Глава 14

Оказалось, что выдержать ужин было не так уж и трудно. Его светлость держался как обычно, маркиз – тоже. Это значит, что оба были молчаливы, корректны и вежливы. Для Энтони стало второй натурой скрывать свои чувства – никто даже не догадывался об их существовании.

Только жена догадывалась. Она сидела на своем месте в конце стола. Соблазнительно красивая, улыбающаяся, оживленная. С розовыми щеками и сияющими глазами, но похоже, от ее проницательного взгляда не укрылась его обеспокоенность. Ему казалось, что жена видит его насквозь. Возможно, это была странная мысль. Странно было и вообразить, будто она так же проницательна в отношении его отца и видит, что за фасадом ничего нет. Только холод и пустота. Возможно, там скрывается дьявол.

Не очень сложно было встречать гостей у входа в бальный зал, приветствовать их, представлять новую маркизу соседям и знакомым. Это было нетрудно, потому что между ним и отцом стояла она – такая же оживленная, очаровательная, красивая, как и за ужином.

Маркиз Стаунтон улыбкой, поклонами и короткими разговорами встречал прибывающих гостей, но мысли его был далеко. Сколько бы он ни раздумывал, результат всегда был один и тот же. Всего неделю назад он и не подозревал о существовании некой мисс Чарити Дункан. Прочитав ее письмо, он, подумав, положил его в стопку писем, которые его заинтересовали.

А теперь, неделю спустя, он влюбляется в нее. Эта мысль появилась в его голове совершенно неожиданно, и он нетерпеливо отбросил ее. Он уже не мальчик, чтобы поддаваться глупым эмоциям.

– Никогда в жизни я так не волновалась, – с улыбкой заметила ему Чарити.

Энтони удивленно поднял брови. Ему это и в голову не могло прийти. Казалось, она всю жизнь только и делала, что принимала высокопоставленных гостей.

– Даже в день нашего приезда в поместье? – спросил он.

Чарити засмеялась:

– В тот день я не нервничала. Я была в ужасе.

Несмотря на то, что его светлость так отвратительно обошелся с ней этим вечером, Чарити все-таки заговорила с ним. Она коснулась его руки и спросила:

– Не хотите ли присесть, отец? Никто не обратит на это внимания. Почти все гости уже прибыли, а опоздавших встретим мы с Энтони.

Она говорила с искренней озабоченностью, почти с любовью.

К удивлению маркиза, герцог позволил отвести себя к свободному креслу. Самого маркиза состояние его светлости совершенно не волновало. Он не останется здесь, чтобы заниматься здоровьем отца или делами Инфилда. Завтра они с женой уже будут на пути в Лондон. Она выберет себе дом, который ей понравится, и он поможет ей удобно устроиться в нем. А сам будет жить по-старому, как будто и не было этого короткого перерыва.

Они еще некоторое время встречали гостей, а потом нужно было открывать бал. Гостям уже не терпелось потанцевать. Бальный зал в Инфилде выглядел очень празднично, вынужден был признать маркиз. Он был великолепнее, чем большинство бальных залов в Лондоне, которые ему довелось видеть. Бал, задуманный в честь помолвки, быстро превратили в бал в честь его женитьбы. Цветы, ленты и банты, украшавшие огромный зал, были выдержаны в белом цвете. Его светлость знал толк в подобных вещах.

А умеет ли его жена танцевать? – вдруг подумал маркиз. Но конечно, она предупредила бы его, что не умеет. И действительно, Чарити танцевала очень легко и грациозно. Как заметил маркиз, Уилли танцевал с леди Марией. Сам он до сих пор обменялся с девушкой лишь несколькими любезными словами. Однако не похоже, что у нее разбито сердце. По крайней мере, ему хотелось на это надеяться. Он не сомневался, что она тоже стала жертвой двух деспотов, считавших себя вправе распоряжаться жизнью своих детей. Может быть, теперь у нее появится возможность самой выбрать себе мужа. Однако верилось в это с трудом.

Энтони заметил, что отец наблюдает за происходящим, как король со своего трона: с гордым и неприступным выражением лица, которое снова приобрело сероватый оттенок. Но сын решил не обращать внимания на это обстоятельство. Даже серьезная болезнь не могла помешать герцогу в его дьявольских кознях. Он вспомнил, как всего несколько часов назад, ослепленный гневом, попытался сорвать ожерелье своей матери с шеи жены, так что на шее у нее появилась кровь.

И еще ему вспомнился день похорон матери. Он тогда вернулся с прогулки верхом, утомленный печальными переживаниями предыдущих дней, и обнаружил отца в своей комнате. На какой-то момент, на долю секунды, сердце его подпрыгнуло от радости. Он подумал, что отец пришел к нему, чтобы разделить боль утраты. А потом увидел топазовое ожерелье в его руках.

По ходу танца он и его жена должны были пройти мимо друг друга, спина к спине.

– Улыбайтесь, сударь, – успела сказать Чарити. – Это – самая лучшая месть его светлости.

И вот они уже снова оказались в разных рядах и могли только обменяться взглядами. Маркиза улыбалась, отчего все ее лицо преображалось. «Может быть, – с удивлением подумал он, – это маска, которая скрывает ее истинные чувства?.. Неужели она действительно чувствует себя такой счастливой?» Ведь очень недавно ее опозорили перед всеми членами семьи. Ей сделали дорогой подарок, и можно сказать, что сам герцог Уитингсби принял ее в члены семьи. А потом появился муж, был с ней холоден, сорвал с шеи ожерелье и оставил ее. И все случилось из-за его ссоры с отцом.

Чарлз первым позаботился о его жене. Впервые за все дни их знакомства она утратила самообладание и без сил прильнула к его брату.

Теперь жена снова предстала перед его семьей. Не сбежала, хотя у нее и была такая возможность – он хотел немедленно увезти ее из этого дома. Маркиза встретилась с членами семьи без злости, холодной сдержанности и упреков. Наоборот, она улыбается, излучает очарование и доброжелательность. С достоинством, которое пристало герцогине.

Ради него? Она делает это ради него? Или потому, что они заключили сделку, и она намерена во что бы то ни стало получить щедрое вознаграждение, которое обеспечит ее до конца жизни? Или она поступала так ради себя самой? Чтобы показать всем, что не стыдится своего скромного происхождения и достойна называться благородной дамой?

Он действительно влюбился в нее. На этот раз Энтони не стал прогонять от себя эту мысль. Они встретились в танце лицом к лицу, и он улыбнулся жене.

– Вам нужно улыбаться как можно чаще, – успела сказать ему Чарити. – Это ваше смертельное оружие.

Она намекает на мою улыбку, догадался маркиз. Она флиртует со мной, подумал он, и сердце его забилось сильнее. Нет, этого не может быть. Она просто играет свою роль, и делает это превосходно. Все восхищаются ею, несмотря на ее довольно скромный наряд, а может быть, именно поэтому. Она выглядела такой свежей, необычной, невинной и…

Чем скорее он поможет ей устроиться в Лондоне, тем скорее сможет вернуться к своему прежнему образу жизни. Спокойная жизнь. Ему больше не хочется неспокойной жизни. Слишком много боли он уже испытал.

Джентльмены стояли теперь напротив дам. Маркиз поклонился жене. Этот поклон означал окончание танца. Он взял жену за руку и подвел ее к Клодии.

– Окажите мне честь и позвольте пригласить вас на вальс после ужина, любимая, – сказал Энтони, с удовольствием пользуясь возможностью назвать жену любимой. Он поклонился и поцеловал ей руку. Клодия с улыбкой наблюдала за ними. – Вы оставите этот танец за мной?

– Вальс? – переспросила Чарити. – Да, конечно. Но не думаю, что у меня будет так много претендентов на этот танец, что мне нужно резервировать его для вас.

Их разговор прервало появление сэра Джона Сиондса, старшего брата Клодии. Он пригласил маркизу Стаунтон на кадриль, которая должна была сейчас начаться. Жена выглядела приятно удивленной, отметил про себя маркиз.

Во время бала Чарити сделала открытие, даже два. Первое открытие состояло в том, что маркиза Стаунтон оказалась очень важной персоной, и на всех джентльменов, желающих танцевать с ней, не хватило танцев. Чарити насмешливо подумала: кто из этих джентльменов заметил бы ее присутствие на балу, если бы она явилась на него одетая в свое старое серое шелковое платье?

Второе открытие было гораздо более важным, и ей очень хотелось обсудить его с кем-нибудь. Но Клодия, с которой она могла бы поговорить, в перерывах между танцами все время была окружена людьми, как, впрочем, и сама Чарити.

Чарлз не сводил глаз с леди Марии Лукас. А леди Мария Лукас не сводила глаз с Чарлза. Они танцевали уже второй танец вместе и постоянно оглядывались друг на друга, если танцевали с другими партнерами. За обедом они сидели не рядом, но у них была возможность разговаривать.

Они были прекрасной парой, подсказал Чарити ее материнский и женский инстинкт. Пенни заметила быт этот особый блеск в ее глазах и принялась бы посмеиваться над сестрой – поэтому Чарити постаралась скрыть его. Чарлз и Мария подходят друг другу по возрасту, оба красивы и, возможно, дружны. Ведь граф Тилден за последние годы часто приезжал с семьей в Инфилд. Возможно, Чарлз и Мария детьми играли вместе. Он на три года старше ее. Может быть, девочка восхищалась им. А он был ее защитником. Нетрудно представить, что детская дружба могла перерасти в любовь. «Интересно, согласится ли граф Тилден на брак своей единственной дочери с младшим сыном герцога, простым лейтенантом кавалерии», – гадала Чарити.

.. За ужином маркиза Стаунтон была рассеянна и не уделяла должного внимания своему соседу за столом. К действительности ее вернул взгляд мужа, сидевшего напротив. Маркиз, как всегда, выглядел холодным, высокомерным и смотрел на нее непроницаемым взглядом, поджав губы. Но ему ни на миг не удалось обмануть жену. Инцидент с топазовым ожерельем подействовал на него гораздо сильнее, чем на нее. Он просто потряс его, разбередив душевные раны, которые маркиз так старательно скрывал долгие годы.

А вот и ее свекор. Он сидит рядом с графом Тилденом и двумя дамами, имена которых она забыла. Лицо старого герцога, как всегда, надменно и замкнуто. Как глупы бывают люди. Но она, однако, снова предалась своим мыслям, укорила себя Чарити. Она улыбнулась и приняла участие в разговоре за столом.

Вальс, обещанный мужу, начался сразу после ужина. Дома они никогда не танцевали вальс, когда у них бывали гости. Однако Филип где-то научился вальсировать и обучил сначала ее, потом Пенни, а затем уж и Мэри. Они очень веселились, танцуя этот смешной танец. И с тех пор Чарити часто мечтала о том, что когда-нибудь будет танцевать вальс в настоящем бальном, зале с настоящим кавалером. Брата ведь нельзя считать настоящим кавалером. А муж – это самый настоящий кавалер.

– Я знаю па вальса, – сказала Чарити мужу, когда они приготовились танцевать, – но никогда еще не танцевала. Надеюсь, я не опозорю вас и не отдавлю вам ноги.

– Все будет хорошо, если вы разрешите мне крепко обнять вас за талию, – сказал он.

Чарити очень хотелось бы избавиться от неприятной привычки краснеть при малейшем намеке на комплимент. Она уже краснела, когда он сравнил красоту жемчужного ожерелья и его владелицы. И теперь произошло то же самое. В его глазах за опущенными веками было что-то такое… Чарити узнала этот взгляд. Прошлой ночью она узнала, что такое чувственное напряжение.

– Надеюсь, этого не потребуется, – ответила она. Выражение его лица не изменилось. Но глаза улыбнулись. От этой лукавой улыбки у нее ноги сделались как ватные. Надо было позволить ему увезти ее в Лондон, как он и предлагал.

Чарити зря беспокоилась. После первых робких шагов ритм вальса захватил ее, и все получалось очень хорошо. Да и как могло быть иначе, если у нее был такой превосходный партнер? Он кружил ее по периметру зала, и ей казалось, что она не касается ногами пола. Она никогда еще не была в таком приподнятом настроении. И не только в приподнятом настроении. Муж, не отрываясь, смотрел ей в глаза, лишь иногда переводя взгляд на лицо и плечи. И эта странная улыбка не исчезала. Его очень темные глаза стали прозрачными.

– Вас уже пригласили на следующий танец? – спросил маркиз.

Чарити покачала головой. Она не пропустила ни одного танца, но, кроме вальса, никто не ангажировал ее на танец заранее.

– Значит, вы останетесь со мной, – сказал Энтони. – А поскольку в Инфилде правила этикета соблюдаются очень строго, то третий танец подряд я не смогу танцевать даже со своей собственной женой. Поэтому, сударыня, мы с вами прогуляемся. Мы пойдем к озеру. Если, конечно, вы согласны на полчаса покинуть праздник.

Первой мыслью было: неприлично оставаться наедине с мужчиной. Потому что Чарити уже по опыту знала, что, предлагая женщине прогуляться, мужчина обычно надеется не только подышать свежим воздухом. Маркиз Стаунтон, наверное, хочет позволить себе вольности.

Может быть, она опасается его поцелуев? Но это очень глупо, если вспомнить, что они позволяли себе в постели прошлой ночью. Целых три раза. К тому же она его жена. Чарити не смогла бы объяснить себе, почему для нее лежать в постели с мужем – это одно и совсем другое – прогуливаться с ним при лунном свете, когда бал в разгаре. Прогулка гораздо опаснее.

И очень соблазнительна. Устоять совершенно невозможно.

– Очень приятно прогуляться по свежему воздуху сударь, – сказала Чарити.

Глаза его не только улыбались, они так и светились от удовольствия.

– Вы говорите это таким тоном, будто соглашаетесь на собственную казнь, – насмешливо заметил маркиз.

Чарити почувствовала, как ее щеки снова вспыхнули.

Он знал, что она понимает, зачем он пригласил ее на прогулку, – чтобы поцеловать. Чарити взглянула на его губы. Однажды, в день их венчания, она ощутила их легкое прикосновение к уголку ее губ. Тогда она была потрясена до глубины души. А что она почувствует, если муж поцелует ее прямо в губы? Странно, что у нее перехватило дыхание при мысли о поцелуе, если она уже несколько раз ощущала его внутри себя.

Но поцелуй – это совсем другое дело. Ей стало трудно дышать. Музыка прекратилась. Танец закончился.

Они останутся на ужин и на бал, сказала она. Они не сбегут. Они останутся и покажут его семье, что такое настоящее мужество. Ну вот, они остались. И даже его светлость вынужден был признать, что все прошло довольно гладко. Бал имел огромный успех. Народу было не меньше, чем на балах в Лондоне. Вряд ли кто-нибудь не принял приглашение, подумал маркиз.

Своей цели он достиг. Завтра возвратится в Лондон, наладит свою жизнь и жизнь своей жены. Разумеется, отдельно. Что касается его, то для него сегодняшний вечер закончился, а завтра еще не наступило. И между сегодняшним вечером и завтрашним утром есть еще ночь. Он еще не решил, приглашать ли сегодня жену в свою постель. Конечно, он хотел ее. Он уже догадывался, что потребуется время, чтобы угасло его влечение к ней. Придется поработать над собой. И начнет он с того, что устоит против соблазна пригласить ее к себе в постель сегодня. Если он опять будет с ней, то захочет се снова. И с каждым разом опасность наградить ее ребенком будет все больше.

Сегодня вечером ему хотелось чего-то другого. Чего-то, чему он не мог подобрать подходящее слово. Такое слово, конечно, было, но ему не хотелось произносить его даже про себя. Ему хотелось теплоты, человеческой близости, нежности, даже романтики. Вот, слово выскочило само. Ему хотелось немного романтики. Маркиз смеялся над собой и за это слово, и за чувство, которое оно в нем пробуждало. Но именно этого ему и хотелось.

Поэтому он пригласил ее прогуляться к озеру. По глазам он понял, что Чарити разгадала его намерения. Ему как-то мешало, что за несколько дней она приобрела сверхъестественную способность проникать в его мысли. Этого не мог делать никто другой с тех дней, когда Уилли был его закадычным другом. Это пугало его. Ему нужно было бы бежать от этой женщины. Ему нужно было бы выбрать себе другую партнершу для танцев, а ей предложить другого кавалера. Ему нужно было бы сразу после бала удалиться в свою спальню и закрыться на ключ.

Вместо этого он вывел ее через французское окно в прохладу вечернего парка, где прогуливалось несколько пар. Он увлек ее прочь от террасы и прочь от дома – к озеру. Он взял ее за руку, их пальцы переплелись. Рука у нее была теплая, нежная и крепкая. Когда их уже никто не мог увидеть, он отпустил ее руку, обнял за талию и прижал к себе. Поколебавшись, жена тоже обняла его за талию и опустила голову ему на плечо. С тех пор как они покинули бальный зал, не было сказано ни одного слова.

Трудно представить себе ночь, более подходящую для такой прогулки. Воздух был прохладный, но не холодный. Очень тихо, ни ветерка. Небо ясное, усыпанное звездами. Широкий серп месяца серебрил гладь озера. Подойдя к берегу, маркиз и его жена остановились.

– Вы видели что-нибудь более прекрасное? – со вздохом спросила Чарити после долгого молчания, которое не создавало им никакого неудобства.

– Да, – сказал маркиз Стаунтон. – Мне нужно только повернуть голову.

Он повернул голову и губами легко коснулся ее волос.

– Где вы научились этим глупым любезностям? – скорее весело, нежели строго, спросила Чарити.

– Здесь, в Инфилде, – сказал Энтони. – Сегодня. Вчера. Позавчера. «Спокойно, – сказал он себе. – Не говори ничего, о чем потом пожалеешь. Спокойно».

Она ничего не ответила.

– Мы с Уилли иногда сбегали по ночам, – сказал он. – Один раз мы купались в озере. Даже сейчас страшно представить, что было бы, если бы нас поймали.

– Или у вас случились бы судороги, – заметила Чарити.

– Думаю, запрещение выходить из дома без взрослых по ночам детям только на пользу, правда?

– Как правило, – согласилась она.

– Думаю, я буду очень строг со своими детьми, – сказал маркиз.

Чарити ничего на это не ответила. Энтони внутренне содрогнулся.

– Если бы я собирался завести собственных детей, – добавил Стаунтон. – Но все-таки детство – золотая пора. Несмотря на все запреты и наказания. Жаль, что у вас не было родных братьев и сестер.

– У меня были друзья, – возразила Чарити. – И счастливое детство.

– Очень рад, – сказал Энтони, крепче обнимая ее. – Мне не хотелось бы, чтобы вы были одиноки.

И тут он почувствовал себя одиноким. С ней он был защищен от одиночества, но есть большая доля вероятности, что завтра все изменится. Они отправятся в Лондон. Там их пути разойдутся. Конечно, он будет считаться ее мужем до конца жизни. Но никогда, наверное, не будет с ней так, как сейчас, когда они просто стоят тихо в лунном свете, глядя на тихое озеро.

Оставалась только сегодняшняя ночь.

На него нахлынуло отвращение к одиночеству.

Когда он повернул ее лицом к себе, Чарити запрокинула голову и взглянула ему в лицо своими огромными синими глазами, хотя на самом деле он не мог рассмотреть их цвет в лунном свете. Он еще не целовал ее ни разу. Он боялся целовать ее, хотя не мог объяснить себе этот страх.

Одной рукой Энтони прижимал ее к себе, а пальцами другой ласково провел по ее щеке и приподнял ее лицо за подбородок.

– Почему в тот день ты не позволила мне разглядеть твою красоту? – спросил он.

– Меня никто раньше не называл красавицей, – сказала Чарити. – Мне очень нужна была эта работа.

– Моя маленькая серенькая мышка, – нежно сказал маркиз. Он легко провел кончиками пальцев по ее губам и услышал ее вздох. – Тебя когда-нибудь целовали, маленькая мышка?

– Нет, – шепнула она.

Она была в постели с мужчиной, но ее никогда не целовали. Он спал с женщинами, но редко их целовал. Он придвинул свои губы так близко, что ощутил тепло ее губ.

– Все хорошо для начала? – спросил он. – Время подходящее? Мужчина подходящий?

– Да.

Он коснулся ее губами, едва коснулся, почувствовал тепло, нежность и сладкое приглашение. Он ощутил ее дыхание на своей щеке, слегка раздвинул губы, чувствуя ее, чувствуя, что она делает с ним. Не с его телом. Он ожидал, что первым отреагирует тело, но случилось не так. Она что-то делала с его сердцем, или с той неведомой частью его тела, которая так называется.

Он обнял ее за плечи, более решительно прижался к ее губам, попробовал ее на вкус. Она согрела, успокоила, исцелила его.

Ему было все известно об игре языка. Были времена, когда он этим увлекался, это нравилось ему. Он не тронул ее своим языком, не раскрыл рот. Она раздвинула свои губы, чтобы дать ему нежность и тепло своей сути. Это не было сексуальной встречей. Он был прав, когда боялся этого. Он поднял голову и посмотрел на нее.

– Спасибо, – произнес Энтони.

Он увидел, как ее глаза наполнились слезами, и инстинктивно понял, что это не слезы грусти, страха или разочарования. Энтони положил ее голову себе на плечо, и некоторое время они оставались в такой позе, пока Чарити не расслабилась.

«Все-таки я не влюблен в нее», – подумал Энтони и почувствовал, как его охватывает ужас. Дело совсем не в этом. А ему хотелось, чтобы дело было в этом. Влюбленность – это занятие для молодежи. А он не влюблен в свою жену. Он ее любит.

– Лучше бы я отвел тебя в бальный зал, – сказал маркиз.

– Да. – Чарити отстранилась и задумчиво посмотрела на него. Слезы давно высохли. – Вы можете сделать кое-что для меня? Пожалуйста.

– Да, конечно, – согласился маркиз.

– Пойдемте со мной в библиотеку, – попросила Чарити, – и подождите там, пока я не вернусь.

Энтони попытался заглянуть ей в глаза, но Чарити не дала ему никакого объяснения. Он и не будет просить объяснения. Он уже сказал «да».

– Да, – повторил маркиз. – Я пойду с вами в библиотеку.

Чарити на мгновение нахмурилась, но муж взял ее руку, они переплели пальцы и пошли к дому. В библиотеку.

Сегодня он готов сделать для нее все на свете.

Завтра он предоставит ей свободу.

Чарити начала понимать, какую ужасную ошибку совершила. Она довольно хладнокровно согласилась на брак, который был не настоящим замужеством, а просто способом обеспечить безбедную жизнь. Она совершила страшный грех. «Я принял вас за охотницу за деньгами». Эти слова Чарлза преследовали ее весь день. Она вышла замуж, наивно полагая, что за несколько недель совместного проживания мистер Энтони Эрхарт не затронет ее чувств. Но ее чувства затронули практически все обитатели Инфилда.

А теперь Чарити сознавала, что ей придется понести заслуженное наказание за свой грех и глупость. Ее не просто волновала судьба семьи, живущей в созданном ими же самими аду, но она испытывала к ним глубокие личные чувства.

Она познала страстные объятия в свою первую ночь и в прошлую. Но наверное, ее слишком захватили чисто плотские восторги, чтобы она могла полностью осознать, что происходит с ее сердцем. Это ей стало понятно только во время поцелуя на берегу озера. Поцелуй был удивительно сладким, совсем не таким, как она ожидала. Она предполагала страсть, а нашла нежность, Нежности она меньше всего ожидала от такого человека, как маркиз Стаунтон. Она не поверила бы в это, если бы не испытала на себе. Его губы даже дрожали, когда он целовал ее. Они возвращались через лужайки к дому. Чарити не заблуждалась относительно своего будущего. Она знала, что ее ждет. Но была еще одна ночь. И в эту ночь все казалось возможным. Это была волшебная ночь вне реального времени. И поэтому она, повинуясь внезапному порыву, предложила ему пойти с ней в библиотеку и подождать там. Но чудеса происходили и в других местах.

Маркиза внезапно остановилась, крепко сжав руку мужа.

– Посмотрите, – шепнула она. Может быть, ей и не следовало обращать его внимание на это, но она чувствовала, что и он пребывает сегодня в благодушном настроении.

Мужчина в темном вечернем костюме и женщина в красивом белом платье стояли недалеко от дома. Их скрывал толстый ствол древнего дуба. Он обнимал ее за талию, а она прижималась к нему всем телом. Чарити увидела, как они обнялись еще крепче и поцеловались. Это были Чарлз и Мария.

– Вряд ли они смогут быть счастливы, – тихо сказал маркиз, увлекая Чарити за собой. – Он, конечно, сын герцога, но – всего лишь младший. Вряд ли это достойная замена наследнику титула, за которого прочили Марию. Ее отец никогда не допустит этого брака. – Голос Стаунтона звучал грустно.

– Может быть, его удастся убедить, – сказала Чарити. – Чарлз такой очаровательный молодой человек. Мне кажется, они дружили всю жизнь и больше года любят друг друга. Может, для них все закончится добром.

– Вы, очевидно, из тех людей, что верят в счастливый конец волшебной сказки, – заметил маркиз, но в голосе его не слышалось укоризны.

– Нет, – сказала она. – Ах, совсем нет.

А ей так хотелось бы верить в счастливый конец.

До самого дома они шли молча. В библиотеке было темно, когда они туда вошли. Маркиз Стаунтон зажег канделябр и повернулся к жене, вопросительно подняв брови.

– Я недолго, – сказала Чарити. – Вы подождете меня здесь?

– Подожду, – пообещал Энтони. Его глаза – ах, его глаза пугали ее. Она могла заглянуть в их темную глубину.

Герцог Уитингсби в перерывах между танцами ходил по залу, приветливо беседуя с гостями. Чарити подошла к нему, когда он беседовал с группой своих соседей по имению. Она не запомнила имена этих людей, хотя внимательно слушала, когда они представлялись ей. Маркиза взяла свекра под руку и улыбнулась ему и его собеседникам, ожидая окончания разговора.

– Ну, моя дорогая, – сказал хозяин дома, – ваш успех обеспечен.

– Отец, – попросила она, – пойдемте со мной в библиотеку.

Он надменно поднял брови.

– Пожалуйста, – настаивала Чарити. – Это очень важно.

– В самом деле? – спросил герцог. – Настолько важно, что вы предлагаете мне оставить моих гостей, мадам? Ну, хорошо. Думаю, без меня здесь обойдутся.

Сердце ее колотилось, когда они шли в библиотеку. Она всегда стремилась решать проблемы не откладывая и убеждала других поступать так же. Иногда ей это удавалось, иногда – нет. Но никогда еще ей не приходилось справляться с такой огромной задачей. Что, если она делает все совершенно не правильно? Что, если ее поспешность только навлечет на всех неприятности? Но все-таки ей не верилось, что дела могут обстоять еще хуже, чем они уже есть. Вряд ли она может навредить.

Ее муж стоял у окна, спиной к двери. Он не повернулся и не сказал ни слова, услышав, как они с герцогом вошли. Он только поджал губы. Герцог тоже не произнес ни слова и не выразил удивления, только на мгновение задержался на пороге библиотеки.

– Отец, – сказала Чарити. – Не хотите ли присесть? Вот здесь, у камина? Как мне кажется, здесь удобнее, чем за письменным столом. Принести вам что-нибудь? Может быть, виски?

Герцог опустился в кресло, которое она ему предложила. Внимательно посмотрел на сына. Потом на нее.

– Ничего не нужно, – отказался он. – Будьте добры, объяснить мне, в чем состоит это важное и неотложное дело.

Чарити стояла у кресла, положив руку на плечо герцогу.

– Энтони, – обратилась она к мужу. – Два дня назад вы привезли меня сюда с единственной целью: досадить своему отцу и разрушить все его планы и надежды. Вы специально женились на женщине, гораздо ниже вас по общественному положению и с прошлым, когда ей приходилось своим трудом зарабатывать себе на жизнь.

– Я не скрывал от вас своих намерений, – сказал маркиз.

– А вы, отец, вчера и сегодня выказывали мне свое расположение с единственной целью досадить Энтони. Кульминацией вашего плана было топазное ожерелье.

– Ожерелье все еще принадлежит вам, – заметил герцог. – Я его не забирал назад.

– Вы оба добились успеха, – сказала Чарити. – По ходу дела я тоже пострадала, но не об этом я хотела сейчас говорить. Вы оба добились того, чего хотели. Вы оба глубоко задеты.

– Вы оценили ситуацию так, как вам велит ваше доброе сердце, любимая, – сказал маркиз. – У нас с его светлостью сердца не добрые. Я даже сомневаюсь, есть ли они у нас вообще.

– Почему вы выбрали именно такой способ мести? – спросила мужа Чарити. – У вас был выбор. Вы могли не приезжать в Инфилд, несмотря на приглашение. Вы могли приехать и не жениться на леди Марии. Так вы тоже смогли бы показать отцу, что он не распоряжается вашей жизнью. Почему же вы выбрали именно такой жестокий способ?

Маркиз долго не отвечал. Он переводил взгляд с отца на жену и обратно. Странная полуулыбка играла в уголках его рта.

– Потому, что женитьба на достойной женщине всегда была важным долгом герцогов Инфилдских наследников, – наконец сказал он. – Независимо от личных симпатий жениха и невесты. Если наследнику с детства была предназначена в жены какая-нибудь девушка, то он женился на ней, даже если она испытывала к нему глубокое отвращение и была влюблена в другого. Достойный брак, достойная родословная для наследника – это все. И поэтому я женился на вас, сударыня. На женщине, которая ответила на мое объявление о вакансии гувернантки. Да, сэр. Так именно все и было.

Чарити почувствовала, как напряглось плечо герцога под ее рукой прежде, чем маркиз закончил говорить.

– А вы, отец? Почему вы выбрали для подарка именно ожерелье с топазом, а не какую-нибудь другую драгоценность? Их у вас, я думаю, немало.

Как и сын, герцог ответил не сразу.

– Это был мой свадебный подарок жене, – помолчав, сказал он. И снова последовало продолжительное молчание. – Знак моей любви к ней. Она отвергала мою любовь на протяжении почти двадцати лет. Она лишь холодно выполняла свой долг. Все свое тепло она отдавала детям, особенно старшему сыну. С ним она делилась своими переживаниями. Ему она жаловалась. Перед смертью она передала ему мой подарок. И я выпорол его за это, сударыня, потому что никогда не мог тронуть ее даже пальцем. И никогда не смог бы сделать этого, даже если бы она еще двадцать лет прожила со мной холодная как лед. И еще раз я выпорол его за это же сегодня вечером, вручив подарок женщине, на которой он женился, чтобы продемонстрировать мне свое презрение.

– Вы никогда не понимали значения слова «любовь», – заметил маркиз.

– Можете думать, что хотите по этому поводу, – ответил герцог. – Значит, моя дорогая, вы задумали устроить нам встречу, мне и моему сыну, здесь, чтобы мы смиренно испросили друг у друга прощения и зажили бы в любви и согласии то недолгое время, что мне еще осталось.

Да, именно на это она и надеялась. Теперь, когда герцог своим холодным надменным голосом произнес это вслух, мысль показалась ей самой очень глупой.

– Я вам говорил, что от нас вы не дождетесь поцелуев и примирения, – сказал маркиз. – Вы слишком добросердечны, любимая.

– Причина совсем не в герцогине, – сказала Чарити. – Вы оба любили ее. Вот поэтому вы и ненавидели друг друга. Или считали так.

Маркиз рассмеялся.

– Его светлость не любил мать, – сказал он. – Все, что он делал, – это держал ее здесь. А ей хотелось бы выезжать в Лондон, в свет. По его милости она рожала каждый год. Для него она была всего лишь женщиной с достойным положением в обществе и соответствующего происхождения, которая должна была продолжать род до тех пор, пока может рожать. Извините, мадам, за грубые слова.

Герцог вздернул подбородок и прикрыл глаза.

– Она лишила вас детства и юности, – сказал его светлость. – Груз ответственности за собственную неспособность и нежелание наладить свой династический брак она повесила на шею старшего сына. Ее брак и все, что с этим связано, касалось только ее и меня. Это не должно было касаться никого из детей. Ваша жизнь была омрачена ее потребностью в вашей любви.

– Очень печально, если женщина может рассчитывать только на любовь и понимание своих детей, – возразил маркиз.

– Очень печально для ее детей, – подтвердил герцог. – Но я никогда прежде, до сегодняшнего вечера, не критиковал ее светлость, и впредь не буду делать этого. Она была моей герцогиней, моей женой. Более тесных родственных связей не существует, Стаунтон. Если же вы когда-нибудь снова пренебрежительно отзоветесь о своей жене, как вы сделали сегодня, рассказав об обстоятельствах вашей женитьбы, то вы будете не только дураком, но и человеком без чести.

Они жестко и холодно смотрели друг на друга, не отводя глаз.

– Думаю, – сказала Чарити, – нам нужно вернуться к гостям. Больше нам здесь делать нечего. Мне очень жаль. Ваши жизни от этого только беднее. Но возможно, вы вспомните когда-нибудь о боли и любви другого.

– Полагаю, ваша светлость, – заметил маркиз, – вам лучше отправиться в постель, нежели в бальный зал. Мы с женой выполним обязанности хозяев бала. Позвольте мне проводить вас наверх?

Отец холодно взглянул на сына.

– Вызовите моего камердинера, – приказал он.

Маркиз позвонил в колокольчик. Они молча ждали, пока придет слуга, чтобы проводить своего хозяина в спальню. Герцог выглядел сонным и усталым и тяжело оперся о плечо камердинера.

– Спокойной ночи, отец, – пожелала герцогу Чарити.

Муж не сразу повел ее в бальный зал. Когда герцог покинул библиотеку, маркиз стиснул ее так крепко, что у нее дух перехватило. Потом он поцеловал ее с такой страстью, какой она ожидала от него там, на берегу озера.

– Отважная маленькая мышка, – сказал маркиз, наконец отпуская ее. – Голова у нее в облаках, а ноги в зыбучих песках.

Лицо у него было напряженное и бледное, но в голосе звучала нежность. Чарити скорее ожидала от него какой-нибудь гневной тирады.

– Нам нужно вернуться к гостям, – напомнила она ему.

– Да, мы уже идем, – согласился муж, с поклоном предлагая ей руку. И в этом жесте не было ни малейшей насмешки.