Глава 7

У причалов майора ждал сюрприз. Стоя на сходнях, он не сводил глаз с небольшого быстроходного судна, на борту которого красовалась надпись» Сибарис «.

Как же он сразу не догадался? Шутка вполне в духе Пимма. Ведь он отправил их на корабль его родного брата Колина.

Майор уже хотел ретироваться, но тут раздался знакомый голос:

— Роберт, это вы?

Он поднял голову и увидел стоявшего на палубе шкипера судна.

— Ливетт?

— Он самый, сэр. Рад вас видеть. Наверное, пришли повидаться с братом? Вам давно уже пора помириться.

— Я здесь совсем не для этого, — ответил Роберт. — Мне и моим спутникам надо покинуть Лондон.

Заметив Акилеса — тот нес на плече Оливию, завернутую в одеяло, — Ливетт пробурчал:

— Думаю, капитан на это не согласится. Он даже ее светлости в этот раз не позволил плыть с нами. Так что я очень сомневаюсь, что ему понравится один из ваших спутников.

Роберт и сам прекрасно знал, что его брат не захочет брать на борт Оливию. Но ведь можно было и не сообщать ему об этой пассажирке… По крайней мере до тех пор, пока они не выйдут в море.

— Видишь ли, Ливетт, меня прислал сюда один наш общий знакомый. Он сказал мне, что вы отплываете в Лиссабон.

Шкипер нахмурился, и на лбу у него образовались глубокие, словно морские волны, морщины.

— Общий знакомый? Вы имеете в виду этого мерзавца Пимма?

— Совершенно верно.

Шкипер разразился замысловатыми ругательствами, что, впрочем, было вполне естественно для человека, считавшего море своим домом. Наконец, закончив перечислять достоинства мистера Пимма, Ливетт сплюнул за борт и сказал:

— Ладно, поднимайте сюда свою красавицу. Но только докладывать о ней капитану будете сами.

Роберт посторонился и пропустил к трапу Акилеса с его ношей. Следуя за своим слугой, он покачивался из сторону в сторону — сказывалась большая потеря крови — и чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Добравшись до самого верха, майор еще раз пошатнулся и наверняка свалился бы в водную пучину, не поддержи его вовремя Ливетт.

— Эй, поосторожнее, приятель, — усмехнулся шкипер. — Что это с вами?..

В этот момент с плеча Роберта сполз плащ, и шкипер увидел пропитанную кровью повязку.

— О Боже! Иисус, Иосиф и Дева Мария! Да вы ранены!

— Пустяки, Ливетт. Простая царапина. Не стоит беспокоиться. Впрочем, думаю, нам лучше побыстрее спуститься в каюту. Мне не хотелось бы, чтобы нас заметили с берега.

Ливетт негромко свистнул, и к ним тотчас же подбежал юнга.

— Отведи этих людей в каюты. Леди размести в каюте твоей матери, а мужчин — у меня. Потом принеси своему дяде — он стоит перед тобой — немного рому. Скажи коку, что я велел взять ром из личных запасов капитана.

Роберт внимательно посмотрел на мальчишку. Черные глаза показались ему очень знакомыми — они были точь-в-точь как у жены Колина.

— Значит, ты Гэвин… — сказал майор. — Мы с тобой еще не встречались. Я твой дядя Роберт.

— Я давно хотел увидеть вас, сэр. — Глаза Гэвина заблестели. — Папа говорит, что я похож на вас.

— В таком случае я тебе сочувствую, — пробормотал Роберт. Его снова качнуло, и он схватился за перила, чтобы не упасть.

— Я тоже не думаю, что это похвала. Дело в том, что со мной все время случаются… какие-нибудь неприятности.

Мальчик заметил, что дяде не по себе, однако не стал задавать вопросы и без лишних слов помог Роберту добраться до люка и до лестницы, ведущей в каюты.

— Я тоже до сих пор… В смысле попадаю во всякие неприятные истории, — проговорил Роберт, когда они спустились вниз.

— Я догадался, — с ухмылкой ответил Гэвин.

Оливию положили в маленькой, но хорошо обставленной каютке, примыкавшей к просторной каюте Колина. Роберт же, совершенно обессилев, повалился на широкую койку своего брата. Он сказал себе, что это всего лишь на минутку — чтобы немного собраться с силами, а потом он спустится в каюту Ливетта, находившуюся палубой ниже.

— Может, вам еще что-нибудь нужно, дядя? — спросил Гэвин, вернувшись через несколько минут с ромом.

— Не говори отцу, что я здесь. И налей-ка мне.

Мальчик наполнил стакан, и Роберт, сделав глоток прекрасного рома из запасов брата, тотчас же почувствовал, как по телу разливается тепло.

— Как там мой слуга? — спросил он. Гэвин тяжко вздохнул.

— Его уже дважды тошнило, и он просил меня вывести его на верхнюю палубу и столкнуть за борт. — Тут мальчик, склонившись к дяде, прошептал: — Он что, всегда такой в море?

Роберт рассмеялся.

— Всегда! И будет еще хуже! Гэвин поморщился и спросил:

— Вам помочь перейти к себе в каюту? Роберт покачал головой.

— Нет, дружище, спасибо. Я знаю дорогу. Ты иди, занимайся своими делами, а я еще немного отдохну. Я уйду отсюда до возвращения твоего отца.

Гэвин молча кивнул и выбежал из каюты.

Роберт понимал, что следовало навестить Акилеса, однако у него совершенно не было сил подняться с мягкой и удобной койки Колина. На суше Акилес был подобен льву и ничто не могло бы его сломить, но в море он сдавался злейшему своему врагу — морской болезни. Лечение же было только одно — провести несколько дней в полном покое, лежа в постели, с ведром наготове. Затем он поднимался и нетвердой походкой, как новорожденный жеребенок, начинал делать шаг за шагом, так что к концу путешествия его силы полностью восстанавливались.

Вскоре глаза Роберта закрылись, и он уснул. Когда же очнулся, в каюте было темно, хотя ему казалось — он готов был поклясться, — что прошло всего несколько секунд.

Внезапно послышались шаги — кто-то спускался по лестнице. Затем вспыхнул фонарь, и яркий свет ослепил Роберта. Он мигом скатился с койки и с трудом поднялся на ноги — колени его подгибались, и его пошатывало. Майор сделал шаг в сторону — теперь свет уже не слепил — и увидел капитана Колина Данверза, державшего над головой фонарь.

— Глазам своим не верю, — сказал Колин. Он прошел мимо Роберта и повесил фонарь на ближайший крюк.

Фонарь раскачивался из стороны в сторону, и от этого неровного, но яркого света Роберт почувствовал тошноту и головокружение. Его бил озноб, все тело покрылось липким холодным потом, и только раненое плечо горело. Он попытался не думать ни о боли, ни о наложенных Акилесом швах, но тут ему вспомнились слова Оливии. Она сказала, что не удивится, если к утру у него появится горячка.

Что ж, похоже, ее предсказание сбылось.

А впрочем, не совсем. Кое в чем эта проницательная леди ошиблась. Горячка началась задолго до рассвета.

Набрав в легкие побольше воздуха, Роберт сделал еще один шаг в сторону. Он старался держаться подальше от света, чтобы его плечо не слишком бросалось в глаза.

— Рад тебя видеть, Колин.

— Хотелось бы и мне ответить тем же, — сказал брат. — Черт возьми, что тебе здесь нужно?

— Мне необходимо добраться до Лиссабона. Поэтому Пимм и прислал меня к тебе.

Колин покачал головой и спросил:

— А что тебе понадобилось в Лондоне? И почему ты в штатском, а не в форме?

Немного помедлив, Роберт проговорил:

— Видишь ли, возникли кое-какие сложности…

— Не удивляюсь, — проворчал Колин.

Тут из-за перегородки послышалось тихое похрапывание.

Капитан выругался, схватил фонарь и бросился в смежную каюту. Роберт попытался задержать его, но не успел.

— Черт побери, я же говорил тебе не… — Колин осекся и поднял повыше фонарь. Потом обернулся к брату: — Что за…

— В этом-то и состоит первая сложность, — сказал Роберт.

— А есть еще и другие? — сквозь зубы процедил Колин.

— Да, есть.

И тут Роберта охватила ужасная слабость. Не устояв на ногах, он рухнул на пол и, уже теряя сознание, пробормотал:

— Ее надо доставить к Веллингтону. Во что бы то ни стало…

Колин поставил фонарь на стол и бросился к брату. Капитан побывал во многих сражениях и повидал немало смертельных ранений. И сейчас по всем признакам — и по бледности, вызванной большой потерей крови, и по охватившей все тело лихорадке — было видно, что Роберт в опасности. Колин осторожно ощупал его с головы до ног и обнаружил повязку на плече. Он снял с брата плащ, размотал бинты, внимательно осмотрел рану и увидел признаки заражения.

— Черт бы тебя побрал, Хоббе, — проворчал капитан. — Опять ты попал в какую-то историю…

Оливия металась, словно старатась стряхнуть с себя сон, навеянный дурманом. В какой-то момент она услышала мужской голос, доносившийся из темноты.

— Хоббе, — говорил какой-то мужчина, явно взволнованный.

Оливия попыталась закричать:» Хоббе, Хоббе, я здесь! «

Но язык ее едва ворочался, и из горла вырывались лишь какие-то нечленораздельные звуки. А потом Оливию снова одолел сон, не желавший выпускать ее из своих цепких летаргичсских объятий.

Наконец проснувшись, она прищурилась от яркого света, проникавшего в комнату сквозь маленькое оконце над кроватью, а также сквозь дверной проем, который вел неизвестно куда. Внезапно ей показалось, что она опять погружается в сон, но тут ее обдало свежим ветерком с привкусом соли, и она окончательно пробудилась.

Вокруг нее — море. Куда и с кем она плывет на этом корабле — на сей счет у нее никаких сомнений не было.

Во всяком случае, она точно знала, с кем плывет. С Робертом Данверзом.

Оливия попыталась вспомнить, как же она все-таки оказалась на борту корабля. О событиях всей прошедшей недели у нее сохранились лишь отрывочные воспоминания. Она закрыла глаза и сдавила пальцами виски — голова словно раскалывалась.

Ей казалось, что вся эта история произошла вовсе не с ней и она наблюдает за событиями со стороны.

Вот леди Финч, читающая газету. Затем возвращение Брэдстоуна. Возникшее у нее желание отомстить. Поездка в Лондон, а потом в лондонский дом леди Финч. Роберт — и в то же время не Роберт. Вернее — два Роберта. Одного она когда-то любила, но впоследствии об этом пожалела, с другим целовалась, но ничуть о том не жалеет.

При воспоминании об этом поцелуе Оливия невольно покраснела, однако ухватилась за него, пытаясь восстановить остальные события — они перемешались в ее сознании, словно в калейдоскопе.

И тут все вдруг стало на свои места. Чамбли. Он ей угрожает. Злорадствует по поводу» самоубийства» ее отца. Потом целится из пистолета в Роберта. Она вне себя от ярости и стреляет в него.

Оливия вздрогнула от неожиданности. Она убила человека!

Свесив ноги с койки, она нащупала пол и осторожно поднялась. Какое-то время стояла, держась за спинку и привыкая к качке.

Ей по-прежнему не удавалось вспомнить, каким образом она оказалась на корабле. Эти события были покрыты мглой, густой и непроницаемой, как январский туман над Темзой.

Наконец, собравшись с духом, она сделала шаг, еще один — и вдруг что-то задела ногой. На полу лежал ее саквояж. Оливия присела, открыла его и убедилась, что все вещи на месте — и дневник, и все остальные записки. Кроме того, там находились пучки пахучих трав в голубых аптечных обертках — их она никак не могла туда положить.

Закрыв саквояж и задвинув его под койку, чтобы не бросался в глаза, Оливия стала пробираться вдоль стены к дверному проему. У порога остановилась на несколько секунд, а затем сделала еще шаг.

Она оказалась в довольно просторной и светлой комнате. Вдоль одной из стен тянулся длинный ряд окон, а за ними расстилалось море — необъятное пространство под голубым небом.

Что ж, ее худшие опасения подтвердились — она находилась далеко от земли, в открытом море.

Когда ее глаза наконец привыкли к яркому свету, Оливия осмотрелась. И тотчас же увидела какого-то мужчину, сидевшего за длинным широким столом. Перед мужчиной лежала огромная раскрытая книга, и он что-то писал в ней, поскрипывая пером. Незнакомец низко склонился над столом, и Оливия не могла разглядеть его лицо — видела лишь копну черных волос и загорелые руки.

Девушки снова осмотрелась. Ни Роберта, ни его слуги в комнате не было.

«А может, его вовсе здесь нет? — подумала Оливия. — Может, он просто…»

Тут незнакомец поднял голову и, повернувшись к ней, сказал:

— Приветствую вас.

Отложив перо, мужчина поднялся из-за стола, и Оливия поняла, что он необыкновенно высокий — едва не задевал головой потолок. Лицо у него было загорелое и обветренное; очевидно, этот человек не один год провел в море.

И это лицо — оно было очень знакомым! Такие же зеленые глаза, такие же волосы, такие же скулы.

«Конечно же, он родственник Роберта», — подумала девушка.

Незнакомец улыбнулся, и его улыбка оказалась довольно добродушной.

— Наконец-то зелье Пимма перестало на вас действовать. А я уже начал думать, что вы никогда не проснетесь.

Пимм! При упоминании этого имени туман рассеялся — Оливия все вспомнила.

— Так это был чай?! Незнакомец снова улыбнулся.

— … Значит, он поил вас чаем? Теперь все ясно! Вы, наверное, не очень хорошо с ним знакомы, иначе знали бы, что у него не следует ничего пить. Его мать служила штатной отравительницей у самого Людовика Пятнадцатого.

Оливия схватилась руками за горло.

— О Боже, кажется, я вас напугал. Вам не о чем беспокоиться. Если вы до сих пор не умерли, то скорее всего бояться вам больше нечего. — Пригладив ладонью всклокоченные волосы, незнакомец пробормотал: — Впрочем, это, наверное, плохое утешение. Моя жена говорит, что я слишком прямолинеен и что это к добру не приведет. Что ж, садитесь, пожалуйста. — Он указал на стул. — Я сейчас прикажу принести чего-нибудь поесть. Вы, должно быть, проголодались.

Оливия нахмурилась.

— Где я? И кто вы такой?

— Вы на борту «Сибариса», а я — капитан корабля, Колин Данверз. Всегда к вашим услугам. — Капитан отвесил девушке низкий поклон, затем подошел к двери и крикнул: — Эй, Гэвин! Черт возьми, да где же ты?!

— Вы с Робертом родственники? — спросила Оливия.

— Да, родные братья, — ответил капитан. «Замечательно! — подумала Оливия. — Очень удобно обделывать все свои грязные делишки в семейном кругу. Интересно, родством с какими еще ворами, грабителями и убийцами может похвастаться Роберт?»

— Я здесь, капитан, — сказал темноглазый мальчик, вбежавший в каюту. Повернувшись к Оливии, он поклонился ей.

— Гэвин, принеси нашей гостье хлеба и сыра. — Капитан взглянул на девушку. — Может быть, и чаю? — Ухмыльнувшись, он добавил: — Клянусь, это совсем не тот чай, который вы пили у Пимма.

Оливия улыбнулась шутке, хотя не склонна была доверять этому человеку.

— Благодарю вас, я бы не отказалась, — ответила она. Затем подошла к стулу и села.

— Вот и хорошо, — сказал капитан. — А теперь расскажите мне, как вас угораздило связаться с этими пройдохами — с моим братцем и пресловутым мистером Пиммом?

Оливия заерзала на стуле.

— Видите ли, мне не хотелось бы говорить на эту тему.

— Понимаю, — кивнул капитан. Он снова засел за судовой журнал.

— И вообще, я бы предпочла вернуться в Лондон, — продолжала Оливия.

Зачем она это сказала? Ведь в Лондоне ее наверняка ищет полиция… Здесь же, на борту корабля, она в относительной безопасности.

Капитан Данверз отрицательно покачал головой.

— Сожалею, что не могу высадить вас на берег.

— А что, если я скажу вам, что меня, возможно, разыскивают в Лондоне по обвинению в убийстве? Если вы меня туда доставите, власти выплатят вам щедрое вознаграждение.

Оливия рассчитывала на то, что капитан может оказаться человеком, падким на золото, и не устоит перед искушением. И тогда, если он повернет корабль и поплывет обратно, она сбежит от него, как только они причалят в берегу.

Однако капитан, как выяснилось, нисколько не был обеспокоен тем, что на борту находится пассажир, разыскиваемый полицией. Он, казалось, вообще не придавал этому никакого значения. Потому что в ответ лишь расхохотался:

— В таком же точно положении находится половина моего экипажа, мисс…

Оливия растерялась. Оказывается, она путешествует в компании отъявленных головорезов!

— Миссис Ките, — представилась Оливия; она тотчас же вспомнила имя, под которым прожила семь лет.

— Миссис Ките, к сожалению, о вашем присутствии на борту корабля мне стало известно лишь в открытом море. Поэтому у меня теперь нет никакой возможности доставить вас обратно. У меня есть кое-какие… деловые обязательства, которые не терпят отлагательства.

«Деловые обязательства? — подумала Оливия. — Судя по всему, речь идет не о торговле чаем или шерстью. Да, вероятно, все семейство Данверз связано какими-то… общими секретами».

— Куда направляется корабль?

— В Лиссабон.

Оливия тяжко вздохнула. Значит, все ближе и ближе к «Королевскому выкупу». Она вдруг почувствовала, как по спине ее пробежал неприятный холодок.

Впрочем, до Португалии, наверное, еще далеко, а здесь, на этом, по всей вероятности, пиратском корабле, она оказалась в обществе головорезов и злодеев, разыскиваемых за самые ужасные преступления, — оказалась по вине одного единственного человека…

— Черт бы его побрал! — пробормотала Оливия сквозь зубы. «Черт бы побрал Роберта Данверза», — добавила она мысленно.

— Вы имеете в виду моего брата? — неожиданно спросил капитан. — Да, он способен вызывать у людей подобные чувства.

— Это все из-за него! Чтоб ему в аду гореть!

— По правде говоря, ваше пожелание может исполниться гораздо раньше, чем вы думаете. Он сейчас лежит в каюте моего помощника. У него сильный жар, и я боюсь, что он не доживет до завтра.

— Надо перебороть лихорадку, — тихо шептала Оливия, снова и снова вытирая лицо Роберта льняной салфеткой и прикладывая к его лбу холодный компресс.

Роберт метался в горячке, и она пыталась успокоить его. Ей пришлось дважды зашивать рану майора, так как он, сражаясь с воображаемыми врагами, дважды разрывал швы.

— Ландо! Ландо! — громко выкрлкивал Роберт. — Не ходи туда! Не верь никому!

— Успокойся, — шептала Оливия, — успокойся… Все хорошо, все будет хорошо, тебе надо отдохнуть.

Он хватал ее за руку и кричал:

— Надо предупредить его! Надо сказать ему, что она собирается сделать с ним!

И Оливия говорила:

— Хорошо, я предупрежу его. А ты должен немного отдохнуть, иначе ничем не сможешь ему помочь.

Но Роберт, не выпуская ее руки, смотрел на нее безумными глазами и выкрикивал:

— Ты лжешь! Ты не собираешься его предупреждать! Это повторялось уже много раз, и она знала, что именно Роберт хочет услышать.

— Я предупредила его. Он в безопасности. Скоро он будет дома.

Эти слова в очередной раз успокоили Роберта. Он откинулся на подушку, закрыл глаза и затих. Оливия с облегчением вздохнула.

В эти дни ей часто приходилось укрывать его одеялом, которое он то и дело сбрасывал на пол. Оливия иногда невольно задерживала взгляд на его прекрасном теле. За это время она успела запомнить все шрамы Роберта и другие особые приметы. При виде волос у него на груди у нее перехватывало дыхание. Однажды она даже не удержалась и прикоснулась к ним. В этот момент ей показалось, что жар его тела передается ей, а сердца их бьются в унисон.

С некоторых пор се отношение к Роберту совершенно изменилось. Она больше не считала его ни грубияном, ни похитителем. И не ставила ему в вину его бесцеремонное поведение в парке.

Она считала, что он нуждается в ней — в ее преданности, в ее поддержке. Она почти ревновала сю к этому Ландо, о котором он постоянно упоминал в бреду. Однако ей казалось, что и ее Хоббе проявлял бы такую же самоотверженность, защищая тех, кто ему дорог.

«Разве можно сохранять такую непоколебимую верность лишь ради стремления к обогащению или из любви… к какому-то кладу?» — спрашивала себя Оливия.

Нет, нельзя. Она была в этом убеждена. Поэтому смотрела на Роберта уже совсем другими глазами. Однажды, когда он опять схватил ее за руку и умолял предупредить Ландо о нависшей над ним опасности, ей даже захотелось, чтобы он и к ней испытывал такие же чувства.

Казалось, ее любовь к несуществующему Хоббе разгорелась с новой силой и обратилась на этого бредившего в горячке человека. Во всяком случае, теперь она больше чем когда-либо хотела, чтобы он жил. Только бы она оказалась права! Только бы сердце не обмануло ее на этот раз!

— Вы не отходите от него уже третьи сутки, — сказал Колин, заглядывая в каюту.

Оливия вздрогнула от неожиданности. Она вытерла вспотевшие ладони о юбку и повернулась к капитану.

— Он был в горячке, и ему требовался уход.

— Да, конечно…

Капитан подошел к койке и внимательно посмотрел на брата. Затем — еще более пристально — на Оливию и тоном, не терпящим возражений, проговорил:

— Вам следует отдохнуть. Мне не нужны на корабле новые больные. Достаточно моего брата и Акилеса.

Впрочем, такая сцена повторялась ежедневно в течение нескольких дней. И каждый раз, как и сегодня, Оливия упрямо повторяла:

— Нет, я должна быть рядом с ним. Он не оказался бы в такой опасности, если бы не…

Если бы не заслонил ее от выстрела Чамбли. Теперь настала ее очередь спасти ему жизнь.

— Я скажу Гэвину, чтобы принес вам горячего чаю и чего-нибудь поесть, — сказал Колин. в очередной раз смиряясь с ее упрямством. Он направился к выходу, но вдруг, остановившись у порога, проговорил: — Оливия, мне не раз приходилось видеть людей в таком состоянии, и я прекрасно знаю, чем это может кончиться. Вы приложили неимоверные усилия, стараясь спасти ему жизнь, но я должен вам сказать: если жар в ближайшее время не спадет, есть основания опасаться за его рассудок.

Оливия кивнула.

— Он опять бредил всю ночь. Говорил что-то о бегстве ог французов, просил меня спрятать какие-то карты и расспрашивал о человеке по имени Ландо. Вы не знаете, случайно, о ком он говорил? Кто этот Ландо?

Она могла поклясться, что глаза Колина на мгновение вспыхнули — было ясно, что он знал этого человека. Но капитан оказался таким же скрытным, как и его брат. Пожав плечами, он проговорил:

— Нет, не знаю. Думаю, это просто горячечный бред. В таком состоянии люди часто говорят всякие нелепости.

Оливия не поверила Колину, но говорить об этом, разумеется, не стала. Правда, не удержавшись, спросила:

— Капитан Данверз, чем занимается ваш брат? Капитан, криво усмехнувшись, проговорил:

— Полагаю, он лучше сумеет ответить на этот вопрос.

— А если он не выживет? — Оливия с беспокойством взглянула на Роберта.

— В таком случае мы с вами не получим ответа. Коротко кивнув, капитан вышел из каюты.

Вскоре Оливия услышала шаги — кто-то спускался по лестнице. Решив, что это Гэвин, она, не оборачиваясь, сказала:

— Оставь поднос на сундуке. У тебя все в порядке?

Ответа не последовало. Тогда Оливия обернулась и увидела, что в дверях стоит вовсе не юнга, а совершенно другой человек — тот, кого она менее всего ожидала увидеть здесь, вдали от Англии и от прежней жизни.

Перед ней стоял Джемми Рейберн.