веревку и проверите крепость планки, то убедитесь, что они вполне надежны. Думаю, кто-то заменил их с тех пор, как мы… э… с тех пор, как вы в последний раз пользовались качелями.

Кэм тут же понял, что она задумала.

— Нет, Хелен, даже если бы вместо этой веревки была совершенно новая цепь, изготовленная моим кузнецом и укрепленная только сегодня, я все равно не подпустил бы к ней Ариану. И вас тоже.

Шуршание юбок Арианы по траве вдруг привлекло его внимание. Дочь, встав рядом с Хелен, сложила руки на груди и, что было совершенно нехарактерно для нее, капризно надула губы.

Проклятие, весьма красноречивое выражение лица! Несмотря на молчание Арианы и внешнюю покорность Хелен, он почувствовал себя так, словно со всех сторон окружен хитрыми женщинами. Но будучи честным человеком, он заставил себя задуматься о доводах Хелен. И тут же осознал свою обреченность.

Что-то неприятное — и абсолютно безрассудное! — должно было произойти. Кэм чувствовал это, как предчувствуешь смену погоды или раскат грома после вспышки молнии. Краем глаза он увидел, что губа Арианы еще больше выпятилась, а Хелен начала постукивать ногой о землю.

Он раздраженно схватил веревку, провел по ней рукой.

— Возможно… да, она довольно новая, в этом я с тобой согласен.

Ариана стала дуться чуть меньше.

— Конечно, — объявила Хелен, — и планка достаточно крепкая.

— Достаточно крепкая? Для чего? — возмутился Кэм, отбрасывая веревку, словно она была ядовитой змеей.

— Ну… крепкая для того, чтобы на ней кататься, — призналась она.

— Хелен! Ты сведешь меня с ума. Кто-нибудь из вас может пострадать, даже утонуть! Веревка лопнет, и тогда конец.

— При всем моем уважении к вам, — спокойно возразила Хелен, — должна заметить, что река здесь слишком мелкая, тут никак нельзя утонуть. Правда, вода сейчас холодная, окунуться в нее будет неприятно, и вряд ли у кого-либо появится желание поплавать. Но утонуть? Это невозможно.

Кэм мог поклясться, что Хелен де Северз подмигнула ему, но лицо ее оставалось ангельски-безмятежным. Он заставил себя отвести взгляд.

— Ариана не умеет плавать, — решительно заявил он.

— Не умеет? — лукаво поинтересовалась Хелен.

— Нет.

— Тогда один из нас должен научить ее, когда наступит лето. — Она похлопала Ариану по плечу и улыбнулась. — А я плаваю очень хорошо. И вы тоже, насколько я припоминаю. Если она и упадет, что маловероятно, мы просто вытащим ее из воды.

Кэм снова подумал, что обречен, но одновременно с этим возникло и пьянящее чувство возбуждения.

— Да… а если она испугается, оказавшись так далеко от берега?

Хелен беспечно пожала плечами.

— Конечно, испугается. Разве не в этом весь смысл нашей затеи?

Ариана радостно запрыгала. Кажется, она была готова — почти хотела — утонуть. Борясь с искушением, Кэм отрицательно покачал головой:

— Она может простудиться, если промокнет. Или обдерет веревкой кожу.

Хелен опять дернула плечами. Этот жест уже начинал раздражать Кэма.

— Что касается меня, — заметила она с насмешливой улыбкой, — то я предпочитаю умереть от чего угодно, только не от скуки.

— Смерть она и есть смерть, мисс де Северз, — возразил Кэм.

Но, да поможет ему Бог, он уже был готов принять ее аргументы. Проклятие, когда Хелен оказывалась рядом, самые опрометчивые поступки вдруг начинали выглядеть удивительно разумными.

— Да, но перед смертью испытать радость жизни, лорд Трейхерн! — Хелен внезапно рассмеялась и закружилась, щелкая пальцами как настоящая цыганская танцовщица. — В этом-то и секрет, не так ли? Ну же! — Она захлопала в ладоши над головой. — Доверьтесь порыву! Станьте безрассудным! — В ее темно-синих глазах искрилась дерзость.

Она бросает ему вызов! Она всегда этим отличалась.

Да, новая Хелен явно не могла долго сдерживать порывы той, прежней Хелен. Ее энтузиазм был заразителен, перед таким вызовом и напором решимость Кэма отступила.

Боже, снова стать шестнадцатилетним! Что он почувствует? Свободу и безудержное счастье, пусть на несколько мгновений? Чувство полета над сверкающей водой? Это так глупо… и так весело.

Ариана, должно быть, поняла, что он капитулировал, и лицо у нее засияло.

— Ну, ладно, — проворчал он, сняв перчатки и хлопнув ими по отрытой ладони Хелен. — Давайте вашу чертову веревку.

Подергав, чтобы испытать ее на прочность, Кэм подтянул веревку к берегу и повернулся к воде. Что со мной? — подумал он, глядя на реку. Наверное, он выглядит полным идиотом, стоя на холме с веревкой в руке. Но сверкающая вода манила к себе, а внизу Ариана и Хелен с радостным нетерпением смотрели на него.

Ну? И какой у него выбор?

Под натиском доводов Хелен он начал чувствовать себя так, словно лишь портит всем настроение, а она, как обычно, казалась голосом разума. И искушения. Но теперь, когда он поддался на их уговоры, было бы верхом безответственности разрешить им пользоваться этим сооружением, прежде чем он сам не испытает его. Да, если канат выдержит его вес, значит, он выдержит любую из них и даже обеих вместе.

Еще раньше сняв шляпу и перчатки, Кэм подумал сбросить и сапоги на тот случай, если веревка лопнет и он упадет в воды Кельна, но решил, что обутым лучше стоять на доске. Поставив левую ногу на левую сторону планки, Кэм сильно оттолкнулся правой ногой.

И полетел… полетел в безоблачную, прохладную бесконечность.

Зеленая лужайка берега, корни дуба, сверкающая на солнце вода стремительно понеслись ему навстречу. Прозрачный осенний воздух свистел в ушах. Достигнув верхней точки дуги, веревка сильно натянулась, дерево затрещало, и его почти голые ветки стучали друг о друга как сухие кости.

Потом на краткий миг Кэм замер во времени и пространстве. Вместе с захватывающими дух ощущениями вернулись и старые навыки. Улыбнувшись, он ловко перенес вес тела на одну ногу, заставив качели бешено вращаться, затем увидел на берегу Ариану. Она прижала руки к порозовевшим щекам и беззвучно смеялась.

Качели пустились в обратный путь.

Кэм понесся над рекой, ветер ерошил его волосы, трепал фалды сюртука, творил нечто невообразимое с когда-то аккуратно завязанным шейным платком. Хелен, Ариана и крутой зеленый холм были уже перед ним. Вскинув руки, Кэм грациозно спрыгнул с планки и — оступился.

Неловко упав спиной на усыпанный листвой берег, Кэм едва успел со смехом сесть, когда Ариана бросилась в его объятия, снова повалив его. Хелен тоже улыбнулась, присев на траву рядом с ним, вытащила листик из его волос, и Кэм встретился с ней взглядом.

— Отлично, — тихо произнесла она.

Ее глаза смеялись, и, хотя Кэм успел заметить в них напряженную работу мысли, ему было достаточно этого восхитительного момента беззаботной близости. Даже более чем достаточно. Улыбка Хелен и молчаливая радость Арианы стали ему наградой. И это было весело — к черту все приличия.

Они провели еще полчаса у реки, катаясь на качелях и дурачась на траве. Когда пришло время возвращаться в Халкот, Хелен почувствовала, что обрела душевный покой. Кэм тоже был счастлив, она это видела. И, несмотря на обидные слова, которые они наговорили друг другу, ее очень радовало, что он счастлив.

Казалось, они перевернули новую страницу в их отношениях, возможно, часть старых обид навсегда останется в прошлом. Возможно, они с Кэмом опять станут друзьями. Эта мысль согревала ее, но все же ей хотелось гораздо большего.

Давным-давно Хелен была мечтательницей, и сейчас она вдруг обнаружила, что с удовольствием вернула бы те мечты. Конечно, она может посвятить свои оставшиеся годы заботе о чужих детях, принося огромную пользу. Но они никогда не заменят детей, которых она когда-то хотела иметь от Кэмдена Ратледжа.

Она подумала о предложении Кэма стать его любовницей. Только на мгновение. Да, она хотела его. Однако не на тех условиях, которые он предлагал. И не за счет своей репутации и карьеры.