Глава 5
Позже Сара не могла вспомнить, как они с Мавром оказались в помещении, которое он назвал большим салоном. Он театрально распахнул двери, откуда хлынул поток золотого света, и дальнейший путь запечатлелся в ее сознании лишь головокружительным движением. Полсотни слуг, не обращавших внимания на ее маску и костюм хозяина, с таким фанатичным усердием бросились выполнять свои обязанности, что у Сары зарябило в глазах. Мавр стремительно шел между слугами, как будто даже не видел их, предоставив ей бежать за ним по пятам и уклоняться от служанок и ливрейных лакеев.
Ее плащ, его шляпа, его нелепая гондольерская куртка были моментально унесены разными слугами. Еще дюжина свечей были зажжены, чтобы осветить им дорогу, поклоны были сделаны, Двери открыты, напитки предложены. Но Мавр без задержки преодолел два лестничных пролета и ряд комнат, игнорируя вызванную ими суету. Как только хозяин остановился наконец в самой большой комнате, взрыв активности угас, слуги вышли, двери за ними закрылись. Сара с Мавром остались наедине среди внезапной, оглушительной тишины.
Комнату освещали бесчисленные канделябры и масляные лампы, расставленные на каждой ровной поверхности, с непреклонной ясностью выставляя напоказ гниющие восточные ковры, изъеденные молью портьеры, испорченные водой тканевые обои» видимые на стенах между десятками старинных безыскусных картин, писанных маслом. Такую разруху и запустение, как символ гибели, Сара видела однажды в школьной библиотеке на гравюрах Хогарта. Все здесь выглядело слишком реальным, слишком уродливым для ночи иллюзий, все, кроме человека, стоящего посреди комнаты.
Он казался даже выше, чем недавно в лодке, и действительно был прекрасен. Мраморно-гладкая кожа, аристократический нос, высокие скулы под черной тенью бровей, однако суровый пристальный взгляд зеленых глаз неожиданно противоречил слишком чувственному рту.
Эти черты были ей уже знакомы с той ночи, когда он на полминуты снял маску, но теперь Сара увидела темные круги под глазами, а также крошечные морщинки, разбегавшиеся от их уголков. Они были не от смеха, эти явные признаки напряжения, усталости, беспутного образа жизни, частого прищуривания или гнева. Сара до сих пор была уверена, что у него есть некий план – относительно ее, леди Анны или даже леди Меррил, – вовсе не отличающийся благородством, хотя страсть в его взгляде, когда он смотрел на нее, тоже не подлежала сомнению.
«Какой же я должна выглядеть в моем перешитом черном бомбазине и маске, инкрустированной стразами? Но лучше, чем с открытым лицом», – безжалостно сказала она себе, игнорируя знакомую боль.
Он пока не видел ее липа, это ясно, иначе бы в его глазах не было желания. Что бы Мавр ни задумал, он хотел ее, по крайней мере сейчас, и она не собирается ничего делать, чтобы этому препятствовать. Безрассудная мысль, но Сара была разумным человеком и знала, что вряд ли еще когда-нибудь прельстит мужчину, который захочет от нее чего-то большего, кроме десятишиллинговой плотской близости.
– Я Сара. – Голос показался ей чужим: низкий, уверенный, а не подавленный полушепот.
– Вы можете называть меня… Грим.
– Значит, я должна была проявить большую изобретательность со своим именем. Сара не может соперничать с Гримом.
Он прищурился.
– Это мое имя. По крайней мере часть его.
Он взял с подноса, оставленного слугами, клубнику, оторвал хвостик и предложил ягоду ей легким движением руки, словно принц в детской волшебной сказке, охваченный нетерпением.
Сара молча съела клубнику, не снимая вуали.
– Благодарю вас, лорд Грим.
Он вздрогнул от выражения почтительности и одарил ее суровым взглядом из-под тяжелых бровей.
– Почему вы сюда пришли?
Сара направилась через комнату к древней софе из конского волоса, стоявшей возле столика с подносом, села на нее и взяла сочный абрикос.
– Почему вы пригласили меня? – спросила она, держа абрикос у губ.
Он перевел взгляд на ее рот, и она почувствовала, что краснеет от его явного внимания.
– По-моему, вы уже сами ответили на этот вопрос. Чтобы соблазнить вас.
Саре вдруг захотелось раздразнить его, искусить, посмотреть, как далеко она может зайти в своей игре.
– Прекрасная работа, пока вы ею занимаетесь.
Она даже не успела сделать вдох, потому что он вдруг оказался на ней, всем весом прижав ее к пыльной софе. Она чувствовала жар его тела, его рот был в дюйме от ее губ, взгляд словно проникал ей в душу. Абрикос выпал из ее ослабевших пальцев на пол.
– И вы ничего не чувствовали, когда я вас целовал у колонны на маскараде в палаццо Беллини? – Слова едва доходили до нее сквозь громкий стук сердца в ушах. – Не чувствовали ничего в лодке?
Он провел длинным изящным пальцем по ее губам, медленно склонился к ее лицу, так что вуаль, еще влажная от их поцелуя, с каждым его вздохом щекотала ей кожу.
– Если бы не чувствовала, вы думаете, я была бы сейчас здесь? – хрипло прошептала она.
Какие-то мгновения он просто, не мигая, смотрел на нее. Он собирался поцеловать ее, и невольно она стала тянуться к его губам. Внезапно, без всякого предупреждения, он встал и тихо засмеялся.
– Нет, милая Сара, я знаю, когда моя работа хорошо сделана.
Она продолжала ошеломленно лежать, затем приняла сидячее положение, готовясь к яростной отповеди.
– Ешьте абрикосы. – Он указал на фрукты на подносе. – И больше не испытывайте меня.
Сара машинально взяла абрикос. Зачем она пришла сюда? Нужно уйти, пока еще не слишком поздно. Вместо того чтобы подняться и уйти, она поднесла фрукт ко рту.
Пока она ела, он ходил по комнате, словно лев, посаженный в клетку. Нет, это избитое сравнение не подходило такому человеку. Львы благородные и смелые, у них золотистая шкура. А он опасный и гибкий, скорее пантера, вдруг попавшая в полосу света и стремящаяся вернуться в ночь.
Ночь. Слово пришло как ответ на вопрос, который Сара не могла облечь в слова: почему вместо чувственного, безрассудного любовного свидания их встреча оказалась чем-то слишком реальным, слишком запутанным и неловким. Она требует мрака, тайны, иллюзии анонимности.
Сара решительно встала, положила фруктовую косточку на поднос, затем приподняла вуаль настолько, чтобы задуть тонкие свечи ближайшего канделябра. Мавр, или Грим, не важно, резко повернулся к ней, однако лишь молча смотрел, как она гасит две лампы и еще полдюжины свечей.
– Вы собираетесь ввергнуть нас в полную темноту?
Она не могла понять, что скрывается за его словами, но ответила с непривычным хладнокровием:
– Если полная темнота возможна.
Найдя возле следующей коллекции подсвечников щипцы для снятия нагара, она с быстрой последовательностью загасила каждое пламя, чувствуя на себе взгляд Мавра.
– Вы просили меня снять маску, – сказала она, покраснев. – Когда все лампы и свечи будут погашены, я так и сделаю.
Он продолжал смотреть на нее – лицо, как холодный мрамор, глаза, как пылающие угли. Не меняя выражения, он взял ближайший подсвечник и одним выдохом задул его.
Темнота затушевала прогнившее великолепие комнаты, скрыла прошедший век, смягчила пятна запущенности. Сара бросила последний взгляд на лицо Мавра и погасила оставшуюся свечу. Теперь комнату освещал только свет полной луны, проникавший сквозь широкое окно в дальнем конце.
Сара замерла, глядя на темный силуэт. Пока глаза привыкали к темноте, она не могла различить детали внешности Мавра, зато каким-то странным образом ощущала его, казалось, слышала его дыхание, почти вообразила, что чувствует даже его сердцебиение. Потом он шевельнулся, разрушив иллюзию, и она тут же отпрянула, когда он в три шага сократил расстояние между ними. Одной рукой Мавр поймал ее за талию, развернул, прижал к себе, а другой – сорвал с нее маску.
– Я мог бы сделать это в любое время, милая Сара, – угрожающе произнес он с явным намерением испугать ее.
– Я знаю.
Маска упала на пол, его рука обхватила ее лицо жестом отнюдь не успокаивающим, а собственническим, даже слегка грубым. Большим пальцем он погладил ее подбородок, губы, щеки, надавил на веко, не сильно, хотя достаточно ощутимо, чтобы это стало предупреждением: «Теперь я могу сделать с тобой все, что захочу».
У нее мелькнуло воспоминание об иных грубых прикосновениях, иных угрозах, о других руках на ее лице и теле. Но прикосновение этой руки вытеснило те воспоминания, как холодный ветер отгоняет дым.
Пока не слишком поздно, она еще может уйти.
– Было ошибкой приезжать сюда, – тихо сказал он ей.
– Я так не думаю.
Сара надеялась, что это правда. Она не могла бы поклясться, что Мавр ее не обидит, но он не похож на человека, которому доставляет удовольствие причинять женщине боль.
Он засмеялся.
– Возможно, я не очень преуспел в своих попытках соблазнить вас. Мне бы следовало пообещать вам секреты, которые вам не знакомы, переживания, о которых вы не подозревали. Я же, наоборот, пытаюсь вас отпугнуть.
– Не обещайте мне ничего, – опрометчиво сказала она и пожалела об этом.
Он провел костяшками пальцев по ее щеке.
– Вы не любите красивые слова? – Голос у него смягчился до притворного напева, однако Сара чувствовала в его теле напряженность, опровергающую ложь.
– Я никогда не получала обещаний от мужчин, которые бы не прогнили изнутри. – Зачем она говорит об этом ему? – Во всяком случае, – быстро прибавила она, – от вас я, конечно, не получу обещания, которому не следует верить. Просто снова поцелуйте меня и не говорите ничего, что не принимаете всерьез.
– Простите, Сара. – По его тону она поняла, что он говорит искренне.
Затем он сделал, как она просила.
Впервые Сара чувствовала его губы не сквозь вуаль, и это было настолько потрясающим, что она задохнулась. В ответ он полностью завладел ее ртом, а движения его языка рассылали по ее телу приливные волны новых ощущений, которые омывали все ее существо. Мавр поглощал ее, брал все, что она давала, просил больше и больше, и единственное, чего ей хотелось, – это перелиться в него, чтобы он мог наполниться ею.
Постепенно ярость атаки ослабела, превратившись в череду кратких поцелуев, волна ощущений убыла, оставив ее бездыханной. Но Сара еще раз обнаружила, что силой воли управляет своим телом, что ей нужен такой мужчина, как он.
Ее ищущие пальцы нащупали гладкие пуговицы его рубашки, которые быстро поддались, и она с удивлением поняла, что под рубашкой голая теплая грудь. Как будто Мавр и в самом деле обычный чернорабочий, не имевший привычки носить фланелевое белье или не имевший денег на подобные изыски. Она чувствовала фактуру его кожи, немного более шершавую, чем ее собственная, и ощущала приятную дрожь под ладонями. Сара невольно издала одобрительный звук, и он тут же внезапно отстранился.
Пока она собиралась с мыслями, чтобы спросить у него, что не так, сильные руки легли ей на плечи и развернули ее спиной к нему. Он расстегивал сзади ряд пуговиц с такой привычной сноровкой, что туман, застилавший Саре глаза, рассеялся, а очаг ее желаний угас до тлеющих углей. Она повернулась в тот момент, как он закончил, стараясь что-нибудь прочесть в бледном овале его лица, который могла различить в темноте.
– Вы хотите меня? – спросила она, не трудясь скрыть разочарование и замешательство. – Или все это лишь часть вашей игры, как ваши костюмы и приглашения?
Сара почувствовала его взгляд:
– Я хочу вас. Я хочу вас больше, чем следовало бы. Она еще не верила ему, но страстно хотела поверить.
– Хорошо. Потому что я тоже хочу вас. Медленно высвободив руки из рукавов платья, она стянула его через голову, затем сбросила нижние юбки. Ее движения выдавал только шорох слоев ткани, и она гадала, как много видел Мавр, стоявший почти рядом. У нее было суеверное ощущение, что его ночное зрение несравненно лучше, чем у нее. «И все же недостаточно хорошее, чтобы разглядеть мое лицо». Тем не менее, когда она начала возиться со шнуровкой корсета на спине, ее опасения подтвердились.
– Разрешите мне, – пробормотал Мавр.
Он снова развернул ее, на этот раз с большей добротой, и прикосновение его ладоней, загрубевших от гребли, вызвало у нее приятную дрожь. Он без труда распустил шнуровку корсета, при каждом движении легко касаясь сквозь расширяющийся просвет ее спины, прикрытой тонкой сорочкой, отчего кожа у нее горела, как от ожога. Сара чувствовала, что корсет свободен, но позволила Мавру трудиться еще несколько секунд, желая сохранить это ощущение. Потом наконец отошла, чтобы расстегнуть крючки стальной планшетки.
– И что теперь?
– А теперь я намерен выполнить свои обещания. Мавр взял ее под руку, провел к темному очертанию длинной низкой софы и подтолкнул вниз.
Сара не поняла, что он предлагал ей – лечь или сесть, поэтому она села. Мавр не стал возражать, опустился перед ней на колени, двумя быстрыми движениями стянул с нее дешевые ботинки, затем грубые чулки. Был ли он ласковым или грубым, нетерпеливым иди дразнящим? Она не могла определить этого из-за тумана в голове. Она лишь ощущала полный сумбур эмоций, настолько сильный и противоречивый, что не понимала, то ли умрет, если он возьмет ее, то ли умрет, если он этого не сделает. Она лишь была уверена, что по крайней мере одно из двух случится непременно.
В немой просьбе он дернул за петельку ее панталон, и она, развязав тесемку, приподнялась, чтобы он мог их снять. Теперь, когда на ней осталась только сорочка, она знала наверняка, что поворачивать назад уже слишком поздно.
И еще она знала в глубине души, что ей и не хочется делать этого.