Глава 13

Внутри дома, в холле, словно часовой, стоял мажордом. Старик был таким древним, что Аласдер не удивился бы, если бы этот человек знал его деда. Но прежде чем он успел об этом спросить или хотя бы назвать себя, мажордом повернулся и, миновав огромный холл, повел их подлинному коридору.

Аласдеру рассказывали, что его дед был коллекционером, и свидетельством тому были попадавшиеся им по пути предметы. Возле двери стояло изваяние поджарой черной собаки, слепые глаза которой были устремлены в вечность. Египет, если не ошибаюсь, подумал Аласдер. Вдоль одной из стен располагался шкаф, состоящий из множества крошечных ящичков, в которых торчали ключики с золотыми кисточками.

– Похож на комод в вашей каюте, – сказала Изабел.

– Это из Японии.

На подставке из слоновой кости стояла резная, покрытая блестящим лаком ярко-красная шкатулка с изображениями драконов. Аласдер задержался около нее, чтобы подсчитать количество когтей на каждой лапе, и решил, что шкатулка привезена не из Японии, а из Китая.

Мажордом остановился и бросил на Аласдера нетерпеливый взгляд, будто упрекая его за то, что он зря теряет время.

Они остановились у массивной двери, по обеим сторонам которой стояли лакеи. Мажордом взмахнул рукой, и один из лакеев, поклонившись, распахнул перед ними дверь. Мажордом вошел и провозгласил надтреснутым старческим голосом:

– Ваш внук, миледи.

Как только Аласдер и Изабел вошли, старик тут же исчез.

– Как он догадался? – изумился Аласдер.

– Да ты вылитый отец, – сказала женщина. – А глаза, как у твоей бабушки.

Патриция Ландерс, графиня Шербурн, была совсем не такой, какой Аласдер ее себе представлял. Она была второй женой его деда и в свои семьдесят лет выглядела значительно моложе. Гладкие седые волосы были убраны и простой пучок, голубые, немного поблекшие глаза приветливо блестели.

Она сидела на канапе перед камином, опираясь на ручку трости. На ней было простое светло-серое траурное платье, напомнившее Аласдеру о том, что человек, осложнивший его жизнь, был ее сыном.

– Сочувствую вашей потере, – тихо пробормотал Аласдер, отпустив руку Изабел и поклонившись.

Изабел смутила его тем, что слегка сжала его локоть.

– Благодаря твоему отцу Дэвид прожил хорошую полноценную жизнь, – сказала она, но улыбка ее была печальной. – Прошу вас, садитесь. Надеюсь, ваше путешествие было не слишком утомительным. – Графиня с любопытством взглянула на Изабел.

Аласдер тоже посмотрел на Изабел.

– Разрешите представить вам Изабел Драммонд, – И добавил в ответ на вопросительный взгляд графини: – Моя жена.

– Не совсем жена, – возразила Изабел, глядя мимо него. – Аласдер собирается аннулировать наш брак.

Аласдер не был готов к столь откровенному высказыванию Изабел, к тому же для такого заявления она выбрала не очень подходящее время.

Патриция нахмурилась:

– Я не знала, что ты женат.

– Это произошло совсем недавно.

– Наша свадьба была всего неделю назад, – добавила Изабел.

– Я что-то не понимаю. Почему же ты хочешь аннулировать брак? Появились препятствия? Стали известны какие-то родственные связи?

– Брак был совершен не по нашему выбору, а по приказу. По приказу ее отца.

Аласдер со своими матросами не раз отбивался от пиратов на Востоке и от каперов в Карибском море. Дважды на него наставляли дуло пистолета, и он был уверен, что его убьют. Но он никогда не думал, что растеряется под взглядами двух женщин, смотревших на него так, будто у него па лбу неожиданно вырос рог.

– Что такого ты сделал, Аласдер, из-за чего он настоял на свадьбе? – спросила Патриция таким тоном, словно ему было девять лет и он столкнул Джеймса в воду.

– Дело не в том, что я сделал, а в том, чего захотел. Я решил вернуть себе землю Макреев, на которой Драммонд пас своих овец.

– Значит, вы поженились в Шотландии? – Вопрос графини был обращен к Изабел.

– Да. В Фернли, где я жила.

Атасдер ждал, что графиня спросит еще о чем-нибудь, но она протянула Изабел руку и усадила ее рядом с собой.

Наклонившись к Изабел, Патриция начала что-то тихо ей говорить, и Аласдер почувствовал, что он здесь вроде как лишний.

Поэтому он начал рассматривать картины, висевшие над камином. На полотне справа был изображен мужчина средних лет, и по довольной улыбке и отсутствующему взгляду Атасдер узнал в нем Дэвида. Недавно скончавшийся граф Шербурн был в годах, однако в душе он так и остался ребенком.

Слева висел портрет мужчины в красном мундире со множеством орденов на груди. Мужчина был изображен верхом на белом коне.

– Это ваш муж? – спросил Аласдер графиню. Она снова вышла замуж после смерти его деда. Аласдер догадывался, что именно он управлял богатством Шербурнов.

– Это Найджел Уэскотт.

– Генерал Уэскотт? – Аласдер был удивлен. Уэскотт был тем человеком, который мог бы сослать ею отца на галеры, если бы семейству Макреев не удалось сбежать.

– Мы с генералом были друзьями, – объяснила Патриция. – В ту ночь, когда твой отец и весь клан Макреев покидали Шотландию, мы обнаружили, что у нас с генералом Уэскоттом много общего.

– Благодаря вам они смогли уехать, – сказал Аласдер. – Они никогда не забывали вашей храбрости. Многие новорожденные девочки были в те годы названы в вашу честь, графиня.

– Спасибо, что сказал мне об этом, но боюсь, все произошло благодаря нашему с Найджелом интересу друг к другу, а не моей храбрости, – призналась она, бросив на портрет задумчивый взгляд. – Найджел был удивительным человеком. Многие годы он выполнял обязанности графа, поскольку Дэвид, имея титул, не мог их выполнять. Найджел умер семь лет назад, но мне его все еще не хватает. – Она посмотрела на Аласдера. – Я и твоего деда любила, но его сердце уже было отдано Мойре.

В комнату вошел слуга с подносом, на котором стоял высокий фарфоровый кувшин, чашки и блюдо с пирожными. Другой слуга нес еще один поднос с хрустальным графином и бокалом.

– Спасибо, – улыбнулась Патриция слугам. – Мой дворецкий посчитал само собой разумеющимся, что ты предпочтешь шоколаду виски. Он был прав?

– Да, – признался Аласдер и сел в кресло напротив графини.

Огонь в камине делал комнату очень уютной. На полу лежал персидский ковер. На стенах, обитых бледно-желтым шелком, в бронзовых канделябрах горело множество восковых свечей. Лепнина в виде цветочного орнамента украшала потолок. Все здесь говорило об изысканном женском вкусе.

Все, за исключением большого кресла, в котором сидел Аласдер. Кожаные подлокотники кресла были потерты, и от них исходил едва заметный запах табака. Наверное, в этом кресле когда-то по вечерам сидел генерал Уэскотт, и они с графиней вели задушевные беседы.

– А портрет моего деда есть? – спросил Аласдер, принимая из рук слуги бокал с виски.

– Только небольшой, хотя ведь это был его долг – позировать для портрета. Но он не любил художников, а вот портрет твоей бабушки был написан.

– Я слышал, что она была красавицей.

Аласдер взглянул на Изабел. Она сидела тихо, но он знал, что ее спокойствие обманчиво. Однажды на острове в Южных морях он видел один вулкан. Казалось, он находился в полном покое, но на самом деле был способен залить раскаленной лавой землю на много миль вокруг себя.

Какой вулкан кроется за внешней бесстрастностью Изабел?

Патриция задумчиво изучала содержимое своей чашки, будто в ней был вовсе не шоколад. У Аласдера было ощущение, что она колеблется, надо ли говорить то, о чем она собирается сказать. Наконец она поставила чашку и спросила:

– Хочешь увидеть портрет Мойры? Его писали и переписывали несколько месяцев, пока Джералд наконец его не одобрил. – Она оперлась на трость и встала. – Портрет всегда висел в спальне. Почему бы не отвести тебя гуда, чтобы ты смог его увидеть?

Изабел хмурилась, но Аласдер этого не видел, потому что помогал Патриции подниматься по лестнице.

Изабел никогда и никому в жизни намеренно не причиняла боли, но сейчас она с удовольствием ударила бы Аласдера по голове своим деревянным молотком.

Он с таким пренебрежением представил ее графине, будто она была не более чем какой-нибудь предмет. «Вот коробка, сундук. Моя жена. Не обращайте на нее внимания, она скоро перестанет ею быть».

С мрачным видом она поднималась вслед за Патрицией и Аласдером.

На площадке третьего этажа графиня остановилась и приложила руку к груди.

– Я редко поднимаюсь на этот этаж, – призналась она, переводя дух. – Моя комната находится за кабинетом Найджела. Так велел мой доктор.

– В таком случае не надо было подниматься.

– Ноя хотела. Мое здоровье входит в противоречие с моими желаниями. Это досадно, но ничего более.

Изабел шла за ними по коридору, подняв голову и любуясь потолком. Он был разбит на квадраты, в центре каждого из которых была виньетка – крошечные полуголые фигурки, резвящиеся на полянках, или закутанные в тоги пары, сидящие на облаках. Даже двух одинаковых картинок среди них не было.

– Я не была здесь несколько лет, – сказала Патриция, открывая дверь. – Но комната осталась такой же, какой была во времена твоего деда, Аласдер.

Графиня отдернула зеленые с золотом шторы и, прежде чем открыть окно, с минуту стояла, глядя на блестевший от недавнего дождя газон и на деревья с густой листвой.

Солнце осветило девственную чистоту комнаты. Похоже на то, подумала Изабел, что к комнате Джералда относятся так, будто это храм. А стоявшая у окна неожиданно помолодевшая женщина казалась его хранительницей.

Что-то невыносимо печальное было в этот момент в облике графини Шербурн. Комната Джералда, наверное, пробудила в ней воспоминания о тех днях, которые она предпочла бы забыть.

В комнате взгляд сразу останавливался на кровати, застеленной блестящим зеленым покрывалом. Высокий полог поддерживали по углам резные столбики. На деревянном изголовье был изображен герб – ягненок и лев, каждый на щите, разделенном диагональю.

Другие предметы мебели были не такими величественными, но отличались изысканным стилем. Передняя стенка платяного шкафа была инкрустирована разными породами дерева и изображала пейзаж – плакучие ивы над рекой.

Изабел заинтересовал письменный стол, верх которого был инкрустирован кожей и золотом. Она погладила глубоко врезанные зеленые листья и золотые ягоды, располагавшиеся вдоль всех четырех сторон стола.

– Это была общая спальня Мойры и Джералда. Он спал здесь даже после того, как мы поженились. – Патриция бросила взгляд на висевший над белым мраморным камином портрет. – Думаю, ему нравилось вспоминать свои лучшие времена.

Портрет Мойры Макрей с ребенком на руках был обычным по композиции. Фоном служил Гилмур – такой, каким он когда-то был. Голубое платье Мойры подчеркивало цвет ее глаз, такой же, как у Аласдера. Но сходство было не только в этом. Глядя на улыбку его бабушки, на форму ее носа и подбородка, можно было с уверенностью сказать, что они с Аласдером родственники, притом близкие.

Мойра смотрела на ребенка с такой любовью и нежностью, что Изабел даже позавидовала давно умершей женщине. Испытает ли она когда-нибудь такое счастье?

– Это твой отец? – спросила она Аласдера. Тот кивнул.

– Я очень его люблю, хотя он мне и не родной, – улыбнулась Патриция. – Я была счастлива, когда получила от него письмо. Ты тогда только родился, Аласдер, и он писал о своих жене и сыне.

– Теперь нас пятеро. И все мы гордимся тем, что он наш отец.

– Джералд был бы рад, если бы узнал, что его внук вернулся, чтобы заявить свои права на наследство.

Изабел искоса посмотрела на Аласдера, удивляясь, почему он до сих пор не сказал графине, что приехал, чтобы отказаться от титула. Может быть, его остановили слезы, стоявшие в ее глазах?

Аласдер молча последовал за графиней, несомненно, для того, чтобы помочь ей сойти вниз. Изабел еще не встречала столь внимательного человека, который был бы озабочен тем, чтобы юнга не оступился на канатах и понимал, что пожилой женщине трудно одолеть лестницу. В конце концов, он не остался равнодушным и к ее ушибу. Он был настолько силен и уверен в себе, что не стеснялся показаться заботливым. Аласдер Макрей никогда бы не наказал женщину, если бы она его раздражала, и не стал бы терроризировать ребенка себе на потеху.

Изабел убеждала себя, что не стоит узнавать Аласдера лучше или вникать в суть его характера. Потому что, когда он ее оставит, чувство потери будет неизмеримо большим, чем сейчас.

Глядя на портрет и все еще заставляя себя улыбаться Изабел вдруг поняла, что этот человек – мужчина ее мечты.