Глава 3

Обед в доме Камеронов не был официальным приемом, и за столом рядом с Эваном, помимо Брайд, Анны иМэри, сидела немолодая женщина, которую звали Джилли. Поскольку она командовала подачей блюд, Эван решил, что она кухарка.

До его прихода за столом говорили по-гэльски, но с его появлением сразу перешли на английский, причем даже без местного акцента, как тогда у реки. Теперь это был медленный, нарочито правильный язык. Эван вспомнил, что так им пользовалась и Брайд во время их разговора в библиотеке.

Может, сказать им, что их усилия ни к чему? Пусть он владеет гэльским не в совершенстве, как они, но этого вполне достаточно, чтобы понимать их.

Когда все уже приступили к еде, в дверях появилась еще одна сестра – Джоан; войдя в комнату, она тут же начала поправлять на себе платье, будто оно раздражало ее, и в итоге умудрилась дважды наступить на подол.

Внешность и манеры Джоан произвели на Эвана странное впечатление: темноволосая, сероглазая, она проявляла куда большее самообладание, чем глуповатая Мэри или мечтательная Анна, и скорее походила на старшую сестру.

Представившись, Джоан подошла к двери и сделала кому-то знак, после чего в комнате появился Майкл.

Черт возьми, она, кажется, пригласила его пообедать с ними…

Эван раздраженно взглянул на слугу, но тот пренебрег его неодобрением и лишь многозначительно посмотрел в сторону Джилли, после чего обратил все свое обаяние на молодых леди. Вообще Майкл вел себя так, будто сидеть за одним столом с хозяином для него привычное дело, однако на самом деле это относилось лишь к карточным столам, и было частью их договоренности. Четыре года назад, когда Эван испытывал материальные затруднения, от него ушел слуга и Майкл предложил ему свои услуги, попросив в качестве платы лишь комнату, стол и возможность облегчать кошельки джентльменов в процессе карточной игры, которая часто происходила на квартире Эвана. В то время Майклу едва исполнился двадцать один год, и он мечтал сделать на этом целое состояние, а затем открыть собственный игорный дом.

– Ваши лошади превосходны, лорд Линдейл, – любезно заметила Джоан.

– Да-да, Джоан очень любит животных, – не преминул добавить Майкл. – Ей так нравится ухаживать за ними…

– Так ты хочешь сказать, что вместо тебя моих лошадей чистила эта молодая леди?

– Она сама настояла, ведь так, Джоан?

– Не стоит беспокоиться, лорд Линдейл, я действительно умею с ними обращаться, потому что постоянно ухаживаю за нашими лошадьми.

– Верно, она свое дело знает, сэр, а я, разумеется, наблюдал за ней. – Майкл одарил Джоан особой улыбкой, которая безотказно помогала ему завоевывать благосклонность женщин, посещавших вечеринки Эвана. Странно, но заигрывание со слугами почему-то рассматривалось некоторыми дамами как новое приключение.

Следя за попытками Майкла очаровать девушку, Эван тут же заметил ответную улыбку Джоан. Не слишком ли много времени они ухаживали за лошадьми?

Граф свирепо взглянул на слугу и тут же краем глаза заметил, что Брайд тоже подозрительно смотрит на Майкла.

– А у вас совсем не так холодно, как я ожидал, – с напускной веселостью произнес Эван тоном «убери пистолет, ведьма».

– Нет уж, лучше снег, – холодно ответила Брайд. – Тогда в долине появляется меньше незваных гостей.

Очень неуместное замечание. Женщина явно решила подчеркнуть свое беспокойство, но грубить все же не следовало.

– Она имела в виду не вас, лорд Линдейл. – Мэри попыталась сгладить неловкость, однако ухмылка Брайд сказала ей, что она чересчур оптимистична. – Под незваными гостями моя сестра подразумевала людей герцога, за которых мы вас сначала приняли. К счастью, скверная погода пока удерживает их от визита сюда.

– Зато на прошлой неделе они побывали к востоку от Шенвелла, – нервно произнесла Анна. – Там сожжены три селения.

– Откуда ты знаешь? – встрепенулась Брайд. – ничего об этом не слышала.

– Мне сказал об этом Роджер Маккей, пока мы дожидались, когда ты убьешь Джейми.

– Я бы предпочла услышать об этом раньше.

– Не все ли равно? – с недоумением спросила Анна. – Ты не можешь изменить это или остановить. Все, что ты можешь сделать…

Она вдруг умолкла, и все женщины за столом дружно вздохнули, после чего Анна робко улыбнулась и принялась за суп, а Джоан тут же вовлекла Майкла в оживленную беседу о лошадях. На ее энтузиазм, похоже, не повлияло даже то, что Майкл с особым красноречием повествовал именно о тех лошадях, которые принесли ему самые большие выигрыши на скачках.

Однако как только разговор прекратился, в комнате повисло тягостное молчание, и Брайд не сделала даже попытки рассеять его.

Что ж, с досадой подумал Эван, он же незваный гость. Брайд не виновата, что ему навязали эту обязанность. С другой стороны, он тоже не виноват, что ее подчеркнутая холодность так раздражает его.

Эван не сомневался, что его приезд застал Брайд врасплох. В библиотеке она была сильно удивлена и потому не осознала выпавшую ее семье удачу. Тем не менее, здравый смысл должен подсказать ей, что если она отбросит гордость, то все они от этого только выиграют, а он со своей стороны еще раз объяснит ей это, не дожидаясь захода солнца.

– Это вас мне следует благодарить за превосходный обед? – Граф повернулся к Джилли, которая молча ела рядом с ним.

– И всех, кто мне помогал. Для меня одной эта работа слишком тяжела, в особенности, когда мы должны кормить аристократа.

Эван оглядел блюда на столе. Они вряд ли бы произвели впечатление в светском обществе Лондона, но на местном уровне это определенно был праздник.

Его взгляд скользнул по обстановке столовой. Как и в библиотеке, вещи приличные, только уж очень поношенные, из тех, которые охотно приобрел бы себе преуспевающий торговец лет тридцать назад. Портьеры на окнах выцвели, большое плоское блюдо в нескольких местах обколото, кружки потемнели от времени. Без сомнения, эта комната видела лучшие дни, которые миновали, оставив после себя изящную бедность. Платья сестер, давно вышедшие из моды, носили следы аккуратной штопки, а поскольку они принимали гостя, видимо, это была их лучшая одежда. Тем не менее, их устаревшее изящество вполне подходило к обстановке.

Мэри подала кролика, которого Джилли приготовила в соусе, и Эван решил, что это лучшее блюдо на столе, о чем он и сказал кухарке, накладывая себе порцию вдвое меньше обычной. Не съедать же ему за один день весь их месячный запас!

– Его добыла Джоан, – спокойно ответила Джилли. – Это ее забота.

Добыла?

Эван взглянул на кролика, затем на Джоан, раскрасневшуюся от внимания Майкла. Нарисовав в уме карту своего путешествия в долину, он вспомнил охотничьи угодья неподалеку и вопросительно посмотрел на Брайд, но та ответила ему безразличным взглядом.

Что ж, в длинный список дел, которые он собирался обсудить с этой женщиной, непременно войдет и способ, каким ее сестра добыла кролика.

– Если Роджер Маккей не ошибся, мы уже скоро должны закончить последнюю пачку и быть готовы, – убежденно сказала Джоан.

– Я знаю.

Обычно Брайд ценила практичность сестры: обладая здравым смыслом и рассудительностью, та всегда была ее правой рукой. Хотя Брайд не понимала любви Джоан к лошадям или удовольствия от физического труда, у них было много общего; но именно сейчас Джоан ее разочаровала.

– Мы не сможем закончить, пока здесь лорд Линдейл.

– Тогда найди способ выпроводить его. Майкл сказал, что граф рассчитывает уладить дела за несколько дней, и спрашивает, какую должен комнату ему приготовить.

– Они могут устроиться в конюшне.

– Теперь не могут, как тебе известно.

Брайд оглядела спальню. Иметь собственную комнату было одним из преимуществ старшей сестры – маленькая компенсация за беспокойство и ответственность.

– Лорд Линдейл может пользоваться этой комнатой, а я перееду к вам с Джилли.

– А как же Майкл?

От Брайд не укрылась фамильярность обращения Джоан со слугой Линдейла. За обедом Джоан краснела гораздо чаще, нежели за все последние пять лет. Вообще-то это не было ей свойственно, но на этот раз Брайд могла понять сестру. И все же, хотя Майкл довольно красив и обаятелен, нечто в нем, едва уловимое, заставляло предполагать, что он далеко не так хорош, как его внешность. Этот человек напоминал Брайд прохвоста, который сперва дурит тебе голову, а затем обчищает твой карман.

– Майкл может жить в этой комнате с лордом Линдейлом или спать в конюшне. Больше здесь места нет. И еще – я не хочу, чтобы он путался у меня под ногами в кухне или в библиотеке. Помоги мне собраться, потом достань раскладушку. Кстати, насчет Майкла. Я видела, как ты флиртовала с ним за обедом. Довольно того, что я вынуждена следить за Мэри, когда в наши владения ступает нога мужчины. Будь добра, избавь меня от лишних неприятностей: ты слишком благоразумна, чтобы поддаться такому человеку.

– Ну да, ты всегда и обо всем знаешь лучше, не так ли?

Брайд замерла. Сегодня в очередной раз сестры указывают ей, что она не имеет права давать им подобные советы. Такое случалось и прежде, но редко и не столь вызывающе.

Она сунула в руки Джоан стопку одежды, и когда та молча вышла из комнаты, убедилась, что ее сундук заперт, проверила, достаточно ли в шкафу места для одежды лорда Линдейл а, и начала освобождать ящик. Переложив свои вещи в другие ящики, Брайд разобрала личные сокровища, лежавшие под бельем. Миниатюры отца и матери она спрятала в письменный стол, но тонкую кожаную папку задержала в руке.

Брайд уже год не открывала это напоминание, решив больше не рассчитывать на обещания того, кто там изображен. В темноте она встала с кровати, отнесла папку к лунному свету, падавшему из окна, и целый час боролась с желанием взглянуть на рисунок, зная, что, увидев это лицо, почувствует боль, а не успокоение.

Какова будет ее реакция теперь? Испытывая себя, Брайд раскрыла папку и взглянула на портрет молодого человека. Она сама его нарисовала, потом сделала обтянутую кожей папку, чтобы сохранить этот маленький кусок бумаги. Ни умения, ни материалов для создания миниатюры у нее тогда не было, но она сумела уловить и передать сходство.

Теперь Брайд пыталась вспомнить, точен ли портрет. Действительно ли его рыжеватые волосы были растрепанными, а во взгляде угадывалась сердечность, или она это просто вообразила?

По крайней мере, человек, изображенный на рисунке, никогда бы ее не покинул и не заявил, что уезжает, чтобы помочь ей, хотя на самом деле бежал от ее объятий. Он давно бы вернулся или написал, что с ним не случилось ничего плохого.

А может, сходства нет вообще? Может, любовь затуманила ее взгляд, и она не увидела правду? Мэри с Джоан явно так и решили.

Закрыв папку, Брайд положила ее в письменный стол к миниатюрам. Увы, глядя на это лицо, она до сих пор чувствовала печаль, а в ее душе возникло опасение, что он лишь навредил бы ей, пытаясь ее защитить. Скорее всего, теперь он живет в каком-нибудь далеком городе и ласкает другую женщину.

На этот раз граф перелистывал одну из тетрадей отца, и Брайд с трудом подавила раздражение. Библиотека забита книгами, их целое море, однако Линдейл умудрился натолкнуться именно на эту тетрадь. Почему?

– Интересы вашего отца были весьма обширны, – заметил граф. – Похоже, он собирал все, что мог найти о кельтской культуре севернее стены Адриана.

– Да, он был от природы очень любознательным человеком.

– И образованным, как видно.

– Отец не учился в университете, но многие из учившихся там остались невеждами, так что это еще ни о чем не говорит.

Линдейл поднял бровь, подозревая, что Брайд включила его в число тех, кто учился; затем он с интересом взглянул на книжные полки:

– Здесь много учебников. Ваши?

– Меня учили родители, а я помогала отцу учить моих сестер. Мы все часто пользовались библиотекой.

– Это объясняет вашу манеру говорить. Признаться, такого я не ожидал. – Граф снова заглянул в тетрадь. – Здесь описаны некоторые ритуалы. Ваш отец действительно следовал им?

Брайд поняла, куда он клонит. Этак Линдейл вскоре сочтет ее отца в лучшем случае эксцентричным, а в худшем – сумасшедшим.

– Он занимался этим в качестве опыта. Не было другого способа узнать, имеют ли они какое-либо значение в обычной жизни.

– И как, имеют?

– Отец считал, что да, однако исследования не содействовали распространению нового язычества, лорд Линдейл, он только хотел, чтобы шотландцы знали свои древние корни и гордились ими. Он любил эту страну.

Граф отложил тетрадь.

– Полагаю, мистер Камерон был якобитом.

– Как любой настоящий шотландец.

Эван окинул собеседницу подозрительным взглядом:

– Ваш отец придерживался радикальных взглядов? До сих пор есть люди, считающие, что Шотландия должна отделиться от Великобритании.

– Если бы вы прочли все записи, то поняли бы его точку зрения на столь спорный вопрос. – Но лучше бы он все же не читал, потому что ее отец забавлялся теорией и стратегией заговоров, которые записывал в свои тетради. – Если вы не полный глупец, то, конечно, сознаете, что это лишь упражнения творческого ума, а не реальные угрозы.

– Другие могли с этим не согласиться, мой дядя, например. Я думаю, что бы ни произошло между покойным графом и вашим отцом, виной тому были эти творческие упражнения.

Брайд была счастлива, что гость думает именно так, и предпочла не возражать.

– А ваша точка зрения, мисс Камерон, совпадает с отцовской?

– Странный вопрос, сэр. Вы спрашиваете так, будто у женщины есть точка зрения.

– Иными словами, они совпадают.

– Когда вы сказали, что приехали узнать, как мы живем, то объяснили это заботой о нашем благополучии, а не желанием выяснить наши взгляды на политику. – Брайд вернула тетрадь на полку. – Кстати, ваш интерес пробудил и мое любопытство. Я хотела спросить, может, ваши предки были при Каллодене или даже при Беннокберне?

Граф слегка покраснел. Так она и думала. Пусть этот лорд носит шотландское имя и шотландский титул, но его семья половину тысячелетия была орудием англичан.

Довольная, что увела неприятный разговор от дальнейшего расследования ее лояльности, Брайд направилась к двери.

– Хватит скучной политики, лорд Линдейл. Я обещала показать вам наследство моего отца. Если не возражаете, я сделаю это прямо сейчас, и вы сможете быстро закончить свою миссию.

– Поразительно!

Не в силах скрыть своего изумления, лорд Линдейл медленно обошел гостиную.

Брайд сияла от гордости. Эта комната олицетворяла ее жизнь. Здесь она продолжала дело своего отца, и здесь же она и ее сестры зарабатывали средства к существованию. Они были очень искусны в том, что делали, и Брайд знала это.

Она подвела графа к столу, где устроила небольшую выставку.

– Здесь рисунок, который я буду воспроизводить. Я кладу его перед этим зеркалом, потому что изображение гравируется в обратном порядке, чтобы отпечатанная гравюра точно соответствовала оригиналу и не выглядела перевернутой. Затем мы используем этот инструмент, он называется «резец гравера»: им мы вырезаем весь рисунок на медной пластине, которую потом покрываем черной краской. Краска заполняет сделанную нами гравировку, потом пресс давит на влажную бумагу, и бумага впитывает краску. Так создается изображение.

– Значит, вы делаете и меццо-тинто?

– Иногда. Медные пластины стоят кучу денег, и с ними, как вы поняли, больше работы. Издатель не может получить с одной пластины много оттисков, поэтому цена таких гравюр выше.

– О ценах мне все известно, мисс Камерон, – я сам покупаю гравюры, отпечатанные с ваших пластин. Этот интерес я унаследовал от дяди, и теперь у меня собственная довольно большая коллекция.

Сердце Брайд упало. Плохо дело. Она собиралась утопить его в разговоре о медных пластинах и резцах гравера, собиралась быстро наскучить ему своими объяснениями, но, как теперь выяснилось, Линдейл сам был увлечен всем этим делом. Похоже, он из тех, кто будет часами соваться во все, хотя она вообще не могла позволить ему никуда соваться.

– Этому ремеслу научил вас отец?

– Да, меня и мою сестру Анну. А потом мы с ней помогали учить Джоан и Мэри.

– Значит, мистер Камерон был гравером и делал пластины для гравюр с великих произведений искусства. Но как он приобретал рисунки?

– Юношей отец побывал в Европе…

Линдейл направился к печатному станку.

– Здесь, я полагаю, вы оцениваете свою работу: кладете пластину, делаете оттиск и смотрите, что получилось.

О, да он, кажется, много знает. Слишком много. Подойдя к столу и обнаружив на нем папку, граф открыл ее и начал просматривать гравюры пластин.

– Что это? – спросил он, указав на одну из них. Брайд подошла, чтобы посмотреть, что его заинтересовало.

– Чистые края? Место, где издатель проставляет свое имя, дату и адрес пластины вместе с похвалой нам. Вы с этим наверняка знакомы. Обычная практика.

– Разумеется.

Линдейл перевернул следующий лист, и его рука на миг оказалась слишком близко от ее руки. Хотя он не прикоснулся к ней, у Брайд возникло ощущение, будто он сделал это. И тут же будто луч утреннего солнца вдруг пробудил ее тело.

– «Мадонна Альба» Рафаэля. – Эван покачал головой. – Лучшая копия из всех, что я видел. Намного лучше, чем в коллекции дяди.

– Благодарю вас. – Голос у нее слегка дрожал.

Переворачивая другую гравюру, Линдейл вполне мог задеть ее грудь. Брайд сразу же почувствовала это и напряглась, сосредоточившись на его руке, но граф, казалось, не замечал ее невыгодного положения. И все-таки… Что-то промелькнуло в его глазах – самодовольная, опасная искорка.

– Какому издателю вы продаете свои пластины?

– Макдональду в Эдинбурге.

– А я заходил к нему. Правда, я ни разу не видел там гравюр с именем Камерон.

Его замечание, как внезапная пощечина, быстро привело Брайд в чувство, и она тут же отошла, тем временем Линдейл, не глядя на нее, перевернул еще один лист. И все же Брайд не могла избавиться от ощущения, что он знал, как его близость подействовала на нее, и притворился несведущим по поводу чистого края лишь для того, чтобы подозвать ее и испробовать свою власть над ней.

– Покупатели не верят мастерству женщин, особенно в искусстве, поэтому мы используем различные имена, – ответила Брайд.

– Ага, вымышленное имя. Очень разумно. – Линдейл так пристально рассматривал лежащую перед ним гравюру, что Брайд не осмелилась прервать его. – Вы, случайно, не пользовались именем Уотерфилд? Одна из работ этого мастера есть в моей коллекции. Я купил ее у Макдональда, и техника похожа. Ну так как? – Он пронзительно посмотрел на нее.

– У вас глаз специалиста, лорд Линдейл. Как правило, только художники-граверы, создавшие произведения, знают их. Редкий случай, чтобы кто-то другой определил автора лишь по его технике.

– Я только высказал предположение, но у меня действительно большая практика.

Черт возьми, слишком большая. Линдейл не просто коллекционер. Он знаток. Нужно поскорее найти подходящую отговорку и покончить с этим.

– Мисс Камерон, раз ваш отец делал рисунки, когда был еще молодым человеком, и все годы создавал с них пластины, сколько же осталось гравюр?

– Много.

– Сомневаюсь.

– Пластины можно использовать больше одного раза.

– Неправда. Ваш издатель обладает исключительным правом на тираж и платит за использование пластины. Если мистер Уотерфилд сделает новую копию, это станет известно. – На лице графа мелькнула чуть заметная самодовольная улыбка. – Конечно, вы можете взять другое имя, когда делаете вторую пластину, но это противозаконно, и я уверен, вы так не поступаете.

Он загнал ее в угол, и Брайд вдруг захотелось ударить его.

– При данных обстоятельствах меня бы не тревожило ваше будущее, если бы я знал, что осталось достаточно рисунков, и вы можете, продолжая свою работу, обеспечивать себя. Почему бы не показать рисунки мне?

– Конечно, лорд Линдейл. Подождите здесь, я сейчас их принесу.

Обогнув стол, Брайд прошла в дальний конец к двум ящикам и, увидев Мэри, которая выглядывала из-за полуоткрытой двери, сделала ей знак войти.

– Оставайся тут, – прошептала она сестре, – и притворись, что готовишься к работе. Когда я отвлеку Линдейла, возьми другой ящик и отнеси наверх. Он везде сует нос, а я не могу рисковать.

Мэри кивнула, и Брайд, забрав ящик, вернулась к графу. При этом она обнаружила, что он изучает ее столь же пристально, как те гравюры. «Достаточно ли ценен этот заслуживающий внимания экземпляр? Хочу ли я приобрести его для своей коллекции?» Правда, здесь чувствовалась разница: это был взгляд мужчины, оценивающего женщину. Разумеется, Брайд ответила ему самым презрительным взглядом, давая понять, что его поведение выходит за рамки приличий, но Линдейла это ничуть не смутило; он неторопливо закончил свой осмотр, как человек, привыкший в таких делах полагаться только на собственное мнение, и жестом указал на ящик.

– Можете принести его сюда. Вы не должны осторожничать со мной.

Очевидно, работ, подписанных «Брайд Камерон», для этого знатока было недостаточно, что, как ни глупо, задело ее. Все же она поставила ящик на стол, а затем открыла крышку. Тем временем Мэри начала возиться на другой стороне комнаты, раскладывая инструменты.

– Здесь оригинальные рисунки, а также собственная коллекция моего отца, состоящая из гравюр старых мастеров. Они могут показаться вам интересными: большинство из них сделано художниками-граверами, и все очень редкие.

Как она и предполагала, слово «редкие» немедленно пленило Линдейла, и он начал быстро перелистывать гравюры. Брайд не сомневалась, что он их считал. Увидев последнюю, одну из жемчужин отцовской коллекции, граф испустил благоговейный вздох.

– «Меланхолия» Дюрера. Превосходный экземпляр, никогда такого не видел, – пробормотал он и, словно боясь повредить, отложил гравюру в сторону. Однако следующий лист чуть не лишил его сознания. – «Три дерева» Рембрандта. Боже мой!» Лишь еще один экземпляр в таком состоянии документально подтвержден.

– Два на самом деле, – сказала Брайд, и он вопросительно посмотрел на нее. – Третий находится в Германии.

– Благодарю. Ваши знания превосходят мои.

Помогая гостю раскладывать листы на столе, Брайд незаметно сделала знак Мэри. Граф был слишком поглощен своим занятием, чтобы смотреть на ее сестру.

– Значит, вы говорили именно об этом наследстве? Теперь, я полагаю, оно принадлежит вам как старшей.

– Наследство в ремесле, сэр, а это наши фамильные вещи.

– Многие бы дали значительную сумму за любую из них. – Эван выпрямился и повернулся к ней: – Вы никогда не думали что-либо продать? Я заплачу…

Увидев Мэри, он тут же с вожделением уставился на нее, но Брайд попыталась отвлечь его.

– Я не собираюсь продавать их, и тем не менее… Сколько мог бы стоить Рембрандт?

Но граф ее не слушал; алчный блеск приобретателя мерцал в его глазах, устремленных на другой стол.

– Там тоже есть работы? Я должен все посмотреть. – Он быстро подошел к Мэри, которая вздрогнула от страха. Брайд поспешила за ним. – Что у вас тут? Маленькие, видимо, немецкое Возрождение.

Замерев от ужаса, Мэри прижимала к груди деревянный ящик, словно вор, пойманный на месте преступления, однако, к счастью, граф не обратил внимания на ее странное поведение; его мысли были заняты исключительно редкими гравюрами, документами и прочими научными тонкостями. Слишком хорошо зная, насколько редки гравюры, которые пыталась защитить Мэри, Брайд встала между гостем и сестрой. Теперь у нее оставалась лишь одна возможность отвлечь графа, и она молила Бога, чтобы этот способ не оказался слишком рискованным.

– В том ящике ничего ценного нет. Мэри до сих пор учится, и там ее пластины и оттиски. Это учебные работы, только и всего. – Она быстро выдвинула нижний ящик. – Зато здесь вы найдете несколько раритетов и, кстати, сможете определить для меня их ценность.

Упоминание о раритетах сразу привлекло внимание графа, и пока он открывал кожаную папку, которую протянула Брайд, Мэри потихоньку выскользнула из комнаты. Однако это так и осталось незамеченным: по изумленному лицу графа Брайд поняла, что Мэри для него больше не существует.

– Не знаю, о чем думал отец, храня подобные вещи, – сказала Брайд, – но когда я нашла это после его смерти, то была потрясена. Конечно, я тут же спрятала эти гравюры, и с тех пор они лежат в ящике.

– Вы поступили вполне разумно – они совсем не предназначены для глаз молодых леди.

– Полагаю, мне следовало их сжечь.

– Ну уж нет, только не это. Есть коллекционеры, охотно собирающие подобные гравюры.

– Правда? Какому сорту людей нужны такие скандальные вещи? Думаю, вряд ли речь идет о выходцах из приличных семей.

– Мисс Камерон, вы хотя бы понимаете, что находится в ваших руках?

– Безнравственные изображения любовного характера.

– Да, но именно они представляют особый интерес. По-моему, это адденда Каральо, то есть дополнение к серии, и вы единственный в мире обладатель таких хороших отпечатков.

Брайд повернулась к гостю, стараясь выглядеть смущенной, и лорд Линдейл быстро захлопнул папку, дабы не оскорбить ее целомудренный взгляд.

– Мисс Камерон, вы слышали о большом каталоге оттисков старых мастеров, составленном Адамом фон Барчем?

– Разумеется.

– Может быть, вам известно, что в эпоху Возрождения несколько итальянских граверов делали серии… любовного характера вроде этих.

– Все, что я знаю, я узнала от своего отца, и он никогда мне ни о чем таком не говорил.

– Нуда, поскольку вы женщина… – Эван сочувственно посмотрел на нее, словно это все объясняло. – Недавно один ученый расширил и дополнил каталог Барча. Он разыскивает гравюры старых мастеров, а зовут его Иоганн Пассаван. Год назад этот человек приезжал в Англию и сказал мне, что одна серия любовных гравюр Каральо представлена у Барча неполно. Он видел еще шесть гравюр этой серии, но очень низкого качества и в плохом состоянии. Пассаван уверен, что подлинный комплект включает и другие гравюры.

Брайд махнула в сторону папки, на которой по-хозяйски лежала его рука.

– Так это те самые?

– Они соответствуют данным мне описаниям, но я, конечно, должен изучить их более тщательно.

– Изучать скандальные рисунки? Не представляю, чтобы такой порядочный человек, как вы, мог взять на себя столь неприятную обязанность. Я не имею права обременять вас. Не лучше ли просто сжечь их? Раз они столь редки, то только потому, что остальные уже сожжены. И слава Богу…

Глядя в пол, Эван задумчиво почесал голову.

– Мисс Камерон, в интересах истины, познания и искусства я готов исследовать эти гравюры, чтобы убедиться, действительно ли они являются дополнением к серии Каральо. Разумеется, вам неудобно обращаться к другому эксперту, но ведь я приехал сюда помочь вам.

– Очень любезно с вашей стороны, лорд Линдейл… и даже удивительно, поскольку это слишком неприятная задача.

– Не думайте об этом.

– Наверное, вы должны взять их с собой. Граф сунул папку под мышку.

– Превосходная мысль. Я заберу их в комнату, а то здесь на меня, чего доброго, еще наткнутся молодые наивные девушки.

– О, я не то имела в виду. Возможно, утром вы заберете их с собой в Лондон…

– Утром?

– Не сомневаюсь, что вам хочется как можно скорее оказаться в Лондоне. Ваша миссия теперь закончена. Вы убедились, что мы сами успешно зарабатываем себе на жизнь.

Линдейл окинул жестким взглядом собеседницу, потом гостиную.

– Вряд ли я выполнил свой долг, мисс Камерон. Ваше занятие ставит лишь новые вопросы и беспокоит меня, так что нам с вами нужно еще многое обсудить…