В то время, когда Доминик неспешно беседовал с Морганом, Мелисса, лежа без сна в своей постели, думала, как ей избавиться от внимания Джона Ньюкомба. Было бы здорово уехать на скачки в Вирджинию в конце апреля. Но как там избежать его присутствия? Недели две тому назад, вернувшись домой, она увидела, что у них на плантации новый гость — Джон.

Мелисса вздохнула. Да, приятный молодой человек. Но не любит она его! Ей не хотелось причинить ему боль, но как поступить, чтобы отвадить его и всех будущих поклонников?.. Она не была тщеславной и не слишком-то думала о неотразимом действии своей внешности на мужчин. Если бы она родилась косоглазой или кривой Вдруг ее осенило, и девушка улыбнулась. Может, все же найдется способ…

На следующее утро, наслаждаясь майским теплом, Мелисса стояла посреди комнаты и, сосредоточенно хмурясь, смотрела на себя в потускневшее от времени большое зеркало. Ее удовлетворило то, что она в нем увидела. Сморщив красивого рисунка губы. Мелисса вытянула их в тонкую ниточку и еще раз посмотрелась. Отлично! Противнее не бывает. Приняв еще кое-какие меры, она танцующей походкой вышла из спальни. Захарий растянулся на диване в залитой утренним солнцем комнате, и девушка весело закружилась перед ним.

— Ну? — спросила она. — Как я тебе? Он молчал, оторопело глядя на ее перекошенное лицо.

— Ну скажи что-нибудь! Я сделала все, что могла. Неужели мало?

— Мало? — проговорил Захарий. — Дорогая, ты превзошла самою себя! Ты похожа на… — он поперхнулся на полуслове, а затем весело расхохотался. Он пытался остановиться, но приступы смеха одолевали его. — Ты выглядишь…

— Ужасно? — подсказала Мелисса с надеждой, пока Захарий искал слово, способное выразить внешность сестры.

Ужасно. Может, это слишком сильно, но теперь Мелисса ничем не напоминала симпатичную молодую леди, с которой дядя Джош беседовал в библиотеке. Единственное, от чего ей не удалось избавиться, — так это от золотисто-карего цвета глаз. Вряд ли кто признает хорошенькую племянницу Джона Манчестера в этом чучеле! Густые вьющиеся волосы Мелисса убрала с лица, стянув в чопорный тугой узел на затылке, отчего миндалевидные глаза превратились в щелки. Черты лица заострились. Но особый расчет Мелисса делала на старомодные очки, которые откопала на чердаке в отцовском сундуке.

Эти два колеса на носу просто посланы Богом. Они не только отвлекали внимание от прекрасных глаз и черт лица, они заставляли девушку щуриться, когда она пыталась что-то разглядеть сквозь маленькие линзы. К довершению всего среди кучи барахла на чердаке она отыскала безвкусное платье, которое висело на ней, как на палке, скрывая упругую грудь и тонкую талию. Серо-зеленая ткань придала ее золотистой коже нездоровый бледный оттенок, а уж когда она кривила губы — картина выглядела совершенно законченной и безнадежной: классическая старая дева.

К сожалению, Мелисса не могла удерживать губы в таком положении, когда смеялась (а она это делала часто), и образ рассыпался. Но Мелисса была довольна собой: ее внешность плюс к ней плачевное состояние дел Сеймуров отвадят докучливых поклонников.

— Ну и как? — снова спросила Мелисса. — Теперь Джон Ньюкомб отстанет от меня!

— Бог мой! Конечно! Он только взглянет на тебя, и — конец! — Захарий задорно засмеялся. — Но мне интересно, как дядя Джош воспримет тебя в таком виде.

— Его может хватить апоплексический удар, и он тоже от меня отстанет.

— Надеюсь, — ответил Захарий. — Ваши с ним споры после твоего отказа Ньюкомбу совершенно ужасны. Вы так ругаетесь, — удивительно, что вас не слышат в Батон-Руже.

— Я что-то не заметила, чтобы и ты говорил тихим голосом. А вчерашняя перебранка была еще хуже, чем та, что ты устроил, когда я отказала Джону. Тогда ты просто сказал, что он мне надоедает, а вчера — вчера ты кричал на него и велел убираться из дома. Захарий смутился:

— Я не выношу, когда он говорит с тобой в такой манере. Ты вправе отказать Ньюкомбу и кому угодно, и я просто потребовал, чтобы Джош не принуждал тебя делать то, чего ты не хочешь. — Потом, волнуясь, добавил:

— Он ведь не может меня выдворить из Уиллоуглена, правда? Я имею в виду — он не мой опекун?

Веселость Мелиссы улетучилась, и с тревогой в голосе она призналась:

— Я знаю только, что по воле отца Джош и я разделяем опеку над тобой. Но я не знаю, что будет, если Джош потребует, чтобы я жила под его опекой. Я буду бороться, но…

Они выглядели обескураженными, не понимая, как далеко простирается опекунство Джоша над Захарием. Однако все — вплоть до местного судьи — друзья дядюшки. Но вряд ли он способен причинить вред своим племянникам: с детства он и тетя Салли поздравляли их с днями рождения, хотя сам Хью не помнил, когда родились его дети. Именно дядя Джош подарил Мелиссе первого пони. Он часто занимался с Захарием, когда тот в тринадцать лет сломал ногу. Дядя Джош был человеком, к которому они прилепились после смерти Хью, он стремился оградить их от несчастья, которое свалилось на них по вине отца: разорения Уиллоуглена.

Джош Манчестер был хороший человек, и Мелисса знала, что он любит их с Захарием и хочет, чтобы им было как можно лучше. Поэтому затянувшееся противостояние приносило ей боль. «Был бы он злой, — думала она горько, — было бы легче». Но всякий раз у них шел один и тот же спор. Из-за отказа выйти замуж за Ньюкомба она чувствовала себя виноватой, девушка не хотела обижать дядю — она с радостью влюбилась бы в этого парня или в любого другого, нравящегося Джошу, но не могла. Даже не желая огорчать дядюшку, она не собиралась вступать в брак с тем, с кем не хотела.

А вдруг дядя Джош выложит последнюю карту? Если он поставит условие — или замужество, или опекунство над Захарием? В горле у нее пересохло, и Мелисса почувствовала, как слезы собираются в уголках глаз. Но дядюшка за долгие месяцы ни разу не упомянул об опекунстве, до вчерашнего дня.

Вспоминая неловкость Джоша во время последней стычки, Мелисса почувствовала, как его разрывает на части. Ему претило угрожать ей, что заберет Захария из-под ее опеки, но было ясно, что Джош уверен: замужество Мелиссы — единственное, что вызволит их из сложившейся финансовой ситуации. И он снова подчеркнул, что не только Манчестеры выиграют от этого.

Страдая, Мелисса все время напоминала себе, что Джош не желает ей зла, он хочет, чтобы она вышла замуж за доброго, приятного молодого человека из хорошей семьи. Что в этом плохого?

Ее охватило чувство вины. Неужели она такая тупоголовая эгоистка? Может, выйти замуж за Джона и разом покончить со всеми неприятностями? Но она же не любит этого человека. Ее сердце противилось этой мысли. Манчестеры, несмотря на их жалобы и стенания, не были в таком уж бедственном положении, хотя сейчас для них нелегкое время. И Мелисса полагала, что именно поэтому у нее нет необходимости жертвовать собой ради семьи. Если бы Манчестеры оказались в отчаянной ситуации, над ними нависла угроза утраты плантаций и всего остального, тогда бы она не колебалась. Она бы вышла замуж за Ньюкомба и попыталась стать ему хорошей женой. Но девушка знала, что, если в следующем месяце хотя бы одному из кораблей Джоша удастся пройти сквозь британские кордоны, его положение сразу улучшится, а ее жертва окажется напрасной. Кроме того, кузен Ройс вполне обеспеченный человек, он не оставит своего отца в беде. И если Джош смирит свою гордость и попросит старшего сына помочь, то…

Незаметно к Мелиссе подошел Захарий и обнял сестру за талию, отвлекая от печальных мыслей.

— Я бы хотел, чтобы дядя Джош был настоящим чудовищем. Тогда было бы проще, — мне очень не хочется ссориться с ним. Но я ему не позволю досаждать тебе. Потом, когда пройдет время, Джош первый будет хохотать, вспоминая об этом.

Слабо улыбнувшись.

Мелисса кивнула и вздохнула:

— Нам надо убедить себя: то, что мы сейчас делаем, в его же интересах. Наш милый дядя всегда жил очень легко, а сейчас ему надо перенести превратности судьбы.

Настроение Мелиссы слегка поднялось, Зак улыбнулся ей:

— Да, дорогая, с тобой не поспоришь. — С улыбкой превосходства на красивом лице Зак посмотрел на сестру сверху вниз. — Выйди мы из этой ситуации с легкостью, то отнеслись бы к ней, как к шутке. Она развлекла бы нас.

С порога раздался хриплый голос с явно французским акцентом:

— И что это за шутки, дети мои? Одна из них — когда молодой мосье положил холодный пудинг в мою лучшую пару обуви, а другая — когда одна мадемуазель насыпала перца в мой кофе?

— Этьен! — хором воскликнули Мелисса и Захарий и радостно повернулись к невысокому элегантному французу, входившему в комнату.

Возбужденная, с сияющими глазами. Мелисса тараторила:

— Ты вернулся? Все в порядке? Ты привез их? Где они, где?

Этьен предупреждающе поднял руку:

— Пожалуйста, малышка! По одному вопросу! — И, взглянув на Мелиссу, Этьен разинул рот:

— Боже мой! Что с тобой случилось, пока меня не было? Почему ты так выглядишь? Так… — Его глаза сощурились. — Ах, ну, конечно, твой дядя вынудил тебя нарядиться старой каргой.

— Да! — горячо ответила Мелисса, улыбаясь догадливости Этьена. От него вообще редко что ускользало.

Сколько девушка себя помнила, Этьен Мартон всегда был частью их жизни. Когда дядя Джош подарил ей первого пони, то Этьен поддерживал ее, когда она падала, пока не научилась ездить верхом.

Небольшого роста, субтильный, Этьен был лучшим лошадником из всех, кого она знала. В его теле была особая мускулистая сила, позволявшая изящным рукам без всякого труда усмирить даже мощного Фолли. Возраст Этьена и его происхождение оставались тайной для обоих Сеймуров. Иногда Мелисса думала, что ее отец знал о предках Этьена, ведь тот появился в Уиллоуглене сорок лет назад. Тогда Этьен был молод, а его речь и манеры указывали на благородное происхождение. Он много знал о лошадях, и дед Мелиссы, Джефри Сеймур, взял его к себе управлять конюшнями и целиком полагался на его советы, когда дело касалось лошадей.

На вид Этьену можно было дать и пятьдесят, и семьдесят. Мелисса считала, что ему лет шестьдесят пять. В его волосах не было и намека на седину, они были черными и густыми, и девушка иногда думала, что Этьен очень горд этим обстоятельством, так как он просто выходил из себя, когда она подтрунивала над ним, отыскивая на его висках седой волосок. Загорелое, смуглое лицо тоже скрывало возраст, а умные черные глаза всегда смотрели молодо и живо, поэтому Мелисса с Захарием относились к нему как к сверстнику. Но когда дело касалось конюшни. Мелисса безоговорочно признавала его авторитет. И когда во время поездки в Вирджинию он предложил на деньги, заработанные Фолли, купить несколько молодых кобыл, Мелисса без колебаний последовала его совету.

Мелисса и Захарий уже почти две недели с нетерпением ждали Этьена. По мере того как шли дни, чувства Мелиссы достигли предела. У нее руки чесались начать конное дело. От волнения ее глаза потемнели, когда она вдруг вспомнила, чем кончилось путешествие Хью в Англию.

— Ты, конечно, — начала она осторожно, — привез хорошие новости? Этьен мягко улыбнулся:

— Малышка, я не могу тебя подвести. — И предостерегающе погрозив пальцем, добавил:

— Не все мужчины похожи на твоего отца. Тебе надо учиться доверять людям.

Мелисса скорчила гримасу и пожала плечами. Это был их старый спор, который ей не хотелось сейчас продолжать. Сняв очки и положив их на стол, она сказала:

— Не пытайся уйти от разговора. Когда же, дорогой мосье, мы сможем увидеть, на что вы потратили наши деньги? Я надеюсь, что вы мудро распорядились ими.

Этьен засмеялся:

— Ну ты и зануда, душа моя. Но очаровательная зануда. Пошли. Посмотришь, что ждет тебя на конюшне.

Дважды ему повторять не пришлось. Мелисса и Захарий вылетели из комнаты, а за ними не спеша следовал Этьен. Они заглянули внутрь конюшни, желая поскорее увидеть то, что должно стать началом их процветающего конного завода, но в стойлах было пусто.

Смущенные, они ждали Этьена.

— Где же они? — спросил Захарий. — Разве ты не привез их? Этьен улыбался:

— Кажется, одна из вновь прибывших леди жаждала встретиться с новым мужем, и, боюсь, она — с Фолли. Удивлен, что вы не слышали, как он громко возвестил о своем удовлетворении.

Смеясь, все трое быстро пошли к большому кругу за конюшней. Облокотившись на свежевыкрашенные белой краской перила, они уставились на пять лошадей, лениво щипавших пробивающуюся зеленую траву.

Фолли легко было заметить среди новичков. Он стоял, подрагивая холеными мощными мускулами, могучий на фоне изящных кобылиц. Впервые жеребец равнодушно отнесся к Мелиссе, когда та пристально рассматривала четырех кобыл в круге. Некоторое время все молчали, потом взгляд Мелиссы обратился еще к двум новым животным, гнедым арабской крови: небольшие, прекрасной формы головы и невероятно длинные, стройные ноги определенно указывали на их происхождение. И девушка с благодарностью признала: все они великолепны — то, что она хотела.

С облегчением выдохнув, Мелисса быстро взглянула на Этьена:

— О, Этьен! Это то, что надо! Как ты их нашел? И как тебе удалось купить столько лошадей на деньги, которые я тебе дала? Их могло хватить максимум на двух.

Хитро сощурившись, Этьен ответил:

— Малышка, ты забываешь, что я — француз. А французы известны своей прижимистостью. Просто я очаровал одного не слишком компетентного плантатора, у которого был целый табун, и сумел совершить выгодную сделку. За двух других мне пришлось заплатить побольше, но я считаю, что получилось удачно. — Кротко улыбнувшись, он добавил:

— Я же очень хороший, правда? Я молодец, правда?

Как было известно Мелиссе и Захарию, скромность не являлась самой яркой чертой Этьена. Но он и впрямь был молодец.

Довольные, все пошли к дому: стройная Мелисса, высокий Захарий и маленький франтоватый француз.

Радость не покидала Мелиссу до вечера. И только в среду, когда ей пришлось надеть чердачное платье, настроение девушки изменилось. Она пыталась убедить себя, что это — плата за вчерашнюю радость: ведь ни одна молодая женщина не захочет добровольно одеться так ужасно. Но она знала, что дело не только в наряде, и в конце того же дня Мелисса, сидя на куче сена у ворот конюшни, призналась себе, что ей многого не хватает для хорошего настроения. Последние победы Фолли на скачках не только дали деньги на новых лошадей, но она сумела и кое-что выкроить на Уиллоуглен, но на них висел еще один долг Хью.

Мелисса какой была, такой и осталась. Все, что она выделила на Уиллоуглен, пошло на конюшни. Не только на забор вокруг загона Фолли, но и для двух других. И что самое главное — на манеж и примыкающие к нему помещения. Мелисса пыталась подбодрить себя, что если какие-нибудь знатоки-лошадники захотят приехать, ей не придется краснеть. В последние недели их .финансовые дела чуть улучшились, но будущее оставалось все еще достаточно туманным.

Оставался только один человек, которому она была должна, и это должно было бы радовать девушку. Но, к сожалению, последний долг Хью составлял огромную сумму, и это все больше ее беспокоило. Основные долги, с которыми она расплатилась, были в Батон-Руже, несколько — в Нью-Орлеане. Но ведь отец еще ездил в Англию! Владелец расписки Хью в последние годы написал несколько вежливых писем, требуя заплатить двадцать пять тысяч американских долларов. На эти письма Хью не обращал внимания. Это было так похоже на отца! Ее и Захария пугал этот долг, но их несколько успокаивало то, что Роберт Уэзербли, владелец злосчастной расписки, был в Англии. А это значит, что они могут не выплачивать долг, пока не кончится война.

Несмотря на войну. Мелисса немедленно написала в Лондон, сообщая мистеру Уэзербли о смерти отца, и попросила отсрочки. Она была потрясена, когда через шесть месяцев пришел ответ от представителя Уэзербли, сообщившего о смерти последнего и неприятную весть о том, что его наследник, Джулиус Латимер, в данный момент вне Англии. Симпатии мистера Латимера к Америке и к ее делу побудили его посетить эту страну: на время войны он поселился где-то в северной части Соединенных Штатов. Мистер Латимер взял с собой расписку, намереваясь лично получить принадлежащий теперь ему долг, который и так слишком просрочен. Поверенный выражал надежду, что ему ответят, а он переправит письмо мистеру Латимеру, хотя надо иметь в виду военные обстоятельства…

Это был удар. Теперь Мелисса и Захарий жили в постоянном страхе. В любой день мистер Джулиус Латимер может появиться на пороге и потребовать деньги, принадлежащие ему по праву. Это и случилось накануне поездки в Вирджинию. К счастью, все оказалось не так плохо, как они опасались. По крайней мере,

так подумала Мелисса.

Мистер Латимер оказался сама доброта и вежливость, истинно английский джентльмен. Мелисса с интересом обнаружила, что он моложе, чем она предполагала, что-то около тридцати. Он был симпатичный, с золотистыми волосами, и восторженные дамы-соседки были от него без ума. Мелисса особенно не разглядывала его сестру, которая путешествовала вместе с ним, но Латимеры ей понравились, и она была благодарна, когда Джулиус сообщил, что готов подождать с выплатой долга.

Очаровательнейшая улыбка появилась на его лице, когда он неожиданно добавил:

— В конце концов, дорогая мисс Сеймур, мой дядя ждал несколько лет, и, я думаю, у вас было время, чтобы собрать эту сумму.

Мелисса испытала большое облегчение, когда он немедленно не подал в суд, требуя продажи Уиллоуглена, чего так боялась после таких слов. Потом она почувствовала, что при нем ей как-то неловко, что ей не нравится, и как он на нее смотрит — на ее губы, грудь, и его какая-то особенная улыбка.

— Не беспокойтесь о расписке… Я уверен, что мы сможем найти способ ее оплаты, который удовлетворит нас обоих.

Ничего зловещего не было в его словах, но что-то Мелиссе не нравилось…

Она качала головой. Ну не простофиля ли она? Ищет подвоха там, где его нет и быть не может! Разве у нее нет других забот? Упрямо сжав губы, она заставила себя думать о другом.

Несмотря на некоторые успехи, Мелисса понимала, что они мало чего достигли, чтобы сделать Уиллоуглен по-настоящему доходным предприятием. Деньги, заработанные Фолли, утекали с невероятной быстротой, они давали возможность лишь поддерживать Уиллоуглен.

Мелисса не позволяла себе думать о неудачах. Но сегодня был какой-то особенный день, она никак не могла справиться с дурным настроением. Радость от возвращения Этьена угасла, — ведь положение имения почти не изменилось. Уиллоуглен продолжал ветшать, отчаянно были нужны деньги, мужские руки и ремонт. Единственный источник дохода — Фолли. Мелисса стала бояться, как бы с жеребцом не случилось чего-нибудь недоброго.

И, конечно, ее тяготили отношения с дядюшкой Джошем.

Девушка тяжело вздохнула. Вряд ли настанет день, когда ей удастся вырваться из тесного круга неразрешимых вопросов. Наверное, никогда. Слишком много препятствий, каждое из которых способно обернуться катастрофой.

— Я должна была догадаться, где тебя искать. — Резкий голос прервал ход ее мыслей. — Молодая леди, я полагала, что вы помогаете Марте мотыжить, а не сидите, развалившись, на сене.

Не обращая внимания на деланную резкость тона говорящего. Мелисса улыбнулась:

— Да, мэм. — Ее глаза с любовью обратились к маленькой седой даме, стоящей перед ней.

Ни улыбка, ни ласка во взгляде Мелиссы, казалось, не произвели на женщину никакого впечатления. Но в глазах, похожих на глаза газели, появился заметный отблеск доброты, когда она сказала:

— Тебе не удастся умаслить меня своим кротким ответом. Я знаю тебя с рождения, и твои штучки меня не проведут. Ни твои, ни твоего брата!

В то время, как Этьен отвечал за все, связанное с конюшней, эта маленькая англичанка управляла домом и всем, что вокруг него. Фрэнсис Осборн появилась здесь лет двадцать тому назад, — мать Мелиссы привезла ее из Англии в качестве горничной, но со временем ее роль изменилась, смерть хозяйки превратила ее из горничной в няню двух малышей и хозяйку дома у вдовствующего Хью. Несмотря на неопределенность ситуации, Фрэнсис не подумала оставить свои обязанности и дом, в котором столько прожила. Она как-то сказала Мелиссе:

— Твоя дорогая благочестивая матушка не простила бы мне этого. Я любила свою хозяйку Анну, люблю тебя и твоего брата. Только смерть может разлучить меня с вами.

Дела Фрэнсис не противоречили ее словам, и Мелисса была благодарна ей за умелые руки. Эта женщина прекрасно вела хозяйство. Несмотря на свою физическую хрупкость, она была несколько деспотична, даже в любви к брату и сестре.

Между нею и Этьеном шла постоянная борьба, и Мелиссе иногда думалось: а не получают ли они удовольствие от своих схваток? Оба ревностно относились к собственному влиянию на других. Но с момента смерти Хью между ними установился мир. Этьен признал, что Мелиссе не стоит проводить так много времени на конюшне, а Фрэнсис, хотя и неохотно, согласилась исполнять роль бонны, когда Мелисса, Этьен и Захарий ездили на скачки.

Однако перемирие было хрупким, и каждая сторона Начинала борьбу не на жизнь, а на смерть, когда «чужак» заходил на его территорию. Так что Мелисса удивилась, что Фрэнсис отыскала ее здесь, у Этьена.

Грациозно поднявшись, она сказала:

— Нам лучше поторопиться, а то Этьен тебя здесь увидит.

Фрэнсис недовольно топнула:

— Могу тебя уверить, что этому маленькому важничающему выскочке и в голову не придет искать меня тут.

Представив себе сцену, которая разразилась бы, услышь Этьен эти слова. Мелисса схватила Фрэнсис за руку, чтобы побыстрее оттащить ее на нейтральную территорию.

Майское утро было ласковым, и они медленно подходили к дому, обсуждая планы Фрэнсис на день, которые были вполне обыденными — прополоть в огороде, выбить выцветшие ковры во дворе. Марта вовсю уже полола, и Мелисса, поприветствовав негритянку, нашла мотыгу и принялась за сорняки. Наблюдая за ней. Марта воскликнула:

— Мисс! Вы свалитесь, если на этой жаре будете так работать.

Мелисса улыбнулась. Марта была рослая девушка восемнадцати лет, ее круглое лицо, казалось, всегда сияло. Марта и ее семья были единственными рабами, которых Сеймуры не продали после смерти Хью.

Семья Марты была большая: родители — Мартин и Ада, старший брат Стэнли и сестра Сара, два младших брата — Джозеф и Харлан, которым было шестнадцать и двенадцать. Ада всегда готовила на кухне, сколько Мелисса себя помнила, а Мартин был главным конюхом у отца. Вся семья хорошо и дружно работала, за что Мелисса и Захарий были им весьма благодарны.

Обе девушки — белая и черная — молча трудились, пока Ада не позвала их поесть. Мелисса с радостью отложила мотыгу и поспешила к дому.

Захарий уже сидел в столовой, на своем обычном месте во главе стола. Они поздоровались, и когда Мелисса села и отпила из высокого стакана глоток лимонада, то с явным удовольствием призналась:

— Как вкусно! Особенно после целого утра с мотыгой. Я умирала от жажды! Ненавижу мотыжить.

— Не жди, что я тебе посочувствую, — сказал Захарий. — Я все утро чистил конюшню, и поверь, что дышал куда менее ароматным воздухом…

Девушка насмешливо сказала:

— Какие мы неблагодарные! Ведь Уиллоуглен все еще остается нашим, — она кинула взгляд на большое мокрое пятно на потолке и постаралась не замечать старых, выцветших на жарком солнце занавесок на окне. — И, — продолжала она, — у нас, наконец, есть Фолли!

Но она бы так не радовалась, если бы знала, что в этот момент некто Доминик Слэйд только что прибыл в Батон-Руж, и цель его приезда — купить гнедого жеребца.