Глава 9

Маркиз Стаунтон ничего не ждал от сегодняшнего вечера и особой радости не испытывал. Но от этой поездки он и ждал не радости, а удовлетворения от одержанной победы. Это чувство еще не покинуло его, хотя во время утренней прогулки жена обвинила его в жестокости. В жестокости по отношению к молоденькой девушке, которую он помнил неприметной и неуклюжей девочкой, часто игравшей с Чарлзом.

Если бы он вернулся домой один, то, наверное, все-таки женился бы на этой девушке. Несмотря на восемь лет независимости и уверенности, что он свободен от влияния отца. Если бы он вернулся домой один, избежать помолвки, на которую все так рассчитывали, вряд ли удалось бы. Сказать «нет» было бы слишком жестоко.

Маркиз совсем не был жестоким человеком. Скорее он относился к тем людям, которые хотят, чтобы их оставили в покое и дали возможность жить своей собственной жизнью. Но наследник герцогского титула не принадлежит самому себе, если только не отважится на крайние меры для обретения своей независимости.

Энтони с женой шли по аллее к дому Клодии. Он пока не смог оценить свое отношение к этому визиту. Да и не собирался разбираться в своих чувствах. Интересно, будет ли дома Уильям. Хотелось бы знать, представят ли ему детей.

– Вы ходили сегодня в деревню? – спросила жена.

– Да, – ответил маркиз. – Я хотел поговорить с врачом его светлости. Человека пригласили сюда из Лондона, чтобы следить за здоровьем герцога, но, как он жалуется, его оскорбляют и его мнением пренебрегают на каждом шагу.

– Ваш отец очень болен, – сказала Чарити. – Он так быстро утомляется.

– Его светлость смертельно болен, – подтвердил маркиз. – Сердце у него настолько слабое, что может отказать в любой момент, если он не будет беречь себя. Но герцог не хочет следовать советам врача и передать управление имением кому-нибудь другому.

– Значит, мы должны убедить его.

Они вступили на мост и остановились, чтобы полюбоваться прекрасным видом на реку, лужайки и вековые деревья.

– «Мы?» Маркиз удивленно поднял брови. – Мы должны? – резко спросил он.

Испуганная его тоном, Чарити взглянула на мужа.

– Отец ведь позвал вас домой, – сказала она. – Ему нелегко было так поступить, сделать первый шаг. Ему – такому гордому человеку. Герцог хочет привести в порядок свои дела, сударь. Ему хотелось, чтобы вы женились на леди, которую он для вас выбрал, и взяли на себя управление имением. Тогда ваш отец смог бы отдыхать и встретить смерть в уверенности, что ваше будущее обеспечено.

– Он просто хотел снова ощутить свою власть надо мной, – резко возразил маркиз.

– Говорите, что хотите, – заметила Чарити. – Но вы приехали. Да, конечно, это произошло на ваших условиях, как вы постоянно уверяете меня и себя. Но можно было бы вообще не приезжать. У вас – своя жизнь, свое собственное состояние. Однако вы изменили свое решение – никогда не возвращаться домой. Вы вернулись. Вы даже сделали странный шаг и женились на совершенно незнакомой женщине, прежде чем вернуться сюда. Вы приехали.

У нее потрясающая способность раздражать его. Наверное, в ней говорит гувернантка, решил Энтони.

– Что вы хотите этим сказать, мадам? – спросил он.

– Что вы никогда не отрывались от семьи, – сказала Чарити. – Что вы все еще любите своего отца.

– Все еще, сударыня? – недоверчиво переспросил маркиз. – Все еще? Уверяю вас, вы – плохой наблюдатель. Разве вы не заметили, что для этой семьи, да и для вашего мужа, не существует такого понятия – любовь? Вы, как всякая женщина, принимаете желаемое за действительность.

– И отец все еще любит вас, – продолжала Чарити, не обращая внимания на слова мужа.

Энтони только махнул рукой и предложил ей продолжить прогулку.

– Вы можете облегчить последние дни своему отцу, – снова заговорила Чарити, – а заодно облегчить жизнь и себе. Сегодняшний вечер будет неприятным для всех. Союз, на который так надеялся ваш отец, не может быть заключен. Но все еще можно исправить. Вы можете остаться здесь. Думаю, вам незачем срочно возвращаться в Лондон. А ваш отец, может быть, признает меня и даже немного полюбит.

Маркизу много хотелось бы сказать в ответ, но он не смог сразу найти нужные слова.

– Вы думаете, что его светлость может полюбить вас? – наконец спросил он. Неужели эта женщина ко всему прочему страдает еще и манией величия?

– Герцог показывал мне галерею, – сказала Чарити, – и, конечно, очень утомился. Он позволил мне проводить его в библиотеку, поставить скамеечку для ног и подложить подушку ему под голову. И даже попросил меня почитать ему газеты, а сам сидел, закрыв глаза. Потом он сказал, что отпустит меня через час, не раньше, и только потому, что я обещала Клодии навестить ее.

Черт! От удивления маркиз лишился дара речи.

– Знаю, сюда вас привела только жажда мести, – сказала Чарити, – но остаться дома вы можете по более благородной причине, сударь. Мы можем сделать его светлость счастливым.

«Мы». Он расхохотался бы при мысли о том, что герцог Уитингсби может быть счастливым, если бы его не душил гнев.

– Мне кажется, сударыня, вы забываете одну очень важную вещь. Его светлость может прожить еще лет пять или больше. И мы могли бы сделать его счастливым на все эти годы? Как, ради всего святого? Доказав, что наш брак свершился на небесах? Подарив ему кучу внуков? Вы готовы продлить наше соглашение на такой долгий срок и включить в него дополнительные… э… услуги?

Наконец он заставил ее замолчать. И конечно, как он и ожидал, жена покраснела. Внезапно у маркиза мелькнула мысль. У нее нет семьи. Похоже, у нее нет и друзей. Она совершенно одинока. Возможно… Что же такое она задумала?

– Возможно… – презрительно сощурился маркиз Стаунтон, – вы на это и надеетесь, мадам. Может быть, вы хотите подражать моей матери с ее семнадцатью беременностями за двадцать лет брака. Вам придется уговорить меня выполнить ваши желания. Моя собственная роль в подобном предприятии будет не очень большая, но довольно приятная.

– Было бы глупо с моей стороны, – спокойно сказала Чарити, – желать длительных отношений с вами, сударь. Вы – очень неприятный человек. Единственная причина, почему я терплю вас, – это надежда на то, что в глубине души вы все-таки совсем другой. Когда-нибудь вы проявите себя как человек, достойный симпатии. А в больших семьях нет ничего дурного. Такие семьи существуют. Горечь от потери ребенка восполняется огромным счастьем иметь дружную и любящую семью.

– Вы, наверное, об этом много знаете, – насмешливо сказал маркиз и заметил, как ее глаза наполнились слезами. У нее ведь никого не было. Родители умерли, а ей было всего двадцать три года.

– Простите, – сухо сказал он. – Пожалуйста, извините меня. Я сказал, не подумав, и обидел вас.

Чарити сквозь слезы глядела на него своими большими синими глазами. «Как же я мог считать ее невзрачной?» – удивился Стаунтон. Проклятие, постепенно она становилась для него живым человеком. Человеком со своими собственными чувствами. Ему совершенно не было дела до чужих переживаний. Когда же это он, черт побери, в последний раз извинялся перед кем-нибудь? Или страдал от собственной не правоты?

– У вас есть отец, – снова заговорила Чарити, справившись со слезами, – братья и сестры, племянники и племянницы. Теперь они все здесь, с вами. Может быть, завтра, или в следующем месяце, или на следующий год они все разъедутся. Вы расстанетесь, а потом будет трудно или даже невозможно встретиться с ними. Вы не виделись с родными последние восемь лет из гордости или по какой-то другой причине, не знаю. Сейчас вам представляется возможность побыть с ними. Жизнь не так часто дает нам шанс.

Господи! Боже милостивый! Черт бы все побрал! Он женился на проповеднице. На проповеднице с огромными выразительными синими глазами, в которых он мог бы утонуть, если бы не был осторожен.

Прервав ход его мыслей, на шляпу и в лицо ему посыпались листья. Чарити удивленно вскрикнула и гоже смахнула листья с лица. Раздалось приглушенное хихиканье.

Чарити обернулась и посмотрела на вершину ближайшего дерева.

– Наверное, уже осень наступила, – громко удивилась она, – листья с деревьев падают. Если вы, сударь, стукнете своей тростью по нижним веткам, то собьете еще больше листьев.

Снова раздалось приглушенное хихиканье.

– Это не осень, сударыня, – так же громко возразил маркиз, – это эльфы. Если я собью их, то они упадут и разобьются. Может быть, пусть они лучше сами спустятся?

Хихиканье превратилось в громкий хохот, и маленький мальчик спрыгнул на дорожку перед ними. Он был грязный, растрепанный и красный от смеха.

– Мы вас увидели, тетя Чарити, и спрятались, – сказал он.

– А мы неожиданно угодили в ловушку, – сказала Чарити и снова взглянула вверх на дерево. – Ты застрял, Гарри?

Похоже, Гарри мог ловко забраться на дерево, но спуститься ему было трудно. Маркиз дотянулся до застрявшего на дереве мальчика и снял его. Гарри был светловолосый, зеленоглазый и еще совсем маленький. Так бы мог выглядеть сын маркиза.

– Можете поздороваться со своим дядей Энтони, – сказала Чарити. – Этих эльфов зовут Энтони и Гарри, сударь.

– Меня назвали в вашу честь, сэр, – сказал старший мальчик. – Мне папа так сказал.

Он этого не знал. Так, значит, это дети Уильяма и Клодии.

– Я скажу маме, что вы идете, – сказал маленький Энтони, собираясь бежать.

– А я скажу папе. Не говори первый, Тони, – заIхныкал Гарри. Конечно, ему не удастся обогнать брага. Младшим братьям никогда это не удается.

– Мы уже недалеко от дома, – улыбнулась маркизу жена.

– Да, – согласился он. Уилли, должно быть, дома. – Возьмите меня под руку. Все ведь думают, что мы с вами влюблены.

– А вы тогда улыбайтесь, – напомнила ему жена.

– Я буду улыбаться, – мрачно пообещал он.

Он не только улыбался, но обнял ее за талию и прижал к себе, когда они подошли к дому через аккуратный палисадник. Чарити чувствовала, что рука его напряжена. Напряженные улыбки были и на лицах Уильяма и Клодии, вышедших из дома им навстречу.

Но, по крайней мере, они улыбались. Все улыбались.

– Чарити, – сказала Клодия, – рада, что вы пришли и привели с собой Энтони. Как приятно.

– Энтони, – кивнул Уильям. – Мое… – Он выглядел очень смущенным. – Чарити. Добро пожаловать.

«Что-то тут не так, – подумала Чарити. – Наверное, это серьезно». Дело не только в том, что он обидел их, покинув дом восемь лет назад. Они поженились за месяц до его отъезда. За месяц до рождения Огасты и смерти герцогини. Клодия была очень красива. Уильям и его старший брат примерно одного возраста. Может быть, ее муж тоже был влюблен в Кподию?

– Благодарю вас, – ответила Чарити. – Дом очень хорош. Вчера, когда мы приехали, я приняла его за дом герцога, такое впечатление он на меня произвел.

Все рассмеялись, даже ее муж. Чарити еще никогда не слышала его смеха. Он смотрел на нее – ему бы на сцене выступать, подумала она – с нежной привязанностью.

– Вчера вы мне этого не сказали, любимая, – заметил маркиз.

– Вы посмеялись бы надо мной, – возразила Чарити. – А я терпеть не могу, когда надо мной смеются. Кроме того, я вообще не могла сказать ни слова. Мне пришлось изо всех сил стиснуть зубы, чтобы не стучали. Вы не поверите, как я волновалась.

– Хоть я и был рядом с вами?

У Чарити внутри все сжалось. Определенно, на сцене ее муж имел бы бурный успех у зрителей.

– Вы ведь тоже нервничали, Энтони. Признайтесь! – поддразнила она мужа и улыбнулась свидетелям этой сцены. – Теперь, когда самые тяжелые испытания позади, можно отдохнуть в приятном обществе. До сегодняшнего вечера, разумеется. Энтони и Гарри устроили нам хорошую засаду на дороге. Они засыпали нас листьями. А нам совершенно негде было спрятаться.

– Не спрашиваю, были ли они на дереве, – сухо сказал Уильям. – В этом доме существует строгое правило: нельзя забираться на дерево, если рядом нет взрослых.

– Там были взрослые, даже двое. Никаких правил они не нарушили, – встала на защиту мальчиков Чарити.

– Дяде Энтони пришлось снять Гарри с дерева, – сказал Энтони-младший.

– Поэтому и существует такое правило, – добавил Уильям. – Не сомневаюсь, Гарри надоело бы сидеть целый день на дереве.

Этой приятной и пустой болтовней они создали непринужденную атмосферу, подумала Чарити. Но было очевидно, что вступительная часть встречи закончилась.

– Чарити, проходите в дом, – пригласила Клодия, беря ее за руку. – Я хочу загрузить вас работой. Но сначала нам, конечно, нужно спросить Энтони, не возражает ли он. Мы никогда не выбираемся в Лондон, на что я, впрочем, совсем не жалуюсь. Я люблю модную одежду, а Уильяму нравится, когда я хорошо одета. Во всяком случае, он так говорит, когда я ему намекну. И поэтому два раза в год он недели на две привозит из города модистку и ее помощниц. Они сейчас здесь, и я пытаюсь сделать гак, чтобы Уильяму не пришлось потратить на меня целое состояние. Мне показалось, что если уж вы поженились так поспешно, то у вас не было времени на покупку готовой одежды. Может быть, вы захотите воспользоваться услугами моей модистки.

– Ах! – покраснев, воскликнула Чарити, опасаясь смотреть на мужа. Бедность ее гардероба была, без сомнения, на его совести. Но не говорило ли это еще и о другом?

– Это избавило бы меня от необходимости оправдываться. Я был так захвачен чувствами и так горел желанием жениться как можно скорее, что совершенно забыл, куда повезу жену прямо из классной комнаты. Для меня Чарити хороша в любом наряде, даже в дерюжном мешке. Хотя в данном случае это меня не извиняет. Конечно, его светлость со мной не согласился бы. Любимая, хочешь, чтобы тебе сшили платья? Для всех возможных случаев? Сколько платьев ты хочешь?

Бедный Энтони. Выбор у него был очень невелик. Чарити не смогла удержаться от озорной улыбки.

– Ты пожалеешь, что дал мне карт-бланш, – сказала она.

– Никогда, – улыбнулся муж, склоняя к ней голову. На мгновение Чарити испугалась, что он ее сейчас поцелует. – Тебе нужно что-нибудь совершенно особенное для завтрашнего бала.

Он имеет в виду бал, который собирались дать в честь его помолвки с дочерью графа Тилдена? Неужели бал все-таки состоится? Наверное, состоится. Все гости уже приглашены. И она будет присутствовать на этом балу? На настоящем балу? Как маркиза Стаунтон? Чарити не знала, отчего у нее ослабели колени: от страха или восторга.

– Ах, великолепно, – сказала Клодия. – Пойдемте со мной. Мы оставим Энтони с Уильямом, пусть они предаются воспоминаниям. И заодно присмотрят за мальчиками, потому что у няни сегодня выходной. Вы когда-нибудь видели таких сорванцов, Чарити? Но в своем доме я настаиваю на том, чтобы детям позволили быть детьми. И Уильям меня в этом поддерживает.

Чарити видела, что мужчины остались в палисаднике и выглядели оба очень настороженно. Они братья. Разница в возрасте – всего лишь один год. Что произошло между ними? Дело в Клодии?

Но она отбросила эти мысли. «Нужно быть каменной, чтобы не радоваться при мысли о новом платье», – подумала она, проходя в дом вслед за Клодией. И даже не об одном, а о множестве платьев на все случаи жизни. Столько, сколько она захочет. От этого голова может закружиться. И обязательно бальное платье!

Братья стояли, глядя друг другу в лицо, а их жены, взявшись за руки, направились к дому. Мальчики бегали по дорожкам сада, раскинув руки. Они изображали корабли под парусами, которые подгонял ветер.

Но вот маркиз Стаунтон посмотрел брату прямо в глаза. Это было очень неловкое мгновение, но он не собирался первым отвести взгляд или нарушить молчание.

– Она очень приятная, – сказал наконец брат.

– Да, – согласился Энтони, – приятная.

– Я боялся, что леди Мария не подойдет тебе, – сказал лорд Уильям. – Рад, что ты так удивил нас и женился по любви, Тони.

– Да? – Маркиз холодно посмотрел брату в глаза. – Значит, ты изменил свое мнение.

– Я надеялся, что за восемь лет все забудется, – вздохнул Уильям. – Разве нет?

– В свое время ты выступал против моего намерения жениться по любви, – напомнил брату маркиз, – на женщине, которая ниже меня по положению в обществе.

– Тайное бегство с возлюбленной было бы катастрофой, – сказал Уильям. – А это была единственная возможность. Его светлость никогда не простил бы тебя.

На лице маркиза появилась недобрая улыбка.

– Хорошо, – сказал он, – ты проявил братскую заботу обо мне и спас меня от меня самого и от гнева отца. Ты сам женился на моей невесте.

– Она не была твоей невестой, – резко возразил Уильям.

– А когда я вызвал тебя на дуэль, ты побежал жаловаться отцу. Рад, что ты одобряешь мою женитьбу по любви, Уилли. Твое мнение много для меня значит.

– Ты тогда плохо соображал, Тони, – сказал его брат. – Ты был вне себя из-за смерти матери…

– Оставь нашу мать в покое, – резко прервал его маркиз.

– Мать была в центре всего, – начал лорд Уильям.

– Оставь ее.

Уильям отвел взгляд и посмотрел на сыновей, которых «штормом» вынесло на запрещенный нижний газон. Он не стал ругать их, как сделал бы в другое время.

– Пойдем посмотрим конюшни, – предложил он брату. – У меня есть несколько лошадей, которыми я горжусь.

Лорд Уильям окликнул мальчиков, тотчас прибежавших к отцу, забыв о кораблях и шторме в Атлантике.

– Должен признаться, я не особенно обрадовался, узнав, что ты возвращаешься домой, Тони. Со временем неловкость только возрастала. Но рано или поздно нам все равно пришлось бы встретиться. Боюсь, его светлость не сможет пережить новый приступ. Может быть, забудем прошлое? Я тоже не без греха, но менять ничего не стал бы. Мне хорошо с Клодией. Больше, чем хорошо. Ты ведь уже не испытываешь к ней никаких чувств?

– Я люблю свою жену, – спокойно сказал маркиз.

– Да, конечно, – согласился брат. – Все обернулось к лучшему, правда?

– Все прекрасно, – подтвердил маркиз. – Раньше и конюшни не были в таком прекрасном состоянии.

– Да. – Лорд Уильям остановился в дверях и огляделся, чтобы убедиться, что поблизости нет конюхов. – Друзья, Тони? Мне так нужна твоя дружба.

– Возможно, – сказал брат, – тебе нужно было подумать об этом прежде, чем ты стал на сторону отца, чтобы потом увести мою невесту.

– Черт побери! – закричал лорд Уильям, потеряв терпение. – Разве Клодия не имела слова? Разве она просто собственность, из-за которой можно спорить? Ее мнение тоже имело значение, разве нет? Она должна была сказать «да». Во время венчания она должна была сказать «да». И она это сказала. И никто не угрожал ей пистолетом. Она вышла за меня замуж. Тебе никогда не приходило в голову, что она может любить меня? Ты всегда был на первом месте, Тони. Ты всегда и во всем был самым лучшим. Выглядел лучше, был умнее и сильнее. К тому же ты – наследник титула. Я никогда не возмущался. Ты был моим старшим братом. Моим героем. И думаю, тебе даже в голову не пришло, что в одном случае я обошел тебя. Клодия любила меня.

Маркиз Стаунтон стоял очень тихо, ноздри его трепетали, руки сжались в кулаки. Он изо всех сил старался сдержаться.

– Теперь все это не имеет значения, Уилли, – сказал он. – Вы с Клодией женаты уже восемь лет, и у вас двое сыновей. Я недавно женился на женщине, которую выбрал себе сам. Забудем прошлое и снова станем братьями, как ты того хочешь. Я тоже хочу этого.

Будь проклята его чопорная жена с ее проповедями о семейных узах и шансе, который дает жизнь… И вот теперь он прощает своего брата, обманувшего его?

Их глаза встретились снова – враждебные, настороженные, несчастные.

Лорд Уильям первым протянул руку брату. Маркиз посмотрел на нее и протянул свою. Они пожали друг другу руки.

– Братья, – растроганно выдохнул лорд Уильям. Они стояли молча, не зная, что сказать. Положение спасли мальчики, выбежавшие из конюшни, чтобы позвать дядю и показать ему своих пони. Потом Энтони и Гарри захотели продемонстрировать свое мастерство. Они взобрались на пони и поскакали по загону.

«Уилли очень любит своих детей», – подумал маркиз, наблюдая за братом, следившим за сыновьями. Лицо его выражало гордость, радость и любовь. Уилли не пошел по стопам отца. Брат всегда мог лучше всех остальных противостоять мрачной атмосфере Инфилд-Парка. В этом смысле он также имел превосходство перед старшим братом.

Неужели Уилли на самом деле чувствовал себя неполноценным?

Неужели ему на самом деле удалось завоевать любовь Клодии?

Разве она не вышла за него замуж только потому, что ей не позволили выйти замуж за мужчину, которого она предпочитала, – за него, Энтони?

Может быть, она все-таки вышла замуж по любви?

Мысль была совершенно неожиданная. Энтони не хотелось верить в это – его самолюбие страдало.