Глава 19

Джулиана решительно покачала головой:

— Нет-нет, не верю! Если Кассандра и была замужем, мой дед не знал об этом. Уверена, что не знал. — Она была готова обсуждать любые другие теории, но категорически отказывалась верить в предательство деда, в такое вероломство. — Поверь, он действительно любил меня, — продолжала Джулиана. — Когда же я приходила к нему в библиотеку, он всегда был со мной очень ласков.

— Да, охотно верю, — кивнул Кейн. — Но любовь к тебе ничего не меняет.

— Ты не понимаешь!.. — воскликнула Джулиана. — Дед любил меня… по-настоящему. Ты же слышал, что сказал Фредерик? Дед настаивал на том, чтобы я оставалась в доме, он не хотел отдавать меня чужим людям. И он придумал для меня историю — чтобы я могла жить без клейма незаконнорожденной.

— Неужели ты защищаешь его?! — изумился Кейн. — Дорогая, почему? Ведь этот человек, судя по всему, был одержимый. Он думал только о книгах — более ни о чем. И деньги твоей матери могли принести ему дополнительно немало книг.

— Мы покупали их вместе, — возразила Джулиана. — Он научил меня всему, что знал сам, и мы сделались компаньонами и партнерами. Когда же он получал предложения от торговцев книгами, я зачитывала их ему вслух и высказывала свое мнение. Кроме того, я отвечала на письма. И распаковывала книги, когда их приносил посыльный. Пойми, он бы не справился без меня.

— Да, разумеется, — кивнул Кейн.

Он едва сдерживался; ему ужасно хотелось сказать, что такое партнерство очень напоминает рабство. Ох, неужели Джулиана не понимала, что этот старик был… эгоистичным монстром, а вовсе не любящим дедушкой, как она привыкла думать в детстве? И пусть даже Кассандра не была замужем, Фиттерборн все же потратил ее деньги! Более того, он и пальцем не пошевелил, чтобы обеспечить будущее своей внучки.

— Он был моим дедом, и он любил меня, — упрямо твердила Джулиана. Она повторяла эти слова как заклинание, и ей, похоже, казалось, что они от многократного повторения станут правдой.

«О бедные, введенные в заблуждение женщины!» — мысленно воскликнул Кейн; он уже не знал, какие слова найти, чтобы переубедить Джулиану, чтобы объяснить ей, что она ошибается.

Они уже несколько часов сидели в карете и всю дорогу горячо спорили. Когда же Джулиана чуть отодвинулась от него, Кейн взял ее за руку и почувствовал, что рука ужасно холодная, ледяная. С беспокойством посмотрев на нее, он спросил:

— Дорогая, ты не замерзла?

Она молча высвободила руку и отвернулась. Кейн тяжело вздохнул и проговорил:

— Поверь, дорогая, узы родства ничего не значат. Я нисколько не сомневаюсь: мой отец объявил бы меня незаконнорожденным, если бы имел возможность. Ему было бы приятнее, если бы титул и поместье перешли к моему кузену — благочестивому члену моей удивительно благочестивой семьи.

Джулиана вздрогнула и повернулась к нему. Ее лицо было искажено гневом.

— Твой отец выгнал тебя, потому что ты был развратником, совершенно никчемным человеком! И все то, что ты делал потом, лишь подтвердило его правоту. Ты понятия не имеешь о том, как должен вести себя настоящий джентльмен. А вот мой дед… был джентльменом. И он никогда бы ни у кого ничего не украл.

Кейн снова вздохнул. И ему вдруг почудилось, что сердце его болезненно сжалось. Да, конечно, он слышал подобные обвинения от многих людей и всегда реагировал на них со смехом. Но Джулиана… Господи, какой он глупец! Он-то верил, что она думает о нем иначе, она видит его таким, каков он на самом деле. Неужели он в ней ошибся?

Предыдущая ночь была одной из самых сладостных в его жизни. Они с Джулианой вместе обедали, смеялись, предавались любви, вместе засыпали… И хотя не было произнесено каких-либо особо важных слов, он поверил, что является для нее не просто любовником, не тем, кем был для многих других женщин. Но оказалось…

Ох, какой же он глупец! Ну почему он решил, что она испытывает к нему те же чувства, что и он к ней? Вероятно, ему очень хотелось верить в это. Потому он и ошибся.

…Они уже проезжали Бат, и Кейн, повернувшись к окну, разглядывал каменные строения этого города. Но сейчас он едва ли мог оценить архитектурные красоты Бата — сейчас ему было не до этого. Он постоянно ощущал присутствие Джулианы, хотя та, отодвинувшись в дальний угол кареты, уже целый час не смотрела на него. Изредка бросая на нее взгляды, Кейн спрашивал себя: «Интересно, о чем она сейчас думает? И вообще, думает ли о чем-либо?»

Они по-прежнему молчали. Молчали даже тогда, когда въехали в деревушку Грейтфилд, находившуюся неподалеку от Бристоля. Если верить Фредерику Фиттерборну, именно здесь, в этом ничем не примечательном месте, появилась на свет Джулиана. И здесь же умерла ее мать, Кассандра Фиттерборн.

Первая запись в журнале церковного прихода за 1796 год гласила: «5 января тут была похоронена Кассандра Фиттерборн из Фернли». И следующая строка: «5-го же января Джулиана Кассандра, дочь Кассандры Фиттерборн, рожденная 3 января, была крещена».

— Не слишком много подробностей, — заметил Кейн.

Джулиана молча смотрела на аккуратную запись — последнее подтверждение того, что она была filia nullius, ничьей дочерью в глазах закона. С ее незамужней матерью не считались, когда нужно было дать имя и определить социальное положение новорожденной. Впрочем, Джулиана этого и ожидала, хотя все же в душе надеялась, что сумеет узнать что-либо о своем отце.

— Я обычно не регистрирую дату рождения ребенка, — сказал мистер Ховард, священник, который проводил их до ризницы и нашел том, где содержались записи о крещении, венчаниях и похоронах за последнее десятилетие минувшего века. — Но я помню этот случай. Я пожалел бедного ребенка, у которого умерла мать и не было отца. Я подумал, что если не зафиксировать день рождения малышки, то она никогда не узнает, когда родилась. К тому же она родилась в моем доме.

— Я… в вашем доме? — переспросила Джулиана.

Священник кивнул и с любопытством посмотрел на нее. Потом вдруг спросил:

— Это вы тот самый ребенок?

— Да, вы правы. И я была бы весьма благодарна вам, сэр, если бы вы смогли рассказать мне, как я родилась.

— Не хотите ли присесть? — Мистер Ховард указал на деревянную скамью.

Джулиана села, а Кейн остался стоять рядом; он по-прежнему рассматривал запись в книге, лежавшей на столе. Несмотря на свое скромное одеяние, маркиз даже сейчас являл собой весьма впечатляющее зрелище. Джулиана постоянно чувствовала его присутствие, постоянно ощущала тепло его тела, и в то же время ей казалось, что он ужасно далек от нее.

Проснувшись этим утром в его объятиях, она почувствовала себя по-настоящему счастливой. А его поддержка во время трудного разговора с Фредериком Фиттерборном даже немного смутила ее — у нее возникли опасения, что она вот-вот воспылает к нему любовью.

Но затем он все испортил, разрушил очарование своими жестокими и необоснованными подозрениями в отношении единственного человека, которого она, Джулиана, когда-либо любила.

Сидя рядом с викарием, Джулиана то и дело поглядывала на Кейна. В какой-то момент, словно почувствовав ее взгляд, он поднял голову и посмотрел на нее. На несколько секунд их взгляды встретились, и Джулиана почувствовала, как подпрыгнуло в груди ее сердце. Однако она все еще злилась на Кейна. Ведь он обвинил ее деда в предательстве!

Тут Кейн снова уткнулся в записи в книге, а мистер Ховард наконец-то заговорил:

— Обычно дилижанс из Бристоля проезжает Грейтфилд не останавливаясь, но в тот январский день он остановился, чтобы высадить женщину — молодую леди, которой пришло время рожать. «Королевский герб» — это всего лишь таверна, в которой нет гостиницы, поэтому хозяин позвал меня. Мы перенесли леди в мой дом, и я пригласил повитуху. Роды у бедняжки были длительными и трудными, но наконец-то родилась девочка. Повитуха сказала, что женщина очень слаба — очевидно, пережила тяжелое душевное потрясение.

У Джулианы на языке крутилась тысяча вопросов, но она не могла собраться с духом и заговорить. Разумеется, она прекрасно понимала: смерть при родах — самое обычное дело. Но все же ей было бы больно услышать, что именно ее рождение убило мать.

— И еще повитуха сказала, — продолжал священник, — что у леди отсутствовало желание жить. Когда же началась лихорадка, у нее не оказалось сил, чтобы с ней справиться. Я пришел к ее одру и пытался хоть как-то приободрить, но она была почти без сознания. Могла только выкрикивать имя Джулиан.

— Это мой отец, — прошептала Джулиана.

— Я так и заключил, — кивнул священник. — Поскольку стало ясно, что она умирает, я постарался приготовить ее к концу. Эта прискорбная истина, должно быть, дошла до нее. И она сообщила имя своего отца, а также попросила меня написать ему.

Джулиана тихонько всхлипнула; она уже задыхалась от слез. Мистер Ховард на несколько секунд умолк и легонько погладил ее по руке. Потом вновь заговорил:

— Так вот, мистер Фиттерборн приехал на следующий день. И он сидел у постели дочери все последние часы ее жизни. А когда она отошла, он организовал ее похороны и крещение ребенка. Ваше крещение, миссис Мертон.

— Это он выбрал для меня имя? — снова всхлипнув, спросила Джулиана.

Мистер Ховард нахмурился.

— Нет-нет, не он. Он хотел назвать вас именем вашей матери, но она попросила, чтобы вас назвали Джулианой. Мистеру Фиттерборну это не очень-то понравилось, но он уступил, внял моим словам о том, что последнюю волю умирающей следует уважить. Я особенно хорошо запомнил это потому, что следующее ее откровение ошеломило меня.

У Джулианы заныло под ложечкой.

— Да-да, я ужасно удивился, когда мистер Фиттерборн сообщил мне, что его дочь не была замужем. Так что отцом ее ребенка оказался бессовестный соблазнитель. У нее было обручальное кольцо, и она назвала повитухе свое имя. Поэтому мы сначала решили, что она — вдова. Но оказалось… — Священник умолк и со вздохом развел руками.

Джулиана опять всхлипнула; ее душили слезы.

— А его имя?.. — прошептала она.

Мистер Ховард несколько секунд подумал, затем покачал головой:

— Нет, не помню. Слишком много времени прошло с тех пор. К тому же… знаете, поскольку ее отец открыл печальную правду, то мне показалось, что имя не имеет значения.

— А может, повитуха помнит? — спросил Кейн. — Мы могли бы задать ей этот вопрос?

— Миссис Смит умерла пять лет назад.

— А может, кто-нибудь из ваших слуг?..

— Я не женат, и у меня совсем мало слуг. А моя экономка, как миссис Смит, ушла из жизни.

Кейн что-то пробурчал себе под нос, причем было очевидно, что сказанное им не следовало произносить в церкви. Слышал ли его мистер Ховард или нет — во всяком случае, он удержался от замечаний.

— Я очень сожалею, мадам, — сказал священник. — У меня не было оснований не верить мистеру Фиттерборну. Ведь он выглядел настоящим джентльменом… Да и зачем бы он стал называть свою дочь… женщиной не очень строгих правил, если бы для этого не было оснований?