Глава 10

– Как вы считаете, не проредить ли нам эти клумбы? – спросила Шарлотта, легкими грабельками отгребая листья от нежных зеленеющих ростков. – Может быть, стоит пересадить часть цветов на новую клумбу – ту, что на южной стороне дома?

Фиона улыбнулась и пошла туда, где Шарлотта поставила свое кресло, удивляясь, насколько воспитанница Йена изменилась за несколько последних дней. Первая неделя была трудной для всех, но в конце концов Шарлотта поняла, что ей действительно придется ложиться спать голодной и, что если ей не хочется все время оставаться наедине со своими мыслями, она должна сама выезжать из Солнечной комнаты.

– Ну так что?

Фиона посмотрела на ростки, которые, как она думала, скорее всего могли оказаться ирисами.

– Признаться, я ничего не смыслю в том, когда следует прореживать цветы, и еще меньше знаю о том, как это делается.

– Тогда почему вы здесь?

– Потому что, надеюсь, вы научите меня этому.

Секунду Шарлотта смотрела на свою новую воспитательницу, потом ее взгляд переместился на лужайку перед домом.

Фионе не надо было оборачиваться и смотреть туда, откуда доносился цокот копыт: еще в первый день, когда они начали осуществлять свой план, проведя с ними большую часть утра, Йен после ленча уехал по делам больницы, и после этого каждое утро, приходя, она заставала его отправляющимся на прогулку верхом. Через два часа он возвращался, чтобы принять ванну и переодеться, после чего запирался в своем кабинете и до обеда читал медицинские книги. Во время обеда Йен натянуто улыбался, притворяясь, что ему интересно, чем дамы занимались в его отсутствие, и как только позволяли приличия, вставал из-за стола и снова уезжал, так что Фиона уходила домой до его возвращения.

Однако это утро началось несколько по-другому. Когда Йен собирался, как обычно, пожелать им с Шарлоттой приятного дня и удалиться, в столовую небрежной походкой вошел кузен Йена Гарри.

Йен с явным неудовольствием выполнил процедуру представления, а двумя минутами позже Гарри, зажав в каждой руке по тосту, вышел, чтобы составить кузену компанию, хотя ему вовсе не хотелось отправляться на прогулку верхом, и вот теперь оба не спеша подъезжали к дому после прогулки.

– По-моему, герцог отлично смотрится на лошади! – как бы между прочим заметила Шарлотта. – Мой отец всегда говорил, что Йен родился в седле.

Глядя на возвращающихся всадников, Фиона улыбнулась, подумав, что у Гарри такой вид, словно его протащили через изгородь. Йен, напротив, выглядел также, как и когда выезжал на прогулку: все тот же унылый вид, который он сохранял всю последнюю неделю.

– Да, пожалуй, ты права. – Фиона опустила голову.

– Может быть, вам надо немного побыть вдвоем? – Шарлотта, понимающе усмехнулась, но Фионе было не до смеха. С тех пор как они, выйдя в холл, обсуждали, что делать с Шарлоттой, у нее появилась надежда, что их отношения будут постоянно улучшаться, но…

– Почему бы вам и в самом деле не поговорить с ним: спросите, нет ли у него каких-нибудь пожеланий в отношении сада, прогуляйтесь вместе, а я пока отвлеку лорда Беттлза, – не унималась Шарлотта.

Поскольку у Фионы все равно не оставалось выбора, она неуверенно кивнула, и Шарлотта тут же помахала рукой Гарри, после чего сообщила ему, что, пока их не было, пирожки с лимоном уже испеклись. Поймав взгляд Йена, Фиона улыбнулась ему, словно приглашая приблизиться.

– Доброе утро, Йен!

Глянув вниз и обнаружив, что Фиона стоит почти вплотную к его ноге, Йен с трудом втянул в себя воздух.

– Надеюсь, прогулка оказалась приятной?

Разумеется, приятной. Но еще приятнее было бы провести кончиками пальцев по ее щекам, губам, каждому милому изгибу ее личика.

Йен постарался отбросить появившиеся так некстати мысли и, кашлянув, произнес:

– Да, жаль только, что нам пришлось совершить ее без вас.

Фиона кивнула и провела кончиком языка по губам.

– До обеда есть еще немного времени, – приветливо сказала она, прикрываясь от солнца ладонью. – Может быть, мы пока пройдемся по саду?

Йен заставил себя не слишком явно пялиться на ткань, туго натянувшуюся на ее груди.

– Боюсь, – ответил он, слезая с лошади, – мне сперва придется отвести лошадь на конюшню, а потом привести себя в порядок…

Фиона склонила голову набок.

– Я провожу вас, если позволите, – предложила она. На сене наедине с ней – ну разве не прекрасная перспектива!

Йен стиснул зубы и мрачно напомнил себе, что репутация Фионы куда важнее его потребностей.

– Леди не место на конюшне, лучше мы встретимся в столовой немного позже. – Он натянул повод.

Йен успел заметить, как вздымается ее грудь от частого дыхания, как участилось биение ее пульса во впадинке на горле, и ему захотелось послать все к черту, броситься к ней, взять за руку и отвести наверх, в свою комнату.

Чтобы сохранить хотя бы остатки порядочности, Йен глубоко втянул в себя воздух, поднял голову и сказал себе, что в его жизни случались и большие лишения.

– Но, Йен, – запротестовала Фиона, и нижняя губа се негодующе дрогнула. – Мне не раз приходилось бывать в конюшне.

– И все равно со мной вы туда не пойдете! – Йен отъехал от нее, прежде чем она смогла лишить его того немногого, что еще оставалось от его самообладания.

Фиона задумчиво смотрела ему вслед и пыталась решить, обижена она или сердита. Смаргивая слезы, она вскинула голову и сказала себе, что нежелание Йена находиться в ее обществе ничего не меняет. Когда он излагал ей причины, по которым просил ее стать его женой, в этом списке не было ни страсти, ни жажды эмоциональной близости.

Несмотря на легкость, с которой они неделю назад разработали план помощи Шарлотте, между ними не произошло ничего существенного. Его нежелание оставаться наедине с ней говорило само за себя: видимо, Фиона не привлекала его ни в каком качестве – ни интеллектуально, ни физически, ни эмоционально.

Она посмотрела на свои руки. Может быть, Йен считает, что от нее можно заразиться какой-нибудь ужасной болезнью?

Фиона тут же спустила руки. Какая нелепая мысль!

Тряхнув головой, она направилась к дому и быстро поднялась по ступенькам, перебирая в уме множество линий поведения, в основе каждой из которых лежал ее отказ оставаться неприметной. Если доктор Йен Кэботт думает, что он сможет пройти по жизни, проигнорировав ее, то ему вряд ли это удастся. Если он по-прежнему будет бесчувственным глупцом, она перевернет его дом вверх тормашками… Возможно, он не станет жалеть, если она вернет ему брачный договор неподписанным, но думать о ней ему придется все время, пока будут оставаться следы ее пребывания здесь. Еще одна неделя. Она даст ему еще одну неделю, и если он не образумится…

Йен объехал дом и, остановившись на подъездной дорожке, задумчиво посмотрел на главный вход. Пришло время обеда, он хотел есть, внутри была еда. Но там же находились хаос и постоянное искушение – последствия того, что он позволил леди Фионе Тернбридж делать с его домом все, что она пожелает.

Прошло пять дней после того недоразумения, когда Фиона предложила проводить его до конюшни, а он отказался. Всего пять дней потребовалось ей для того, чтобы изменить все в доме. Теперь в стенах зияли отверстия, на окнах едва ли осталась хоть одна занавеска. Йен никогда не знал, где найдет переставленную мебель, и найдет ли ее вообще: копошились рабочие, в каждом углу громоздились инструменты, все было покрыто пылью.

И посреди всего этого Фиона, смеющаяся и трудолюбивая, бросалась из одной комнаты в другую, всегда радостно взволнованная и горящая желанием показать ему произведенные изменения, желающая знать его мнение, не понимающая, какую боль причиняет ему всем этим.

Пора было что-то делать – или съехать из дома, или сдаться, перестать скрывать свое восхищение за сдержанностью и правилами приличия. Уступить своим желаниям и перестать строить из себя благопристойного мужчину, достойного такой замечательной женщины, – чего же проще!

Но что, если она с ужасом и отвращением убежит прочь от него?

Уговаривая себя, что еще один день он сможет выдержать, Йен поднялся по ступенькам. Он улыбнулся, когда, стоило ему подойти, дверь непостижимым образом распахнулась и из нее появился Роуан – последний незыблемый оплот в его жизни.

– Добрый день, ваша светлость!

– Роуан, – приветливо произнес Йен, – как здесь обстоят дела?

Дворецкий начал что-то отвечать, и тут же Джек, терьер его воспитанницы, на полной скорости ринулся к нему. Брюки Йена избежали участи быть порванными лишь благодаря удивительно своевременному появлению миссис Питтман, которая, наклонившись, подхватила маленького изверга на руки.

Йен сердито нахмурил брови.

– Вы появились как раз вовремя, миссис Питтман! – Он снял пальто и, передавая его Роуану, спросил: – Леди Фиона еще здесь?

– Она в гостиной, ваша светлость, – ответила миссис Питтман, а Джек на ее руках уставился на Йена глазками-бусинками и зарычал. – Как всегда, вся в работе.

Йен кивнул и обошел домоправительницу, стараясь держаться подальше от Джека. Ему необходимо было поговорить с Фионой о злобной маленькой собачонке, которую она приобрела для Шарлотты. Трудно было поверить, что такое злое и раздражительное животное выбрано столь нежным и мягким существом. Фиона – совершеннейший ангел; Джек – Чингиз-хан на четырех пружинистых ножках, покрытый клочковатым мехом.

В недобрые минуты Йен представлял себе, как Джек, посаженный в ящик, отправляется путешествовать в почтовой карете. Единственным обстоятельством, удержавшим его от того, чтобы оплатить путешествие пса на самый край земли, было то, что ни Шарлотта, ни Фиона не вынесли бы этой потери. Однако он решил, что все же попробует высказать некое справедливое соображение, – может, Джеку лучше все же гонять белок и другую мелкую живность вокруг загородного дома, вместо того чтобы бродить по коридорам, поджидая, когда представится возможность вцепиться в чьи-то брюки и порвать их.

Однако, пройдя через открытые двери в гостиную, Йен сразу же забыл о собаке и начал осматриваться, оценивая происшедшие изменения. Несомненно, ни один английский генерал никогда не проводил военной кампании с такой решительностью, с которой леди Фиона меняла облик его дома. Она велела снять занавеси со всех окон, и комнаты, прежде темные и мрачные, теперь купались в теплом солнечном свете. Затем она переставила мебель в каждой комнате, так что кресла и столики теперь располагались маленькими уютными группами, создавая удобные места для бесед. Хотя Йен и ворчал, что, кроме хозяев и слуг, в эти комнаты никто не заходит, он не мог не признать, что новая расстановка мебели гораздо приятнее для глаз.

Увидев кучу хлама, аккуратно сложенного в дальнем углу гостиной, и ящик с инструментами рядом с ней, Йен нахмурился. Что Фиона собиралась делать со всем этим? Один Бог знает. И все же он был уверен, что у нее есть четкий план и что, судя по всему, для его реализации потребуется нанять по крайней мере дюжину квалифицированных столяров и плотников на несколько месяцев.

Разглядывая комнату, Йен задумчиво покачал головой. За полторы недели, начиная с того дня, когда Фиона согласилась вернуть Шарлотту к нормальной жизни, она перевернула все в его доме. Но и это было ничто по сравнению с тем, что она сделала с его жизнью за две недели после того, как появилась на его пороге с Бипсом в одной руке и заряженным пистолетом в другой.

Разумеется, Йен нисколько не жалел о тех изменениях, которые Фиона произвела в его жизни: без всякого сомнения, они стали лучшим из всего, что когда-либо с ним случалось. Во всей Англии не нашлось бы человека, который не позавидовал бы ему.

Он с удовольствием сделал глубокий вдох и, ощутив легкий аромат духов Фионы, улыбнулся при мысли о том, что этот аромат пронизывает каждый уголок его быстро меняющегося окружения. Да, его жизнь, бесспорно, стала лучше.

Даже Шарлотта за последние двенадцать дней сделала успехи. Гораздо большие, чем те, которых он надеялся достичь в отдаленном будущем. Как и предполагала Фиона, не все шло гладко, но, оглядываясь назад, Йен видел, что теперь Шарлота капризничала редко и не слишком сильно, к тому же вот уже девять дней она ела то, что ей дают, без всяких скандалов. Ему рассказали, что, когда Шарлотта первый раз поела, не разбив тарелку, повариха из благодарности встала пред ней на колени.

Еще удивительнее было то, что, по слухам, его индийский повар, Аниш, помог поварихе подняться с колен и от радости обнял ее. Судя по разнообразию блюд, появлявшихся на столе с того момента, оба посчитали событие удобным поводом для примирения, раздела территории и сфер деятельности.

Удивительно, но с самого начала Шарлотта охотно стала выводить Джека в сад. Свет, зажегшийся в глазах Шарлотты в тот момент, когда Фиона появилась в дверях с этим маленьким страшилищем, невинно перебирающим лапками у ее бока, трудно было не заметить. До конца своих дней Йен будет помнить этот свет, открывший ему преобразующую силу надежды.

Приблизившись к открытым дверям гостиной, Йен замер.

Фиона стояла на верхней ступеньке лестницы в дальнем конце комнаты, темно-зеленая шаль соскользнула вниз по ее руке, и она опасно изогнулась, пытаясь снять с крючков занавес. Господи, у этой женщины совершенно отсутствует чувство самосохранения: если он не вмешается, он окажется вдовцом, не успев стать женихом!

Боясь, что внезапный звук испугает ее и она упадет с лестницы, Йен молча пересек комнату, на ходу отмечая, как идет Фионе надетое на ней бледно-желтое, в мелкий рисунок, муслиновое платье.

Когда его руки обвились вокруг ее тонкой талин, Фиона тут же повернулась к нему. Йен не стал отчитывать ее, просто потянул на себя, и ее руки легли ему на плечи. Потом он медленно опустил ее на пол, и она улыбнулась ему счастливой улыбкой.

Тело оказалось прижатым к нему; оно оставалось слишком близко даже после того, как она встала на пол. Легкие юбки обвились вокруг его ног, и теплота, запах ее кожи лишили Йена рассудка. Ее улыбка, озорная и открыто приглашающая, воспламенила его. Ну что плохого всего в одном поцелуе? Он поцелует ее только один раз, и все…

Однако его здравомыслие, поколебавшись, все же устояло. Йен не сомневался, что его естественные инстинкты, однажды вырвавшись на свободу, могут стать неуправляемыми; к тому же кто-нибудь из слуг или нанятых для ремонта рабочих может наткнуться на них. Его, совесть не будет чиста, если он скомпрометирует Фиону, после того как клятвенно обещал исправиться.

К черту исправление, шептало желание, но Йен все же убрал руки с талии Фионы, шагнул в сторону и сделал глубокий, долгий вдох, прежде чем произнести:

– Прошу вас впредь действовать осторожнее. Мое сердце не выдержит, если с вами что-нибудь случится. Оставайтесь внизу и говорите рабочим, что они должны сделать, – этого вполне достаточно.

– Не будьте смешным, Йен, – быстро возразила Фиона. – Даже Кэрри разрешала мне взбираться на лестницы, снимать и вешать занавески, так что вам абсолютно не о чем беспокоиться.

Йен покачал головой:

– Приличия подразумевают…

– Здесь главное слово «подразумевают», – смеясь, прервала его Фиона. – Они не требуют, а значит, оставляют мне пространство для собственной интерпретации того, что есть приличное поведение. В настоящий момент я получаю удовольствие от того, что решила воспользоваться более широким толкованием приличий. Кстати, вы уже видели переделанную гостиную?

Решив, что возмущаться дольше бессмысленно, Йен покачал головой.

– Я вначале заглянул сюда. Должно быть, у вас есть план, для осуществления которого вам потребовалось собрать все это в кучу?

– Я решила заменить лепные украшения на новые: старые слишком тяжелые, они создают впечатление, будто потолок давит па вас.

– Другими словами, вы собираетесь переделать потолки?

– Ну, не совсем. – Фиона поправила шаль на плечах. – Я боялась, что, когда старую лепнину будут снимать, часть штукатурки может отвалиться, но мистер Стэнли, штукатур, уверил меня, что заделает пострадавшие участки и никто ничего не заметит. Это действительно замечательный мастер. Вы видели, что он сделал в столовой?

Йен поднял бровь.

– Нет, но полагаю, это будет стоить мне небольшого состояния.

Фиона снова засмеялась.

– У него два сына, которые хотят учиться в Оксфорде.

– Ну, – подхватил Йен, кивая и получая удовольствие от их шутливой перепалки, – я совсем не собираюсь становиться на пути молодых людей, пытающихся избежать участи штукатура, каменщика или конюха.

– У мистера и миссис Стэнли есть еще три дочери. Лидия, Дора и Рейчел.

Йен сложил руки на груди и расставил ноги.

– Почему-то у меня складывается впечатление, что мальчики Стэнли не единственные, у кого есть амбиции…

– Лидия хочет научиться ездить верхом, – сообщила ему Фиона с довольной ухмылкой. – Она любит лошадей и очень хорошо умеет ладить с ними. Она также хочет тренировать их для верховой езды.

– Только если у нее действительно есть к тому способности.

– Разумеется, – согласилась Фиона. – Дора хотела бы открыть мастерскую по пошиву дамской одежды: она обшивает всю семью, и то, что я видела, свидетельствует не только о безупречности исполнения, но и о настоящем таланте. Она могла бы действовать не хуже Кэрри. А Рейчел, младшая, хотела бы открыть кондитерскую.

– Я уже понял – все отпрыски мистера Стэнли отличаются честолюбием, но… вы не могли бы нанять штукатура помоложе и такого, у которого нет семьи?

Фиона, мило надув губки, посмотрела на Йена сквозь ресницы, и он сразу увидел в этой игре не что иное, как чувственный призыв.

– Вы сказали мне, что на переустройство дома я могу тратить столько, сколько захочу, помните?

Йен кивнул.

– Мне придется напомнить вам, что вы не собирались спешить с переделками. Сначала вы хотели присмотреться, как ведется хозяйство в доме, и все такое. Потом вы сказали, что будете обсуждать со мной каждое задуманное вами изменение, прежде чем приступите к его осуществлению.

Фиона начала складывать тяжелую парчовую занавеску.

– Так вот, к настоящему времени я сделала несколько важных открытий. Первое – оказалось, что Шарлотта, несмотря на ее нежелание признать это, имеет верный глаз и интересуется декорированием. Позволив ей кое-что сделать, я тоже обнаружила, что это очень увлекательно, и поняла, почему Кэрри получала от этого огромное удовольствие.

Йен не перебивал ее, он внимательно слушал.

– Далее, – продолжала Фиона, – я стала размышлять, каким образом можно добиться того, чтобы дети мистера Стэнли могли осуществить свои мечты.

Йен рассмеялся:

– Дорогая Фиона, меня действительно не волнует, сколько вы тратите и кто помогает вам в этом. Только, пожалуйста, обещайте мне, что и вы, и уважаемый мистер Стэнли не тронете мой кабинет и мою приемную. Я знаю, что их не назовешь ни фешенебельными, ни даже удачно обустроенными, но я к ним привык, и мне в них удобно.

– Ну… – протянула Фиона.

– Умоляю! – Иен с трудом сглотнул.

– Ладно, посмотрим, – сжалилась Фиона. – А пока вот что я хотела бы вам сообщить: мистер Пембрук показал мне набросок самого замечательного шкафчика для хранения столовых принадлежностей. Такие шкафчики встраиваются в стены столовой, у них потайные дверцы, так что их вообще не видно. Никто не будет знать об их существовании и не заметит ничего необычного в панелях, за которыми они скрываются. Мистер Пембрук говорит, что ни у кого нет ничего подобного.

Йен расправил плечи.

– Похоже, нам необычайно повезло.

– А новое пространство, которое появится над столовой…

– Новое пространство? – Брови Йена поползло вверх. – Мне помнится, над столовой раньше была крыша, а над ней – небо, Пожалуйста, не говорите мне, что вы собираетесь убрать крышу, чтобы мы могли обедать на свежем воздухе.

– Нет, конечно, нет! – Фиона звонко рассмеялась. – Мистер Стэнли сделает бутафорский потолок, и тогда комната перестанет походить на холодную пещеру. При этом над новым потолком окажется довольно много свободного места, и мистер Пембрук считает, что не дело ему пропадать зря. Он ненавидит оставлять пространство неиспользуемым.

– Разумеется, – решил Йен, – он сможет предложить что-нибудь замечательное, что обойдется мне не так уж дорого в сравнении с общей стоимостью всех замечательных вещей, которых больше ни у кого нет.

– Стэнли и Пембрука мне рекомендовал мистер О’Коннор, – кратко заметила Фиона. – Он говорит, что они лучшие умельцы во всем Лондоне, и я ему верю. Как любит повторять Дрейтон, особое видение и способность к творчеству как раз и отличают квалифицированного мастера от мелкого лавочника. Я совершенно уверена, вам следует чувствовать себя польщенным тем, что оба – и мистер Пембрук, и мистер Стэнли – согласились продемонстрировать свое волшебное искусство именно здесь, в вашем доме.

Йен со вздохом кивнул.

– Итак, что необычного придумал мистер Пембрук для верхней части столовой?

Фиона посмотрела на него долгим взглядом, все зеленых глазах искрилось веселье.

– Пойдемте, я покажу вам.

– Поправьте меня, если я не прав, – попросил Йен, когда Фиона повела его из гостиной через зал к широкой лестнице. – Но разве прочная стенка комнат хозяина… – Вдруг в его голове мелькнула страшная картина: теперь он точно знал, что Фиона намеревается сделать с вновь образовавшимся пространством. Сердце его забилось, кровь быстрее побежала по жилам.

Продолжая вести его за собой по лестнице, Фиона иногда оборачивалась и молча улыбалась ему. Ему не терпелось получить ответ.

– Возможно, вы решили убрать часть стены?

Фиона покачала головой.

– Я бы сказала, что в целом планы простираются гораздо дальше, хотя работы над этой частью дома начались только сегодня утром, – сообщила она, когда они пошли по верхнему коридору. – Мистер Дайлан сказал мне, что они начнут пробивать новые окна во внешней стене в конце недели, а это значит, что некоторое время ваша комната все еще будет узнаваемой.

– Так вы планируете увеличить площадь моих личных комнат, или я не прав?

Фиона покраснела, теперь она избегала его взгляда.

– Вы очень проницательны, ваша светлость.

Тут уж Йен не смог совладать с искушением.

– В ваших комнатах вы планируете такие же изменения?

Ее щеки запылали ярче.

– Я не считаю какие-либо комнаты своими. – Фиона сделала глубокий вдох и продолжила: – По крайней мере, сейчас. Однако мне пришло в голову, что если мы решим пожениться, то можем отказаться от самого понятия отдельных спален.

Картины, сразу же возникшие в мозгу Йена, заставили его кровь гулко застучать в венах.

– Но тогда не окажется ли на этом этаже много пустующих комнат? Или вы предполагаете, что у нас постоянно будет гостить множество народу?

К его удивлению, Фиона покраснела еще больше.

– Да, конечно, для остающихся на ночь гостей потребуются комнаты, но прежде надо подумать о том, где разместить детей.

Йен довольно хмыкнул. Прежде чем решать вопрос о том, куда поместить детей, их надо заиметь, и значит, Фиона уже думает об этом. Очевидно, она по-другому взглянула на их отношения, и это не могло его не радовать.

Когда они вошли в его комнату, к Фионе вернулась прежняя непринужденность.

– Мне бы очень хотелось знать, какие цвета и какого стиля мебель вы предпочитаете, – сказала она, проходя мимо его кровати и не сводя глаз с зияющего отверстия в стене.

Йен покрутил головой.

– Сомневаюсь, что мой представления о том, какой должна быть спальня, соответствуют требованиям моды, – ответил он, не глядя на кровать. Гораздо лучше было всячески избегать соблазна, чем на короткое время поддаться ему, а потом бесконечные часы бороться с неосуществимым желанием и следующий месяц провести в извинениях за собственное свинство.

– Я подумывала о неярких оттенках синего и золотого, – сказала Фиона словно пытаясь отвлечь его от опасных мыслей. – Как вам это?

– Я готов одобрить любой выбор и рассчитываю на ваш безупречный вкус.

Фиона вскинула на него глаза:

– Поверьте, мне действительно важно знать ваше мнение. Мужу с женой пристало жить одной жизнью и вместе принимать решения. Я хочу делить с вами все, из чего будет состоять моя жизнь, и надеюсь, что вы хотите того же.

Йен принужденно улыбнулся:

– Желание делиться всем само по себе замечательно и, несомненно, заслуживает того, чтобы попытаться его осуществить. Я только надеюсь, что вас не постигнет разочарование, когда реальность время от времени не будет совпадать с идеалом.

Фиона наклонила голову набок, изучая его.

– Почему не будет совпадать? – Ее слова прозвучали холодно и отстраненно.

– Сомневаюсь, что повседневная работа хирурга покажется вам интересной: порой она выглядит довольно варварской и, более того, угнетает.

– Но это же часть вашей жизни, Йен, – искренне возмутилась Фиона, – и, значит, мне это тоже будет интересно.

Йен кивнул, уверенный, что ничего не выиграет, если будет упорствовать.

– А где сегодня Шарлотта? – как бы между прочим спросил он и огляделся вокруг. – В саду ее нет, а у входа меня встретил Чингиз-Джек, и только своевременное появление миссис Питтман спасло мои брюки от его зубов.

Фиона прикусила губу. Стоит ей выйти из роли заботливой хозяйки, устроительницы дома и поинтересоваться его жизнью, протекающей за стенами особняка, как Йен замыкается и отталкивает ее от себя. Больно было сознавать, что Йен отводит ей незначительное место в своей жизни и оно не имеет ничего общего с чем-нибудь серьезным. Она твердила себе, что прошло только несколько недель с их первой встречи, но ее гордость тем не менее страдала. И разве нескольких недель не достаточно, чтобы получить представление об истинных чувствах человека, тем более что теперь, хотя Йен по-прежнему по утрам отправлялся на прогулку верхом, а после обеда уезжал наблюдать за строительством больницы, обедали они вместе… Так отчего же за это время он ни разу не выразил желания узнать ее получше?

– Так где же Шарлотта? – напомнил о себе Йен.

– Она с мадам Ивлин, – Фиона сцепила пальцы за спиной, стараясь говорить спокойно и не казаться уязвленной.

– А кто такая мадам Ивлин?

– Как мне сказали, что во всем Лондоне нет равных ей в укладке волос.

– Неужели Шарлотта пожелала привести в порядок свои волосы?

– Вымыть, подстричь и уложить, – уточнила Фиона, входя в роль опекунши. – Этим утром она сказала, что ненавидит свою прическу, и спросила, не могу ли я остричь ее наголо. Тогда я послала служанку к мадам Ивлин с запиской, в которой написала, что отчаянно нуждаюсь в ее услугах.

Йен улыбнулся:

– Вам не кажется, что Шарлотта способна убедить почтенную даму сделать с ее волосами что-нибудь безрассудное и опрометчивое?

– Ну это вряд ли. Шарлотте очень нравится, когда ее балуют и отдают ей должное.

– Женщинам вообще это нравится, – заметил Йен, следуя за ней.

– Как и бескорыстно помогать и заниматься отделкой дома, – пробормотала Фиона себе под нос.

– Прошу прощения, я не расслышал. Что вы сказали?

– Ничего заслуживающего внимания. – Фиона уже переключилась на звуки, издаваемые быстро приближающимися собачьими лапами. Первым ее побуждением было не предупреждать Йена, но совесть не позволила ей этого.

Остановившись, она повернулась к нему как раз в тот момент, когда Джек выскочил из-за угла и плотоядно нацелился на ногу своей жертвы.

– Осторожно, – только и успела сказать Фиона, но было уже слишком поздно.

Йен тихонько выругался и попытался стряхнуть Джека, что очень удивило Фиону. Ну как он не понимает, что, действуя таким образом, не только одобряет игру, но и принимает в ней активное участие. Что же касается высказываний Йена относительно дьявольского отродья… Ей оставалось только гадать, была ли у Дансфорда когда-нибудь своя собака. Он явно не имел представления, как устроены собачьи мозги, не знал, что собаки слышат только свои имена, а все остальное воспринимают как приглашение: «Давай поиграем!»

– Ваша светлость!

Йен, у ног которого продолжал рычать Джек, осторожно поднял голову.

– В чем дело, Роуан?

– Явился посыльный от доктора Мерсера: крушение в подземной части городской железной дороги, много пострадавших. Доктор просит вас приехать как можно скорее.

Фиона видела, как краски покидают лицо Йена, как твердеет его челюсть. Она тут же щелкнула пальцами и повелительно приказала:

– К ноге!

Пес немедленно подошел к ней и уселся рядом.

Когда Йен повернулся к ней, Фиона отчетливо увидела железную решимость в его глазах.

– Прошу меня извинить! – Мыслями он явно был уже далеко. – Я очень сомневаюсь, что смогу поехать с вами на бал у… у…

– У лорда и леди Иган-Смитов…

– Да. – Он кивнул. – Пожалуй, я поеду верхом, так будет быстрее, а вы, Роуан, распорядитесь, чтобы оседлали мою лошадь, пока я соберу инструменты.

Джек бросился было вдогонку, но Фиона снова щелкнула пальцами, и он, вернувшись к ней, сел у ее ног.

Тем временем дворецкий поспешил в глубь дома выполнять поручение.

Оставшись наедине с собакой, Фиона стала обдумывать ситуацию. Дрейтон за завтраком умолял освободить его от посещения бала, мотивируя это, тем, что у него важное совещание: ему предстояло обсудить закон, который он собирался провести через парламент. Минут через десять после этого появилась Симона с сообщением, что Тристан не может поехать на бал, потому что в порт прибыло судно, разгрузка которого представляется ему более важным делом, чем увеселение. Для сестер бал в отсутствие рядом внимательных мужей во многом терял свою привлекательность. Что же до неё…

Она не танцевала, и с того дня, как Йен сделал ей предложение, он тоже не танцевал: пройдя через зал, он брал себе бокал шампанского и предлагал ей принести стакан пунша.

Они вместе по глоточку пили свои напитки; при этом у герцога не сходило страдальческое выражение с лица, и какое-то время они поддерживали лишь незначительный разговор. Когда напитки закатившись, Йен относил стакан Фионы и отправлялся к карточному столу, где уже ждал его кузен.

В подчеркнуто вежливом и довольно неловком разговоре пока что заключалось «совместное» пребывание в обществе – эго было все, что они могли себе позволить до того, как Фиона формально примет его предложение, а Йен сможет сопровождать ее на правах жениха.

И вот теперь сразу же после получения известия об ужасной катастрофе Йен все же не забыл извиниться за то, что не сможет приехать на бал. Это могло означать, что для него их встречи в обществе значили гораздо больше, чем для нее.

Качая головой, Фиона повернулась и пошла в направлении кухни, чтобы взглянуть, как чувствует себя Шарлотта. Может быть, у мадам Ивлин найдется время сделать что-нибудь необыкновенное и с ее волосами? А может, ей даже удастся уговорить сестер на этот вечер остаться дома и насладиться обществом друг друга вместо того, чтобы толкаться среди сотен других людей, постоянно оказывающихся на пути друг у друга…