Глава 8
Маргарет не стала приглашать графа Шерингфорда к чаю, хотя вся ее семья собралась в гостиной наверху, с волнением ожидая результатов ее встречи с ним.
Она запыхалась больше, чем следовало, поднявшись по лестнице. Но она с радостью поднялась бы еще на один пролет, чтобы скрыться в своей комнате. Впрочем, это было невозможно. Маргарет распрямила плечи и открыла дверь.
Стивен находился у окна, сцепив руки за спиной, слегка расставив ноги, с необычно мрачным выражением на лице.
Эллиот стоял за креслом Ванессы у камина, положив руку ей на плечо. Она выглядела взволнованной, а он напоминал мрачного греческого бога. Джаспер сидел рядом с женой на небольшом диванчике, прижимая к себе спящего младенца. Кэтрин пристроилась на краешке сиденья, сцепив руки на коленях так сильно, что побелели костяшки пальцев.
Все они, за исключением крохотного Хэла, устремили взгляды за плечо Маргарет и явно расслабились, не обнаружив с ней лорда Шерингфорда.
– Ну, Мэг, – натянуто произнес Стивен, и ей вдруг пришло в голову, что за последние пару лет ее младший брат – незаметно для нее – полностью и идеально вошел в роль главы семейства. Он больше не был тем беззаботным, порой беспечным и всегда очаровательным юношей, которого она помнила.
– Ну вот, – бодро сказала она, – я здесь и даже успела распорядиться, чтобы нам подали чай. Полагаю, вы все умираете от жажды. Кстати, сегодня вечером в твоей ложе будет еще один гость, Эллиот. Надеюсь, ты не возражаешь? Граф Шерингфорд составит нам компанию.
Судя по его потемневшему лицу, он возражал.
Они все возражали.
Она бы тоже возражала, и очень сильно, если бы поменялась с ними местами. Она бы сидела и гадала, куда делись мозги ее сестры, явившейся с подобным объявлением.
– О, Мэг, – ахнула Кейт, – ты приняла его предложение?!
– Я не помолвлена с графом, – возразила Маргарет. – Будь это так, я бы привела его с собой, чтобы представить всем вам.
Напряженная фигура Стивена обмякла от облегчения.
– Я знала, что ты не примешь его предложение и за миллион лет, Мэг, – тепло улыбнулась Ванесса. – Ты всегда была самой осмотрительной из нас, и было бы крайне неразумно выйти замуж за такого человека, как граф Шерингфорд, из-за каких-то глупых мелких сплетен.
Ванесса права, подумала Маргарет. Она была разумной. Она была очень правильной, очень предсказуемой и очень нудной. Но с прошлого вечера, а точнее, с сегодняшнего утра у нее возникло какое-то иррациональное желание сделать что-нибудь совершенно неразумное. Ей захотелось… Ей захотелось жить.
– Однако ты пригласила Шерри присоединиться к нам в театре этим вечером, Мэг, – заметил Джаспер. – Утешительный приз для бедняги?
Раздался стук в дверь, и появился лакей с чайным подносом. Все замолчали, ожидая, пока он поставит чайные принадлежности на столик перед креслом, где обычно сидела Маргарет и которое всегда оставляли пустым.
Наверное, его будут оставлять для нее всю ее оставшуюся жизнь, если она не выйдет замуж, подумала Маргарет. Никто не должен сидеть в кресле тетушки Маргарет, ей нужно находиться поближе к камину, чтобы греть старые кости, и неподалеку от каминной полки, чтобы она могла прислонить к ней свою трость.
Это был ужасающий образ будущего.
Маргарет села и взяла в руки чайник.
– Я не приняла предложение графа Шерингфорда, – сказала она, когда за лакеем закрылась дверь и Ванесса подошла ближе, чтобы передавать чайные чашки остальным. – Но и не отказала ему.
Она поставила чайник и подняла глаза. Все молчали, ожидая объяснений. Атмосфера снова накалилась.
– Он должен жениться, прежде чем маркизу Клавербруку исполнится восемьдесят лет, что произойдет через две недели, – сказала она. – В противном случае он потеряет поместье, в котором вырос, и от него доход, на который жил. Ему придется зарабатывать на жизнь, пока его дед не умрет, что может случиться как в ближайшем, так и в отдаленном будущем – это невозможно предугадать. Но он сохранит поместье, если женится хотя бы за день до дня рождения своего деда. Со специальным разрешением это можно сделать в любой момент.
– Но ты же не… – забормотала Кэтрин.
– Я сказала лорду Шерингфорду, – перебила ее Маргарет, – что, возможно, я выйду за него замуж в течение этих двух недель, а возможно – нет. А пока он должен ухаживать за мной и убедить меня, что брак с ним – это то, что мне нужно. Для него чрезвычайно рискованно принять этот вызов, однако он согласился. Если я откажу ему, будет слишком поздно искать другую невесту.
– Все равно он никого не найдет, – заявил Стивен, опустившись в ближайшее кресло, – особенно после вчерашнего вечера и сегодняшнего утра.
– Не разделяю твоей уверенности, Стивен, – возразил Эллиот. – У него достаточно блестящие перспективы, чтобы соблазнить честолюбивого отца, не слишком щепетильного и имеющего дочь брачного возраста. Да и Вудбайн-Парк сам по себе неплохое владение.
– Но почему? – спросила Кэтрин, глядя на Маргарет. – Почему ты вообще ввязалась в эту историю, Мэг? Ты должна понимать, что твоя репутация не потерпит особого урона, если ты просто скажешь «нет». Зачем тебе вообще понадобилось встречаться с ним сегодня, когда Стивен был готов от твоего имени отослать его прочь?
Это были вопросы, на которые все они ждали ответа, хотя на некоторые из них она уже ответила утром. Никто даже не прикоснулся к чаю, а Ванесса забыла обойти всех с блюдом пирожных.
– Я вела себя непростительно вчера вечером, – сказала Маргарет. – Мне не хотелось, чтобы Криспин думал, будто я нуждаюсь в его внимании и тем более в его ухаживаниях. К тому же я была раздосадована, даже рассержена, когда он явился, чтобы вырвать меня из злодейских лап графа, после того как поговорил с Несси и Эллиотом. Словно он был моим опекуном. Словно я нуждалась в его защите. Словно мне не пришлось оберегать своих сестер и брата все эти годы, после того как он бросил меня и отбыл в армию. И я поступила очень глупо и опрометчиво. Я сказала ему, что мы с лордом Шерингфордом помолвлены. Граф не виноват в том, что произошло позже вечером и сегодня утром. Напротив, он вел себя исключительно порядочно.
– Не считая того, что, по твоему собственному признанию, он отчаянно нуждается в невесте, – заметил Стивен. – Кроме того, ты сказала, что это он предложил тебе обмануть Дью. Ты сыграла ему на руку, Мэг.
Маргарет молчала, чувствуя себя униженной от признания, которое она только что сделала. Она никогда ни с кем не говорила о своих отношениях с Криспином и о сердечной боли и обиде от его предательства. Она держала это в себе.
Неужели она чуть не призналась графу Шерингфорду, что они стали любовниками, прежде чем он отбыл в действующую армию?
– Я считаю, – сказала она, – что, учитывая случившееся накануне, я была обязана принять графа Шерингфорда сегодня.
– И выйти за него замуж? – поинтересовался Эллиот. – Он будет весьма убедительным в следующие две недели, Маргарет. Можешь не сомневаться. Само его существование зависит от твоего решения. А он, надо полагать, умеет убеждать. Не так давно ему удалось уговорить замужнюю женщину погубить свою репутацию и бежать с ним.
– Справедливости ради, – сказала Кэтрин, – надо отметить, Эллиот, что никто и никогда не обвинял его в том, что он увез миссис Тернер против ее воли. Осмелюсь предположить, что она должна по крайней мере разделить с ним вину.
– Если он окажется достаточно убедительным, – сказала Маргарет, поднеся к губам свою чашку и с удовлетворением отметив, что ее рука почти не дрожит, – я выйду за него замуж. Если нет, то нет. Все очень просто. Решение зависит от меня.
Последовало тягостное молчание.
– Наверное, – сказал Стивен, – нам следует принять его с распростертыми объятиями и отнестись к этому браку со всем воодушевлением, на которое мы способны. Иначе Мэг выйдет за него назло нам – и кончит тем, что испортит себе жизнь. Ты всегда была самой упрямой из всех, кого я знал. Если кто-нибудь из нас чего-то хотел, а ты сказала «нет», это было окончательно, сколько бы мы ни просили и ни умоляли.
Упрек задел Маргарет.
– Я отвечала за вас всех, – сказала она. – Я заменила вам обоих родителей, хотя сама была до смешного молода. Ты не представляешь, что это за бремя, Стивен. У меня не было права на неудачу. И теперь, глядя на вас, я могу сказать, что неплохо справилась со своей задачей.
– Возьми Хэла, дорогая, – сказал Джаспер, протянув жене спящего ребенка, и поднялся на ноги. Подойдя к Маргарет, он пристроился на подлокотнике ее кресла и взял ее руку в свои. – Ты замечательно справилась, Мэг. Ты доказала, что на тебя можно положиться. Я бы доверил тебе свою жизнь. Более того, я доверил бы тебе жизнь своего сына, если возникнет нужда. Шерри был моим другом до того, как сбежал с миссис Тернер. Он был не более беспутным, чем остальные из нас. Не знаю, что заставило его поступить так, как он поступил. Возможно, он расскажет тебе, что им двигало. Но ты должна принять решение сама, и я уверен, что ты все сделаешь правильно. Ради себя, а не ради семьи. Пора тебе взять собственную жизнь в свои руки и жить для себя.
Он вручил ей большой носовой платок, и только тогда Маргарет поняла, что плачет. Смущенная, она взяла платок и промокнула глаза. Она никогда не была плаксой и давно научилась подавлять свои чувства, чтобы окружающие могли полагаться на нее как на надежного и уравновешенного человека.
– О, Мэг, – сказала Ванесса, – конечно, мы все доверяем тебе. Просто мы очень сильно любим тебя и хотим, чтобы ты была счастлива, больше всего на свете.
– Мэг!.. – Голос Стивена был полон раскаяния. – Я совсем не это имел в виду. Мне очень жаль, если мои слова прозвучали как упрек. Прости меня. Просто ты больше чем сестра для меня. Я был самым младшим и едва помню нашу мать. Даже отца я помню смутно. Ты была для меня матерью, причем замечательной. Ты была Гибралтарской скалой. Я никогда не забуду, скольким я обязан тебе. И ты не заслужила, чтобы я срывал на тебе свое раздражение и плохое настроение.
Эллиот прочистил горло.
– Мы отнесемся к Шерингфорду с надлежащей любезностью этим вечером, Маргарет, – сказал он. – Можешь быть уверена.
Маргарет промокнула глаза и высморкалась, чувствуя себя предельно глупо.
– Спасибо, – сказала она. – Кухарка смертельно обидится, если мы вернем пирожные нетронутыми.
– Я уже начал опасаться, – сказал Джаспер, – что никто и не вспомнит о них, а мне придется возвращаться домой голодным.
Он взял блюдо с пирожными и обошел с ним всех остальных.
«Он назвал меня привлекательной», – вдруг вспомнила Маргарет, имея в виду графа Шерингфорда.
Возмутительно!
Но предательский голосок в ее голове шепнул, что это самый восхитительный комплимент из всех, какие ей когда-либо говорили.
Какое шокирующее признание!
Все же в нем что-то есть. Конечно, его не назовешь красивым. И даже симпатичным. Но он… Интригующий.
Привлекательный.
Какие неадекватные слова. Но в словаре женщин, получивших благородное воспитание, нет слов, которые описывали бы подобных мужчин.
Можно не сомневаться, что это – привлекательность запретного. По его собственному признанию, он соблазнил и похитил чужую жену. Он даже не стал прибегать ко лжи и уверткам, чтобы скрыть свою отчаянную необходимость быстро найти невесту. Возможно, ей просто любопытно, как такой мужчина мог уговорить респектабельную замужнюю женщину отказаться от всего, чем она жила, и бежать с ним.
Он явно не относился к тому типу мужчин, которыми, как Маргарет казалось, она могла бы увлечься. Что само по себе было интригующим.
Шерри.
Подобное имя подошло бы счастливому, энергичному и беззаботному молодому человеку.
Неужели он был таким раньше? До того как его жизнь так круто изменилась? И какой он сейчас, если не считать того, что он не выглядит ни счастливым, ни беззаботным?
У нее есть две недели, чтобы удовлетворить свое любопытство и узнать его лучше. Две недели, чтобы разобраться в своих чувствах и избавиться от влечения к нему или превратить это влечение в обязательства длиной в жизнь.
Маргарет пронзила дрожь, но, к счастью, этого никто не заметил. Все накинулись на пирожные, отдавая должное талантам кухарки и беседуя на отвлеченные темы с преувеличенной бодростью.
Дункан прибыл в театр с небольшим опозданием, чтобы не маячить рядом с ложей Морленда, вызывая подозрения, в ожидании, пока появятся герцог и его спутники. Если он надеялся таким образом избежать лишнего внимания, то напрасно. Ему пришлось войти в ложу на виду у публики, которая уже заняла свои места и убивала время, оставшееся до начала спектакля, разглядывая и обсуждая каждого вновь прибывшего.
С таким же успехом он мог быть ведущим актером, делающим свой выход на сцену. Дункан не сомневался, что все взгляды прикованы к нему. Ему не нужно было смотреть в зал, чтобы убедиться в этом. Судя по изменившемуся звуку голосов, он был в центре внимания.
Это действовало на нервы, если не сказать больше.
Так и задумано, решил Дункан. Все это устроено преднамеренно, если не с садистским умыслом. Маргарет Хакстебл испытывает его характер, а возможно, и свой тоже. Ведь она будет на публике не меньше, чем он, этим вечером. Конечно, если быть честным, она не предлагала ему явиться с опозданием. Но как он тотчас заметил, она села в первом ряду и оставила рядом с собой пустое место. Хотя могла сесть сзади и прятаться за спинами родственников.
Все, кто сидел в ложе, повернули головы в его сторону. Морленд казался надменным, Мертон мрачным, как и следовало ожидать. Монти усмехнулся, а его жена раскрыла веер, едва удостоив Дункана взглядом. Герцогиня улыбнулась в искренней попытке изобразить приветливость, а мисс Хакстебл невозмутимо приподняла брови.
– Лорд Шерингфорд, – сказала она, раскрыв веер.
Он поклонился, и она представила его своим сестрам. Обе были красавицами, хотя герцогиня привлекала скорее душевностью и обаянием, чем красотой.
– Идите сюда и сядьте рядом со мной, – распорядилась мисс Хакстебл, что Дункан и проделал. Едва ли он чувствовал бы себя более неловко, даже если бы явился в театр без клочка одежды.
Он взял руку мисс Хакстебл и поднес ее к своим губам.
– Браво, – произнес он, понизив голос. – Это было подстроено, не так ли?
Она не стала делать вид, что не понимает, что он имеет в виду, и улыбнулась.
– Давайте посмотрим, насколько вы хотите меня, лорд Шерингфорд, – сказала она, отняв у него свою руку. – И пусть свет посмотрит.
Она подалась к нему ближе, произнося эти слова, и в этот момент Дункан понял, что не хочет никакую другую.
– Вы поразительно красивы, – заметил он вполне честно. – Но поскольку вы всегда так выглядите, я не буду распространяться на эту тему. У вас счастливый тип красоты, который не исчезает с годами, приспосабливаясь к среднему возрасту и даже к старости.
– Вы определенно знаете, как вскружить женщине голову, милорд, – отозвалась она, яростно обмахивая лицо веером. – Я уже почти влюбилась в вас. Вы этого добивались?
В ее словах не было сарказма. Они были сказаны с юмором. Она посмеивалась над ним, а не пыталась уязвить. Возможно, она все-таки не холодна, решил Дункан. Надо быть благодарным и за малые милости.
Он бы улыбнулся в ответ, если бы не множество глаз, сверливших его со всех сторон. Если он не посмотрит в эти глаза сейчас, он не посмотрит в них вообще, и какой-нибудь писака, ведущий колонку светских сплетен, заметит его неловкость и представит ее как стыд.
Вряд ли это доставит ему удовольствие – прежде всего потому, что он не испытывает стыда. Не испытывал тогда и не испытывает сейчас.
Выходя из дома, Дункан предусмотрительно вооружился моноклем, модным аксессуаром, которым он обычно не пользовался. Смиту даже пришлось перерыть несколько ящиков, чтобы найти его. Он поднес его к глазам и оглядел ярусы лож и партер, заполненный в основном джентльменами.
Кое-кто приветливо помахал ему рукой, другие продолжали нагло глазеть на него, но большинство отворачивалось, изображая безразличие.
– Должна вас предупредить, – сказала мисс Хакстебл как раз в тот момент, когда предупреждение стало излишним, – что миссис Пеннеторн сидит непосредственно напротив нас, но выше. Эллиот выяснил, что джентльмен рядом с ней – это мистер Пеннеторн, а джентльмен, сидящий за ней, – мистер Тернер, ее брат.
Муж Лоры, ни больше и ни меньше.
Все трое теперь смотрели на него. Дункан опустил монокль и слегка кивнул. Боже правый, неудивительно, что его появление в ложе Морленда вызвало такое оживление. За пять лет Кэролайн ничуть не изменилась. Она была все такой же прелестной и хрупкой. Норман раздался в талии, но выглядел таким же занудой, как прежде. И он по-прежнему обожал накрахмаленные воротнички с такими высокими и острыми уголками, что рисковал уколоться. Рэндольф Тернер выглядел так, словно кто-то высосал всю кровь из его красивой белокурой головы.
Интересно, не размышляет ли он о том, чтобы бросить перчатку в лицо графу Шерингфорду, а затем всадить ему пулю между глаз на рассвете с двадцати шагов? Этого вполне достаточно, чтобы вся его кровь прилила к ногам.
Ни один из них не ответил на его кивок.
Гул голосов слегка изменился. Начался спектакль.
– Можно подумать, мисс Хакстебл, что вы это подстроили, – сказал Дункан, уронив монокль, висевший на черной ленточке. Он взял ее руку, положил ее на свою манжету и накрыл ладонью. – Эта сценка сама по себе театр, вы не находите?
Она рассмеялась.
– Это было бы очень ловко с моей стороны, – сказала она. – Вам нравятся пьесы Оливера Голдсмита?
– Я отвечу на этот вопрос после спектакля.
Но он не мог сосредоточиться на происходящем на сцене, остро ощущая тепло ее руки с длинными пальцами и безупречными овалами коротко подстриженных ногтей. Она обладала несомненной физической привлекательностью, и Дункан сознавал, что его влечет к ней – физически. Близость с ней вовсе не будет испытанием, если они поженятся.
Он также ощущал молчаливое присутствие ее родных. Все они сидели у него за спиной, и ему оставалось только гадать, что является предметом их пристального внимания: он сам или спектакль.
И он прекрасно сознавал, что все, кто присутствовал в этот вечер в театре, будут иметь завтра более интересные темы для обсуждения, чем игра актеров и качество постановки.
Интересно, решится ли Рэндольф Тернер защитить наконец-то свою честь и вызвать его на дуэль теперь, когда он осмелился вернуться в Лондон?
Несмотря на то что дуэли запрещены.
Первый акт закончился, и публика пришла в движение. Начался антракт.
– Ну как, Мэг, спектакль превзошел твои ожидания? – поинтересовалась герцогиня, склонившись вперед. – Она предпочитает читать пьесы, лорд Шерингфорд, а не смотреть их на сцене.
– Это потому, что мы выросли в деревне, – пояснила леди Монфор, – где было гораздо больше возможностей для чтения, чем для посещения театров.
– Персонажи почти никогда не выглядят так, как их себе представляешь, – сказала мисс Хакстебл. – И диалоги никогда не бывают такими оживленными. В общем, когда дело касается литературы, мне больше нравятся плоды моего воображения, чем то, что я вижу и слышу.
– Но надо признать, данная постановка на редкость удачна, – заметил Мертон.
– Интересно, Мэг, – сказал Монти, подмигнув Дункану, – что бы ты предпочла: прослушать симфонию или прочитать партитуру?
– Это совсем разные вещи, – ответила она с улыбкой.
– Не совсем, – возразил Морленд. – Пьесы пишутся, чтобы их смотрели и слушали, а не читали, Маргарет.
– Думаю, – сказал Дункан, – что каждый может наслаждаться тем, что написано для развлечения публики, в той форме, которая кажется ему самой увлекательной.
– О, какой дипломатичный ответ. – Леди Монфор захлопала в ладоши. – Постараюсь запомнить его для следующего раза, когда ты, Джаспер, решишь подразнить Маргарет по поводу ее пристрастий.
– Может, пройдемся? – предложил тот, поднимаясь на ноги и протягивая руку жене. – Не желаете присоединиться к нам?
Его взгляд был устремлен на Дункана. Остальные уже встали.
– Мы побудем здесь, – сказала мисс Хакстебл, и через несколько секунд они остались наедине в ложе.
– Вы беспощадны ко мне, мисс Хакстебл, – сказал Дункан. – Или к себе? Вряд ли вы наслаждаетесь дурной славой, которую вы навлекли, пригласив меня сюда сегодня вечером.
– Я навлекла эту славу на себя, когда поддалась соблазну представить вас Криспину Дью как своего жениха, – возразила она. – Хотя слово «дурная» предполагает что-то дурное, я не сделала ничего дурного – не считая достаточно невинного обмана.
– Который, – подхватил он, – к тому же скоро перестанет быть обманом.
– Скоро? – Она приподняла брови. – Вы очень самоуверенны, милорд.
– Что будет с вами, – спросил Дункан, – если вы не выйдете за меня?
Она была из тех женщин, подумал он, которым к лицу любой цвет. Сегодня на ней была серебристая полупрозрачная туника, надетая поверх платья из бирюзового шелка. У нее был тот тип красоты, которая не увянет, когда ее темные волосы начнут седеть.
Она пожала плечами, лениво обмахиваясь веером.
– Да ничего особо не изменится. Сплетни быстро улягутся за отсутствием пищи, а я вернусь в Уоррен-Холл, где я всегда была счастлива и где у меня всегда полно дел.
– А что дальше? – спросил он. – Вряд ли ваша жизнь останется неизменной. Сколько лет Мертону?
– Двадцать два.
– Значит, через пять-шесть лет, – сказал Дункан, – он начнет подумывать о женитьбе и наследниках. Как сложится ваша жизнь в Уоррен-Холле, когда он женится?
– Это большой дом, – сказала она. – Там еще останется место для меня.
Он заглянул ей в глаза, но не стал ничего говорить.
– Я найду себе какое-нибудь занятие, – натянуто произнесла она.
– При детях вашего брата, вне всякого сомнения.
– Возможно, – согласилась она. – Это было бы приятно.
– Но полагаю, не более приятно, чем растить собственных детей? – предположил он.
Ее рука с веером задвигалась более энергично.
– Мы говорим о том, что будет со мной, если я не выйду за вас, – сказала она. – Возможно, я выйду за кого-нибудь другого.
– За кого, – поинтересовался он. – За майора Дью?
Она сложила веер и очень аккуратно пристроила его на коленях, не поднимая глаз.
– Нет, – сказала она. – Время для этого давно ушло. То, что я чувствовала к нему тогда, невозможно вернуть, а меньшим я не удовлетворюсь.
– Однако, – сказал он, – если вы выйдете за меня, вы удовлетворитесь значительно меньшим, не так ли? Вы никогда не любили меня, а я никогда не любил вас.
Она подняла глаза, улыбнувшись уголками рта.
– Лорд Шерингфорд, – сказала она, – предполагается, что вы должны ухаживать за мной. Вы рассчитываете добиться успеха, заявляя мне в лицо, что не любите меня?
– Думаю, у меня было бы меньше шансов на успех, – сказал он, – если бы я сидел здесь, нашептывая пылкие слова вам на ушко и жалобно вздыхая, как влюбленный, который боится, что его любовь отвергнут, а сердце растопчут.
– Представляю! – рассмеялась она.
Он задержал ее взгляд.
– Вы не девственница, – сказал он, – как вы почти что признались. Вы готовы прожить оставшуюся жизнь, не имея дальнейшего опыта?
Она вспыхнула, но не отвела глаза.
– Видимо, это моя участь, если я не выйду замуж за вас?
– Если вы не выйдете замуж за меня, – подтвердил он, – или за кого-нибудь другого. Вряд ли вы неразборчивы в связях. Но почему бы вам не выйти за меня? Я могу дать вам этот опыт. Полагаю, что я могу сделать его очень приятным для нас обоих. Если, конечно, вы не предпочитаете получать удовольствие, просто читая об этом.
– Как я понимаю, – сказала она, – есть книги, где можно прочитать о подобном. Интересно – где? Осмелюсь предположить, что в мужском мире. Вот, значит, как вы намерены ухаживать за мной, лорд Шерингфорд? Рассказывая мне, как вы опытны и каким искусным вы будете в супружеской постели?
– Это не так уж несущественно, – заметил он, – хотя воспитанные дамы наверняка уверены, что супружеская постель – это место для исполнения долга, а не для наслаждения. И никаких других постелей, где можно наслаждаться, не существует.
– Вы просто возмутительны, – сказала она. – Это так вы собирались ухаживать за перепуганной дочкой обедневших родителей?
– Боже милостивый, нет, – отозвался Дункан. – Мне бы вообще не пришлось ухаживать за ней. Я бы обхаживал ее отца, подробно перечисляя достоинства Вудбайн-Парка и список собственности, принадлежащей моему деду. Хотя в этом тоже не было бы необходимости. Мой титул и тот, который я унаследую, вполне достаточная приманка.
– Бог действительно милостив, – сказала она. – Но я предпочла бы, чтобы вы не поминали его имя всуе, по крайней мере в моем присутствии.
– Прошу прощения. – Впервые за весь вечер он ощутил искреннее веселье.
– Однако вы не считаете, что ваше нынешнее богатство – при условии, что вы женитесь в течение следующих двух недель, – и ваши будущие перспективы имеют для меня решающее значение? – уточнила она. – Впрочем, мы уже выяснили это сегодня утром. И поэтому меня следует завлекать обещаниями… э-э…
Она замолкла, явно затрудняясь закончить предложение.
– Приятного времяпрепровождения в постели? – подсказал Дункан.
– Вы намерены завлекать меня этим?
– Думаю, для вас это имеет большее значение, чем вы готовы признать, – сказал он. – Вы красивы и женственны, мисс Хакстебл, но вам уже тридцать лет и вы одиноки. И вы уже лет десять не делили постель с мужчиной. Думаю, возможность делать это снова и не один раз, а каждую ночь – и, возможно, каждый день – должна быть очень привлекательна для вас.
– С вами? – поинтересовалась она.
– Вам это кажется отвратительным? – отозвался он.
– Вы некрасивы, – сказала она. – Вас даже не назовешь привлекательным.
«Что ж, сам напросился!»
Дункан приподнял брови.
Она снова залилась краской.
– Но вы и не уродливы, – поспешно сказала она. – И определенно не отвратительны. Собственно, вы…
На этом интересном моменте их разговор прервали. Раздался стук в дверь ложи, и не успели они ответить, как она приоткрылась, впустив мать Дункана в сопровождении сэра Грэма.
– Дункан! – воскликнула она. – О, как это смело с твоей стороны явиться в театр, хотя Грэм называет это глупостью, как и вчера вечером, когда ты посетил бал у Тинделлов. Конечно, мне следовало подождать, пока ты нанесешь нам визит со своей невестой, но ты так и не пришел сегодня днем, хотя я оставалась дома в надежде, что ты это сделаешь. Познакомь нас, пожалуйста.
– Мама, – сказал он, – позволь представить тебе мисс Хакстебл, которая не является моей невестой, хотя и была достаточно любезна, чтобы пригласить меня присоединиться к ее родным в ложе Морлендов. Могу я представить вам свою матушку, мисс Хакстебл? И сэра Грэма, ее мужа.
– Не является? – Леди Карлинг шагнула вперед и взяла руки мисс Хакстебл в свои, не давая ей присесть в реверансе. – Но очевидно, скоро будет. Весь свет уверен в этом, а то, в чем уверен свет, неизбежно происходит, рано или поздно. И потом, разве вы не сказали вчера какому-то офицеру, чье имя вылетело у меня из головы, что вы помолвлены с моим сыном?
– Да, мэм, – отозвалась та. – Но я была раздосадована на майора Дью и, боюсь, солгала.
– По моему предложению, – добавил Дункан, заметив неодобрительное выражение на лице сэра Грэма.
– И в итоге вы оказались в весьма щекотливом положении, – подытожила его мать со смешком. – Но нет никакой нужды подвергать себя дальнейшей неловкости, когда решение лежит на поверхности. Вы должны превратить ложь в правду, объявив о помолвке. Из вас получится очень красивая пара. Не правда ли, Грэм?
– Мне кажется, Этель, – сказал тот, промычав что-то нечленораздельное, что могло сойти как за согласие, так и несогласие, – спектакль вот-вот начнется. Нам лучше вернуться в свою ложу.
– Пожалуй, – согласилась она, сжав руки мисс Хакстебл, прежде чем отпустить их. – Мой сын должен привести вас на чай завтра, мисс Хакстебл. Поговорим о свадьбе, ее нужно устроить очень быстро, поскольку дед Дункана, который всегда был старым ворчуном, повел себя еще более отвратительно, чем обычно, лишив его всех средств. Но ему придется вернуть их, если Дункан женится на ком-нибудь столь респектабельном, как вы. У него просто не останется выбора, не так ли? Но даже поспешная свадьба не может быть тайной или убогой. У меня есть кое-какие идеи на этот счет, которые мы могли бы обсудить завтра. Обещайте, что придете.
Мисс Хакстебл посмотрела на Дункана и улыбнулась.
– С удовольствием, мадам, – сказала она. – Хотя должна предупредить вас, что свадьбы, возможно, не будет.
– Конечно же, она будет, – возразила его мать. – Всех мужчин охватывает страх, когда на горизонте маячат брачные узы. Завтра утром я возьмусь за Дункана и приведу его в чувство. Вы не должны переживать по этому поводу.
– Не буду, мадам, – пообещала мисс Хакстебл, и в ее глазах сверкнул озорной огонек. – О, – сказала она, когда сэр Грэм вывел свою жену из ложи и они снова заняли свои места, – мне очень понравилась ваша мать. Мне нравятся люди с характером.
– А беспутные сыновья подобных мамаш? – поинтересовался он.
Но она только рассмеялась. Антракт закончился, и ее родные вернулись в ложу.
Возможно, подумал Дункан, когда спектакль возобновился, его мать уговорит ее выйти за него замуж. Он надеялся на это.
Ложа напротив, которая была занята Тернером, Норманом и Кэролайн, опустела.