Глава 12
— Не могу поверить, что еще трое из наших подруг-пленниц отказываются от побега, — печально говорила Авриль, идя рядом с Жозетт. Она старалась, чтобы голос ее звучал как можно тише, несмотря на царивший вокруг шум — оглашавшие ночь звуки труб, арф и барабанов, детские крики, неумолчный гомон разговаривающих, поющих и смеющихся мужчин и женщин. Поляна на городской окраине, где происходило торжество, была ярко освещена пылающими факелами. — Еще трое, Жозетт! Значит, остается лишь… О Боже милосердный, мы с тобой можем остаться вдвоем!
Жозетт казалась такой же озабоченной, как и Авриль, и ничего не отвечала, сосредоточившись на апельсине, который ела на десерт.
Три женщины, только что упомянутые Авриль, вместе со своими похитителями вышли на середину круга, который по окончании праздничной трапезы освободили от столов, и присоединились к тем, кто собрался потанцевать.
— Ты только посмотри на них, — горько сетовала Авриль. — Когда я говорила с ними всего два дня назад, они мечтали побеге — а сегодня заявляют, что не желают покидать остров. Они только и делают, что с дурацкими блаженными улыбками на лицах глазеют на своих мужей и ведут себя, как… как…
— Счастливые новобрачные, — смиренно подсказала Жозетт.
— Как легкомысленные, сбитые с толку пустышки! — возмущенно закончила Авриль. — О святые великомученики, в жизни не поверила бы, что все они позволят так быстро себя оболванить.
В этот момент у них за спиной раздался бодрый мужской голос который сердечно приветствовал их. Авриль оглянулась. Помимо танцев и музыки, горожане устроили много других развлечений: на празднестве присутствовали жонглеры, исполнители баллад, сказители, а в сторонке собралась группа мужчин, задумавших помериться силой. Они соревновались в поднятии и метании тяжеленных валунов, подначивая друг друга, пыхтя и отдуваясь от натуги.
Хок тоже стоял среди них, наблюдая за состязаниями и беседуя со своим другом Келданом и другими, подходившими к нему, чтобы поклониться, пожать руку или похлопать по спине. При этом все радостно улыбались. Всю ночь люди искренне поздравляли Хока. По тому, как они вели себя, можно было предположить, что многие уже давно его не видели.
Авриль была счастлива, что наконец представился случай побыть вдали от него. За ужином, сидя рядом с Хоком, она с трудом выдавила из себя лишь несколько слов и почти ничего не ела — слишком уж будоражил ее его низкий хрипловатый голос, дурманящий сосновый запах мыла, которым он пользовался при бритье, и ее собственный желудок, который судорожно сжимался всякий раз, когда Хок склонялся к ней, чтобы наполнить ее чашу. И каждый раз, когда он смотрел на нее…
Не успела она подумать об этом, как Хок, словно бы невзначай, взглянул в ее сторону. С тех пор как они встали из-за стола и Авриль уже не было рядом, он не спускал с нее внимательного взгляда. Их глаза встретились поверх толпы, и Авриль показалось, что воздух вокруг нее мгновенно накалился и поплыл, как это бывало, когда они оказывались в непосредственной близости друг от друга.
С замиранием сердца она опустила голову и уставилась на свою синюю, цвета сапфира юбку. Авриль не захотела надеть платье, которое выбрал для нее Хок. В отличие от Жозетт и остальных новобрачных отказалась она надеть и серебряную свадебную брошь, которую он приколол ей на грудь в ту ночь в альтинге, опасаясь, что если она, дабы доставить ему удовольствие, уступит в такой малости, то позднее не сможет противиться и в куда более серьезных вещах.
Авриль изо всех сил сцепила руки, пока не почувствовала, что обручальное кольцо впечаталось в ладонь. Она должна вернуться домой, к Жизели.
Даже если это путешествие им с Жозетт придется проделать всего лишь вдвоем.
— А как насчет итальянки? — с надеждой спросила Жозетт, когда они остановились посмотреть на трюки, которые проделывал жонглер со своей собакой. — Если бы ты смогла ее найти, я уверена, она помогла бы…
— Я нашла ее, — проворчала Авриль. — Но боюсь, она к нам не присоединится. Мне также удалось поговорить перед ужином с английской дамой. Ты не поверишь, что она мне сказала! Оказывается, она ехала через Антверпен в монастырь, куда была намерена удалиться. А теперь уверена, что ее похищение — Божья воля, поэтому она намерена остаться и обратить здешних жителей в христианство.
— О?! — Жозетт отправила в рот последнюю дольку апельсина. — Это… достойный выбор. Но… но есть ведь еще две пленницы, не так ли? Ну те, что готовы были бежать…
— Те, которых нет даже на сегодняшнем торжестве? Их не видели целый день. — Авриль вздохнула. — И, к несчастью, кажется, я знаю почему. Боюсь, и на них мы больше не можем рассчитывать. — Она помрачнела еще больше. — Не надо устраивать празднование в честь новобрачных при том, что треть самих новобрачных даже не присутствует на нем.
— Один из местных жителей сказал мне, что обычно такой праздник устраивается в ту же ночь, что и церемония в альтинге, — сообщила Жозетт, — но на сей раз был отложен из уважения к памяти двух погибших во время путешествия в Антверпен.
Авриль недоуменно покачала головой.
— Значит, они рискуют даже жизнью, чтобы добыть себе жену, — пробормотала она себе под нос. — Никак не могу этого понять.
Авриль оглянулась туда, где стоял Хок, наблюдая за веселыми соревнованиями силачей, и вспомнила, каким напряженным и неразговорчивым он был в ту первую ночь. Наверное, это потеря двух товарищей так огорчила его тогда…
Кто-то тронул ее за руку, и, оглянувшись, она увидела мальчика лет одиннадцати, который, произнеся что-то по-норманнски, протянул ей сложенный кусочек пергамента.
— Что это? — спросила Жозетт.
— Не знаю, — ответила Авриль, удивленно подняв брови.
Развернув послание, она прочла две строчки, написанные по-французски:
«Я хочу с вами поговорить. Мальчик покажет вам, куда идти. Нина».
Авриль задумалась: что нужно от нее этой женщине? Оглядывая толпу, она не видела Нины, зато заметила, что Хок снова смотрит в ее сторону.
Авриль повернулась к нему спиной и, сложив записку, сунула в рукав. Она никуда не сможет отлучиться без того, чтобы он тут же не последовал за ней.
— Спасибо, — сказала она мальчику, — но Нине придется подождать.
— Кому? — с любопытством переспросила Жозетт.
— Не важно, — отмахнулась Авриль. Отослав мальчика, она взяла Жозетт под руку и повела ее сквозь водоворот танцующих и веселящихся горожан. Она остановилась возле группы людей, слушавших музыканта, игравшего на дудке: достаточно весело и громко, чтобы их с Жозетт никто не услышал, и ободряюще сжала руку подруги — та весь вечер была необычно тиха и совершенно на себя не похожа.
— Жозетт, все будет хорошо, обещаю. Не бойся. Нам никто больше не нужен. Мы с тобой сами справимся, — улыбнулась Авриль. — Представь себе, что это приключение — такое, о каких мы с тобой мечтали, когда были детьми: два пирата из Морле снова выходят в открытое море.
— Два пирата из Морле, — с тоской повторила Жозетт. — Нам с тобой было так весело тогда, Авриль. Ты всегда была моей самой близкой подругой…
— И навсегда ею останусь. Уверена, мы благополучно доберемся до дома. На лодке Хока наше путешествие будет гораздо более легким и менее опасным.
— Но… — Жозетт отвела глаза и закусила губу, — ты сказала, что даже не знаешь, где она стоит.
— Это правда. — Авриль бросила раздраженный взгляд в сторону Хока. — Он не пустил меня сегодня на верховую прогулку, но, возможно, завтра, когда все устанут после этого празднества, мы сможем улизнуть и поискать лодку. Мне удалось узнать от Хока, что Антверпен находится не более чем в трех пнях плавания отсюда, — прошептала она. — А ты узнала что-нибудь полезное? Келдан не проговорился тебе, в каком направлении надо плыть?
— Ну, я… — Жозетт откашлялась. — Авриль, я все время думала, как мне сказать тебе об этом. Сегодня я…
— Что, Жозетт? Что такое ты узнала сегодня?
Жозетт вспыхнула до самых корней волос.
И Авриль услышала, как сердце глухо ударилось о ребра. Она догадалась наконец, что подруга ее была тиха и смущена вовсе не потому, что боялась предстоящего путешествия. Ужас охватил Авриль.
— Жозетт, — глухо произнесла она. — Что вы с Келданом делали с тех пор, как мы виделись в последний раз?
— Ягоды! — выпалила подруга. — Сегодня мы собирали ягоды.
— Весь день?
Жозетт сама стала малиновой, как спелая ягода.
— Боже милостивый, Жозетт, скажи мне, вы не…
— Нет! Я… о-он только поцеловал меня. И… и… — Жозетт не отрывала глаз от носков своих туфель, словно в них было нечто необыкновенное. — Ну, он плотник, ты же знаешь, и…
Авриль смотрела на нее, ничего не понимая.
— У него… — Тень улыбки скользнула по губам Жозетт — той самой блаженной улыбки, которая играла на лицах остальных пленниц. — У него очень чувствительные руки.
Авриль показалось, что один из валунов, которые кидали мужчины. обрушился прямо ей на голову.
— Жозетт, даже думать не смей! Нет, мы должны вернуться во Францию! Я обязана вернуться домой, к Жизели, а тебя…
— Что? — подняла голову Жизель. — Что ждет меня дома, во Франции?
Авриль лихорадочно искала убедительные доводы:
— Твои братья! Как же твои братья? Я уверена, они с ума сходят, не зная, куда ты подевалась.
— Да, не сомневаюсь, что они сходят с ума. — Жозетт опустила ресницы и часто заморгала. — Сходят с ума из-за того, что я причинила им столько хлопот. Сходят с ума оттого, что боятся, как бы с них не потребовали за меня выкуп. — Жозетт тряхнула головой. — Моя семья совсем не такая, как твоя, Авриль. И никогда не была такой.
— Я знаю. О моя бедная подруга, я знаю! — Авриль взяла Жозетт за обе руки и крепко сжала их. — Но ты же не можешь мечтать о… о…
— О том, чтобы добрый, любящий, великодушный человек стал моим мужем?
— Он привез тебя сюда против твоей воли!
— А так ли уж это отличается от того, как девушек выдают замуж во Франции? Останься я дома, братья выбрали бы для меня пару. С самого рождения судьбой женщины во Франции распоряжаются отец или братья, или сюзерен Это они решают, что нам делать, где жить и за кого выходить замуж. Какой женщине удалось прожить жизнь согласно ее собственной воле.
— Мне удалось!.. — с горячностью заявила Авриль.
Жозетт отдернула руки:
— Твой брак с Жераром тоже был заранее обусловлен.
— Но у меня все было не так.
— А почему? Потому что ты влюбилась в него? Потому что он сделал тебя счастливой? Авриль, я помню письма, которые ты писала в первые недели после свадьбы — как ты проводила все время, сопротивляясь ему, плакала, мечтала вернуться домой, в Бретань, поскольку считала, что совершила ошибку.
Авриль сложила руки на груди и отвернулась, смущенная напоминанием о том почти забытом эпизоде своей жизни, когда она так не любила Жерара. То время казалось теперь таким же далеким, как звезды, что сверкали в небе над их головами.
— А потом ты полюбила его, — тихо продолжала Жозетт. — Признаюсь, я никогда не могла понять, как твои чувства к нему могли измениться столь решительно. — С этими словами она взглянула туда, где стоял Келдан. — Не могла до последнего времени, — добавила она.
Авриль не знала, что еще сказать. Она чувствовала себя несчастной, потрясенной. Потерянной.
— Здесь я была счастлива, — мягко продолжала Жозетт. — Счастливее, чем когда бы то ни было дома. Асгард — такое покойное место. Ты заметила, что здесь никто не носит оружия?
— Нет. — До сих пор Авриль этого не замечала. Она обвела взглядом людей, толпившихся вокруг, и тех, что стояли на противоположном конце поляны.
Ни у одного не было ни меча, ни даже ножа. Кроме Хока — тот был вооружен и тем, и другим.
— Как странно… — нахмурилась Авриль. — Эти викинги вовсе не соответствуют той репутации диких варваров, какая сохраняется за ними вот уже несколько веков.
— Да. Похоже, здесь людям не разрешается даже ссориться друг с другом, — подхватила Жозетт. — У них нет войн, нет сражений. Они очень строго соблюдают свои законы.
— Но, Жозетт, я все равно считаю, что ты совершаешь ошибку. Мы слишком многого не понимаем в здешней жизни и в здешних людях. Например, куда девались все их старики? — Авриль снова обвела взглядом толпу и еще раз убедилась, что лишь несколько женщин казались перевалившими рубеж средних лет. — Быть может, у них срок жизни короче? Или мужчины умирают молодыми? — добавила она, наблюдая за несколькими супружескими парами, в которых жены казались гораздо старше мужей.
И тут еще один факт, которого она прежде не замечала поразил ее:
— Ты видишь здесь маленьких детей? Я не вижу ни одного младше ну… ну, скажем, восьми-девяти лет.
— Малыши, должно быть, уже спят в столь поздний час как же иначе?
— Может быть, — согласилась Авриль. — Но, Жозетт разве ты не видишь, что тебе нельзя…
— Авриль, прошу тебя. Не пытайся меня убеждать. Я всегда позволяла другим делать выбор за меня. На сей раз я… Голос ее дрогнул, но тут же вновь обрел уверенность. — На сей раз я сама сделаю свой выбор. Я хочу остаться здесь. С Келданом.
Спазм сжал горло Авриль. Голос стал сиплым:
— Жозетт, ты была моей ближайшей подругой с тех пор… с тех самых пор, как я начала понимать, что значит дружба. Как же я могу оставить тебя здесь?
— Я тоже не хочу терять тебя, мой дорогой «пират из Морле». — Жозетт обняла ее. — Но я не могу плыть с тобой.
— А я не могу остаться. — Авриль сжимала подругу в и объятиях.
— Знаю. Мне очень жаль, что тебе придется справляться одной. — Жозетт отступила на шаг и вытерла слезы.
— Но все, что смогу, чтобы помочь тебе, Авриль. Обещаю: я узнаю все, что тебе требуется, и сообщу как можно скорее. Авриль стояла и молча смотрела, как ее задушевная подруга поспешно уходила от нее — уходила к своему мужу.
Здесь, в тихом, почти опустевшем городе, через несколько улиц от места, где происходили торжества, звуки празднества отдавались лишь приглушенным гулом. Авриль все время оглядывалась, опасаясь погони, но она тщательно выбрала момент, когда внимание Хока оказалось надежно отвлечено от нее. Он вел какой-то долгий разговор со старейшиной, которого она считала его родственником, и Авриль не упустила удобного случая.
Вслед за мальчиком, показывавшим дорогу, она протиснулась в узкий проход между двумя жилищами.
— Нина? — тихо позвала она.
— Мое дорогое дитя, как приятно снова видеть вас! — проворковала Нина, выступая из тени. Драгоценные камни на перстнях, которыми были унизаны ее пальцы, сверкнули в лунном свете — это она жестом отослала мальчика. — Вы явно не спешили. У меня, знаете ли, есть более увлекательные занятия, чем всю ночь ждать вас здесь. К тому же становится прохладно…
— Прошу прощения, что заставила себя ждать. — Авриль нервно оглянулась.
— Бьюсь об заклад, вы колебались, не зная, следует ли мне доверять.
— Возможно, — уклончиво ответила Авриль, она не собиралась открывать ей истинную правду.
Мне не к кому больше обратиться. У Авриль подозрительно запершило в горле. Она молила Бога, чтобы эта женщина не обманула ее, чтобы она действительно больше хотела помочь ей, чем навредить.
— Не бойтесь, глупая чужестранка, — театрально вздохнула Нина. — Если бы я хотела причинить вам вред, я бы не стала подвергать себя опасности и не пришла бы сюда. Сегодня вечером мы с друзьями устроили свой, отдельный праздник в моем ванингсхусе…
— Отдельный праздник? Вы не были на торжествах? — Нина рассмеялась, словно сама мысль о присутствии на городском празднестве показалась ей смешной.
— Нет, я принимаю у себя кое-кого из моих здешних приятельниц, которые не желают участвовать в общем ликовании. Она скрестила руки на груди. — Потому что мы не видим причин радоваться.
— Понимаю, — рассеянно откликнулась Авриль. — И оставили их лишь для того, чтобы поговорить со мной?
— Когда мы с вами расставались в прошлый раз, я сказав что охотно помогу вам чем только смогу. — Нина замолчала, скрыв взгляд своих серых глаз за опущенными ресницами. Когда она заговорила вновь, Авриль показалось, что голос ее потеплел. — Может быть, мне и незнакомо чувство материнства, но я могу представить себе, что испытываете вы, будучи разлучены со своим ребенком.
Наконец Авриль поняла то, чего никак не могла понять раньше, — что за чувство сквозило в голосе Нины.
Зависть.
— У вас нет собственных детей? — мягко спросила она. Ее сердце переполнилось сочувствием к этой женщине, которая была старше ее.
Не надо мне сочувствовать, чужеземка! — Нина сердито вскинула ресницы, взгляд ее снова стал холодным. — Я вполне довольна своей жизнью. У меня есть племянницы и племянники, которые меня обожают, я отличный ювелир и когда-нибудь, вероятно, даже выйду замуж — если лучшие мужчины Асгарда оставят наконец эту идиотскую традицию привозить себе жен со стороны.
— Вы хотите сказать, что можете выбрать мужа только среди асгардских мужчин? — смущенно поинтересовалась Авриль. — Здешние женщины не вольны совершать такие же вылазки, чтобы привозить себе мужей?
— Едва ли женщина может похитить мужчину, — с глумливой усмешкой заметила Нина.
— Такой красавице, как вы, вряд ли есть необходимость прибегать к похищению, чтобы заполучить мужа. — Красные губы Нины искривились в усмешке.
— Я действительно обожаю лесть. Но, к сожалению, существуют законы и традиции, запрещающие такой…
— Законы, обязательные для женщин, но необязательные для мужчин? — Авриль решительно тряхнула головой. — Это несправедливо. Быть может, вам и вашим здешним приятельницам стоило бы положить начало новой традиции?
Нина приподняла золотисто-каштановую бровь:
— Какие смелые мысли бродят у вас в голове, маленькая чужеземка! — Она отвела взгляд и, словно размышляя вслух, медленно проговорила: — Женская вылазка за мужьями… Может быть… — Однако тут же нетерпеливо взмахнула унизанной перстнями рукой: — Все это очень интересно, но у нас с вами действительно мало времени…
— Да, — согласилась Авриль, снова пугливо озираясь. — Как только Хок обнаружит, что я удрала от него, он начнет меня искать. — Она взглянула на Нину. — Нужно составить план. Я хочу, чтобы вы завтра отвезли меня к лодке Хока и…
— В этом, возможно, больше нет необходимости. Я начала объяснять вам перед тем, как вы засыпали меня столькими вопросами, что сегодня вечером обсуждала ваше положение с моими приятельницами. И одна из них поведала мне нечто, что может вас заинтересовать. — Нина улыбнулась, очень довольная собой. — Уверена, что мне удастся раздобыть для вас другую лодку, моя дорогая. Ту, что находится гораздо ближе, чем лодка Хока.
Авриль ахнула от изумления. И вспыхнувшей надежды.
— Ладно, хватит стоять и ахать! — Нина прошла мимо Авриль и двинулась вдоль по улице, приглашая ее следовать за собой. — Скорее всего, в нашем распоряжении совсем мало времени. Давайте же не будем терять его.
— Вы хотите сказать, что поведете меня туда прямо сейчас!
— Да, если, конечно, вы не предпочитаете попытать счастья в западном лесу. — Обернувшись, Нина уперлась руками бока. — Я, во всяком случае, вовсе не жажду окончить свои дни в качестве волчьего лакомства.
Авриль сделала шаг, остановилась и оглянулась назад.
Отсюда были видны озаряющие ночное небо всполохи факелов на праздничной поляне, слышались звуки музыки и голоса смеющихся людей.
Нина раздраженно-нетерпеливо воскликнула:
— Так вы хотите бежать или нет?
— Да, — отозвалась Авриль дрогнувшим голосом и подтвердила уже твердо, повторила: — Да!
— Тогда пошли скорее, моя дорогая. — Нина снова зашагала впереди, показывая дорогу. — Если все пройдет хорошо, вы уже сегодня покинете Асгард.
— Не помню, чтобы когда-либо видел тебя гладко выбритым, Вэлбренд. Йа, вот почему ты кажешься каким-то другим.
— Неужели мужчина не может что-то изменить в своей внешности без того, чтобы пол-Асгарда не обсуждало это событие? — проворчал Хок. Пора бы им всем уже перестать замечать, что он побрился, подумал он про себя.
Хэмар, пивовар, добродушно рассмеялся и наполнил кубок Хока элем собственного изготовления.
— Конечно, не может, если он носил бороду так долго, как ты. — Он подкрутил собственные густые рыжие усы и подмигнул: — Но, конечно, женатый человек должен думать о жене, не так ли? Дамы чертовски не любят целоваться с усачами.
Хок ругнулся, уткнувшись в кубок, а Хэмар пошел дальше с бочонком эля, потчуя присутствующих. Дядя Хока, Эрик, стоявший рядом, хмыкнул.
Хок залпом выпил большую часть эля и бросил на него сердитый взгляд:
— Очень рад, что так забавляю тебя, дядя.
— Я тоже рад, — ответил Эрик, находившийся в этот вечер в необычайно приподнятом настроении. — Я уж и забыл, какой приятной может быть такая ночь, как сегодня.
Хок насупился — хотел бы он вот так же радоваться этой ночи. Для него было мукой сидеть рядом с Авриль во время ужина и страстно желать ее, в то время как она оставалась отстраненной, молчаливой и отвергала все его попытки заговорить с ней.
Если прежде он и думал о том, что со временем убедит ее смириться со здешней жизнью, то сегодня она лишила его последних иллюзий. Она никогда не примирится с пребыванием на Асгарде. И с ним.
Он увез ее от ребенка, от невинной малютки, которая из-за него теперь вырастет сиротой, — этого Авриль никогда ему не простит. И нельзя ее винить за это.
— Что же ты ворчишь на всех? Ведь люди радуются за тебя, — упрекнул его Эрик. — Они довольны, что ты привез на Асгард новую жену.
Хок не ответил, не видя смысла обсуждать с дядей истинную причину своего нынешнего мрачного настроения.
Обычно Эрик Вэлбренд, отшельник и стоик, не посещал подобных увеселений. Но сегодня он, по его собственным словам, обязан был представить английскую девушку Блис неженатым жителям острова, чтобы она могла выбрать себе мужа.
В настоящий момент Блис стояла рядом с женой Келдана, которая подбадривала мужа: Келдан участвовал в борцовских состязаниях, начавшихся вслед за метанием валунов.
Хок снова отпил из кубка:
— Мои мысли и сегодня заняты моими обязанностями, дядя.
Я думал, тебя это порадует. — Весь вечер он искал в толпе Торолфа, опасаясь, что негодяй может явиться сюда. Как бы не случилось тогда беды. Но пока Торолфа нигде не было видно. — Что же касается моей жены, то она не желает иметь со мной ничего общего.
Дядя посмотрел на Хока внимательно и серьезно:
— Но за ужином вы казались вполне благополучной парой.
— Мы стараемся соблюдать приличия, — коротко ответил Хок. — На самом деле мы живем, как чужие.
— Вот как? И когда ты собираешься исправить положение?
Хок с трудом удержался, чтобы не нагрубить. Его спасло то, что в этот момент Келдан поверг на землю очередного противника, и все радостно закричали, восславляя его победу.
Хок поморщился, глядя, как его покрытый синяками, измочаленный друг вскочил и тут же бросился к новому сопернику. Кел, видимо, хотел изнурить себя до бесчувствия, что, как печально отметил Хок, вовсе не помогает.
Он-то это точно знал, потому что весь день пытался делать то же самое.
Только Жозетт способна облегчить страдания бедного Келдана.
— Ты должен дать своей жене время, — посоветовал Эрик. — Окружи ее заботой, нежностью. И любовью. Хок смерил дядю свирепым взглядом:
— Странно слышать такой совет от тебя.
Эрик Вэлбренд был невероятно скуп на заботу, нежность и любовь, когда Хок рос в его доме; он был непоколебимо уверен, что мальчик должен стать достаточно сильным и суровым, чтобы не повторить ошибок отца.
Не лелеять те же мечты, что лелеял отец.
— Люди меняются, — ответил Эрик, не уклоняясь от укоризненного взгляда племянника. — Ты тоже можешь измениться. Когда-нибудь у тебя должен родиться сын. Нужно, чтобы было кому продолжить род Вэлбрендов и традицию…
— Ради всех святых, — взмолился Хок, — опять это слово!
— Йа, традицию. Однажды ты захочешь заняться чем-нибудь другим, и нужно, чтобы был наготове человек, который сможет занять твое место воктера.
— Ты так недоволен тем, как я исполнял свой долг, дядя.
— Нет, я вовсе не это имел в виду.
— Я не собираюсь оставлять свой пост, — безразлично заметил Хок. — Я ведь не отец. А что касается моей жены.
Он оглянулся в ту сторону, где Авриль стояла с Мартой и ее семьей, когда он смотрел на нее в последний раз.
Но там он ее больше не видел.
Озираясь по сторонам, Хок со все возраставшей тревогой искал ее.
Авриль нигде не было.
