Книга: Его изумительный поцелуй
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6

Глава 5

— Какой неожиданный поворот событий, — заметила Поппи, следуя за Клариндой по тускло освещенному коридору, ведущему к дверям гарема. — Думаешь, капитан Берк оказался здесь, во дворце султана, по чистой случайности? Кто бы мог поверить, что такое удивительное совпадение возможно, когда мы обсуждали его приключения на корабле как раз перед тем, как нас похитили?
— Никто, Поппи, — ответила Кларинда, пробормотав себе под нос: — По крайней мере никто, кроме тебя.
Вынужденная почти бежать, чтобы не отставать от широкого шага Кларинды, Поппи продолжала щебетать о превратностях судьбы, пока не наступила на подол юбки Кларинды.
Кларинда, чуть не упав, остановилась. Чувствовалось, что запасы ее терпения на исходе. Она повернулась к Поппи и, вытаскивая свой подол из-под туфельки, сказала:
— Послушай, Поппи. Как могла ты появиться перед всеми присутствующими в таком смехотворном одеянии? Уж лучше ходить нагой, чем одетой таким образом.
Добродушная улыбка сползла с физиономии Поппи, и ее нижняя губа задрожала. Кларинда отлично знала, что за этим последует.
Кларинда вздохнула и, прикоснувшись кончиками пальцев к одному из пульсирующих висков, сказала:
— Извини, дорогая. Я не хотела так грубо огрызаться на тебя. Из-за этих неожиданных посетителей я совсем разнервничалась.
В этот момент Кларинда больше всего желала остаться в одиночестве, чтобы разобраться в круговороте своих мыслей. Ей потребовалось около двух часов, чтобы избавиться от компании Фарука после того, как он приказал двоим слугам сопроводить гостей в их личные комнаты. Он настоял на том, чтобы рассказать ей о своем утреннем приключении, в мельчайших подробностях описывая свое спасение. Кларинда тем временем изо всех сил старалась оставаться должным образом взволнованной и восклицала: «Боже милосердный!» и «Неужели?» — хотя представляла себе при этом только Эша, который мчался с песчаного холма, зажав между зубами поводья коня и держа в каждой руке по пистолету.
Наконец ей удалось уйти, сославшись на головную боль — не притворную, а реальную. Однако едва она ушла со двора, к ней бросилась поджидавшая ее Поппи.
Кларинда не имела права упрекать Поппи в наивности, в то время как ее собственное сердце металось как бешеное между потрясением и надеждой. Нельзя сказать, что она не мечтала о спасении из этого места. Ее жених был могущественным человеком. С трудом верилось, что Максимилиан оставит без внимания ее похищение и исчезновение, словно неудачное капиталовложение. Однако когда прошло несколько недель, а во дворец не ворвался полк его людей, ее надежды слегка потускнели. Ночью, когда Кларинда засыпала, ей снилось уже не лицо жениха. А крутой решительный подбородок человека, которого она изо всех сил старалась изгнать из своей памяти и из своего сердца.
Когда после стольких лет он вдруг возник из пустыни, словно сновидение, ей захотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что она не спит. Наверное, где-то в глубине ее сердца продолжала теплиться упрямая надежда, что когда-нибудь Эш приедет за ней. Кларинда никогда не переставала надеяться, что обещания, данные им после того, как они упали на ее плащ, не были пустыми словами, произнесенными с целью соблазнить наивную девчонку, готовую сделать что угодно, лишь бы заставить его остаться.
Теперь она стала взрослой, и теплившиеся глубоко в сердце надежды давно исчезли вместе с осколками вдребезги разбитого сердца.
В то утро Кларинда потеряла значительно больше, чем невинность. Эш никогда не узнает, как дорого ей стоил его отъезд.
Как бы трудно ни было такой женщине, какой она стала, поверить, будто Эш приехал за ней по своей собственной инициативе, еще труднее было представить себе, что его прислал Максимилиан. В отличие от брата Макс играл только тогда, когда шансы на выигрыш были выше, чем у противника. И он лучше, чем кто-либо другой, знал, что снова сталкивать эту парочку вместе весьма рискованно.
Схватив Поппи за запястье, Кларинда придвинула ее к себе и огляделась вокруг, почти ожидая увидеть Тарика, дядюшку Фарука, или одного из его многочисленных шпионов, прячущегося за каким-нибудь ярким гобеленом или бесценной вазой. В старинном дворце было множество тайных дверей и коридоров. Тарик не делал секрета из своего недоверия к английским гостям племянника, и в этом дворце у стен в буквальном смысле имелись уши.
Кларинда понизила голос:
— Как ты уже догадалась, абсолютно исключено, что прибытие капитана Берка является случайным подарком судьбы.
— А я что говорила! — воскликнула Поппи таким громким театральным шепотом, что даже глухой верблюд мог его услышать. — Он действительно приехал, чтобы спасти нас, не так ли? Я так и знала! — Она нервно пригладила волосы и облизнула губы кончиком языка. — Как ты думаешь, если ему это удастся, будет ли он ждать, что одна из нас поцелует его в качестве вознаграждения?! Или может быть, что мы поцелуем его обе?
— Я была бы просто счастлива, если бы ты выполнила эту почетную обязанность, — заверила ее Кларинда. Хотя в воспоминаниях возник образ юного Эша, который наклонял голову и нежно прикасался губами к ее губам. Она тряхнула головой, чтобы прогнать это видение. — Но пока я не найду возможность узнать точно, каков план капитана, нам абсолютно необходимо продолжать жить так, словно ничего не изменилось. Если мы вызовем подозрения у султана или его телохранителей, жизнь каждого из нас окажется под угрозой.
— Но Фарук никогда не поднимет на тебя руку, — с задумчивым вздохом заметила Поппи. — Он тебя обожает.
— Он обожает меня в данный конкретный момент времени. Но смею тебя заверить, что привязанности мужчин гораздо более непостоянны, чем кажется. Поверь мне… Если он узнает, что у меня есть жених и что брат моего жениха проживает в данный момент под его крышей, трудно даже представить себе, что он сделает. Он не должен даже заподозрить, что мы задумали сбежать с капитаном Берком, пока мы не окажемся очень, очень далеко от этого места.
Поппи кивком подтвердила, что она поняла.
— Не бойся. Я всегда умела хранить тайны.
Пока Поппи с помощью мимики изобразила, как запирает рот на ключ и выбрасывает ключ через плечо, Кларинда вспомнила аналогичный случай в семинарии мисс Трокмортон, когда она поделилась с Поппи новостью о том, что у нее впервые началась менструация. Не прошло и дня, как каждая девочка в семинарии терла свои руки, приговаривая: «Исчезни, проклятое пятно!» — всякий раз, когда Кларинда входила в комнату.
Нельзя сказать, что Поппи делала это умышленно, желая напакостить кому-то. Просто у нее была тенденция выбалтывать любую информацию, даже если это являлось чужой тайной и никто не уполномочивал ее эту тайну разглашать.
— Доверить тебе тайну — все равно что снять с себя голову и отдать в руки султана, — пробормотала Кларинда и, подхватив юбки, двинулась дальше по коридору.
— Что с ним будет, когда мы уедем? — сказала Поппи, стараясь идти в ногу с Клариндой. — Ты не боишься, что он почувствует себя одиноким?
— Одиноким? Ты в своем уме? У этого человека не менее дюжины жен и еще две дюжины наложниц.
— Не обязательно оставаться одному, чтобы чувствовать себя одиноким, — сказала Поппи. Похоже, она говорила, опираясь на собственный опыт. — Что, если ты разобьешь ему сердце?
— Уверяю тебя, что такое едва ли произойдет. Возможно, этот человек увлекся мной как новым необычным добавлением к своей коллекции, но это не означает, что он по-настоящему любит меня.
Произнося эти слова, Кларинда вдруг засомневалась, что может довериться собственным суждениям в сердечных делах. Было время, когда она могла бы поклясться, что Эш любит ее больше жизни. Что он никогда не покинет ее и возьмет штурмом врата самого ада, чтобы вернуть ее, если их разъединят.
Два огромного роста евнуха возвышались по обе стороны отделанных искусной резьбой высоких дверей, отделяющих гарем от внешнего мира. Каждый стоял неподвижно, скрестив массивные руки на безволосой груди. Большинство из них Кларинда знала по именам, однако больше всех ей нравился Соломон — обладатель умных черных глаз и печальной улыбки. Хотя этот гигантских размеров эфиоп был так силен, что мог бы раздавить в ладонях голову взрослого мужчины, он нежно, словно нянюшка с младенцем, обходился с женщинами, вверенными его заботам.
Соломон распахнул перед ними дверь и кивнул Кларинде, когда они проходили мимо, и его щедро смазанная маслом голова блеснула, словно полированное красное дерево. Поскольку Кларинда никогда не слышала, как он говорит, она решила, что он немой.
Интересно, всегда ли он был рабом и евнухом? Или у него когда-то была собственная жена? Семья? И голос?
Когда они вошли в гарем, до их слуха долетели высокие голоса. Кларинда схватила Поппи за предплечье, заставив ее прижаться к противоположной стене, в надежде, что их не заметят две женщины, стоявшие в отделенном шторами алькове рядом с дверью. Она видела их силуэты, просвечивавшие сквозь тонкий шелк портьер, прошитых золотой нитью.
— Ну? Видела ты этого загадочного англичанина, который спас жизнь нашему хозяину? — спросила одна из женщин.
— Не видела, — ответила другая. — Но Серафине удалось уголком глаза взглянуть на него, когда она возвращалась из кладовой, где хранятся ароматические притирания. Как известно, тела у большинства англичан бледные и мягкие. Их может без труда сдуть и унести ветер пустыни. Но Серафина клянется, что этот англичанин — совсем другое дело. Он красивый. И сильный. И твердый.
Первая женщина наклонилась ко второй и, прикрывшись рукой, что-то прошептала ей на ухо, после чего обе похотливо захихикали.
— Серафина утверждает, будто у него золотые глаза, как у тигра, и что движется он с грацией и силой льва. — Первая женщина вздохнула. — Я надеялась, что меня позовут прислуживать ему в ванне, однако Соломон отправил туда Зенобию и Саломею. Они вскоре вернулись и сказали, что англичанин отослал их назад, заявив, что предпочитает мыться сам. Можешь представить себе такое? Мужчина моется сам? Глупые создания, наверное, чем-то вызвали его неудовольствие.
Кларинда на мгновение закрыла глаза, испытав облегчение. Поскольку она не могла теперь иметь абсолютно никаких притязаний на Эша, она отнесла испытанное облегчение на счет ностальгии. Когда женщины начали обсуждать в подробностях, как они ублажали бы красивого, златоокого англичанина в ванне, Кларинда быстро провела Поппи мимо алькова, радуясь тому, что мягкие туфельки из полосок яркой ткани ступают неслышно.
Когда они прошли по длинному коридору и, миновав изящную арку, оказались в главном зале гарема, Кларинда ощутила удушающий запах ароматических масел и духов нескольких десятков женщин.
Богатство султана сквозило в каждой тщательно подобранной детали убранства этого просторного восьмиугольного помещения. Куполообразный потолок был отделан настоящим листовым золотом, а панно на стенах украшали изображения эротического характера. Верхняя часть стен представляла собой решетчатую конструкцию, что обеспечивало вентиляцию помещения, одновременно создавая ощущение пребывания в громадной птичьей клетке. То там, то здесь возвышались изящные колонны из бесценных сортов мрамора, увенчанные барельефами. Пол покрывала мозаика всех цветов радуги.
Пышность убранства комнаты могла бы посрамить самый экстравагантный бальный зал в Лондоне. Но в понимании Фарука это была просто оправа для его самых ценных сокровищ — красивых женщин, расположившихся на подушках и кушетках, дремлющих и бодрствующих, иногда одетых, иногда раздетых вовсе.
Обычно в послеполуденные часы обитательницы гарема ложились вздремнуть, а евнухи и юные рабыни обмахивали их огромными веерами, украшенными драгоценными камнями и павлиньими перьями. Но в тот день все они были возбуждены и, округлив глаза, перешептывались между собой. Им было нечем заняться в свободное время, кроме сплетен и мелких интриг. Кларинду не удивило, что появление экзотических гостей Фарука вызвало среди них такой ажиотаж.
В некоторых отношениях жизнь в гареме ничем не отличалась от жизни в семинарии мисс Трокмортон. Только здесь вместо обучения танцам и рукоделию женщины постигали самые эффективные способы вплетания драгоценных камней в их причудливо уложенные прически. А также способы удовлетворения любых сексуальных фантазий мужчины.
На первый взгляд могло показаться, что женщины султана пользовались чрезвычайно большой свободой по сравнению с замужними англичанками. Они вставали, когда хотели, и каждая их потребность удовлетворялась преданными рабами. От них не требовалось носить жесткие корсеты или туфли, жмущие пальцы. Они одевались в просторные одеяния или широкие шаровары, больше похожие на панталоны.
Они не проводили время за такими скучными занятиями, как рукоделие, упражнения в игре на фортепьяно, составление ответов на бесконечные письма или овладение мастерством безупречного разливания чая. Вместо этого они могли целое утро принимать солнечные ванны в закрытом саду гарема, а после полудня свернуться где-нибудь калачиком с томиком стихов или приказать массировать свои напряженные мускулы, отдавшись умелым рукам евнуха. Было нетрудно понять, как им удалось по приказанию Фарука овладеть английским. Имей Кларинда столько свободного времени в своем распоряжении, она могла бы овладеть несколькими языками.
Она, возможно, могла бы позавидовать их образу жизни, но как только двери гарема закрывались, сразу же становилось понятно, что их свобода — всего лишь иллюзия. Их всячески баловали и ублажали, однако они были такими же заложницами прихотей султана, как и рабы, которые его обслуживали.
Некоторые из женщин Фарука были его женами, другие наложницами. Независимо от их статуса они существовали исключительно для того, чтобы обслуживать султана, доставляя ему удовольствие. Они удовлетворяли его плотские потребности либо могли просто положить его голову к себе на колени и поглаживать его лоб, сочувственно выслушивая все, что он рассказывал о своих заботах и тревогах.
Хотя еще до появления Эша во дворе Кларинда лихорадочно пыталась найти способ сбежать, она начала побаиваться, что пройдет еще немного времени, и она займет в их рядах свое место. Тогда она потеряет даже ту иллюзорную свободу, которой пользовалась как гостья Фарука, и будет обречена всю оставшуюся жизнь в отчаянии биться о прутья золотой клетки.
Кларинда даже думала о том, много ли потребуется времени, чтобы она стала такой же, как все остальные. И закончила тем, что жила бы надеждой, что именно ее позовут провести ночь в постели султана.
Пока они с Поппи пересекали зал, некоторые женщины украдкой поглядывали на них из-под ресниц. Были и такие, которые глазели на них, даже не пытаясь скрыть неприязненного отношения.
Кларинда знала, что они презирают в ней все, особенно белую кожу, зеленые глаза и длинные белокурые волосы, которые были для них постоянным источником как презрения, так и зависти. С их роскошными черными косами, миндалевидными глазами и округлыми формами большинство из них были более красивы, чем она могла надеяться когда-нибудь стать. Но с момента рождения они знали то, что она узнала только недавно.
Мужчины жаждут не красоты. Мужчины жаждут новизны.
Даже больше, чем внешность белокожей англичанки, их неприязнь вызывало то, что Кларинда могла приходить и уходить, когда захочет, не дожидаясь вызова или приказания. Что она бродила по коридорам дворца без охраны и даже не закрывая лицо от мужских взглядов. Такая привилегия больше, чем что-либо другое, говорила о ее особом положении. И заслуживала их враждебного отношения.
Кларинда в течение последних трех месяцев научилась жить в обстановке затаенной злобы, втайне убеждая себя, что если бы не эти обстоятельства, она, возможно, смогла бы даже подружиться с некоторыми обитательницами гарема. Это позволяло ей высоко держать голову, делая вид, будто их насмешки и злобные взгляды ее совсем не касаются, точно так же, как это происходило в первые дни после ее поступления в семинарию мисс Трокмортон.
Возможно, такая уловка и сейчас удалась бы Кларинде, если бы с пурпурной кушетки не поднялась с грацией дикой кошки женщина и не остановилась прямо перед Клариндой. Поскольку Кларинда была вынуждена остановиться, Поппи спряталась за ее спиной, наверняка вспомнив, как Кларинда не раз защищала ее от злых выходок девчонок в семинарии.
Кларинда окинула женщину холодным оценивающим взглядом. Это была Ясмин, которая почему-то назначила себя главной гонительницей Кларинды.
Если верить тем сведениям, которые Поппи почерпнула, подслушивая разговоры других женщин, Ясмин готовилась занять место одной из самых любимых жен султана, когда обнаружилось, что она не так невинна, как утверждала. Учитывая гордость и собственническое чувство марокканских мужчин, ей еще повезло, что она осталась жива. Поговаривали, что только благодаря ее чрезвычайным талантам в постели Фарук, узнавший об обмане, не убил ее, а оставил в качестве наложницы.
У нее были пухлые губы цвета сливы, блестящие черные, как полночь, волосы, ниспадавшие до талии, и прекрасные черные глаза. Она поистине была самой красивой женщиной в гареме. Нос у нее был несколько великоват для личика в форме сердечка, но это лишь добавляло чертам экзотической привлекательности. Соблазнительные округлости ее тела едва прикрывались прозрачным шелком, привлекая мужской взгляд к чуть заметному треугольничку на стыке бедер.
Со дня появления в гареме Кларинды и Поппи Ясмин не делала тайны из своей неприязни к ним. Кларинда подозревала, что только из уважения к возлюбленному хозяину — и из страха перед ним — Ясмин пока воздерживалась от того, чтобы подсыпать яд в вино Кларинды или вонзить ей под ребра украшенный драгоценностями кинжал, пока та спит.
Уперев руки в округлые бока, Ясмин еще выше задрала подбородок и окинула Кларинду явно неприязненным взглядом. Ее сестры по гарему насторожились и сосредоточились вокруг них, словно акулы, почуявшие вкус свежей крови.
— Мы слышали, что во дворец прибыл человек твоего роду-племени, — начала Ясмин.
— Вот как? — вежливо переспросила Кларинда, отказываясь доставлять женщине удовлетворение, подтверждая или опровергая то, что она уже знала.
— Мы тут размышляли о том, что привело этого красивого англичанина к нашему порогу. И решили, что он, возможно, устал спать с костлявыми английскими принцессами и решил попробовать, какова в постели настоящая женщина. — Ясмин оглянулась через плечо, чтобы удостовериться, что вся аудитория ее внимательно слушает. — Или несколько настоящих женщин.
Когда женщины позади нее повалились на кушетки в приступе смеха, губы Ясмин дрогнули в победоносной улыбке.
Кларинда сохраняла на лице выражение полного безразличия.
— В отличие от марокканских мужчин англичанам не требуется множества женщин, чтобы удовлетворить свои желания. Им хватит одной. Если это подходящая женщина.
Хотя ее голос разносился по всему залу, Ясмин придвинулась ближе, как будто желая поделиться секретом.
— Если бы Соломон направил меня помогать англичанину мыться, уж я бы доказала, что являюсь подходящей женщиной, умеющей удовлетворить любое его желание.
За последние три месяца Кларинда научилась гораздо большему, чем способы вплетания драгоценностей в свои волосы. И когда она отчетливо представила себе эту женщину стоящей на коленях у ног Эша, ей пришлось изо всех сил стиснуть в кулаки руки, чтобы не согнать пощечиной самодовольное выражение с ее физиономии.
Наклонившись к Ясмин еще ниже, Кларинда понизила голос до настоящего шепота, который предназначался только для ушей Ясмин:
— Если бы ты могла удовлетворить любое желание мужчины, ты бы являлась женой Фарука, а не наложницей, не так ли?
Кларинда была единственной, кто стоял достаточно близко, чтобы разглядеть страшную обиду в глазах Ясмин. Сама того не желая, Кларинда почувствовала угрызения совести. Пожалуй, вдвое обиднее жить почти на положении рабыни, если ты рождена быть королевой.
Понимая, что малейшее проявление сочувствия сочтут слабостью, которой можно воспользоваться позднее, Кларинда аккуратно обошла Ясмин и быстро пересекла комнату.
Кларинда не могла позволить себе роскоши оглянуться через плечо, наслаждаясь собственным триумфом, однако Поппи не была связана подобными ограничениями.
— Что, черт возьми, ты сказала этой мегере? Она выглядит так, будто готова убить тебя во сне.
Кларинда тряхнула головой и произнесла самым легкомысленным тоном:
— Я сказала ей, что загадочный англичанин и его желания меня абсолютно не касаются.

 

Кларинда беспокойно ходила туда-сюда по отгороженному портьерой алькову в ожидании приглашения присоединиться к султану за ужином. Поскольку она все еще была почетной гостьей султана, от нее не требовалось спать в главном зале вместе с другими женщинами. Ей была предоставлена комнатка в башне, в которую вела узкая каменная лестница. Поппи спала в алькове меньшего размера, расположенном сразу при выходе из зала. В алькове Кларинды почти ничего не было, кроме роскошной кушетки для сна с горой подушек, но она по крайней мере находилась здесь одна. А сегодня ночью, больше чем когда-либо, она радовалась возможности побыть одной, пусть даже такая привилегия давала женам и наложницам Фарука еще один повод испытывать к ней презрение.
Старшие женщины, прислуживавшие обитательницам гарема, в большинстве своем являлись некогда любимыми наложницами отца Фарука. Они привели Кларинду в порядок и ушли, унося с собой свои лосьоны и притирания. Работу свою они всегда делали тщательно, однако сегодня Кларинде показалось, будто они особенно старательно потрудились над ее внешностью. Судя по всему, им сообщили, что сегодня вечером она должна предстать перед глазами не только султана, но и его чужеземных гостей.
Кларинда потеряла счет взмахам щеток и расчесок, которыми они расчесывали ее волосы, пока они не заблестели, словно льняная пряжа в неярком свете лампы. Находиться в центре столь пристального внимания было весьма соблазнительно, особенно если закрыть глаза и отдаться этим манипуляциям. Каждый дюйм ее тела словно возрождался к жизни, как после продолжительного сна.
Приведя в порядок ее волосы, женщины достали коллекцию флакончиков, горшочков и пузырьков. Припудрили ее скулы пудрой из чистого золота, подрумянили верхнюю губу, чтобы подчеркнуть ее изгиб в виде лука Купидона, и обвели тончайшей угольной линией ее глаза.
Одна из женщин открыла стеклянную крышку драгоценного флакона и помазала ее миррой за ушами и в ямочке под горлом. Они были готовы надушить и гораздо более интимные места, если бы Кларинда не прогнала их из алькова, не обращая внимания на их обиженные мины и протесты, которые они бормотали по-арабски.
Ей бы следовало помнить, что они делают это не для ее удовольствия, а для того, чтобы сделать ее более желанной в глазах мужчин.
В любой другой вечер все эти манипуляции могли бы показаться Кларинде даже приятным отступлением от однообразного течения жизни. Однако в этот вечер ее нервы были напряжены так сильно, что она боялась закричать, если чьи-то руки продолжат с равнодушием блуждать по ее телу. Сама того не желая, она вообразила себе другую пару рук, бронзовых от загара, словно припорошенных жесткими русыми волосками и движущихся отнюдь не с равнодушием.
Обругав себя за подобные мысли, Кларинда еще раз беспокойно прошлась по алькову и повернулась, взмахнув подолом изумрудно-зеленого и ярко-синего одеяния, которое марокканцы называют юбками. В Англии она была закована в корсет, и ей даже думать не позволялось о созревших формах, которые он скрывал. Здесь же ее не только заставляли думать о плоти, но и постоянно чувствовать ее нужды и желания. Будучи женщиной, которая в течение почти десятилетия изо всех сил сдерживала эти мощные желания под контролем, Кларинда начала побаиваться, что сама представляет для себя большую опасность, чем Фарук.
Невесомый шелк ее юбок был настолько тонок, что казался сотканным из паутины и лунного света. Единственным, что хоть как-то удерживало одежду в рамках приличия, была драпировка из тончайшей ткани в стратегических местах. Такая попытка соблюсти приличия лишала возможности с уверенностью сказать, видел ли человек то, что ему не дозволено видеть, или это просто игра света.
Острое унижение, которое испытывала Кларинда, одетая в то, что англичане сочли бы совершенно неприличным нижним бельем, начало проходить после первых нескольких недель пребывания во дворце. По сравнению с тем, в чем обычно разгуливала по гарему Ясмин, одежда Кларинды являлась образцом целомудрия.
Однако сегодня вечером под эти тончайшие слои шелка устремится взгляд Эша. Сегодня его янтарные глаза будут ласкать кремового цвета округлости ее грудей, которые открывал глубокий вырез лифа. При этой мысли Кларинда прикоснулась рукой к горлу. Ей вдруг стало жарко, и голова закружилась, как будто она заболела какой-то экзотической лихорадкой.
Несмотря на свою многолетнюю привязанность к Максу, она, по правде говоря, не испытывала ничего подобного с тех пор, как ей исполнилось семнадцать лет. Тогда ей хотелось, чтобы Эш посмотрел на нее и по-настоящему ее увидел. Она мечтала об этом так давно, что, когда этот момент настал, у нее закружилась голова от ощущения собственной победы. Она упивалась своим могуществом.
Кларинда все еще помнила, какое удовольствие доставляло ей наблюдать, как воздействует на него любое ее прикосновение. Как его глаза вспыхивают голодным блеском, а его голос становится хриплым от страсти.
Кларинда нервно прикоснулась к вырезу лифа и подумала, какое платье могла бы выбрать ради такого важного случая в Англии, где у нее имелся обширный гардероб. Может быть, розовое из муарового шелка с пышными рукавчиками и многоярусной юбкой? Или, возможно, из шелковой тафты бронзового цвета, которое идеально оттеняло зеленый цвет ее глаз? Судя по тому, как бешено билось ее сердце, ей не мешало бы выбрать что-нибудь скромно прикрывавшее ее от горла до пальчиков на ногах — возможно, что-нибудь из серой фланели, позаимствованное в ближайшем женском монастыре.
Нельзя отрицать, что в глазах Эша вспыхнула искорка, когда он впервые увидел ее, но Кларинда была готова поклясться, что это была искорка враждебности, а не желания. Уж не убедил ли он себя, будто она с готовностью согласилась на такую жизнь? Что капитулировала перед Фаруком и по доброй воле проводила долгие жаркие ночи на ложе султана?
Кларинда сердито нахмурилась, недовольная направлением, которое приняли ее мысли. Какое ей дело до того, что думает о ней Эш Берк или какой-нибудь другой мужчина? Она сделала все возможное для того, чтобы выжить.
Кларинда повернулась, почувствовав чье-то присутствие за своей спиной, и обнаружила Соломона, стоявшего под аркой выхода из алькова. Кивком отполированной головы он указал в коридор, а это означало, что хозяин прислал за ней.
Кларинде хотелось бы, чтобы нынче вечером рядом с ней была Поппи и оказала ей моральную поддержку. К сожалению, по какой-то неведомой причине ее подруга своим присутствием заставляла Фарука нервничать. Кларинде пришлось взять себя в руки, чтобы успокоить разгулявшиеся нервы. Ей предстояло выполнить роль хозяйки совсем так же, как на одном из званых ужинов, которые давал отец, не так ли? Разве не играла она с потрясающим успехом эту роль десятки раз?
Изобразив на губах жизнерадостную улыбку, Кларинда взяла под руку Соломона, вновь мысленно поблагодарив его за стабилизирующее присутствие.
— Идемте, сэр. Ведь мы не хотим, чтобы султану и его гостям пришлось ждать.

 

Пока Эш ждал появления Кларинды, он отхлебнул небольшой глоток ароматного вина, которым угощал хозяин. Сочетание гвоздики с перебродившим красным виноградом было значительно крепче, чем вино, обычно подававшееся за обеденным столом англичан. Учитывая, что Фарук вообще не прикасался к спиртному, Эш не имел намерения позволить вину приглушить остроту восприятия окружающего мира. Если он надеялся выкрасть Кларинду прямо из-под носа этого человека, ему требовалась ясность мысли.
Однако Люк, кажется, даже не попытался сопротивляться опьянению.
— Иди сюда, красотка! — прорычал он, уже явно разгоряченный и с осоловелыми глазами, хватая одну из танцовщиц за запястье и пытаясь усадить ее к себе на колени.
Девушка захихикала, когда он принялся лить вино в ложбинку между ее объемистыми грудями. Потом Люк попытался заглянуть под газовую вуаль, закрывавшую ее нос и губы. Когда она наклонилась, уткнувшись лицом в его шею, он улыбнулся Эшу с довольным видом, говорившим, что он был бы не прочь остаться во дворце навсегда.
За свои проделки Люк заработал сердитый взгляд Тарика, дяди Фарука. Очевидно, старик все еще не смирился с тем, что его племянник открыл двери дома для западных неверных. Хотя Эш понимал, что его намерение отнюдь не дипломатично, он не мог удержаться, чтобы издевательски не поднять украшенный драгоценными камнями бокал якобы за его здоровье. Сердитый взгляд Тарика вспыхнул возмущением, и он, подчеркнуто отвернув физиономию от Эша, заговорил о чем-то с сидевшим рядом с ним мужчиной с ястребиным носом.
Явно не замечая мелких драматических эпизодов вокруг, Фарук сидел наискосок от Эша с широкой улыбкой на красивом лице и отбивал ладонями ритм в такт музыке оркестра, состоявшего из барабана, флейты и лиры.
Эш приподнялся на одном локте, опершись на гору подушек за его спиной. Случайный наблюдатель мог бы поклясться, что в его стройном мускулистом теле нет ни капельки напряжения. Эта уловка оттачивалась долгими годами практики. Даже когда он лениво улыбался одной из танцовщиц, его глаза настороженно оглядывали комнату, улавливая любую потенциальную угрозу и намечая возможный маршрут бегства.
После того как Эш увидел Кларинду, уютно устроившуюся в объятиях Фарука, он уже не был вполне уверен, что она мечтает о спасении. Даже у самых сильных и жизнерадостных мужчин, очутившихся в плену, бывал сломлен дух. Они переносили пытки и нестерпимые лишения, а в конце концов становились угодливыми приживальщиками врага, которого некогда презирали.
Кларинда обладала невероятно упрямым характером, но откуда Эшу знать, что пришлось ей пережить в руках Фарука или корсаров, которые ее похитили?
Когда он взял у Макса деньги, Эш пообещал себе, что предстоящая работа не будет ничем отличаться от всех его остальных заданий. Но мысль о том, что Кларинда страдает в грубых руках какого-то мужчины, вызывала у него желание схватить ее в охапку и унести в такое место, где ее никто никогда больше не обидит. Сначала, конечно, уничтожив ее обидчиков.
Но брат нанял его для другого, напомнил он себе. Макс намеревался вернуть ее, и это он будет ждать ее, чтобы схватить в объятия и вылечить своей нежностью ее травмированную психику. Работа Эша заключалась лишь в том, чтобы вызволить ее из дворца. Именно это Эш собирался сделать независимо от ее поддержки или отсутствия таковой.
Званый ужин был устроен в одной из прямоугольных башен, расположенных на каждом углу дворца. Для того чтобы не ограничивать свою свободу столом и стульями, султан и дюжина его гостей — исключительно мужчины — уютно расположились на бархатных подушках, украшенных кисточками, и мягких валиках, обтянутых атласом изумрудного, сапфирового и алого цветов.
Низкие столики с пищей стояли перед ними в форме прямоугольника, оставляя достаточно места для танцовщиц, использовавших середину в качестве импровизированной сцены.
На каждой стене этой просторной комнаты располагались широкие окна. Их деревянные ставни были распахнуты, пропуская в комнату свежий ветерок, напоенный ароматом цветущего по ночам жасмина, который смешивался с соблазнительными запахами яств.
Верный своему слову Фарук прилагал все усилия к тому, чтобы гости отведали всех экзотических деликатесов, имевшихся в его распоряжении. На низких столиках стояли подносы со свежим инжиром и сушеными финиками, покрытыми сахарной глазурью. Глиняные миски, наполненные бараниной, плавающей в золотистом море оливкового масла, соседствовали с целыми горами кускуса со специями и массой марокканских только что испеченных плоских круглых лепешек, которыми пользовались вместо вилок или ложек.
Однако самым экзотичным и соблазнительным было то, как черноокие красавицы кружились под звуки флейты и дробь барабанов. Эш с рассеянным видом поднес к губам свой кубок, внимательно присматриваясь к соблазнительному вращению бедер одной танцовщицы, загипнотизированный помимо своей воли манящими движениями.
Юбка танцовщицы — если это можно было так назвать — едва держалась на изящных бедрах, создавая впечатление, что одно неосторожное движение — и она полетит на пол. Высокий разрез открывал длинную смуглую ногу всякий раз, когда она кружилась.
На ее тонкой талии поблескивала нить рубинов, и такой же драгоценный камень более крупного размера украшал заманчиво глубоко посаженный пупок.
Обтягивающий лиф закрывал только округлости зрелых грудей. Но даже на лифе имелся разрез, позволявший ему сразу же разъединиться, если вдруг какой-то мужчина невзначай прикоснется к нему. Эш отхлебнул еще глоток вина, подумав вдруг, что большинству английских мужчин не удается увидеть столько обнаженного тела за всю свою супружескую жизнь.
Она подходила в танце все ближе к нему, умышленно стараясь приблизиться на расстояние вытянутой руки. Хотя ее нос и рот были прикрыты вуалью, в ее влажных черных глазах и ритмичном покачивании бедер несомненно чувствовалось приглашение.
Ее дерзость напомнила ему, что здесь слово мужчины буквально являлось законом. А женщины воспринимались как красивые игрушки, которыми можно поиграть, а потом бросить, если внимание мужчины привлечет что-то более соблазнительное.
К сожалению, это «что-то более соблазнительное» появилось на пороге комнаты как раз в тот момент, когда танцовщица взъерошила одной рукой его волосы и наклонилась так, что ее прикрытые вуалью губы оказались совсем близко от его губ.
Флейта издала пронзительный звук, барабанная дробь завершилась оглушительным крещендо, потом наступила тишина, позволившая нежному голосу Кларинды прозвучать, словно колокольчик, через всю комнату:
— Капитан Берк! Я так рада, что вы в полной мере пользуетесь любезным гостеприимством султана!
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6