Глава 16

– Что? – выдохнула Сара.

Граф? Причем известный, она слышала о нем даже в тихой заводи Даннеферта. Она с самого начала знала, что Себастьян джентльмен, а недавно узнала, что богатый, но граф?! И она здесь, рядом с ним, человеком из высшего общества? Почти нелепость…

– Гримсторп. – Она вспомнила. – Вы назвали себя «Грим» в ту первую ночь… Я имею в виду, когда вы привели меня сюда. Значит, это ваше настоящее имя?

– Гримсторп – моя фамилия и мой баронский титул с рождения. Только мать называла меня Себастьяном. Для моего отца и преподавателей я был Гримсторп, а для всех остальных – Грим.

– Но почему вы приоткрыли мне часть правды, когда считали, что я в некоем союзе с мистером де Лентом? Если бы я была той, за кого вы меня принимали, то было бы разумнее солгать.

– Да. Было бы.

Сара молчала, не смея поверить такому странному доверию к ней.

– Должна ли я… вы хотите, чтобы я называла вас теперь «ваша светлость»? Это намного приличнее, но, учитывая обстоятельства…

Себастьян фыркнул.

– В данных обстоятельствах приличия меня не волнуют.

– Мое полное имя Сара Коннолли, – сказала она, вдруг устыдившись своей ирландской фамилии.

– У вас красивая фамилия.

Сара не услышала в его голосе иронии, но все равно покраснела.

– Это единственное, что мне досталось от родителей.

– Иногда я думаю, что получил от моих слишком много, – сухо ответил Себастьян. – Для меня Венеция – город воспоминаний. Обычно мы проводили тут весну. С моей матерью и ее кузеном, занимавшимся историческими исследованиями.

– А ваш отец? – Сара закусила губу, проклиная свою бестактность.

– Сара, не бойтесь задавать мне вопросы. Для человека с положением моего отца путешествие было слишком легкомысленным делом. Но мать любила путешествовать, хотя, мне кажется, скорее из-за того, что это ненавидел ее муж.

Себастьян замолчал. Она понимала, что ему хочется побольше узнать о ней, и старалась уклониться от столь неприятной темы.

– Ваши родители не ладили? – спросила Сара.

– Отец не желал простить жену за рождение только одного ребенка. Ее долг был произвести наследника и запасных к нему. А поскольку внебрачными он себя обеспечил в соответствующем количестве, то не винил себя за отсутствие второго законного и был… недобрым с матерью. Когда стало очевидным, что ни братьев, ни сестер у меня не предвидится, мать начала использовать любой предлог, чтобы избежать его общества, и брала меня с собой, пока год спустя не умерла.

– Что случилось?

Лицо у него настолько помрачнело, что Сара отшатнулась. Но Себастьян этого даже не заметил.

– Она заболела, когда мне исполнилось четырнадцать, и умерла через несколько месяцев. Доктора сказали, это была опухоль яичников.

Сара почувствовала, что за этими словами осталось много невысказанного, и потому лишь коротко произнесла:

– Я понимаю.

– Нет, вы не понимаете. – На миг она увидела перед собой того страдающего обиженного мальчика. – Не можете понять. Вы не знаете всего.

Закусив губу, Сара осторожно коснулась его руки.

– Я не могу знать, пока вы не расскажете.

– Мы были в то время с отцом в Англии, но когда он узнал диагноз, то отказался ее видеть. Он воспринял это как доказательство, что он сделал плохой выбор, что она не настоящая женщина, потому что как женщина не оправдала себя… – Он умолк, глядя мимо нее, стиснув зубы в гневе на человека, который умер. – Следующие четыре года еще больше разочаровали меня в нем. А когда болезнь сердца наконец убила его, я вместо скорби чувствовал только раздражение, потому что у меня будто украли возможность еще десять лет разрушать его планы насчет меня.

– Себастьян, я знаю, это не поможет, но мне очень жаль, – прошептала она, страдая за него.

Внезапно его лицо просветлело, в глазах мелькнула насмешка над старой болью.

– Ваше прошлое было намного труднее моего, но в вашем сердце осталось место для переживаний за меня. Вы одна из самых по-настоящему добрых людей, каких мне приходилось встречать.

– Я не добрая. И никогда ею не была.

– Вы скорее осуждаете себя, чем других, а в этой жизни таких людей очень мало. – Себастьян нахмурился. – Большинство из нас защищает себя, обвиняя в первую очередь всех остальных. Но вы считаете других хорошими, если даже это плохо для вас, пусть другие не правы, но вы уверены, что ошибаетесь именно вы.

Сара покачала головой.

– Это глупо, а не восхитительно:

– Это идет от сердечной доброты, Сара, – медленно и внятно произнес Себастьян.

Она-то знала, еще бы ей не знать, что ей нечем гордиться.

– Это идет от незнания, что правильно, а что неправильно, от недостатка уверенности.

– В первую ночь, которую мы провести вместе, когда вы чувствовали, что мои намерения отнюдь не благородны, вы пытались узнать, что я задумал, рискуя вызвать мой гнев и разрушить иллюзию ночи. Стало ясно, зачем вы пришли ко мне.

– Я боялась того, что вы могли задумать.

– Вы беспокоились за внучку своей работодательницы, – поправил Себастьян. – Которая, насколько я понял из ваших рассказов, вам не нравится.

Сара покраснела.

– Ничего подобного. Я не чувствую к ней антипатии.

– И тем не менее вы ее не любите, – твердо сказал он. Сара молчала, ей нечего было возразить. – Вы рисковали потерять свою иллюзию ради верности девушке, которую не любите. Это и есть добро.

– Но я до сих пор не знаю, что вы против нее замышляете. А я здесь, с вами.

– Ну и что, по-вашему, я намереваюсь сделать? Она медлила, не желая облекать свои худшие опасения в слова.

– Боюсь, вы приказали Джану погубить ее или даже склонить ее к бегству с ним. Я не знаю, что сделал вам мистер де Лент, но, по-моему, это единственная причина вашего желания отомстить леди Анне. Хотя вы знаете мистера де Лента много дольше и лучше, чем я, мне кажется, преследование его племянницы особых страданий ему не причинит. А девушка не имеет к этому отношения.

– Джан не собирается ее губить. Она для меня не цель. Она лишь средство.

– Рада это слышать.

– Не желаете пойти завтра на маскарад? – сменил тему Себастьян. Она с удивлением посмотрела на него. – Теперь вы знаете, что вдали от вас я не провожу время, просто глядя на закат с колокольни Сан-Марко, – сухо произнес он.

– Я буду рада, только мне бы не хотелось встретиться с прежней хозяйкой, – ответила Сара, тщательно выбирая слова.

– Понятно. Я позабочусь, чтоб вы не встретились. Это доставит вам удовольствие?

– Да, но… почему вы заботитесь обо мне?

Этот вопрос беспокоил ее с тех пор, как он предложил ей стать его любовницей. Глаза у него потемнели от тревоги.

– А почему я не должен? Вы не думаете, что я вам чем-то обязан?

Сара покраснела.

– Я не хочу вашей жалости, сэр. Как не хочу великодушия из чувства долга или вины.

– У меня осталось слишком мало вины или жалости, чтобы они могли руководить моими поступками. Я хочу доставить вам удовольствие, и не говорите, что вы его не заслуживаете.

– Я не заслуживаю ничего. – Эту горькую правду она не могла отрицать.

– Ну что я вам говорил? Вы даже не знаете, насколько вы не правы. – Себастьян положил ей руку на плечо и нежно встряхнул. – Вы женщина такой же обостренной чувствительности, как и большой доброты.

На этот раз Сара приняла комплимент, и они стояли в молчании, слушая тихий свист ветра, гуляющего в портего, и едва различимую мелодию, доносившуюся издалека.

Их второй совместный маскарад был потрясающе удачным. Великолепный костюм Сары, подаренный ей Себастьяном, танцы, незнакомая еда. Она воспринимала его облик сеньора Гуэрры как род игры, хотя чувствована легкое напряжение, в то время как он казался неотъемлемой частью местного интернационального общества, когда она танцевала и смеялась в его объятиях – красивая, загадочная женщина, добавлявшая ему таинственности.

Они были там почти до утра, и, едва упав на подушки гондолы, Сара мгновенно уснула, прижавшись к плечу Себастьяна. Но вместо палаццо Контарини он приказал гондольеру плыть к краю лагуны.

Бледные предрассветные лучи уже вырисовывали пятна тростника, поднимавшегося из темной воды, и силуэты парусов рыбачьих лодок вдалеке. За островами было широкое пространство Адриатики, а дальше темные лесистые берега Далматии.

Он посмотрел на Сару, доверчиво прильнувшую к нему во сне. Она сняла маску, и теперь, без гипнотического действия ее глаз, Себастьян мог беспристрастно разглядеть ее лицо. Большая часть косметики за ночь сошла, остатки размазались по лицу, образовав темные круги вокруг глаз и красные пятна вокруг рта. Конечно, шрамы на коже не исчезли, но, к своему удивлению, Себастьян осознал, что уже перестал их замечать. Оспины были поверхностными и вряд ли ощутимыми, но они казались глубокими и уродливыми чувствительной Саре. А это была чувствительность, не тщеславие. Она из тех женщин, кто воспринимает и переживает все очень глубоко, сильно, без истерик, но с полной отдачей.

Хотя краска с ресниц сошла, они были на удивление темными в сравнении с цветом ее волос, а брови красивыми и выразительными. Нос чуть длинноватый, но это скрадывалось изящной выпуклостью скул и маленьким подбородком с крошечной ложбинкой.

Несомненно привлекательное лицо. У других женщин оно, возможно, не показалось бы ему привлекательным. Однако Себастьян не мог представить себе ни одну другую женщину, которая больше двух часов с такой счастливой доверчивостью прижималась бы к нему. Как не мог вспомнить, чтобы хоть раз чувствовал к кому-нибудь эту смесь нежности, влечения, желания защитить и удовлетворения.

Все это мимолетные чувства, он слишком хорошо это знал. Скоро его план осуществится, и он покинет Венецию, оставив здесь свои воспоминания. Себастьяна действительно беспокоило, как отнесется к этому Сара, когда все будет закончено. Предположения бесполезны и вряд ли уже имеют значение.

Пока он размышлял, небо запылало, над красным горизонтом начал появляться край желтого солнца. Наклонившись, он вдохнул запах ее волос и нежно поцеловал в лоб.

Сара мгновенно открыла глаза.

– Мы приплыли?

– Взгляните, – сказал он. – Рассвет.

Она слегка отстранилась и наклонила голову, чтобы лучше видеть. Как Себастьян и предполагал, она не спросила, почему они сразу не вернулись домой. Она восприняла это как подарок, неожиданный и прекрасный, который нельзя отобрать. Сара знала, насколько мимолетно время, пока они вместе, насколько преходящ каждый его вещественный подарок; когда он уедет, ей придется одной искать дорогу в жизни.

Солнце медленно поднималось, красный цвет рассеивал ночной пурпур, облака пламенели, затем начали блекнуть, постепенно растворяясь в синеве дня. Сара вздохнула:

– Кажется, я повторяю это слишком часто, но я так благодарна вам. – Она передвинулась на прежнее место и закрыла глаза.

Себастьян опять поцеловал ее в лоб, приказав гондольеру возвращаться назад, к палаццо Контарини.

Когда гондола развернулась кормой к солнцу, которое висело в небе, как новоотчеканенная монета, Себастьян вспомнил старую поговорку, что красное небо утром – предупреждение морякам.

Он вдруг подумал, не затишье ли это перед бурей.