Глава 18
Алана вошла и огляделась. Комната была пуста. Но через мгновение за спиной раздался голос:
— Я бы на твоем месте отрезал подол у халата, чтобы он не волочился по полу.
Она повернулась и увидела, как он входит в комнату с ее башмаками в руках. Подойдя ближе, он принялся заинтересованно изучать ее облачение. Ее шея и грудь были закрыты рубашкой, но она для пущей надежности придерживала ворот халата.
Он широко улыбнулся, словно знал, как легко может лишить ее равновесия одним взглядом.
Она вышла из спальни, собранная, немного рассерженная и немного смущенная своей одеждой. Но после столь тщательного осмотра почувствовала нечто другое. Его притяжение? Свою привлекательность?
Атмосфера в комнате словно сгустилась, а для нее это очень опасно.
— О, в этом нет нужды, — сухо обронила она.
— Уверена? Я вполне могу сделать это за тебя и не против встать для этого на колени.
Ну да, чтобы без помех рассматривать ее голые ноги под халатом!
— Когда-нибудь вы встанете передо мной на колени и станете почитать как свою принцессу. А также горько пожалеете о таком со мной обращении!
В ответ на это он хмыкнул и швырнул ее башмаки на диван, а сам сбросил пальто и мундир, оставшись в рубашке и лосинах. Означает ли это, что на сегодня его служба закончена? Это явно не тот человек, который запер дверь ее камеры! Неплохо бы, если они смогут все начать сначала, но вряд ли это возможно... А вдруг?!
— В моей сумочке есть пистолет, который стреляет перцем. Это на случай, если вы его еще не нашли.
— Нашел.
Вот тебе и оливковая ветвь...
Она подавила порыв проверить сумочку и посмотреть, конфисковал ли он деньги, и, подойдя к дивану, уселась и стала обуваться. В башмаки были втиснуты чулки. Она сняла их, пока не успели промокнуть от пота, поэтому сейчас повернулась спиной к капитану и натянула все разом. О Господи, носить башмаки с халатом — это еще хуже! Можно ли выглядеть более смехотворно?!
Ее уверенность потерпела сокрушительное поражение. Повернувшись, она увидела, что он сидит за обеденным столом. Он с улыбкой показал ей на стоявший рядом стул. Такой учтивый жест казался совершенно невероятным в этой ситуации, которая сама по себе никоим образом не была мирной.
Прежде чем она подошла к столу, в комнате появился Борис с двумя тарелками супа и фонарем под глазом. Возможно, это он упал на кухне с таким грохотом?
Борис покаянно уставился на нее и с размаху упал на колени, каким-то образом ухитрившись не расплескать суп.
— Клянусь, госпожа, я беспокоился, что вы замерзнете, и поэтому принес жаровню. В той комнате даже летом холодно!
— Она не желает слышать россказни о том, какой ты идиот! — рявкнул Кристоф.
Это верно, но можно сыграть на чувстве вины Бориса.
— Вы заслужите прощение, если найдете прачку, которая могла бы выстирать мою одежду, — предложила она.
— Я сам все выстираю.
— Нет, женщина...
— Для меня большая честь сделать это самому.
Алана сдалась и сухо кивнула. Но как только Борис поставил тарелки на стол и вышел, сказала капитану:
— Вовсе не обязательно было бить его.
— Обязательно!
— Всего этого не случилось бы, не вздумай вы запереть меня в камере! Так что попытайтесь поставить фонарь себе!
Он вопросительно вскинул брови:
— Может, хочешь до конца облегчить душу, прежде чем мы поедим?
Можно подумать, у нее нет причин возмущаться!
— Да. Я знаю, кто вы! Неотесанный болван с горной дороги.
— И что? Зачем так беситься? А... наверное, потому, что получила от меня шлепок по заднице? — расхохотался он. — Снег шел так густо, что я до конца не был уверен, ты ли это!
Она покраснела до корней волос, отчего он стал хохотать еще громче. Неужели она воображала, что он извинится за свое поведение в тот день? Боже, как она глупа! Очевидно, у него абсолютно нет совести. Но по крайней мере он не должен тратить время, разыскивая командира отряда стражников! И к тому же наверняка знает, кто украл ее драгоценности!
— Вы отсутствовали достаточно долго, чтобы допросить вора, который стащил мой браслет. Это так?
— Он сказал, что ты лжешь.
— Это он лжет!
— Патовая ситуация! На этот момент. Но мы на обратном пути заезжали в его деревню, так что вполне возможно, он спрятал безделушки в своем доме. Завтра утром туда поедут мои люди.
Хоть что-то по крайней мере! Правда, она рассчитывала на большее. Особенно после его скептической реакции на обвинения!
Она уже была готова решить, что он может стать союзником, когда он добавил:
— Какую-то еще тяжесть хочешь снять с прелестной груди? Может, мою одежду?
Она снова залилась краской. Судя по тому, как он следит за ней, возможно, испытывает на прочность? Пытается оскорбить или спровоцировать ее, сказав что-то, чего говорить не следует?
Как наивна она была, считая, что ей удастся сохранить контроль над ситуацией, подобной этой?! Но она должна справиться с собой!
— Я бы хотела знать, почему вы отказываетесь поверить, что я Алана Стиндал, — сухо заметила она.
— У меня еще не сложилось определенного мнения.
— Еще как сложилось. Буду полностью с вами откровенна и надеюсь на ответную честность. Вы бы не посадили меня в камеру, если бы не сомневались в том, что я самозванка. Но почему? Потому что до меня уже были таковые? Кому-то из них поверили? И даже похоронили, когда мне исполнилось семь?
— Садись, Алана, — велел он, не отвечая. — Ешь суп, пока не остыл!
— Боже, вы обращаетесь со мной как с ребенком! — прошептала Алана, не веря ушам.
— Сколько тебе лет?
— Вы прекрасно знаете, что в этом году мне исполнилось восемнадцать! Достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, достаточно взрослая, чтобы рожать детей. Достаточно взрослая, чтобы полагать, что мое законное место здесь.
— Мне казалось, ты не хочешь здесь оставаться? — улыбаясь, напомнил он.
Устав от его вопросов и попыток извратить смысл ее слов, она вздохнула, уселась напротив и потянула к себе тарелку.
— Я хочу одного: короткого разговора с отцом. Думаю, что смогу убедить его, что это не жизнь для меня. Поппи считает, что я должна оставаться здесь. Мне так не кажется.
— Хорошая тема для нового обсуждения — твой Поппи. И кроме того, что я хотел бы узнать о нем побольше, например настоящее имя, хотелось бы знать, какое участие в ваших планах принимают мальчишка и кучер.
Она высокомерно вскинула подбородок:
— Вряд ли я стану что-то объяснять, пока вы мне не ответите.
Он мог бы настаивать. Во всяком случае, она не удивилась бы после всех его запугиваний! Но вместо этого он снисходительно обронил:
— Ешь, а потом, возможно, я кое-что и объясню.
Не будь она так голодна, не взялась бы за ложку. Но прежде чем зачерпнуть суп, она решительно поменяла тарелки местами. Он снова засмеялся. Но ей было все равно. По крайней мере он не собирается морить ее голодом, чтобы добиться признания!
Вскоре Борис принес два больших мясных пирога с хрустящей корочкой. Мясо было слегка с душком, но щедро сдобрено специями.
— Козлятина? — догадалась Алана.
— Ты ела ее раньше?
— Нет, но мне говорили, что разведение коз — одна из основных отраслей в этой стране. Надеюсь, это не единственный источник мяса?
— Несколько веков назад был единственным. Но теперь многое изменилось. Да, как тебя называть? С каким именем ты росла?
— Думаю, Поппи не смог заставить себя изменить мне имя. Я всегда была Аланой.
Она съела несколько кусочков восхитительного пирога, надеясь немного успокоиться и перестать краснеть. Он только что задал ей вопрос, а она не задумываясь ответила. Нужно быть поосторожнее!
Вина к столу не подавали. Он не пьет или это его приказ на сегодня? Может, боится, что голова затуманится от единственного бокала? Не будь она так расстроена его поведением, могла бы ехидно ухмыльнуться.
— Испытываете мое терпение? — спросила она наконец.
— Вовсе нет. Пытаюсь не испортить тебе аппетит.
Ей это не понравилось. Она отложила вилку.
— Как сделали это только сейчас?
Он рассмеялся:
— Ничего не скажешь, ты достойный противник, но мы еще не дошли до этой точки. Я попытаюсь быть объективным и беспристрастным. Но твое напряжение очевидно и не способствует развитию нашей дискуссии. Можно кое-что предложить?
О Боже, его глаза опять чувственно блестят, а на губах играет почти нежная улыбка!
— Что именно? — вырвалось у нее.
— Если бы мы отправились в спальню и провели несколько часов в моей постели, тогда...
— Это не заслуживает ответа! — ахнула она.
Он пожал плечами, но тут же широко улыбнулся:
— Уверена, Алана?
Что он делает? Использует приемы обольстителя, чтобы вырвать признание того, что сам считает правдой? Если это так, он определенно не дипломат! Но сможет ли это сработать? Она уже теряла волю в его присутствии! Была им ослеплена и потрясена теми чувствами, которые мог пробудить в ней этот человек! Она не знала и знать не хотела, могут ли быть эти сильные чувства использованы против нее?
Господи, хоть бы она не краснела так предательски!
— То, что случилось между нами, было ошибкой, — сухо напомнила она. — Пожалуйста, не ссылайтесь на это больше!
— Тебе понравилось быть в моих объятиях!
— Ничего подобного!
— Лгунья! А ведь собиралась быть абсолютно честной!
Ее лицо потемнело от прилившей крови, но она не стала скрывать правду:
— Боюсь, это абсолютно не важно и не имеет никакого значения для этой дискуссии.
Он снова ухмыльнулся, но глаза горели неудержимой страстью.
Она отчаянно уставилась на стол.
— Кроме того, я вовсе не была напряжена. Скорее рассержена. А это разница, согласитесь.
— Гнев вытеснил твои страхи? Считаешь, что больше ты не заключенная, потому что я делю с тобой ужин?
Вышеупомянутый страх, может, и вернулся бы, если бы она не расслышала его вздох и не отвела глаза. Несколько минут он молчал.
— Итак, на какой вопрос я не успел ответить? — спросил он так спокойно и уверенно, что она расслабилась. Теперь он ведет себя как капитан дворцовой стражи. Не как записной обольститель.
Она тоже смогла подстроиться под его тон.
— Мы оба знаем, что вы никогда бы не заперли меня, будь вы точно уверены, что я дочь Фредерика. Как вы можете быть так тверды в своем недоверии после всего, что я вам сказала?
Она подняла глаза, чтобы оценить его реакцию. Он, похоже, колебался, не зная, что сказать. Но его глаза тут же сузились:
— Ты не понимаешь всей серьезности того, что сейчас сделала! Мы не слишком любим тех, кто входит во дворец с оружием, поскольку знаем, что есть люди, которые хотят причинить зло нашему королю.
— Неужели вы считаете меня наемной убийцей? — ахнула она.
— Я этого не сказал. И все же ты не объяснила, почему явилась сюда, вооруженная до зубов.
— Объяснила. Пистолеты были моим главным способом обороны, кинжалы — последней надеждой. Но все это было только для самозащиты, и ничего более!
— Я сказал, что постараюсь быть объективным.
Она кивнула, хотя ничуть ему не поверила. Слишком быстро обвинил он ее в других мотивах появления здесь, отвергая истинную причину.
Алана раздраженно кивнула в сторону шпаг на стене:
— Я умею фехтовать. Хотите, продемонстрирую?
— Хочешь доказать, что ты убийца?
— По-моему, это докажет обратное, поскольку подобное оружие убийца не станет использовать. Шпага предназначена для самозащиты!
Все еще улыбаясь, он заметил:
— Похоже, у тебя на все есть ответ. Это доказывает остроту ума. Превосходная память идет рука об руку с умом и сообразительностью, которую ты выказываешь с каждым словом.
Она укоризненно прищелкнула языком:
— Значит, я часть сложного заговора. И хорошо запомнила свою роль? Именно так вы считаете?
Он долго смотрел на нее. Веселые искорки в глазах погасли, и жесткость взгляда снова выбила ее из колеи. Но она тут же поняла, что это не страсть. Подозрительность. Пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не отвернуться.
— Прости, — обронил он наконец.
За что? За веселость? Или за то, как он хватался за все, что могло подтвердить его ложные выводы? Она решила идти напрямик.
— Я находилась в центре заговора, но у меня была другая роль. Умереть. Поппи обхитрил заговорщиков, унеся меня из дворца.
— Но почему он тебя не убил? Ведь его же наняли!
— Я улыбнулась ему. Очень сентиментально, понимаю, но с этого момента он стал моим защитником. И я обязана ему жизнью. Будь на его месте кто-то другой, убил бы меня без зазрения совести. — Поскольку капитан был приветлив и сердечен, она решила пояснить еще кое-что. — Вы спрашивали о моих спутниках. В путешествии по Европе мы наняли экипажи и кучеров вместе с ними. Мальчик Генри — сирота, которого очень любим мы с Поппи. Тут не было никакого заговора. Мы сочли за лучшее вообще не говорить Генри, кто я такая.
— А настоящее имя опекуна?
— Я его назвала. Под этим именем он жил в Англии, и я даже думала, что оно и мое тоже, пока Поппи не рассказал про отца.
— И ты называешь это «быть правдивой»? Фармер не лубинийское имя.
— Я называю это попыткой защитить человека, который был мне вместо отца. Вы не нуждаетесь в нем, ведь у вас есть я.
— У меня есть ты... это верно, — кивнул он и уселся. По бесстрастному лицу было непонятно, поверил ли он хоть одному ее слову. Жаль, что он так несгибаем и несговорчив. От последней реплики ей стало не по себе.
— Борис! — крикнул он неожиданно.
Слуга появился очень быстро: очевидно, ожидал в коридоре и слышал каждое слово. И капитан знал это, иначе крикнул бы громче.
Алана не хотела, чтобы кто-то еще услышал ее историю, и сейчас злилась на Кристофа, позволившего слуге подслушивать.
— У нас есть десерт? — спросил он слугу, собиравшего со стола пустые тарелки.
— Сладкий или кислый? — осведомился Борис.
— У нас еще есть лимоны?
— Сладкий, пожалуйста, — вмешалась Алана.
Капитан кивнул. Она подождала, пока Борис выйдет, прежде чем спросить:
— Вы ему доверяете?
— Борису? Его родители, как и он сам, родились в моем фамильном поместье. Мы выросли вместе. И несмотря на разницу в положении, остаемся друзьями.
— Почему же вы ударили его?
— Он не глуп. И сделал ошибку из добрых побуждений. Но теперь сгорает от угрызений совести. Не ударь я его, он сам бы наткнулся на мой кулак. Доверять ему? Я не побоюсь сказать, что доверил бы ему жизнь.
Все это хорошо для него, но не для нее.
— Пожалуйста, предупредите в следующий раз, когда кто-то третий будет присутствовать на допросе. То, что говорю я, предназначено для ваших ушей. И для ушей моего отца.
— Ты здесь для того, чтобы во всем признаться, а не для того, чтобы держать свой визит в секрете.
— Нет. Я здесь, чтобы все открыть отцу и предотвратить войну, а не объявлять всем о своем появлении. Пока я не окажусь под защитой короля, чем больше людей знают обо мне, тем большему рискуя подвергаюсь. Надеюсь, вы понимаете, что мне грозит опасность?
— Уверяю, все сказанное тобой не выйдет из этих стен.
— Почему вы не можете попросить моего отца прийти за мной? Бросьте меня в камеру, беззащитную, без всякой возможности коснуться его, но приведите его сюда, ко мне!
— Ты заявилась в эту страну, предполагая, что здесь живут одни дураки? — прорычал он.
