Глава 12
Большую часть кухни занимал очаг, такой огромный, что в нем можно было зажарить целого быка. От горевших в нем тяжелых поленьев в помещении было по-летнему жарко. Даже кирпичный пол был теплым. Стоя у дубового стола, Селина отбросила с потного лба прядь волос.
Уж не жар ли у нее? Не простудилась ли? От ужасного подозрения замерло сердце.
Нет, просто комната слишком нагрелась. Бояться нечего. Впрочем, с тех пор как она вернулась в замок три недели назад, страхи покинули ее. Пару дней она испытывала странные ощущения в нижней части спины — какую-то боль над правой ягодицей. Но они прошли так же неожиданно, как и появились.
Чепуха! Наверное, растянула мышцу, когда бежала по лесу, или во время своего вынужденного купания, или…
Она сделала глубокий вдох и медленно — на счет восемь — выдохнула. С ней все в порядке. Должно быть все в порядке. А скоро ей будет совсем хорошо. Потому что сегодня наступает та самая ночь.
Сегодня она вернется домой!..
Она возобновила свое занятие: взбивание смеси муки грубого помола, яиц, сахара и соли. С помощью кузнеца она сделала мутовку и теперь испытывала свое новое «изобретение».
— Леди Селина, а зачем вы это делаете? — спросила Габриэль, протягивая ей кувшин молока и медную сковороду с растопленным на огне маслом. — Зачем помогаете нам на кухне, раз милорд освободил вас от работы и позволил свободно гулять по замку?
Потихоньку влив в миску молоко и масло, Селина отставила ее в сторону.
— Мне доставляет удовольствие научить вас чему-нибудь новенькому, — произнесла она, чуть более радостно, чем следовало, и вытерла о фартук испачканные в муке руки. — Обожаю приносить пользу.
Это было правдой, вернее, лишь частью правды. На самом деле ей хотелось занять чем-нибудь руки и голову, чтобы не так медленно тянулось время.
— У меня почти все готово, леди Селина, — сказала Иоланда, подогревающая на огне медную сковороду.
— Я поищу меда для нашей «ночной трапезы». — Габриэль побежала в кладовую, занимавшую соседнюю с кухней комнату.
— Думаю, тесто надо сделать более пышным, — предложила Селина.
— Да, пожалуй, так будет лучше, — послушно согласилась женщина.
Из первой порции теста для воздушного печенья часть упала в огонь, часть пролилась на пол, а некоторые брызги попали на стену и даже на потолок. Селина не удержалась от улыбки, представив, какие физиономии были бы у французских поваров, обучавших ее искусству кулинарии. Каждый вечер в последние три недели, когда слуги, окончив повседневные дела, освобождали кухню, она учила Иоланду и Габриэль стряпать.
Теперь надо думать, как убрать приставшие к полу и мебели липкие комочки, но, рассудив, они решили оставить это до завтра.
Селина оперлась о высокий стол и, продолжая взбивать тесто, смотрела на суетящуюся Иоланду. Потом медленно перевела взгляд на языки пламени в очаге. Как приятно, что последние дни ее называли настоящим именем! Девушка, конечно, больше не пыталась никого убеждать, что она из будущего, просто сказала, что это — прозвище, которым ее наградили в монастыре, и оно ей больше нравится, чем имя Кристиана.
Только Гастон упорно отказывался называть ее Селиной и не верил ни одному ее слову. Правда, он с ней почти не разговаривал и старался избегать ее после той ночи в лесу — унизительной, доставившей ей столько горя.
Глядя на огонь очага, напоминавший ей пламя костра, она словно заново пережила все. Глаза защипало от подступивших слез. Весь обратный путь они молчали. Гастон настоял, чтобы она оставалась в плаще, хотя она порывалась вернуть его. Он был вежлив и заботлив, и она подумала, что он не совсем равнодушен к ней, что, может быть, уже сожалеет о сказанном? Ее надежда окрепла, когда по прибытии он сообщил всем, что ее заключение и подневольная работа окончены. Гастон заявил, что хотя по-прежнему убежден, что она участница заговора, но больше не считает ее опасной для своих людей.
Увы, после этого он порвал с ней все отношения: перестал уговаривать ее предстать перед королем, отказался использовать для достижения своих целей. Зато выслал отряды по дорогам, ведущим к Арагону, с приказом не возвращаться, пока они не найдут Туреля.
Сообщений от отрядов до сего дня так и не поступило. Селину это ужасно расстраивало: так хотелось увидеть лицо Гастона, когда перед ним появится настоящая Кристиана. Ей хотелось услышать от него признание собственной неправоты.
Пока она еще здесь.
Без Кристианы ничто не убедит ее мужа, что она Селина Фонтен из 1993 года. А если он не поверит, то ей не избежать его холодного презрения и пропасть, разделяющая их, с каждым днем будет становиться все шире.
Хорошо бы перекинуть мост через эту холодную пустоту! Хорошо бы вызвать в Гастоне хоть маленькую искру ответного чувства. Хотя бы тень того, что ощущала она.
Тень тех ощущений, которые не давали ей спать долгими ночами, от которых при звуке его голоса делалось неровным дыхание.
Селина не могла бы словами охарактеризовать свои чувства, но и не могла управлять ими, не могла избавиться от них, даже когда была зла на Гастона. Ей нужно от него что-то в ответ! Но во всяком случае, не выверенное, холодное предложение, которое он сделал ей в лесу.
«Останься», — сказал тогда он, и ее душа воспарила к небу.
«Моей возлюбленной», — добавил он, и все рухнуло.
Почему она ждала от него большего? Ведь знала, каков он есть: грубый самец, проведший всю жизнь на поле брани. Человек, никогда не знавший любви и никого не любивший. Разве он способен на глубокие чувства?
Она много раз слышала, как Гастона называют Черным Львом. И всегда это звучало горделиво. Но она знала и другое его прозвище: Черное Сердце. Уж не женщина ли наградила его этим именем?
— Леди Селина!
— Ох, простите! — Селина только сейчас заметила, что Иоланда обращается к ней.
— Попробуем с новой порцией? — повторила женщина, подходя со сковородой в руках. Она оглядела Селину и улыбнулась: — Пока не все тесто попало на вас.
Селина посмотрела на платье и поняла, что переборщила в своем старании. Весь лиф ее бархатного золотистого платья — швея Иветта специально выбрала материал в тон волосам Селины — был запачкан мукой, забрызган яйцом и маслом.
— О нет! — простонала Селина. Коснувшись щек, она обнаружила, что на лицо тоже попали липкие комочки теста. Ими были залеплены волосы и конический, под цвет платья, головной убор. — Что я наделала?
— Не беспокойтесь, миледи, — покачала головой Иоланда, — мы приведем в порядок и ваше лицо, и ваше платье. Давайте лучше продолжим, пока сковородка еще горячая.
Селина вздохнула и кивнула. В другой раз она бы не так расстроилась, но нынче она впервые надела это платье и втайне надеялась, что в нем ее увидит Гастон. Глупая затея! Наивная, как он любил говорить.
Ей так хотелось выглядеть эффектно, предстать перед ним элегантной и красивой. И совершенно равнодушной к нему. Устроить небольшое представление, перед тем как исчезнуть отсюда навсегда. Финальный выход Селины.
Вот незадача! До сих пор им не довелось встретиться, а сейчас, в испорченном платье, ей этого вовсе не хотелось. Глупо все получилось…
Селина зачерпнула ложкой тесто. Поздно страдать по испачканному платью.
Поздно для многого другого.
Она вылила тесто на сковороду. Оно зашипело в горячем масле.
— Осторожно, Иоланда. Не держите сковороду неподвижно, иначе печенье прилипнет ко дну. Пусть только края чуть подрумянятся… Вот так, хорошо. — Она сделала шаг назад. — Нет, постойте…
Она вздрогнула, когда печенье подлетело вверх и прилипло к потолку.
— Пропади оно пропадом! — в сердцах воскликнула Иоланда.
— Я нашла мед! — радостно крикнула Габриэль, появляясь из кладовой.
— Нам нечего с ним есть, — пробурчала Иоланда. — Похоже, придется отскребать нашу «ночную трапезу» с потолка.
— Ничего страшного. Дополним ими тянучки, которые соскребали вчера со стен. — И девочка заразительно рассмеялась.
Селина и Иоланда не удержались, и вот уже все трое корчились от смеха. Селина не припоминала, чтобы кто-нибудь объяснял ей, как управляться с прыгающим воздушным печеньем. Особенно с печеньем, прилипающим к стенам и потолку кухни средневекового замка.
— Иоланда, — начала объяснять Селина, отдышавшись, — сковороду надо двигать из стороны в сторону, а не вверх и вниз.
— Я непременно освою это, — заявила Иоланда, возвращаясь со сковородой к огню.
— А я пока еще взобью тесто. — Селина подняла вверх ложку над миской, радуясь, что ее ученицы проявляют такую настойчивость.
Через секунду она услышала, как захихикала Габриэль.
Селина подняла глаза.
В дверном проеме, заслоняя его своим телом, стоял Гастон. Его недоуменный и слегка раздраженный взгляд замер на ней.
Селина почувствовала, как мутовка выскальзывает из пальцев. Неужели он пришел, чтобы увидеть ее? Сердце остановилось, а затем бешено застучало. Чего он хочет? Зачем искал ее после трех недель явного отчуждения? Зачем она понадобилась ему сейчас, когда заканчивается ее время в замке? В глубине души она надеялась, что встретит его, но когда так и не встретила…
Боже, она же выглядит совершенной замарашкой! Вся в муке, в масле и яйцах. От макушки до пят. И в испорченном платье, надев которое, собиралась сразить Гастона своим холодным безразличием.
Он молча стоял в дверях — злой, жестокий… и красивый. Его голубой камзол и того же цвета трико плотно облегали мускулистую фигуру и подчеркивали черную шевелюру и темные глаза. Хотя между ними было приличное расстояние, она видела мельчайшие детали: и напряженно выпрямленную спину, и небритое лицо, и сильные пальцы, сжимавшие рукоятку кинжала.
К вящему огорчению, Селина почувствовала, как ее охватывает дрожь при воспоминании о силе и нежности этих пальцев. Боже, как он прикасался к ней в ту далекую ночь! Казалось, они расстались только что, а не три недели назад.
Еще она вспомнила, что он способен на жалость и нежность, хотя и отвергал эти чувства, считая их недостойными мужчины. Он убеждал ее, что между мужчиной и женщиной может существовать только физическая связь, что ему нужно только наслаждение. До сих пор, вспоминая его слова, она расстраивалась и злилась.
— Милорд? — с почтением произнесла Габриэль, видя, что Селина молчит. — Могу ли я чем-нибудь вам помочь?
— Я искал… — Он не спускал глаз с Селины. — Изабеллу, — выговорил он наконец.
— Она в своей комнате, милорд. Прядет шерсть, — подсказала Иоланда. — Она всегда прядет в это время.
Он кивнул, по-прежнему глядя на Селину.
— Что вы здесь готовите, дорогая супруга?
Один из прилипших к потолку комочков теста вдруг отклеился и с легким стуком упал к его ногам.
— Воздушное печенье. — Она не опустила головы, показывая, что для нее нет ничего необычного в таком способе печь сладости.
Ну почему всегда при его появлении с ней происходят какие-то нелепицы? То она приняла его в лесу за медведя, то, убегая, свалилась с обрыва в реку, то испачкала свое лучшее платье и устроила на кухне настоящий хаос.
— Понятно, — хмуро сказал он, взглянув на кусочек теста у своих ног.
Воцарилось молчание. Она стояла, застыв. Нет, не застыв, а будто парализованная ударом электрического тока.
— Спокойной ночи, — бросил он и вышел, больше не взглянув на нее.
С его уходом к Селине возвратилась способность разумно мыслить, и она почувствовала новый приступ ярости и боли.
— Значит, в эту ночь очередь Изабеллы? — вслух поинтересовалась она. — Он каждую ночь уводит к себе другую девушку, ведь так?
Селина слышала, как приближенные к нему мужчины не раз шутили по поводу времяпрепровождения своего господина за «настольными играми» с очередной красавицей. «Они это так называют», — думала она, а внутри что-то болезненно сжималось.
— Миледи, — мягко сказала Иоланда, ставя сковородку на огонь. — Он всегда был таким, а мужчинам очень трудно измениться…
— Они все и наполовину не так красивы, как вы, миледи, — успокоила ее верная Габриэль. — Может быть, со временем он поймет, как ему повезло с женой.
«Со временем!» — с грустью подумала Селина, а вслух произнесла:
— Да, наверное, поймет.
К Селине подошла Иоланда. Ее суровое некрасивое лицо похорошело от выражения теплоты и сочувствия. Селина еще никогда не видела ее такой.
— Леди Селина, не принимайте все это близко к сердцу. Мужчины часто говорят о верности, но мало что дают своим женам. На месте, где должно быть сердце, у них камень.
Селина почувствовала за словами кухарки старую и глубокую боль.
— Мне безразлично, чем он занимается, — пожала она плечами. — Право господина проводить время с кем он захочет.
— Вы само великодушие и всепрощение, — покачала головой Иоланда. — Пожалуй, вы даже слишком добры. Женщина с таким сердцем обречена на страдания… если вверит свою судьбу мужчине.
— Я никому ничего не собираюсь вверять.
Габриэль выразила свое отношение к происходящему более прямо: бросила испуганный взгляд в сторону закрывшейся двери и прошептала:
— Вы заслужили лучшего отношения к себе, миледи! Господин к вам несправедлив.
У Селины кружилась голова от одолевавших ее противоречивых чувств. Своей поддержкой Габриэль и Иоланда смутили ее: она бы ни за что не поверила, если бы ей сразу после появления в замке сказали, что преданные слуги Гастона окажут ей уважение и даже подарят свою дружбу.
Но от их хозяина она этого никогда не дождется.
А ей именно это нужно…
— Простите меня, — обратилась она к своим ученицам и тут же отвернулась, чтобы они не заметили выступивших слез. — Не согласитесь ли вы закончить наш урок в… другой раз? Я очень устала и хочу лечь.
— Конечно, леди Селина, — ответила Габриэль и присела в глубоком реверансе: жест внимания и преданности, которого Селина до сих пор не удостаивалась.
— Сладких вам снов, миледи, — добавила Иоланда и склонилась перед ней, как перед королевой.
Селине захотелось обнять обеих, но она боялась разрыдаться. Она выскользнула за дверь, и слезы брызнули у нее из глаз.
Проходя темным залом, она поняла, что невольно обманула своих подруг. Ведь они видятся в последний раз!
И Гастона она видела в последний раз.
Потому что наступала та самая ночь.
Селина жалела, что у нее нет часов, хотя бы солнечных. Правда, солнечные ночью не помогут. Наверное, подошли бы лунные часы. В замке почти невозможно определить время, а ей нужно рассчитать его очень точно. Буквально до секунды.
Чтобы успокоиться, она решила чем-нибудь себя занять. В последний раз приласкала Грушо, надеясь, что кто-нибудь разберет ее почерк, написала записку Иоланде, чтобы та позаботилась о котенке; переоделась в свой шелковый, цвета янтаря тедди. Ладони вспотели от нервного напряжения. Она стала дышать глубже. Вдох до восьми, выдох до шестнадцати.
За несколько суток до этого события Селина стала обращать внимание на колокольный звон, ежедневно разносившийся по округе и отмечавший начало и конец работы. Первый раз колокола звонили в шесть утра, будили людей и поднимали их на молитву. Второй перезвон происходил в полдень и возвещал об обеде. Наконец, в третий раз колокола звонили в восемь вечера. В это время пора было разжигать огонь в очагах, готовить ужин и отправляться ко сну.
Она, Иоланда и Габриэль начинали свои кулинарные занятия после третьего перезвона, а в десять, как ей казалось, она обычно ложилась. Сейчас Селина чувствовала, что время приближается к одиннадцати, но точно не знала.
Для нее, привыкшей пользоваться кварцевыми часами с секундной стрелкой, приезжать в аэропорт за минуту до отлета, круглосуточно отправлять послания, готовить обед за две минуты в микроволновой печи, привыкшей к факсам, модемам, стремительному ритму жизни в Чикаго, было невыносимо находиться в неведении.
С другой стороны, в этом была своя прелесть.
Селина усадила Грушо перед огнем, положила записку под подушку. Потом накинула на плечи плащ. Сердце вдруг защемило. Оказывается, не так легко распроститься с маленьким котенком. И с ее шляпами. Она взглянула на небольшую коллекцию, которую успела здесь собрать. Они лежали на сундуке рядом с ее кроватью, самые причудливые по форме и цвету.
А Иоланда и Габриэль! Она и по ним будет скучать. Удивительно, как всего за несколько недель она так крепко привязалась к этому месту и этим людям! Ей будет не хватать Этьена с его юношеским энтузиазмом, капитана Ройса с его неподражаемым чувством юмора…
И Гастона.
Ну уж дудки! Она будет последней дурой, если станет тосковать о Гастоне.
Решительно тряхнув головой, она запахнула плащ, чтобы не было видно, во что она одета, взяла свечу, на цыпочках пересекла главный зал и направилась в гостевую спальню к своему «окну надежды».
Скорее всего сейчас двенадцатый час.
Когда Селина открыла дверь, сквозь ставни пробивался свет полной луны. Она задула свечу, предпочитая не видеть кровати, напоминавшей о ее пробуждении в объятиях Гастона и об их первом поцелуе.
Она прошла к окну, стараясь вспомнить малейшие подробности ее действий в комнате 1993 года, откуда она перенеслась сюда. Она стояла в нескольких дюймах от оконного проема, смотрела на царившее на улице веселье, на огни лежащего внизу городка, и вдруг лунное затмение подхватило ее и швырнуло… в 1300 год.
Селина хотела открыть ставни, но наткнулась на сундук, стоящий около окна, как раз там, где должна расположиться она сама. Опять этот чертов сундук! Она еще не забыла, как больно ударилась об него коленом, когда пыталась вырваться из рук Гастона. Ладно, если сундук мешает, придется его убрать.
Она нагнулась и попыталась сдвинуть его с места. Безуспешно.
— Чем он набит? — пробормотала она, задыхаясь от напряжения. — Кирпичами, что ли?
Она решила, что переместить сундук будет проще, если частично разгрузить его. К сожалению, он оказался заперт.
Она разразилась ругательствами, среди которых преобладали любимые словосочетания Гастона. Оставалось попробовать сдвинуть сундук, навалившись на него всем своим весом. Она так и сделала, стиснув зубы. Массивный сундук нехотя подался, что-то в нем звякнуло: видимо, внутри хранились золотые и серебряные вещи. В отсутствие банков состоятельные люди вкладывали средства в «валюту», которую можно было переплавить.
Справившись с сундуком, Селина открыла ставни. Яркий лунный свет залил комнату, заставив ее зажмуриться. Затмение только началось, и на белом диске появился маленький черный сегмент.
Она сбросила плащ и стала ждать наступления полуночи. Сердце стучало в груди кузнечным молотом. Обо всем ли она подумала? У нее нет права на ошибку.
Она подняла руку, чтобы стереть пот со лба, и что-то блеснуло у нее перед глазами. Ее обручальное кольцо! Она так и не сняла с пальца золотой ободок, который получила от Гастона, когда тот приносил брачные обеты.
Дрожащими пальцами она стянула кольцо и положила его на крышку сундука. Она должна в абсолютной точности повторить ситуацию последних мгновений перед ее путешествием во времени. Нельзя позволить, чтобы что-то из средневековья удержало ее.
Селина вернулась к окну. Стала ждать затаив дыхание и думать о доме. Только бы вернуться! Только бы сделать операцию! Снова почувствовать себя в безопасности. И еще увидеть родных: суетливо-заботливую мамочку, отца, Джекки, зятя Гарри и маленького Николаса. Она вспоминала своих друзей, работу, машину. Вспоминала кино, телевидение, шоколад.
Квартиру с кондиционером и центральным отоплением. Интересно, позаботился ли кто-нибудь о ее кошках?
Внезапно сквозь цветное стекло в комнату проник яркий луч и ослепил ее. Как и тогда, у нее перехватило дыхание, в ушах возник звон.
Закружилась голова, и пол стал уходить из-под ног.
