Глава 18
Не успела Оливия опомниться, как она оказалась в небольшой музыкальной комнате Радленд-Хауса, и дверь за ней закрылась. После этого ей удалось произнести лишь первое слово в фразе «Что вы делаете?», как стало совершенно ясно, что именно он делает.
Он прислонил ее к стене, запустил руки в ее волосы и стал целовать. Страстно, исступленно.
— Гарри! — только успевала она восклицать между поцелуями.
— Я ничего не могу с собой поделать, — сказал он наконец у самых ее губ, и голос у него был счастливый.
Она тоже была счастлива. И даже более чем.
— Ты там стояла, — сказал он, просунув руку ей за спину. — Ты стояла, а я думал только о том, что должен тебя поцеловать. Вот и все.
«Забудь о цветистых выражениях влюбленного в мисс Баттеруорт барона». Таких романтичных слов она в жизни своей не слышала.
— Как прекрасно, что ты существуешь на свете. — Его голос прозвучал глухо от сдерживаемого желания. — Ты мне так нужна.
Нет, пожалуй, вот эти слова были самыми романтичными.
А потом он прошептал ей что-то на ухо. Что-то насчет ее губ и рук, жара ее тела, и ей пришлось задаться вопросом — не эти ли слова были самыми романтичными из всех.
Мужчины и прежде ее желали. Некоторые даже утверждали, что любят ее. Но сейчас… сейчас все было по-другому. В его теле, в его дыхании, в пульсе сердца была страсть. Он хотел ее. Она была ему нужна. Этого нельзя было ни выразить словами, ни объяснить. Но она это чувствовала где-то глубоко в себе.
Это чувство сделало ее слабой и одновременно сильной, потому что то, что происходило в нем, передалось ей. Ей было нужно, чтобы он был совсем близко. Она обняла его руками за шею и прижала к себе.
— Гарри, — прошептала она. Это мгновение, этот поцелуй — именно их она ждала.
И хотела.
А еще много, много чего другого.
Его руки скользнули вниз по ее спине, и, оторвав ее от стены, он стал кружить ее, пока оба они не упали на диван. Он оказался сверху — теплое, тяжелое его тело припечатало ее к подушкам. Ощущение должно было быть странным, даже пугающим. Вместо этого она воспринимала его как единственно естественное — она лежит на спине, а на ней лежит мужчина — горячий, мощный, принадлежащий ей одной.
— Оливия, — шепнул он и провел горячими губами по ее шее. Она выгнула спину и вздрогнула, когда его рот коснулся тонкой, чувствительной кожи над ключицей. А его губы уже двигались ниже и ниже к отделанному кружевом вырезу платья. В то же время его руки скользили вверх, пока не обхватили ее грудь.
Она вздрогнула в шоке. Застонав, она прошептала его имя, а потом что-то еще — неразборчивое и абсолютно лишенное всякого смысла.
— Ты такая… хорошая, — простонал он, закрыв глаза, при этом его тело сотрясалось от желания. — Такая хорошая…
И она вдруг усмехнулась. Прямо посреди этой сцены соблазнения. Ей понравилось, что он не назвал ее ни прекрасной, ни прелестной, ни ослепительной. Он настолько обезумел от страсти, что «хорошая», очевидно, оказалось самым сложным словом, которое ему пришло на ум.
— Я хочу к тебе прикасаться, — прошептал он у ее щеки. — Хочу почувствовать тебя… своей кожей.
Он начал стягивать с нее платье — сначала осторожно, а потом нетерпеливо, — пока оно не опустилось по плечам, а потом ниже, пока не обнажилась грудь.
Она не чувствовала себя распутной. Или порочной. Она почувствовала себя самой собой.
Его прерывистое дыхание было единственным звуком, хотя казалось, что воздух вокруг них трещит от разлетающихся искр, и она уже не слышала его дыхания, а ощущала его на своей коже.
А потом он начал ее целовать. От шока она чуть было не закричала — такое удовольствие доставляли ей его горячие поцелуи. Теперь она почувствовала себя порочной, вконец испорченной. Его голова была около ее груди, и все, что ей, видимо, надо было делать, — это запустить пальцы ему в волосы. При этом она не была уверена, хочет ли оттолкнуть его или привязать к себе навсегда.
Его рука скользнула по ее ноге, и вдруг…
— Что это было?
Оливия стремглав села, сбросив с себя Гарри. Раздался страшный треск — будто ломается дерево и бьется стекло, а потом они услышали чей-то вопль.
Гарри сидел на полу, пытаясь прийти в себя. Он взглянул на Оливию все еще горящими глазами, и она поняла, что ее платье куда-то съехало. Она быстро подтянула его вверх и обеими руками прикрыла свои голые плечи. Она испугалась не Гарри. Она боялась, что кто-нибудь прибежит в эту комнату.
— Что случилось? — спросила она.
— В гостиной что-то произошло, — ответил Гарри, вставая.
— Ты уверен?
Он кивнул, и ее первой мыслью было почему-то облегчение. Вторая мысль увела ее совсем в другую сторону. Если она услышала треск, значит, и другие люди в доме его слышали. И кто-нибудь, например, ее мать, прибежит вниз, чтобы узнать, что случилось. И может заглянуть в эту комнату.
И застанет свою дочь полураздетой.
На самом деле ее мать скорее всего сначала примчится в гостиную. Дверь открыта, и гостиная была первой комнатой по коридору. Но что она там увидит? Трех джентльменов, телохранителя, дворецкого, трех служанок…
Но не Оливию.
Она вскочила в панике:
— Мои волосы!
— Они на удивление в порядке, — прокомментировал он.
Она взглянула на него с недоверием.
— Нет, правда… — Казалось, что он и сам удивлен. — С ними почти… — он покрутил рукой вокруг своей головы, словно хотел что-то показать, — ничего не случилось.
Она поспешила к зеркалу над камином и встала на цыпочки.
— О Господи!
Салли превзошла сама себя. Ни одна прядочка, ни один волосок не выбились из прически, а Оливия могла бы поклясться, что Гарри распустил ее волосы.
Оливия вынула две шпильки, заколола их в других местах и отступила назад, чтобы увидеть свое отражение. Если не считать пылающих щек, она выглядела вполне респектабельно.
— Как я выгляжу? — спросила она у Гарри.
— Хорошо, — ответил он, — но Себастьян все поймет.
— Что? Как?
Гарри пожал плечом. Что-то в этом жесте было чисто мужское, словно он говорил: женщина ответит на этот вопрос, употребив множество исчерпывающих деталей, а для мужчины достаточно и одного взгляда.
— Как он поймет? — осведомилась Оливия.
— Поймет, и все тут. Но ты не беспокойся, он никому ничего не скажет.
Она опять посмотрела на себя в зеркало.
— А князь поймет, как ты думаешь?
— Для тебя это важно? — немного резко спросил Гарри.
— Мне важно… — Она хотела сказать, что ей важна ее репутация. — Ты ревнуешь?
Он взглянул на нее так, будто она немного не в своем уме:
— Конечно, ревную.
Она вздохнула:
— Правда?
— Скажи всем, что я ушел домой, — сказал он вместо ответа.
Она заморгала, будто не поняла, о чем он говорит.
— Ты же не хочешь, чтобы все узнали, чем мы здесь занимались, не так ли? — спросил он.
— Нет, — не сразу ответила она, хотя было непохоже, что она стыдится. Она и не стыдилась, а просто хотела, чтобы все, что между ними произошло, оставалось ее личным делом.
Он подошел к окну.
— Скажи им, что десять минут назад ты проводила меня домой. Можешь сказать, что у меня были дома дела.
— Ты хочешь уйти через окно?
Он уже стоял одной ногой на подоконнике.
— У тебя есть идея получше?
Может, и появилась бы, если бы он дал ей минуту на раздумья.
— Здесь довольно высоко, — предупредила она.
— Не забудь закрыть за мной окно, — сказал он и выпрыгнул.
На самом деле было не так уж и высоко. Во всяком случае, не больше, чем было до земли у Присциллы Баттеруорт, когда она висела, уцепившись за подоконник, за что ее так жестоко высмеяла Оливия.
Она хотела спросить Гарри, удачно ли он приземлился, но он уже перелезал через стену, разделявшую их участки, и, видимо, ничуть не пострадал.
Кроме того, у Оливии уже не было времени на разговоры. Она услышала, как кто-то спускается по лестнице.
Она выбежала из комнаты в коридор и оказалась в холле одновременно со своей матерью.
— Мне послышалось, что кто-то кричал, — сказала леди Радленд. — Что происходит?
— Понятия не имею. В гостиной происходит что-то вроде представления…
— Представления?
— Да, в гостиной.
— Ради Бога, о чем ты говоришь? И почему, — мать протянула руку и смахнула что-то с ее волос, — у тебя в волосах перышко?
— Не знаю. — Оливия взяла перышко, чтобы позже его рассмотреть. Оно, должно быть, выпало из обивки дивана, хотя Оливия всегда думала, что для этого надо сначала снять покрывало.
От дальнейших расспросов матери ее избавил Хантли, который появился в холле страшно взволнованный.
— Миледи, — поклонился он матери Оливии, — произошел несчастный случай.
Оливия со всех ног бросилась в гостиную. Себастьян лежал на полу, одна рука была вывернута под неестественным углом. Позади него валялась разбита ваза, осколки которой рассыпались по всей комнате. По полу разлилась большая лужа воды, в которой плавали цветы.
— Боже мой! — воскликнула Оливия. — Что произошло?
— Мне кажется, он сломал руку, — сказал Эдвард Валентайн.
— Где Гарри? — сквозь стиснутые от боли зубы спросил Себастьян. Пот катился по его лицу.
— Он ушел домой. Так что случилось?
— Это было частью представления, — пояснил Эдвард. — Мисс Баттеруорт стояла на вершине скалы и…
— Кто такая мисс Баттеруорт? — потребовала ответа появившаяся в дверях леди Радленд.
— Я объясню позже, — пообещала Оливия. Из-за этой идиотской книжки кто-нибудь и вправду умрет. Она обернулась к Себастьяну: — Мистер Грей, мне кажется, надо послать за хирургом.
— Сейчас Владимир вправит ему руку, — заявил князь Алексей.
Себастьян прочел ужас на лице Оливии.
— Мама, — позвала Оливия, — нам нужен хирург.
— Владимир! — рявкнул князь и сказал что-то по-русски.
— Не подпускайте его ко мне, — умоляющим тоном прошептал Себастьян.
— Не думай, что тебе удастся лечь сегодня спать, если ты не объяснишь, что здесь произошло, — тихо сказала леди Радленд на ухо Оливии.
Оливия кивнула. Слава Богу, у нее будет время придумать правдоподобное объяснение. Хотя у нее было чувство, что ей не удастся скрыть правду. Она сможет лишь слегка ее приукрасить. Она была рада тому, что Хантли тоже участвовал в разыгравшейся драме. Это объяснит, почему он не доложил леди Радленд о посетителях ее дочери.
— Позови Гарри, — сказал Себастьян Эдварду. — Быстрее.
Молодой человек извинился и ушел.
— Сейчас Владимир вам поможет, — сказал князь Алексей, приближаясь к Себастьяну. Телохранитель окинул Себастьяна оценивающим взглядом.
— Он умеет лечить вывихнутые руки? — с сомнением в голосе спросила Оливия.
— Он многое умеет.
— Ваша светлость, — сказала леди Радленд, склонив голову. Все же этот человек князь, и этикет должен быть соблюден независимо оттого, сломана чья-то рука или нет.
Владимир что-то произнес по-русски.
— Он сказал, — пояснил Алексей, — что рука не сломана.
Князь схватил Себастьяна за плечо, и тот так взвыл, что Оливия вздрогнула.
Владимир сказал что-то еще, на что Алексей ответил, по-видимому, вопросом. Владимир кивнул, и прежде чем кто-либо успел отреагировать, они с Алексеем схватили Себастьяна: Алексей обхватил его вокруг талии, а Владимир — его руку чуть повыше локтя. Потом Владимир рванул руку и потянул. И Себастьян издал почти звериный вопль.
Оливия испугалась, что может упасть в обморок.
— Вам лучше? — спросил Алексей, глядя на своего несчастного пациента.
Себастьян был так ошеломлен, что потерял дар речи.
— Ему лучше, — уверенно сказал Алексей. — Рука еще несколько дней поболит. Это был… как это у вас говорится?
— Вывих. — Себастьян осторожно пошевелил пальцами.
— Да. В плече.
Оливия взглянула на Себастьяна. Выглядел он ужасно. Его трясло, он тяжело дышал, а лицо…
— Вам не кажется, что он слишком бледен? — спросила Оливия.
Леди Радленд, заломив руки, сказала:
— Может быть, надо… о!
Себастьян закатил глаза и упал на ковер, стукнувшись головой.
Гарри уже был на ступенях Радленд-Хауса, когда услышал вопль. Это был крик боли, и ему показалось, что голос был женский.
Оливия…
Его охватил ужас. Оттолкнув выходившего Эдварда, он влетел в дом, не останавливаясь, пробежал по коридору и, тяжело дыша, ворвался в гостиную.
— Что здесь… произошло?
Оливия была в полном порядке. Она стояла рядом с князем, который что-то говорил по-русски Владимиру, стоявшему на коленях возле… Себастьяна.
Гарри взглянул на кузена. Тот сидел, прислонившись к ножке стула. Он был бледен и придерживал одной рукой другую.
Дворецкий обмахивал его раскрытой книжкой «Мисс Баттеруорт».
— Себ?
Себастьян поднял руку и покачал головой, что, видимо, означало: не обращай на меня внимания. Гарри так и сделал и обратился к Оливии:
— Мне послышалось, что кричит женщина. — Его сердце все еще сжимал ужас.
— Это был я, — сказал Себастьян.
Гарри посмотрел на кузена с удивлением и недоверием:
— Это вопил ты?
— Знаешь, было очень больно, — обиделся Себастьян.
— Ти вопиль как маленький дьевочка, — еле сдерживая смех, проговорил Гарри.
— Нет никакой причины произносить это с противным немецким акцентом, — сказал Себастьян.
— Э-э, сэр Гарри, — услышал Гарри за спиной голос Оливии.
Он обернулся, бросил на нее взгляд и разразился хохотом. Без всякой причины. Только потому, что он долго сдерживался, а увидев ее, не смог удержаться. В последнее время она именно так действовала на его чувства, и он начинал понимать, что это не так уж и плохо.
Оливия, однако, не смеялась.
— Разрешите представить вас моей матери, — сказала она, кивнув в сторону стоявшей возле нее дамы.
Гарри тут же опомнился:
— Извините, леди Радленд, я не видел, что вы здесь.
— Вопль был ужасный, — сухо заметила она.
До этого времени Гарри видел мать Оливии лишь издалека, но сейчас он понял, что мать и дочь действительно очень похожи. В волосах матери блестела седина, а на лице уже были видны тонкие морщинки, но Оливия явно унаследовала черты матери. Судя по тому, как прекрасно выглядела леди Радленд, красота Оливии долго не поблекнет.
— Мама, это сэр Гарри Валентайн. Он снял дом напротив нашего.
— Да, я слышала. Я рада наконец-то с вами познакомиться, сэр Гарри.
Может, это ему показалось, но в голосе леди Радленд он услышал нотки предупреждения, будто она хотела сказать: я знаю, что вы вытворяли с моей дочерью, или: не рассчитывайте на то, что мы позволим вам приблизиться к ней еще раз.
А может, он все это вообразил.
— Что случилось с Себастьяном?
— Он вывихнул плечо, — объяснила Оливия. — Владимир его вправил.
Гарри не знал, беспокоиться ему или удивляться.
— Владимир?
— Да, — с гордостью ответил телохранитель.
— Это было… — Оливия подыскивала слово. — Поразительно.
— Я бы описал это по-другому, — возразил Себастьян.
— Вы вели себя мужественно, — постаралась поддержать его Оливия.
— Он много раз это делал, — вмешался князь, кивнув на Владимира, а потом посмотрел на сидевшего на полу Себастьяна: — Вам придется принять что-либо от боли.
— Опиум?
— Да.
— У меня дома есть немного, — сказал Гарри, положив руку на плечо Себастьяна.
— А-а!
— Извини! Я не хотел… — Гарри поднял глаза на присутствующих, которые смотрели на него так, будто он преступник. — Я хотел его поддержать. Просто похлопать по плечу, и все такое.
— Может быть, нам отнести Себа к нам? — предложил Эдвард.
Гарри помог Себастьяну встать.
— Поживешь у нас несколько дней?
Себастьян кивнул. У двери он обернулся и сказал, обращаясь к Владимиру:
— Спасибо.
Владимир улыбнулся и сказал по-русски, что для него было делом чести помочь такому необыкновенному человеку.
Князь перевел и добавил:
— Согласен. Ваше исполнение было великолепным.
Гарри переглянулся с Оливией. Его глаза смеялись. Но Алексей еще не все сказал.
— Почту за честь, если вы согласитесь быть гостем на моем приеме на будущей неделе. Он пройдет в доме моего кузена. Посла. Это будет праздник, посвященный русской культуре. — Он оглядел присутствующих: — Вы все, разумеется, тоже приглашены. — Он повернулся к Гарри, и их взгляды встретились. Князь пожал плечами, будто говоря: даже вы.
Гарри склонил голову в ответ. Похоже, он еще не покончил с этим русским князем. Если Оливия поедет на прием, он непременно тоже там будет.
Леди Радленд поблагодарила князя за приглашение, а потом, повернувшись к Гарри, сказала:
— По-моему, мистеру Грею надо лечь.
Гарри со всеми попрощался и помог Себастьяну идти. Когда они были уже у двери, Оливия, которая шла рядом, попросила:
— Сэр Гарри, вы дадите мне знать, как он себя будет чувствовать?
Легкая улыбка промелькнула на губах Гарри.
— Будьте у своего окна в шесть часов вечера.
Ему следовало сразу уйти. Вокруг было слишком много народу, а Себастьяну требовалась помощь, но Гарри не мог удержаться и уже в холле бросил на Оливию последний взгляд. В этот момент он наконец понял, что имеют в виду люди, когда говорят, что «глаза светятся».
Когда он велел ей быть у окна в шесть часов, она улыбнулась. А когда он заглянул в ее глаза, впечатление было такое, будто весь мир озарился мягким, теплым светом счастья. И он исходил от нее, от этой женщины, которая стояла рядом с ним на ступенях своего дома.
В этот момент он понял — это случилось. Прямо здесь. В Лондоне.
Гарри Валентайн влюбился.
