Глава 28
Меньше чем за час друзья добрались до дома, который Латимер снимал на окраине города. Уже давно стемнело, и, чтобы остаться незамеченными, достаточно было оставить лошадей в густом лесу, окружавшем дом и участок. Спешившись, они привязали лошадей к веткам толстого дуба и осмотрелись.
Дом не был большим: в два этажа, как и все здания в Луизиане; вокруг него шла широкая галерея, кухня располагалась близ дома, а дальше, за конюшней, жили слуги. По бледному свету свечи в одной из главных комнат они поняли, что там кто-то есть. Дебора? Латимер? Или слуга, заканчивающий дела?
Было начало десятого, и в серебристом свете луны ясно виднелись очертания дома. Опершись о ствол высокого бука, Доминик тихо сказал:
— Я бы хотел, чтобы луна не светила так ярко. — Указав на дом, он спросил:
— А свеча? У Латимера изменились планы, или это слуги?
Ройс задумчиво потер подбородок:
— Не знаю. Я думаю, надо прокрасться к конюшне и взглянуть на лошадей.
Через несколько минут они были возле конюшни, и, прокравшись мимо заснувшего парнишки-конюха, Ройс быстро огляделся и тихо сказал:
— Коляски и пары лошадей нет. Я думаю, Латимер с сестрой уехали.
Они осторожно вернулись на свое место, чтобы дождаться, когда исчезнут все признаки жизни в доме. Доминик улегся на землю, широко зевнул и пробормотал:
— Не знаю, как ты, но я после вчерашней ночи не слишком бодр.
Ройс кивнул и предложил:
— А почему бы тебе не поспать? Я постерегу. А если вдруг почувствую, что сам засыпаю, то разбужу тебя.
Доминик закрыл глаза и через несколько минут уже крепко спал.
К несчастью, свет в доме все горел, и Ройс, переоценивший бодрость своего духа, вскоре заснул сам.
Треск веток от шагов какого-то лесного животного, бродившего в ночи, разбудил Доминика. Он сел, посмотрел на Ройса. Тот спал глубоким сном. Кинув взгляд на дом, Доминик увидел, что он полностью погружен во тьму, а посмотрев на темное небо, Доминик понял, что уже полночь. Больше терять время было нельзя, и он разбудил Ройса.
— О Господи! Я и понятия не имел, что так устал. Хорошо, что наша жизнь не зависит от моего дежурства!
Доминик что-то пробурчал, и они сосредоточились на предстоящем деле. Решив, что услышат, когда будет возвращаться Латимер, — а он мог появиться в любой момент, поскольку было очень поздно, — друзья направились к дому.
— Мы услышим стук колес и успеем уйти незаметно.
« Под прикрытием леса они подошли к дому и проворно залезли на крышу галереи. И секунды не прошло, как друзья протиснулись в окно, которое не было заперто. Доминик зажег свечу, принесенную с собой; подняв ее повыше, он осмотрелся и решил, что они в спальне Деборы.
Не теряя времени, они вышли в широкий коридор и увидели еще одну дверь напротив. Оба вздохнули с облегчением, убедившись, что это мужская спальня. Методично они обыскивали все вещи Латимера, прислушиваясь, не раздастся ли стук приближающегося экипажа. Неслышно ступая, они заглянули повсюду, перетряхнули одежду Латимера. Списка не было. Сердце Доминика упало. Неужели им снова придется возвращаться сюда?
Положив на место халат, который он осматривал, Доминик случайно взглянул вниз, на дно шкафа, где стояли ботинки и туфли Латимера. Он брезгливо поднял пару сапог и в слабом свете свечи принялся ее осматривать. Ничего не найдя внутри, он готов был поставить сапоги обратно и взяться за другую пару, как что-то в каблуках привлекло его внимание. Нахмурившись, он посмотрел еще раз и окликнул Ройса, который без энтузиазма перетряхивал галстуки Латимера.
Указав на хорошо подбитый каблук, Доминик прошептал:
— Не думаю, что Латимеру нужны такие высокие каблуки. Как ты полагаешь?
— Конечно, нет, — отозвался Ройс, сверкая глазами от возбуждения.
Они принялись изучать обувь в шкафу, сравнивая ее, и обнаружили, что каблуки на сапогах действительно выше других. Несколько минут ушло на то, чтобы обнаружить тайник в каблуке левого сапога. Друзья вынули оттуда несколько сложенных кусочков бумаги. Держа свечу, они торопливо просматривали список, и Доминик иногда восклицал от удивления, находя знакомые имена.
— Здесь есть некоторые весьма видные люди, — прошептал он Ройсу. — И большинство из них живет близ столицы. Хорошо, что Джейсону удалось поймать шпиона.
Ройс согласился с ним; однако нужно было спешить. Вынув бумагу и перо с чернилами, взятые с собой, Ройс быстро скопировал список и поместил оригинал в тайник. Доминик задул свечу, и они приготовились уходить. Вдруг он поднял голову и насторожился.
— Ты слышишь? Это лошади.
Он был прав. Топот копыт отчетливо слышался в ночном воздухе. Доминик с Рейсом двинулись к двери, тихо пересекли коридор, вошли в спальню Деборы и ловко выскользнули через окно на крышу галереи. Шум экипажа становился ближе с каждой секундой. К счастью, он приближался с другой стороны дома, поэтому Ройс и Доминик быстро скрылись в чаще. Вскочив на лошадей, не оборачиваясь, они углубились в лес, освещенный
луной, и, только отъехав достаточно далеко от дома Латимера, Доминик позволил себе облегченно вздохнуть. Со смехом он заявил приятелю:
— Хотя мы и не профессионалы, но, я думаю, нас можно поздравить!
Ройс удовлетворенно хмыкнул:
— Разумеется, хотя я должен признать, что мы ушли в последнюю минуту. — Он ухмыльнулся. — Интересно, эта ночь для нашего друга Латимера была столь же удачна, как для нас?
Вечер Латимер провел неплохо. Из-за карточного стола, за которым его партнером был Ричардсон, он встал победителем. По сравнению с проигрышем Доминику выигранная сумма была незначительной, всего тысяча долларов. «Но, — говорил он себе, — это хорошее предзнаменование». Однако его ненависть к Доминику Слэйду не утихала.
У него ничего не клеилось с тех пор, как он попал в поле зрения Доминика. Если бы не Слэйд, Мелисса была бы его. Если бы не Слэйд, он не оказался бы в столь затруднительном положении с деньгами. Мысль Латимера неотступно возвращалась к Франклину, но случая «пощипать» молодого человека не представлялось.
В конюшне Латимер разбудил конюха, кинул ему вожжи и повернулся, чтобы помочь сестре выйти из коляски. Они шли к дому, когда Дебора устало заявила:
— Ну и вечер! Никогда еще мне не было так скучно! — Она с упреком посмотрела на брата и добавила:
— Тебе, конечно, хорошо, ты играл в карты с этим старым повесой, а я вынуждена была слушать скучнейшие рассказы старой зануды о том, как она ездила в Лондон. Когда будешь принимать следующее приглашение, убедись, что вечеринка будет действительно веселой, иначе я не пойду.
Входя в дом, Латимер цыкнул на нее:
— Заткнись! Я тебе говорил, почему нам надо было пообедать у них. По крайней мере, у меня сейчас на тысячу долларов больше, чем несколько часов назад!
Хорошенькое личико Деборы перекосилось от злобы:
— А чья вина, что мы столько потеряли и оказались на мели? Пятьдесят тысяч долларов! Я же тебе говорила: перестань играть. Ты сам виноват! — Она кинулась в кресло и капризно заявила:
— Я ненавижу это место! Я ненавижу Америку! Лучше бы я никогда сюда не приезжала! Я ненавижу все это, ты меня слышишь?
В два длинных прыжка Латимер оказался возле нее, и в тишине дома раздалась звонкая пощечина. Хладнокровно глядя на рыдающую сестру, Латимер грубо сказал:
— Хватит ныть! Ты перебудишь всех слуг в доме.
Массируя горящую щеку, Дебора враждебно — смотрела на брата, и бессильный гнев загорелся в ее глазах.
— Я что, не слушаю тебя? Разве я не послушная маленькая сестренка? Ты забыл, что я вышла замуж за того несчастного старика, потому что ты заставил меня? Хотя гораздо лучшей сделкой была бы женитьба на Доминике Слэйде! — И Дебора истерично рассмеялась.
Лицо Латимера перекосилось от ярости и гнева.
— Прекрати ныть. Я как раз хотел поговорить с тобой о Слэйде.
Слезы мгновенно высохли на ее щеках, глаза засветились, и Дебора, забыв о горящей щеке, подалась вперед.
— Ты собираешься мне помочь?
С того момента, как он встал из-за стола у Тома Нортона вчера ночью, Латимер думал о мести. И теперь, спустя сутки, зная, что Доминик так обошелся с ним потому, что Мелисса все ему рассказала, он хотел проучить их обоих. И как следует. Самое действенное средство — причинить боль Доминику, унизить его, хладнокровно соблазнив жену. Причем так, чтобы Доминик узнал об этом. Вот достойная месть! Это стоит потерянных денег: водрузить пару ветвистых рогов на голову Слэйда, заманив Мелиссу к себе в постель. Он грязно улыбнулся. Достаточно одного раза, пока она будет вне себя от ревности и захочет отплатить Доминику той же монетой. И эта история лишит покоя мужа и жену на всю оставшуюся жизнь.
Посмотрев на сестру, он медленно сказал:
— Да, я собираюсь тебе помочь заманить его в постель. И как можно скорее.
— О дорогой! Дорогой братец! Я знала, что ты не подведешь меня! — восхищенно воскликнула Дебора, вскочив на ноги и кинувшись целовать брата. Стоя рядом с ним, положив руку на его плечо, она с надеждой смотрела на него:
— А что ты думаешь делать?
Настроение у Латимера немного поднялось, он потрепал ее за щеку, по которой только что отвесил полновесную пощечину.
— Извини, что я тебя ударил, киса. Н иногда ты меня выводишь из себя.
Теперь, когда брат согласился ей помогать, Дебора готова была простить ему все. Она солнечно улыбнулась брату и торжественно заявила:
— Ты можешь меня бить, когда тебя заблагорассудится, но сведи меня с Домиником Слэйдом.
Латимер засмеялся и налил по бокалу портвейна.
— А ты придумала, где бы могла с ним встречаться?
Настроение Деборы упало, и она призналась:
— Нет. Я ломала голову, но такого места — и уединенного, и недалеко от дома — нет. Слегка нахмурившись, Латимер спросил:
— А почему обязательно недалеко от дома? Нельзя разве в городе?
Кинув на него презрительный взгляд, Дебора ответила:
— Так это будет шито белыми нитками. Если он придет ко мне из-за того, что я будто бы боюсь тебя и хочу, чтобы он меня «спас», это не должно быть вдали от дома.
— Хм. Понятно. Итак, любовное гнездышко — это место, куда ты бежала от моей ярости и где ты чувствуешь себя в безопасности.
— Именно так! Я подумала о маленьком летнем домике, что позади нашей усадьбы, но там слишком открытое место. А я бы не хотела, чтобы слуги волокли туда мебель у всех на виду.
Латимер стал расхаживать по комнате, потягивая портвейн и думая. Вдруг он встал прямо перед Деборой и спросил:
— А как насчет беседки? Летней, на пирсе?
— Старая развалюха? — с неудовольствием воскликнула она. — Да еще рядом с вонючим болотом?
Латимер спокойно кивнул.
— Вот послушай. Во-первых, она на земле, которая прилегает к нашему дому, и мы можем делать там, что хотим. Во-вторых, это не на глазах у всех, никто ничего не увидит и не услышит. Что касается болота, — улыбнулся он, — насколько я понимаю, не болото привлечет Слэйда, а нечто другое.
Дебора размышляла. «Если бы не близость вонючей запруды, беседка и прямо была бы неплохим местом», — решила она.
— Я утром посмотрю. Может, к концу недели мы сможем все устроить. Латимер покачал головой.
— Нет. Я не могу тратить время. Как только я положу в карман деньги Франклина, мы тут же должны нестись в Нью-Орлеан. Это место утратило для нас все очарование. И если все будет, как задумано, мы окажемся на пакетботе, который приходит завтра днем из Нью-Орлеана, и вернемся обратно в пятницу. — Сделав еще глоток, он уставился в дальний угол комнаты. — В пятницу вечер у Джоша Манчестера, — пробормотал он, размышляя, — и я знаю, что там будет сопляк Франклин. Я, конечно, предпочел бы другое место и время, но после вчерашней ночи не могу себе позволить роскошь ждать подходящего момента. И я бы хотел вечером того же дня уехать. Но, к сожалению, на судно мы не успеем.
— Ну что ж, тогда нечего спешить и с Домиником? — спросила Дебора. Латимер улыбнулся:
— Чтобы мои планы оказались более эффективными, сперва ты должна сделать свою часть работы. Я хотел бы, чтобы завтра вечером ты удовлетворила свою страсть и получила то, о чем грезишь столько времени.
Дебора, которая уже много лет мечтала заняться с Домиником любовью, не могла не согласиться. Ее тщеславие было так велико, что она не сомневалась: единожды побывав в ее объятиях, Доминик захочет еще и еще… И, продолжая рисовать себе розовое будущее, в котором Доминик будет настолько очарован ее прелестями, что покинет жену и уедет за ней в Англию, она вздохнула:
— Ну, как скажешь, дорогой.
На утро она уже не была так радужно настроена: брат поднял ее неслыханно рано, в семь часов. И нельзя сказать, чтобы Дебора была уверена, что беседка годится для задуманного плана. Когда она осматривала полусгнившую пристань и строение на ней, то увидела, что время сделало свое дело.
Это место было некогда очень приятным. Не правильной формы пруд заполнялся чистой водой из ручейка, перегороженного бревнами. Весной цветы усыпали берега, ивы и березы склонялись к воде, а беседка, изящно отделанная металлической решеткой, возвышалась посреди узкого пирса. Не надо иметь богатое воображение, чтобы представить себе, как в прошлом здесь играли дети, гуляли люди, купались в чистой воде, попивали лимонад из высоких бокалов, сплетничали женщины.
Но это было слишком давно. Теперь пруд покрыт ряской, ручеек изменил направление, и свежая вода не попадала в запруду, которая осенью превращалась в темно-зеленую жижу из полусгнивших водорослей, и Дебора, зажав нос платком, воскликнула:
— О! Здесь так пахнет!
Проверив пол, еще вполне крепкий, Латимер заметил паутину на решетке. Похоже, много лет здесь никто не бывал. Но он полагал, что заманить сюда Доминика не составит труда.
Дебора думала иначе.
— Не может быть, чтобы ты говорил серьезно! — вскричала она, озираясь.
Заболоченный пруд производил мрачное впечатление. Глядя на его мертвую поверхность, она вздрогнула, подумав о том, что может скрываться в ее глубине.
Но Латимер не собирался отступать, он послал за слугами, дал им указания. Когда через несколько часов Дебора нехотя вернулась сюда, она должна была признать, что брат прав. Все уже не казалось таким заброшенным. Беседку помыли, вычистили, выскребли, принесли кое-что из дома. Полы накрыли кремовым восточным ковром, а для интимности большими полотнищами ярко-розового муслина задрапировали стены, соединив их концы под крышей, и получилось нечто вроде шатра.
На покрытое золотистой дамасской тканью ложе бросили голубые атласные подушки. Рядом с ним поставили столик красного дерева, на его блестящую поверхность водрузили серебряный поднос с графином, полным бренди, и двумя рюмками. Запах лилий и роз пронизывал воздух: ковер и подушки были сбрызнуты ароматной водой. Дебора сказала брату:
— Это как раз то, что я хотела.
Она обошла беседку, потрогала муслин, бросила взгляд на ложе, вообразив себя в жарких объятиях Доминика, и улыбнулась:
— Превосходно. Я побегу к себе и напишу Доминику нужное письмо.
Очень скоро ее жалобная записка с мольбой о помощи была послана, и Дебора в прекрасном настроении приняла ванну, готовясь к предстоящему свиданию. Потом она осмотрела свой гардероб, подыскивая платье пособлазнительнее, которое легко бы снималось.
Ничего не зная о ночном предприятии Доминика и Ройса, Дебора никак уж не думала, что ее слуга застанет адресата спящим, а письмо получит Мелисса. В спешке Дебора забыла написать имя Доминика, она просто велела отнести послание в дом Слэйдов.
После того как слуга, доставивший записку, удалился, Мелисса долго смотрела на конверт. Даже если бы она не почувствовала запах духов Деборы, ей было бы ясно, от кого письмо, потому что слуга сообщил, что он послан леди Боуден;
Мелиссе было ясно, что оно предназначено ее мужу.
Сев на галерее. Мелисса положила конверт перед собой на стол и задумалась, будить ли Доминика: ведь письмо могло быть срочным. Но тогда все начнется снова… Нежные губы молодой женщины сжались. Опять эта леди Боуден будет заманивать его на свидание! Когда она подумала о муже, который так глубоко заснул после ее ухода на рассвете, лицо Мелиссы смягчилось, и все мысли о Деборе затмились сладкими воспоминаниями о прошедшей ночи.
Когда Ройс и Доминик уехали, она не могла ничем заниматься, повторяя себе, что все будет хорошо, что нечего бояться; однако Мелисса не могла не волноваться, хотя прекрасно понимала, что Доминик и Ройс могут за себя постоять. Страх за них навалился на нее, когда вечером она лежала одна в постели и ругала себя за то, что не поехала с мужчинами: она вполне могла посторожить их, пока они были в доме. Чувствуя, что все равно не заснет. Мелисса пошла в комнату Доминика, села на его кровать и стала ждать, привалясь к подушкам, еще хранившим его запах. Страхи оставили ее, когда она вспомнила его слова:
— Я обожаю тебя!
Мечтательно Мелисса уставилась в пространство, уже твердо зная, что Доминик любит ее; затем она свернулась в клубочек на атласном покрывале и заснула.
Доминик, уставший, но довольный, вернулся домой почти в четыре утра и, увидев жену на своей постели, тихо позвал:
— Мелисса!
Она услышала его голос и, проснувшись, села в кровати; ее волосы растрепались, а щеки были еще розовыми ото сна. Чем-то сейчас она была похожа на очаровательного котенка. Увидев Доминика, Мелисса радостно воскликнула:
— Ты дома! Я так волновалась и не могла заснуть!
Расстегивая рубашку, он нежно улыбнулся и сел на край кровати.
— Да ну? А что ты делала сейчас? — спросил Доминик, ласково глядя ей в лицо. Жена бросилась к нему в объятия.
— Я не спала. Я просто мечтала. Мечтала о тебе.
— Правда? — тихо спросил он. Теплое тело Мелиссы, прижавшееся к нему, заставило его забыть обо всем: и о бессонной ночи, и об усталости. Прижав ее крепко к себе, он легонько сжал зубами мочку ее уха. — И что ты видела в своих мечтах?
Дрожь желания пробежала по телу Мелиссы и, удивляясь своей смелости, она осыпала поцелуями его лицо, шею; ее пальцы скользнули под полурасстегнутую рубашку, чувственно гладя теплую мускулистую грудь.
— Ну вот это, — прошептала она, когда ее пальцы дотронулись до сосков на его груди. — И вот это…
Доминик прижался к ее щеке губами, а когда почувствовал, что рука Мелиссы спустилась до его живота, его охватила страсть. Впившись губами в ее губы, он целовал ее неистово, горячие руки прикасались к ее телу, он уже не помнил себя, все накопившееся в последние недели желание прорвалось, и они медленно откинулись на подушку, слившись губами, сплетясь руками и ногами…
Ее щеки слегка порозовели, и, тряхнув головой, Мелисса отбросила волнующие воспоминания. «Нет, этого нельзя допустить», — подумала она, глядя на письмо Деборы. Она знала, что Доминик проспит еще часа два. Они уснули на заре, в объятиях друг друга, удовлетворенные. Мелисса проснулась около полудня, и Доминик даже не пошевелился, когда она выскользнула из постели. Нет, не стоит будить его из-за этой записки.
Несколько минут она думала, вправе ли вскрыть конверт. Адресат ведь не указан… Мелисса быстро распечатала письмо. Пробежав глазами листок, прочтя мольбу Деборы, она усомнилась, что той действительно нужна помощь. Но, с другой стороны, Мелисса не забыла леденящий, злобный взгляд Латимера и подумала, что, может быть, есть доля правды в жалобах Деборы. Может, Латимер ее избил, и она боится за свою жизнь? И не исключено, что Доминик предлагал ей свою помощь в случае необходимости, но тогда…
Глаза Мелиссы сузились, она размышляла: а если в записке ложь, и единственная задача англичанки — завлечь к себе Доминика?
Взглянув еще раз на красивый почерк, она решила, что как женщина должна ей помочь, и решительно встала. Она поедет к Деборе, и, если та действительно нуждается в помощи, она ее получит.
Мелисса прекрасно ездила верхом, и черный мерин быстро донес ее до места. Она знала дом, который снимал Латимер, и причал, где Дебора ждала Доминика. На всякий случай Мелисса увела лошадь с главной дороги и, взяв ее под уздцы, обошла запруду с другой стороны.
Внимательно осмотревшись и не обнаружив ничего подозрительного, она подвела лошадь почти к самой запруде, стараясь оставаться в тени леса, пока не подошла к пирсу. Мелисса привязала коня к березе и осмотрелась вокруг, сомневаясь, правильно ли поступает; однако, — вспомнив слова мужа о том, что Латимер не настоящий шпион, она рассердилась, что позволила воображению взять верх над здравым смыслом, и смело шагнула вперед, крепко зажав в руке кожаную плеть, которая хотя и не могла служить серьезным оружием, но была достаточно тяжелой и придавала Мелиссе уверенность в себе.
Мелисса осторожно подошла к пирсу и ступила на него. Остановившись в нескольких шагах от беседки, она почувствовала слабый запах лилий в воздухе и заметила розовую ткань, скрывавшую внутренность сооружения. До нее донеслись какие-то звуки, куда больше напоминавшие пение, чем безутешные рыдания. Убедившись, что поступила правильно, приехав сюда вместо Доминика, Мелисса еще на несколько шагов приблизилась к беседке; запах лилий и роз защекотал ноздри. Да, она была совершенно права, не разбудив мужа. Ясно, что не о спасении Деборы шла речь — эта леди просто-напросто собиралась соблазнить ее мужа.
Войдя внутрь, Мелисса зажмурилась, ослепленная броскими цветами ткани, и, едва подавив смешок, представила себе лицо Доминика, который кинулся бы на зов о помощи и увидел все это. А когда ее взгляд упал на Дебору, она с трудом сохранила серьезное лицо. Не заметив, что она уже не одна, та с рюмкой бренди развалилась на ложе, пытаясь принять самую соблазнительную позу. Она была одета в платье весьма сомнительного покроя, какого Мелисса никогда не видела: сиреневого цвета, почти прозрачное, с глубоким декольте; ткань удерживал единственный бантик, завязанный под полной грудью Деборы. Мелисса узнала в ее одеянии накидку, в которой Дебора была на балу, и поразилась изобретательности и наглости этой женщины.
Мурлыкая что-то себе под нос, Дебора отпила большой глоток бренди, и по ее неверным движениям Мелисса поняла, что это уже не первая порция, которую она приняла.
Мелисса часто мечтала, как она отомстит Деборе. Сегодня такая возможность имелась, хотя ситуация была совсем иная, чем она себе представляла: зная, что Доминик ее любит, Мелисса уже не опасалась за свое счастье, и ей больше не хотелось мстить. Стоя у входа, она смотрела на импровизированный будуар Деборы с чувством презрения и даже некоторой жалости к этой женщине. Доминик любит ее, и какие бы усилия ни прилагала Дебора, они напрасны. Почувствовав весь идиотизм ситуации, Мелисса шагнула назад, собираясь уйти. Но что-то скрипнуло под ее ногой, Дебора неожиданно повернула голову, впившись в нее взглядом. Мелисса страстно желала провалиться сквозь землю, краска залила ее лицо, и она, в свою очередь, неподвижно уставилась на Дебору, которая, вдруг поняв, что перед ней вовсе не Доминик, а его жена, побледнела, взвизгнула и откинулась назад; рюмка выскользнула из ее рук и со звоном разлетелась на мелкие осколки.
Дебора испуганно смотрела на стройную угрожающую фигуру у входа не в силах оторвать взгляд от кожаной плетки Мелиссы. Не сознавая, что та потрясена не меньше, чем она, Дебора приняла Мелиссу за жаждущую мести амазонку. Все ее грехи всплыли перед ней… Она боялась наказания, ради которого, как она была убеждена, и пришла Мелисса… Дебора вскочила и, защищаясь руками, испуганно прошептала неповинующимся языком:
— Не подходи ко мне… Или я закричу! В замешательстве Мелисса смотрела на мнимую соперницу — не сошла ли та с ума? ( — Зачем кричать? Все равно тебя никто не услышит.
Уловив в этих словах угрозу, Дебора подальше отодвинулась от Мелиссы и предполагаемого орудия мести в ее руках. Не отрывая от нее глаз, напряженно ожидая нападения и пятясь назад, неудавшаяся соблазнительница причитала:
— Это не я! Это не моя вина! Это все Джулиус! Это он меня заставил, он придумал…
— Не лги! — презрительно воскликнула Мелисса и, выразительно тряхнув плеткой, добавила:
— Даже если это придумал твой брат, сидишь-то здесь в полуголом виде в ожидании моего мужа ты!
Произнося этот монолог, Мелисса невольно взмахнула рукой; поднятую плеть Дебора приняла за пришедшую к ней погибель, и Мелисса еще не кончила говорить, как та заверещала:
— Не трогай меня!
Отчаянно пытаясь избежать телесного наказания, забыв, где она, Дебора, пятясь назад, выскользнула из с такой изобретательностью устроенного ею любовного гнездышка между муслиновыми полотнищами… Секунду спустя она с воплем ужаса плюхнулась в зловонную зеленую жижу.
Открыв рот от удивления и не понимая, что случилось, Мелисса выглянула из беседки. Запутавшись в мокрой ткани, Дебора, с зелеными от ряски волосами, по пояс в воде, беспомощно барахталась, пытаясь выбраться на берег. Оказавшись на безопасном расстоянии от Мелиссы, она осыпала ее ругательствами, не особенно выбирая выражения:
— Посмотри на меня! Это ты виновата! Гадина проклятая! Я ненавижу твою страну и всех вас здесь! Пропадите вы все пропадом! Лучше бы я никогда сюда не приезжала!
Дебора была вне опасности, и Мелисса позволила себе улыбнуться:
— И тебя здесь все ненавидят, моя дорогая.