Глава 9
Заговор молчания
К тому времени как Ротуэлл добрался до дверей собственного дома, он уже напрочь забыл об украденных часах. Как забыл, кстати, и о том, что уступил Камилле собственную спальню. Чтобы не будить слуг, он отпер дверь своим ключом, повесил пальто на вешалку и поднялся по лестнице наверх.
Вот уже почти год он поднимался по этой лестнице в мутном свете зарождающегося дня, но даже выпив больше обычного, барон безошибочно находил дорогу — словно лошадь, привыкшая возвращаться в родное стойло, он машинально поворачивал сначала направо, потом налево, после чего открывал вторую по коридору дверь и оказывался у себя в спальне. Вот и сегодня все было как обычно.
Переступив порог спальни, он обнаружил, что никто из слуг не позаботился оставить зажженным свет. Не было слышно и стука собачьих когтей по паркету… Проклятие, у него совершенно вылетело из головы, что он собирался вернуть маленького пройдоху Твидейлам. Пожав плечами, Ротуэлл выбросил это из головы, стащил с себя сюртук и привычным жестом швырнул его на стул — только на обычном месте стула почему-то не оказалось. Сюртук с мягким шорохом приземлился на ковер. Ругаясь вполголоса, Ротуэлл принялся раздеваться, швыряя одежду поверх сюртука, — очень скоро на ковре возле него выросла внушительная кучка.
Раздавшийся поблизости шорох простыней оторвал его от этого увлекательного занятия.
— Кто тут? — прошептал по-французски испуганный женский голос.
Ад и все дьяволы! Камилла!
— Это я, — пробормотал он, ощупью пробираясь к кровати. — Мои извинения, дорогая.
В комнате повисло молчание.
— Извинения? — холодно переспросила она. В непроглядном мраке, который царил в спальне, Ротуэллу показалось, будто его окатили ледяной водой. — А за что ты, собственно, извиняешься? За то, что вломился ко мне в спальню посреди ночи, да еще без приглашения? Или ты вдруг вспомнил, что сбежал на весь день и явился домой под утро?
Ротуэлл застыл.
— Ты теперь моя жена, Камилла, — каменным тоном проговорил он. — Я не обязан спрашивать разрешения войти к тебе в спальню.
Мрачный тон, которым это было сказано, неприятно поразил Камиллу. Но больше всего ей не понравилась странная хрипотца в его голосе и то, как у него заплетался язык. Сев, она потянулась, собираясь зажечь свечу. Должно быть, Ротуэлл догадался, что она хочет сделать.
— Не думаю, что тебе понравится то, что ты увидишь, — предупредил он.
— Нет? — переспросила она, чиркнув спичкой. — Почему?
— Потому что я голый.
Камилла медленно обернулась, постаравшись принять невозмутимый вид — насколько это было в ее силах.
— И в самом деле, — пробормотала она, — окинув его взглядом с головы до ног. — Как жаль, Ротуэлл! Зря старался!
Какое- то время он стоял, молча разглядывая жену, — зрелище, которое представлял собой в этот момент полностью обнаженный Ротуэлл, могло бы напугать и более храбрую женщину, чем Камилла.
— Понятно, — наконец протянул он. — Наверное, подумала, что я явился сюда… зачем, как ты думаешь, я пришел?
Камилла, раздраженно дернув плечом, постаралась сделать вид, что не замечает его широких плеч… темных завитков волос на скульптурно вылепленной массивной груди. Взгляд ее невольно устремился ниже… Боже милостивый!
— Я подумала то же, что и любая женщина на моем месте, если бы увидела у себя в спальне обнаженного мужчину. — Она спустила ноги с кровати. — Но если ты решил, что я опущусь до того, чтобы…
— Стоп! — Ротуэлл предупреждающим жестом вскинул руку. — Проклятие! Подожди минуту…
— Ну уж нет! — крикнула она, поворачиваясь к нему спиной. — Это ты подожди! И не смей больше приходить ко мне после того, как ты где-то пил целый день и развлекался со шлюхами!
Ротуэлл с мрачным видом двинулся к ней.
— Послушай, Камилла, я не…
— Даже не думай врать! — вспыхнула она, повернувшись к нему лицом. — Я даже отсюда чувствую, как от тебя воняет шлюхой!
— Ничего подобного! — отрезал он. — Не можешь ты этого чувствовать!
— И к тому же ты пьян, — бросила она, не желая уступить ни пяди твердой почвы, которую чувствовала под ногами.
— Немного есть, — согласился он.
— Немного?! — возмутилась она. — Человек либо пьян, либо нет. Так вот, ты сейчас пьян как сапожник!
На губах Ротуэлла появилась ухмылка.
— Двойные стандарты, а, Камилла? — процедил он. — Кстати, я был пьян и когда согласился жениться на тебе. Но тогда ты, по-моему, не возражала. Знай я в тот день, что условия сделки включают в себя не только сварливую жену, но и трезвость до конца моих дней, то скорее всего постарался бы избежать этой участи.
Камилла вздрогнула, как от удара. Не сознавая, что делает, она вскинула руку, чтобы дать ему пощечину, но Ротуэлл успел перехватить ее.
Впав в ступор, барон какое-то время ошеломленно разглядывал жену. Потом, стиснув ее руку, рывком привлек ее к себе.
— Боже тебя упаси когда-нибудь сделать это! — проскрипел он. В сумраке спальни этот звук неприятно царапнул слух Камиллы. — Никогда — слышишь? — никогда не пытайся меня ударить, Камилла!
Они стояли так близко, что она могла чувствовать жар его тела… ощущать исходящий от него запах гнева. Но вместо того чтобы испугаться, Камилла внезапно разъярилась.
— Я не боюсь тебя, Ротуэлл, — низким гневным голосом проговорила она. — Ты — всего лишь обычный распутник и грубиян, и я тебя не боюсь!
Он смерил ее взглядом — глаза его превратились в узкие щелки, ноздри раздувались.
— Проклятие, Камилла! — взревел он. — По-моему, ты спутала меня со своим отцом. Так вот, я — не Валиньи, и заруби себе это на носу!
— Неужели? — едко бросила она. — Не вижу большой разницы!
Ротуэлл посмотрел жене в глаза. Да, она была зла на него. Он бросил ее одну — в доме, где все было ей чужим, — трусливо сбежал, чтобы утопить в вине свои собственные проблемы. Гарет был прав… прав во всем. Это было подлостью с его стороны. Тогда чем же он лучше Валиньи?! Проклятие… да ничем, с горечью признался он себе. Ротуэлла обжег стыд.
Не сводя с нее глаз, он начал лихорадочно подыскивать подходящие слова, чувствуя, как гнев его мало-помалу стихает. Камилла выглядела такой одинокой… такой беззащитной.
— Ладно, Камилла, оставим это, — примирительно прошептал он, прижав ее к себе. — Прости. Не нужно, чтобы слуги слышали, как мы ссоримся.
— Почему? — строптиво возразила она. И тут лицо ее сморщилось, словно она собиралась заплакать. — Пусть слышат! Мне все равно!
Ротуэлл нежно погладил ее по голове.
— Не смей! — гневно прошептала она. — Не смей притворяться добрым. Когда ты так ведешь себя, я уже перестаю понимать, какой ты на самом деле!
Он посмотрел на нее с высоты своего роста — и вдруг с ошеломляющей ясностью понял, что же все-таки заставило его вернуться домой. Боже правый! Ротуэлл с трудом проглотил вставший в горле комок.
Приподняв ей пальцем подбородок, он заставил Камиллу посмотреть ему в глаза.
— Послушай, все верно — ты действительно вышла замуж за негодяя. Я ведь и не пытаюсь это отрицать. Прости, если обидел тебя. Мне очень жаль, правда.
— Правда? — фыркнула она. — И что ты рассчитываешь от меня услышать? «Спасибо, что был честен со мной», да?
Ее взгляд обжег его — нет, желание тут было ни при чем, Ротуэлл видел, что Камилла по-прежнему кипит от злости, — и все равно ему казалось, он тонет в глубине ее глаз. Что, погружаясь в их бездонную глубину, он пытается отыскать что-то, названия чему он не знает. Чувствуя, что вот-вот сойдет с ума, Ротуэлл медленно опустил голову и прижался губами к ее губам, почти не сомневаясь, что разъяренная Камилла выцарапает ему глаза. А в следующее мгновение, забыв обо всем, он уже целовал ее.
Камилла попыталась вырваться — упершись ладонями ему в плечи, она яростно отталкивала его. Но ее губы… ее гибкое тело… О, с какой готовностью они откликнулись на его поцелуй! Губы ее подались, и что-то в глубине души Ротуэлла дрогнуло.
Но даже сейчас, когда она с такой пылкостью прильнула к нему, отвечая на его ласки, Ротуэлл не мог не чувствовать, что она в смятении. Все ее тело дрожало, как осенний лист. Когда же она отодвинулась, он заметил, что в глазах Камиллы стоят слезы.
Ротуэлл с нежностью провел рукой по ее густым, спутанным волосам. Она хотела его… Да, пропади все пропадом, она хотела его так же отчаянно, как и он, — только вот саму Камиллу это ничуть не радовало.
Она попыталась отвернуться. Склонившись к ней, Ротуэлл с нежностью провел губами по ее изящной шее.
— Камилла… — прошептал он. — Камилла, прошу тебя. Ты — моя жена…
В ответ она неразборчиво прошептала что-то по-французски. Наверное, снова проклинает себя за слабость, решил он.
— Господи, что ты делаешь со мной, Камилла? — хрипло застонал он. — Ты будто околдовала меня… Я почувствовал это еще в тот день, когда впервые увидел тебя!
Ему показалось… или она на самом деле вздрогнула при этих словах?
— О Боже! — едва слышно прошептала Камилла. Ресницы ее затрепетали. — Ты… ты тоже сводишь меня с ума. Я даже думать не могу, когда ты рядом.
Ротуэлл, расценив эти слова как знак того, что Камилла готова сдаться, впился в ее губы — может, немного грубо, с раскаянием успел подумать он. Но в ответ Камилла, привстав на цыпочки, с не меньшей пылкостью вернула ему поцелуй. Чувствуя, что теряет голову, Ротуэлл припал к ее губам, как умирающий от жажды — к живительному роднику.
Руки Камиллы впились, в его плечи — погладили рельефные бугры мышц, потом неуверенно скользнули ниже, коснулись ягодиц. Этого было достаточно, чтобы из груди Ротуэлла вырвался хриплый стон.
Он начал эту игру хладнокровно и готов был поклясться, что все его хваленое самообладание в тот момент было при нем… Но потом оно вдруг стало неудержимо таять, как сахар в чашке с горячем чаем. Клятва держаться от нее на расстоянии, которую он только утром дал самому себе, была мгновенно забыта. Камилла была, словно лед и пламень в его руках. Тела их сплелись, сердца бились одно возле другого, его возбужденная, горячая плоть вжималась в ее живот. Он хотел ее… хотел безумно. Кровь его вскипела — сейчас он подхватит ее на руки и бросит на постель. И пусть она только попробует сказать «нет»! Он найдет способ убедить ее. Станет ласкать ее до беспамятства, если потребуется.
И вдруг она оттолкнула его — оттолкнула так, что он понял: игра закончилась.
— Довольно, — задыхаясь, бросила она. — Хватит! Просто… просто делай то, зачем пришел.
— Делать — что? — не понял Ротуэлл.
— Просто… возьми меня, и все. Ведь ты именно за этим пришел. — Повернувшись к нему спиной, Камилла направилась к кровати. — Я женщина, и я слаба. И к тому же я… хочу ребенка. Поэтому давай… просто покончим с этим, и поскорее.
Ноги Ротуэлла словно приросли к полу.
— Я просто… Это так мучительно… каждый раз, когда ты рядом… — сбивчиво пробормотала она. — Я не могу позволить себе потерять…
— Потерять — что? — напрягся Ротуэлл. — Проклятие, Камилла, чего ты так боишься?
Вздрогнув, она подняла голову — в глазах ее стояла такая мука, что Ротуэлл похолодел.
— Себя, — едва слышно прошептала она.
В полном отчаянии Ротуэлл смотрел в залитые слезами глаза Камиллы мучительно гадая, что сказать. Какие найти слова, чтобы в ней снова вспыхнула страсть? Что сделать, чтобы получить то, чего он хотел больше всего на свете, — ее? Всю ее. Увы, Ротуэлл был не силен в словах. Он был слишком груб и прямолинеен, чтобы уметь ухаживать за женщинами.
— Пропади все пропадом, Камилла! Просто поцелуй меня, и все! — взорвался он наконец. — Ведь только что все было хорошо!
Прерывисто вздохнув, Камилла снова затрясла головой.
— Нет! Я всего лишь хочу, чтобы все это поскорее закончилось, и не нужно… не нужно всех этих эмоций, — пробормотала она. — Мне казалось, это будет обычная сделка, Ротуэлл, где каждый получит свое. Ты — деньги моего деда. Я — твое семя.
— Проклятие, Камилла, я не племенной жеребец!
— Да, напротив, — негромко бросила Камилла. Потом, оттолкнув Ротуэлла, резко встала. — Ну как ты не понимаешь, Ротуэлл? Кем еще ты можешь быть в моих глазах?
Смерив его уничижительным взглядом, Камилла отвернулась, собираясь уйти.
— Просто выполни свою часть сделки, Ротуэлл, — процедила она. — Мне нужен ребенок.
Опустив руки ей на плечи, он рывком развернул ее к себе.
— Ах, значит, тебе нужен ребенок?! — прогремел он. — Ладно, будь по-твоему — ты получишь ребенка! Сегодня же я запрусь с тобой в спальне и не выпущу оттуда, пока ты не понесешь. Помяни мое слово — ты сама еще запросишь пощады.
— Ты и вправду это сделаешь? — сладким голосом проворковала она. — Как мило! Но если ты осмелишься…
Она не договорила — он закрыл ей рот поцелуем. Ротуэлл сам не мог сказать, когда именно это решение пришло ему в голову. Единственное, что он понимал, — это что у него нет больше сил терпеть обвинения, которые он читал в ее глазах. Знать, что она считает его кем-то похожим на Валиньи, что она давно примирилась с тем, что она никогда не будет с ним счастлива…
Не выпуская Камиллу из объятий, Ротуэлл упал на постель, обрушившись на нее всей тяжестью своего тела. Камилла задрожала. Забыв обо всем, Ротуэлл впился в ее рот, словно заранее давая понять, что он намерен с ней сделать.
Тяжелые веки Камиллы опустились, пушистые черные ресницы, затрепетав, легли на щеки, оттеняя смуглую кожу. Ротуэлл обхватил ладонью ее грудь, слегка сжал упругий сосок, чувствуя, как он напрягся под его прикосновениями. Камилла чуть слышно ахнула.
Он с трудом заставил себя оторваться от ее губ.
— Прости меня, Камилла… — прошептал он. — Прости…
Она лежала навзничь, молча, безвольно раскинув руки, позой и выражением лица напоминая карающего ангела. Ротуэлл, бросив на нее взгляд, внезапно похолодел. Видит Бог, она и была этим ангелом! Похоже, сам Господь Бог послал ее преподать ему страшный урок. Потому что ничего нет страшнее муки, которую испытываешь, не имея возможности получить то, чего желаешь больше всего на свете… когда обречен давиться сухой коркой, изнывая от желания дотянуться до пиршественного стола.
Горло Камиллы задвигалось — но она не произнесла ни слова. И тут до Ротуэлла наконец дошло: он, дурак эдакий, мечтал, чтобы она тоже хотела его. Мечтал, чтобы в ее сердце нашлась хоть капля нежности…
Пустая надежда! Сухая корка — вот и все, что она может ему дать, и, Бог свидетель, он согласен это принять.
Постаравшись не думать об этом, Ротуэлл потянул вверх подол ее ночной сорочки, медленно, не торопясь, стащил ее с Камиллы. Потом, перекинув через нее ногу, встал на колени, ни на мгновение не отрывая от нее глаз. Святители небесные, как она хороша, мысленно ахнул он. Выпуклые упругие груди. Длинные, стройные ноги, изящно раздвинутые…
— Господи… — прошептал он, сгорая от нетерпения. Больше всего на свете ему хотелось оказаться внутри нее. Заявить свои права на нее. Она была его женой — и он хотел ее.
Невероятным усилием воли сдерживая свое напряжение, он перекатился на бок. Рука его погладила плоский живот Камиллы, коснулась тугих завитков — раздвинув их, он нащупал напрягшийся комочек плоти и двинулся дальше. Глубже. Дыхание Камиллы участилось. Он почувствовал, как его пальцы становятся влажными. Но этого ему было мало — Ротуэлл хотел, чтобы она изнывала от желания. Чтобы она стонала, извиваясь под ним. Чтобы хотела его так же, как он — ее.
Приподняв голову, он осторожно провел губами по ее шее. Потом его губы скользнули вниз, обхватили нежный сосок.
Ротуэлл жадно втянул его в себя — и Камилла вскрикнула, а потом, к изумлению Ротуэлла, вдруг задрожав, выгнулась дугой. Пальцы ее вцепились в одеяло — и он, потрясенный, замер, не сводя с нее глаз. Это был миг чистейшего, незамутненного восторга. Неприкрытого наслаждения. Что-то похожее на благоговение вдруг шевельнулось в его душе.
Дождавшись, когда она, задыхаясь и ловя воздух пересохшим ртом, упала на кровать, Ротуэлл вновь припал к ее губам, поцеловав долгим поцелуем.
Ленивый взгляд Камиллы был полон нескрываемой чувственной неги. Горькая складка, портившая ее губы, разгладилась, лицо сразу стало мягче. Ее тело взывало к нему — притягивало его к себе, как притягивает океанская пучина, капля за каплей высасывая из него жизнь. Опустив голову, Ротуэлл снова поцеловал ее. Он осыпал поцелуями ее лицо, ее шею, рассыпавшиеся по подушке волосы. Внезапно она шевельнулась под ним, а в следующую секунду, раздвинув колени, закинула одну ногу ему на спину, словно призывая его войти в нее. И Ротуэлл откликнулся на этот призыв.
— Боже… — выдохнула она.
Он мощными толчками задвигался в ней. С губ Камиллы срывались крики — и Ротуэлл жадно упивался ими, словно песней сирены. Они одновременно достигли вершины наслаждения — словно океан, закружив обоих, выбросил их на гребень волны. И внезапно Ротуэлл ощутил, что впервые за много лет в душе его воцарились мир и покой.
Когда он пришел в себя, руки у него тряслись.
— Все… — пробормотал он, припав лбом к ее плечу. — Все, Камилла. Я сделал все, что ты хотела.
— Что, дорогой? — Взгляд ее темных глаз впился в его лицо. — Что ты сделал?
— Дал тебе то, что ты просила, — рявкнул вдруг он. — Ребенка, о котором ты мечтаешь. А если нет… что ж, не беда, попытаемся снова. И снова. Пока у меня не получится все как надо.
— Я хочу кое о чем тебя спросить… — нерешительно пробормотала Камилла.
Ротуэлл поздравил себя с тем, что в последний момент успел проглотить негодующее «нет». Стареет, наверное, с усмешкой подумал он.
— О чем?
— Я спрошу только один раз. — Камилла, лежа на боку, задумчиво разглядывала тлевшие в камине угли. — Если ты не сможешь или не захочешь ответить, я не обижусь. И спрашивать больше не буду.
— Прекрасное качество, особенно в жене, — одобрил Ротуэлл.
Краем глаза он следил, как Камилла играет бахромой покрывала, наматывая ее на палец. Молчание длилось так долго, что он уже решил, что она передумала. Но тут она вновь открыла рот и задала ему всего один очень короткий вопрос:
— Ты болен?
Когда он не ответил, Камилла повернула к нему голову — в ее широко распахнутых глазах он прочел тревогу.
Какое- то мгновение он смотрел ей в глаза. Потом, не в силах выдержать ее взгляд, отвернулся.
— Что-то серьезное? — тихонько ахнула она. Ротуэлл, сцепив зубы, разглядывал потолок, словно надеялся прочитать там ответ.
— У меня была нелегкая жизнь, Камилла, — наконец проговорил он. — Однако до сих пор это меня не убило.
Его слова будто повисли в воздухе.
— Ты болен, — глухо повторила она. На этот раз совсем другим тоном.
Отшвырнув одеяло, Ротуэлл сел — по его мнению, продолжать разговор не было смысла, тем более что главное было сказано.
— Светает, — буркнул барон. — Я пойду к себе. А ты отдыхай.
Молча собрав с пола разбросанную одежду, Ротуэлл, не оглядываясь, прошлепал к двери. Ему не нужно было смотреть на Камиллу, чтобы понять, что она обижена. Опять, чертыхнулся он… опять он сделал что-то не так! В первый раз с того треклятого дня, как он впервые побывал на Харли-стрит, к глазам Ротуэлла подступили слезы. Он оплакивал упущенные возможности и свою жестоко исковерканную жизнь… того наивного юношу, которым когда-то был, и очаровательную молодую женщину, которая заслуживала гораздо лучшей участи.
Стоило ему только взяться за ручку двери, как Камилла села, и он снова услышал ее голос.
— Ротуэлл, — тихонько окликнула она, — ты не забыл, что я только что сказала?
Обернувшись, он увидел ее лицо, смутно белевшее в свете свечи.
— О чем?
— О том, что задам этот вопрос всего один раз. — Голос ее дрогнул. — Повторяю, я не стану больше спрашивать. Я не унижусь до того, чтобы просить тебя — ни о чем. И никогда. Даже об этом… о том, чем мы только что занимались… несмотря на все наслаждение, которое ты даришь мне. Ты понял?
И тут, стоя, голый, с сильно бьющимся сердцем, он наконец догадался. Она пыталась заставить его сделать выбор — выбор между настоящей близостью, которая может быть между мужчиной и женщиной, и просто утолением страсти.
Камилла, не отрываясь, смотрела ему в лицо. Он видел ее глаза, полные невыплаканных слез. Проглотив комок в горле, Ротуэлл молча кивнул на прощание и выскользнул за дверь.