Глава 3
— Что, черт возьми, делает этот придурок? — Прятавшийся за обломком скалы Эш поднес к глазам бронзовую подзорную трубу, чтобы получше разглядеть человека, которого собирался похитить.
В течение почти сорока пяти минут он наблюдал, как аль-Фарук, нынешний султан Эль-Джадиды, гоняет взад-вперед по дороге своего коня, как будто его подстегивает какой-то невидимый дьявол.
— Почему бы тебе не спуститься туда и не спросить его самого, капитан? — предложил его приятель, бросая в рот виноградину и шумно запивая ее содержимым фляги, которую держал в руке.
Чуть опустив вниз подзорную трубу, Эш искоса взглянул на Люка. Его соратник удобно расположился за соседним камнем, как будто решил на досуге принять утреннюю воздушную ванну под беспощадными лучами марокканского солнца. Рожденный в результате короткой, но страстной связи между итальянским графом и красавицей цыганкой, Люк обладал не только ангельски красивой внешностью, но и склонностью к праздности. Пустяковое усилие, потребовавшееся для подъема сюда, чтобы осмотреть дорогу внизу, как видно, лишило его даже того минимума энергии, который у него имелся. Если они не начнут действовать как можно скорее, Люк, наверное, свернется клубочком где-нибудь за камнем, чтобы вздремнуть.
Эш повернулся, чтобы взять у приятеля флягу, и обнаружил, что она почти пуста.
— Я нанял тебя для того, чтобы ты помог мне похитить султана, а не для того, чтобы ты еще до полудня опустошил все наши запасы провианта.
— Слово «нанял» дает основания ожидать, что мне и впрямь заплатят за услуги? — томно растягивая слова, уточнил Люк. — Неужели я увижу хотя бы один золотой соверен в своей ладони?
Эш сунул флягу в кожаный футляр, подвешенный на груди, избегая проницательного взгляда приятеля.
— Я заплачу тебе, как только доберусь до надежного банка и обналичу чек. Я уже говорил тебе, что у меня в последнее время возникли финансовые затруднения.
— А не было ли, случайно, у финансовых затруднений больших карих глаз, длинных черных волос и парочки самых привлекательных…
— Заткнись! — огрызнулся Эш, снова наводя подзорную трубу на дорогу в тот момент, когда султан развернул коня в дальнем конце нижней дороги и направился назад, поднимая при каждом ударе лошадиных копыт об землю золотистые струйки песка. — Вот он снова едет сюда.
На сей раз Люк заставил себя пошевелиться и выглянул из-за камня. Со своими черными глазами, обрамленными темными ресницами, в развевающихся белых одеждах и с непокорной гривой черных кудрей, сдерживаемых традиционной повязкой, Люк мог без труда сойти за настоящего марокканца.
Поскольку у Эша с его золотистыми глазами и светло-русыми волосами такого шанса не было, предполагалось, что его бриджи для верховой езды и батистовая сорочка цвета слоновой кости не будут бросаться в глаза среди песка и солнца. Внимательно рассматривая намеченную жертву сквозь подзорную трубу, Эш с рассеянным видом провел рукой по челюсти, с удовольствием ощутив под ладонью привычную щетину. По крайней мере он больше не чувствовал себя стриженой овцой.
— Хотелось бы знать, почему этот человек ездит без телохранителя? — пробормотал он. — Похоже, он просто напрашивается на то, чтобы попасть в засаду.
Даже без телохранителя султан казался впечатляющим противником. Его темно-красный плащ собирался складками на боках огромного вороного жеребца, напоминавшего скорее дракона, чем лошадь. Эш не удивился бы, если бы из раздувавшихся ноздрей этого зверя вдруг вырвались клубы дыма. Всадник восседал на украшенном серебром седле, словно какой-нибудь император древних времен. Под плащом на нем были надеты только широкие шаровары и черный жилет, открывавший взгляду мощную грудь и предплечья.
Взгляд Эша скользнул по этим предплечьям и остановился на мощных руках, державших кожаные поводья. Он представил себе эти бронзовые от загара руки на белоснежной плоти, воспоминание о которой, промелькнув в мозгу, заставило солнечный свет стать кроваво-красным.
Словно издалека он услышал голос Люка:
— С тобой все в порядке, капитан? Ты выглядишь малость… не в себе.
— Не говори глупостей. Это, должно быть, от жары. — Сняв с головы широкополую шляпу, Эш вытер лоб. Однако Люк продолжал глядеть на него с явным беспокойством. Они оба знали, что Эш не был подвержен солнечным ударам, от которых в этом регионе страдали многие англичане.
Эш снова нахлобучил шляпу на голову. Если он продолжит думать в этом опасном направлении, то вместо того, чтобы похитить султана, всадит ему пулю промеж глаз.
— Интересно знать, что нам делать с белокурой красоткой, когда спасем ее? — спросил Люк.
— Если все пойдет в соответствии с планом, — мрачно сказал Эш, мысленно моля Всевышнего, чтобы именно так оно и было, — мы ее даже никогда и не увидим. Мы просто похитим султана, потом отправим в его крепость записку о том, что согласны обменять его… на девушку. — В Англии его план сочли бы варварским, но Эш был достаточно хорошо знаком с местными порядками и знал, что здесь и султан, и его придворные с уважением отнесутся к такому предложению. Такие похищения и переговоры часто случались в отношениях между наследными вождями племен и военачальниками, постоянно соперничавшими за превосходство. — Как только они согласятся выполнить наше требование, мы отправим ее к моему брату, который ждет ее с распростертыми объятиями.
Пока эти слова не были произнесены вслух и он не услышал намек на рычание в своем голосе, Эш мог сделать вид, будто Макс является просто одним из клиентов, нанявшим его спасти какую-то незнакомку. Но теперь он мысленно представил себе, как руки его брата гладят шелковистую кожу Кларинды, как губы брата прикасаются к ее щеке и бормочут те самые нежные слова, произнести которые Эшу не позволяла гордость… а может быть, глупость.
Перед мысленным взором, словно мираж, возникла картинка из прошлого. Он уже не прятался за камнем в раскаленной пустыне, а стоял под развесистой кроной старого дуба на лугу, где окончательно попрощался с Клариндой. Узнав, что он уезжает, она накинула плащ прямо на ночную сорочку и выскользнула из отцовского дома, чтобы перехватить его. Она примчалась по росистой траве босоногая, с распущенными белокурыми волосами.
Остановившись перед ним, она с укоризной взглянула на него большими зелеными глазами и пробормотала тот самый вопрос, который не давал ему покоя с того момента, как он принял решение уехать: «Как ты можешь покинуть меня?»
Эш стоял, держа за поводья лошадь и собираясь с духом, чтобы выдержать горькие упреки.
— Ты хорошо знаешь, что я уезжаю потому, что мне нечего предложить тебе.
— Это ложь! — воскликнула Кларинда. — У тебя есть все, что можно предложить мне. Все, чего я могла бы пожелать!
Эш беспомощно покачал головой:
— Мои предки за несколько поколений растранжирили семейное состояние. У меня нет ни гроша. А поскольку я всего лишь второй сын, у меня не будет даже титула.
— Но в моих жилах нет ни капли благородной крови. Я такая же простолюдинка, как любая доярка с молочной фермы!
Зная, что он будет еще очень долго сожалеть об этом, но не в силах остановиться, Эш протянул руку и погладил прядку льняных волос, поражаясь их мягкости.
— В тебе нет ничего грубого, вульгарного. — Его ладонь скользнула по округлой щеке, причем подушечка большого пальца оказалась в опасной близости от ее губ. — Как только я заработаю себе состояние, я вернусь за тобой. Клянусь тебе.
Она ужасно обрадовалась.
— Неужели ты не понимаешь? Тебе нет необходимости сколачивать состояние. У меня оно уже есть! Папины капиталовложения в морские перевозки сделали меня одной из самых богатых наследниц во всей Англии.
— У твоего отца будет веская причина искать для тебя более приемлемого жениха, если я окажусь неудачником.
Кларинда упрямо вздернула подбородок. Он отлично знал эту ее манеру.
— Если папа откажется нас благословить, тогда мы убежим. Тебе уже двадцать один год, а мне в следующем месяце исполнится восемнадцать, и я стану достаточно взрослой, чтобы самой решать, за кого мне выходить замуж. Мы могли бы бежать в Лондон или Париж и жить в какой-нибудь мансарде. Я даже могла бы зарабатывать глаженьем белья!
— Ты умеешь гладить?
Ее гладкий лобик сердито нахмурился.
— Нет. Но если я могу играть на клавикордах «Фантазию» Баха и спрягать латинские глаголы, то наверняка сумею научиться и этому. Мы бы каждый вечер ужинали хлебом с сыром и читали вместе при свете свечи Байрона и Мольера. — В ее голосе послышалась хрипотца, и ему посчастливилось на мгновение увидеть женщину, какой она станет со временем. — А когда свеча догорит, ты сможешь до рассвета заниматься со мной страстной любовью.
Произнося эту пылкую речь, Кларинда ухватила его за предплечье и приподнялась на цыпочки, так что ее губы оказались совсем рядом с его губами. Раскрывшиеся розовые лепестки губ были так соблазнительны, так мучительно притягательны и так хорошо вписывались в ее идиллическое понимание жизни, которую они никогда не проживут вместе, что он чуть было не поддался безумному соблазну сию же минуту заняться с ней любовью. Однако Эш знал, что если бы он поддался соблазну, если бы опустил ее на влажную траву и овладел ею на ее подбитом горностаем плаще, он никогда не нашел бы сил вырваться из ее объятий. Он презирал бы себя всю оставшуюся жизнь за то, что оказался эгоистичным мерзавцем, который испортил ей жизнь.
Эш схватил ее за плечи, и в ее глазах вспыхнула надежда. Однако его дальнейшие слова ее погасили.
— Много ли пройдет времени до того момента, как ты возненавидишь меня? За то, что увез тебя, — он жестом указал на ухоженные земли ее отца, на изящные колонны и трубы помещичьего дома в стиле греческого ренессанса, видневшегося на вершине холма, — от всей этой красоты?
Она поймала его руку и страстно прижалась к ней теплыми губами.
— Я не смогу тебя возненавидеть, я всегда буду обожать тебя!
Осторожно высвободив свою руку, Эш снова взял ее за плечи — на сей раз для того, чтобы удерживать на почтительном расстоянии.
— Боюсь, что все равно слишком поздно. Я уже зачислен в армию Ост-Индской компании. Пусть даже титулы Берков стоят в данный момент немногим больше, чем бумага, на которой они напечатаны, но они все же позволили мне купить офицерский чин. Завтра утром я должен отплыть из Гринвича в Бомбей. И если не хочешь, чтобы меня повесили как дезертира, ты должна меня отпустить.
Кларинда смотрела на него так, будто он ее ударил, и впервые за долгий период их знакомства не нашлась что сказать.
Эш заставил себя снова взять коня за уздечку, повернулся к ней спиной и пошел прочь.
Он никогда еще не видел, как она плачет. Она не плакала даже тогда, когда ей было девять, а ему двенадцать лет, и она упала с пони, пытаясь следом за ним взять трудное препятствие. Пробормотав ругательство, которое, как предполагалось, он не должен был знать, Эш взял ее на руки и пронес всю дорогу до дома ее отца. Она искусала до крови нижнюю губу, но не издала даже стона. Это у Эша щипало от слез глаза, когда ему пришлось наблюдать, как отчаявшийся отец приказал двум лакеям сесть на нее, чтобы доктор мог наложить шину на сломанное предплечье.
Теперь она не просто плакала, а рыдала так, что Эшу стало казаться, будто его сердце разрывается в груди. Но когда он услышал наконец ее голос, в нем чувствовалась не печаль, а ярость.
— Если ты уедешь, Эштон Берк, то не вздумай возвращаться назад! Ты не будешь мне нужен! Я возьму твое драгоценное состояние и швырну каждую монетку прямо в твою невыносимую гордую физиономию!
Эш замедлил шаг, терзаемый искушением вернуться и заставить ее взяться за ум. Или зацеловать так, чтобы она потеряла разум. Но он расправил плечи и заставил себя двигаться дальше.
— Знай также, что я не стану ждать тебя. Я выйду замуж за первого мужчину, который захочет на мне жениться, — поклялась она. — Да я могу выйти замуж за местного викария или за деревенского кузнеца. Или за какого-нибудь американца, — добавила она с явным злорадством. — Или, возможно, остановлю выбор на том рослом молодом виконте, который на прошлой неделе не спускал с меня влюбленных глаз на вечеринке у Марджори Драммонд.
— Дьюи Дарби скучен, как помои, и ты это знаешь, — бросил Эш через плечо. — Ты через неделю умрешь от скуки.
Увидев, что он даже замедлил шаг, Кларинда снова заговорила навзрыд:
— Надеюсь, что твой корабль пойдет ко дну, не успев даже выйти из гавани! Или тебя схватят пираты и отдадут на потеху самому толстому педерасту из всех, которые плавали по морям! Ты подхватишь холеру в Индии или даже сифилис, и твой член съежится и отвалится совсем!
Эш продолжал шагать вперед, зная, что в любое другое время все эти страшные пожелания заставили бы их обоих от души посмеяться.
— А лучше я вообще не выйду замуж! — крикнула она ему вслед, презрительно фыркнув, и он понял, что она решила сменить тактику. — Если мне нельзя будет выйти замуж за единственного человека, которого я хочу, то зачем мне останавливаться на одном мужчине? Самый лучший способ избавиться от боли разбитого сердца — это посвятить себя удовольствию, не так ли?
Эш остановился и прищурил глаза.
Кларинда вздохнула с такой театральной экспрессией, что ему не нужно было поворачиваться, чтобы увидеть, как она прижала ко лбу руку. Слишком поздно он вспомнил, что еще в раннем детстве одним из ее излюбленных занятий была постановка любительских спектаклей под восторженные аплодисменты любящих родителей. Уже тогда она умело пользовалась мимикой.
— Возможно, я подчинюсь своей трагической судьбе и стану одной из самых знаменитых лондонских куртизанок. В моем сердце будет пустота, зато моя постель, несомненно, пустой не останется. Мужчины будут выстраиваться в очередь, чтобы попасть ко мне, и стреляться друг с другом, лишь бы получить шанс отведать несравненного греховного наслаждения, которое сулит обладание моей…
Бросив поводья, Эш круто повернулся и решительно направился к ней.
Его приближение было полно такой решимости, что Кларинда, вытаращив глаза, даже попятилась.
— Что… что ты делаешь? — встревоженно спросила она.
— Я намерен дать тебе основание ждать меня, — мрачно сказал он и, приподняв в объятиях, вторгся языком в ее рот в поцелуе, который едва ли вызывал сомнения в том, кто станет первым и единственным мужчиной, который отведает наслаждение от обладания ее плотью.
Ее пятка запуталась в отороченном горностаем подоле плаща, и оба они упали на его как будто специально подстеленные складки.
Этот момент вызывал у Эша наибольшие сожаления. Если бы он тогда ушел от нее, если бы не вернулся в ее объятия, он, возможно, сумел бы побороть свою одержимость ею. Но этот момент и мгновения, последовавшие за ним, лишили его возможности опровергнуть свои чувства к ней.
— Капитан! Эштон! Эш?
Эш, мгновенно перенесенный из туманного рассвета на палящее солнце, обнаружил, что его компаньон встревоженно смотрит на него.
— Может быть, на тебя подействовала жара? — предположил Люк и, протянув руку, прикоснулся тыльной стороной пальцев к его лбу, чтобы определить, не повысилась ли температура. — Боюсь, что у тебя лихорадка от перегрева.
Эш знал, что его лихорадка вызвана совсем другой причиной. Но он больше не имел права углубляться в воспоминания. Кларинда принадлежала теперь его брату. Он обещал вернуть ее Максу и именно это намеревался сделать. Если повезет, Макс никогда не узнает о том, что произошло в то утро на лугу между его братом и будущей невестой.
Он нетерпеливо оттолкнул руку Люка.
— От моего недуга есть единственное средство: выполнить эту работу и убраться подобру-поздорову из этой забытой Богом страны.
Он хотел было подняться и найти лошадей, когда Люк дернул его за рукав, заставив вновь опуститься.
— Смотри!
Взглянув в указанном направлении, Эш наставил подзорную трубу на противоположный обрывистый склон. Там только что появились пятеро всадников в черных развевающихся одеждах. С терпением стаи стервятников они наблюдали за тем, как султан скачет туда-сюда по долине внизу.
Эш тихо выругался.
— Похоже, мы сегодня не единственные, кому хочется поговорить с султаном с глазу на глаз.
Он переместил подзорную трубу в сторону их объекта. Даже при великолепно развитой мускулатуре и с кривой турецкой саблей за поясом, на которой поблескивало солнце, султан не мог противостоять пятерым вооруженным до зубов мужчинам.
— Что ты собираешься предпринять? — прошептал Люк.
— Мы, конечно, не можем позволить им зарезать этого парня, не так ли? Если он умрет, то брат навсегда потеряет свою невесту.
Эш прищурил глаза почти так же, как он сделал это в то далекое утро на лугу, когда Кларинда заставила его потерять контроль над собой.
Люк, прослуживший под его командованием и сражавшийся бок о бок с ним без малого десяток лет, отлично знал, что означает такой взгляд.
— Полагаю, — со вздохом сказал Люк, — бесполезно напоминать о том, что их пятеро, а нас всего двое.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Сказал им, чтобы они вернулись туда, откуда пришли?
Пробормотав себе под нос по-итальянски несколько слов, в том числе упомянув «глупость» и «безумие», Люк вытащил кинжал из ножен, подвешенных к поясу, и стиснул его зубами, готовясь к бою.
* * *
Убийцы в черных одеждах, мчавшиеся вниз, чтобы напасть на султана, меньше всего ожидали увидеть двоих всадников, скачущих к ним на большой скорости по противоположной стороне холма. Они столкнулись. Раздались выстрелы, послышался лязг металла и чей-то утробный стон, когда смертоносный кинжал Люка настиг свою жертву.
Когда этот человек упал, один из его спутников развернул коня и на бешеной скорости умчался в пустыню. Тощий парень с побитой оспой физиономией и почерневшими зубами схватился с Люком в рукопашной, а двое остальных спешились и подбежали к султану с явным намерением довести до конца то, за чем явились. Все трое повалились на песок в смертельной схватке.
Султан яростно сопротивлялся, но он был один против двоих убийц. Тот, что покрупнее, оседлал его и уже готовился вонзить в его горло устрашающего вида кинжал, но в это мгновение почти одновременно прозвучали два выстрела.
Оба наседавших на султана человека рухнули на песок, словно куклы-марионетки, у которых обрезали веревочки. Тряхнув головой, чтобы прийти в себя, султан медленно приподнялся на локтях и увидел Эша, который стоял, расставив ноги, как будто сапоги его прочно вросли в землю, и смотрел на него, прищурив глаза, держа в каждой руке по пистолету с дымящимся дулом.
Красивое лицо султана дрогнуло в улыбке, открыв белоснежные зубы.
— Отличный выстрел! — воскликнул он по-английски с более безупречным произношением, чем у самого Эша.
Эш искоса взглянул на него. Несмотря на слегка покосившийся обруч на голове, распухшую нижнюю губу и быстро приобретающий темную окраску синяк на одной из широких скул, было в этом человеке что-то странно знакомое.
Эш готов был поклясться, что видел эту обаятельную улыбку и эти искрящиеся глаза раньше.
Сбросив с себя с брезгливой гримасой безжизненные руки одного из злоумышленников, султан вскочил на ноги и отряхнул песок со своих широких брюк. И тут Эш понял, что действительно видел этого человека раньше. Тот поднимался на ноги с вымощенного плиткой двора в Итоне и точно так же отряхивал одежду после того, как его здорово отмутузила буйная ватага старшеклассников.
У Эша аж челюсть отвисла от удивления.
— Фрэнки?
Султан встревоженно вскинул голову и, оглядевшись вокруг, приложил к губам палец, как будто пустыня была полна не только убийц, но и шпионов.
— Здесь нет никакого Фрэнки. Среди своего народа я известен как Фарук. Хотя они научились языку, который я приказал им выучить, в моем окружении еще остались люди, которые по-прежнему не одобряют решения моего отца отправить меня в Англию, чтобы учиться среди неверных.
В годы их учебы в Итоне Фарук-Фрэнки не отличался ни хорошо развитой мускулатурой, ни широкими плечами, а был склонным к полноте очкариком, который с большим удовольствием заглядывал на кухню, чтобы стянуть пирожок, чем в конюшню. Со своей смуглой кожей и сильным арабским акцентом он нередко становился жертвой тех, кто любил поиздеваться над слабыми. Эш изумленно приподнял бровь, разглядывая впечатляюще широкую грудь под его черным шелковым жилетом. Старшеклассники едва ли смогли бы теперь без труда одолеть его.
Он подошел к Эшу и, схватив его за руку, от души пожал ее.
— Мне тоже показалось, будто я тебя откуда-то знаю. Ты ведь Берк-младший, не так ли? Я помню твоего брата со школьных времен.
— Да, — пробормотал Эш, осторожно высвобождая свою руку из хватки Фарука. — Его помнит большинство людей.
— Он был довольно чопорным парнем, не так ли?
Эш почувствовал, как у него самого губы расплываются в улыбке, когда вспомнил, почему именно нашел улыбку Фарука такой обаятельной.
За их спинами раздался сдавленный кашель, и они оба, оглянувшись, увидели, что Люк все еще катается в песке, сражаясь не на жизнь, а на смерть со своим жилистым противником.
— Вынужден нарушить… ваши трогательные… воспоминания, — прохрипел Люк, пытаясь отодрать цепкие пальцы мужчины от своего горла. — Но если вы не слишком заняты… мне бы не помешала… ваша… — Он не договорил последнее слово, потому что противник еще сильнее стиснул его горло.
Эш поднял пистолет, но Фарук остановил его и, вежливо попросив разрешения, ткнул носком своего сапога противника в висок сильнее, чем это, строго говоря, было необходимо.
Мужчина, закатив глаза, рухнул в песок. Люк сел, потирая горло и с укоризной поглядывая на Эша.
Уперев в бока руки, Фарук посмотрел на лежавшего без сознания мужчину.
— Я прикажу своему телохранителю заняться этим ублюдком, — сказал он. На его полных губах появилась опасная улыбка, подтверждая подозрение Эша, что с таким противником шутки плохи. — Возможно, ему удастся убедить его назвать имя злодея, который послал его и остальных шакалов напасть на меня прямо на пороге моей собственной крепости.
Когда Люк, все еще держась за горло, с трудом вставал на ноги, Фарук снова повернулся к Эшу.
— Ты оказался очень далеко от Англии, Берк-младший. Что привело тебя сюда в столь удачный момент?
Не дав Эшу возможности придумать какое-нибудь достойное объяснение, Фарук поднял руку, призывая к молчанию.
— Извини мою бесцеремонность. Мы обсудим дела, приведшие тебя сюда, позднее. В таких вопросах я предпочитаю положиться на волю Аллаха. Только благодаря его мудрости ты оказался здесь. Сегодня ты спас мне жизнь. И теперь должен позволить мне предложить тебе что-нибудь в ответ. Я искренне желал бы, чтобы вы оба отправились со мной в мой скромный дом в качестве почетных гостей.
— Для нас большая честь принять столь любезное приглашение, — ответил Эш, скрывая за официальным поклоном лихорадочную работу мозга.
Он и мечтать не мог, что ему нежданно-негаданно представится такой удобный случай. Ведь если они с Люком проникнут во дворец Фарука, то не исключено, что найдут возможность спасти Кларинду, не прибегая к похищению султана.
Люк, приблизившись к его плечу, сказал:
— Но мне показалось, что мы планировали… — Он не успел договорить, застонав от боли, когда Эш ткнул его локтем в солнечное сплетение, давая понять, что их планы изменились.
— Отлично! — сказал Фарук и хлопнул его по спине, чуть не сбив беднягу с ног. — С этого дня мы уже не чужие друг другу люди и не просто друзья, а братья! И теперь мы отправимся в мою крепость, где вы сможете насладиться моим гостеприимством и многочисленными удовольствиями, с этим связанными.
Когда Фарук отправился за своей лошадью, с которой спешился, когда на него напали, Эш пониже надвинул шляпу, чтобы прикрыть глаза от солнца.
В распоряжении султана было одно-единственное удовольствие, которое представляло для Эша какой-то интерес.
Скромное жилище султана оказалось настоящим дворцом, расположенным в пальмовой роще и украшенным изящными минаретами. Его стены были сделаны из крупных прямоугольных камней, прожаренных до золотистого цвета под лучами солнца. Крышу покрывала терракотовая черепица. Из-за этого величественного сооружения виднелись вдали, словно мираж, кобальтово-синие воды Атлантики.
Когда они въезжали во внешний двор крепости, Люк восторженно оглядывался по сторонам. Пока они ехали сюда, Фарук показывал им природные красоты своей родной страны и развлекал их ее богатой событиями историей. У них не было ни малейшей возможности даже шепотом напомнить друг другу о необходимости соблюдать осторожность. Люку пришлось просто понадеяться на то, что Эш знает, как себя вести и лучше действовать.
Появились два огромного роста гологрудых конюха в широких шароварах и украшенных драгоценными камнями тюрбанах и увели с собой их коней. Люк отдал поводья своего коня с явной неохотой. Как и Эш, он понимал, что они отдают не только коней, но и свою свободу. Без коня — или хотя бы верблюда — человек и полдня не проживет в пустыне. Фарук настоял на том, чтобы коня его пленника, обмякшее тело которого лежало поперек спины животного, привязали позади его жеребца. Спешившись, он презрительно толкнул пленника так, что тот неуклюже рухнул на вымощенную плитняком землю. Фарук что-то грозно скомандовал по-арабски, и сразу же материализовались еще двое стражников, которые, не обращая ни малейшего внимания на жалобные стоны пленника, куда-то поволокли его.
Взгляд, который в это мгновение Эш бросил на Люка, мог быть истолкован однозначно: в этом месте им следовало проявлять максимальную осторожность, чтобы тоже не оказаться в подземной темнице султана, где стражники убедят их раскрыть не только их изначальные намерения, но и свои самые сокровенные тайны.
Они почти пересекли двор, когда там появился бородатый мужчина средних лет с лысой головой, если не считать полоски волос с сильной проседью, окаймлявших макушку. Он торопливо приблизился к ним. Его длинные одежды шуршали при каждом шаге, и он без конца что-то говорил по-арабски.
Эш смотрел на него с любопытством, делая вид, будто совершенно не понимает того, что говорит этот человек.
— Говори по-английски, дядя Тарик, — приказал Фарук, указав кивком головы на Люка и Эша. — Из уважения к нашим гостям.
Мужчина с подозрением взглянул на них, потом снова остановил встревоженный взгляд на племяннике.
— Стражники говорят, что на тебя напали бандиты. Это правда, сын мой? Ты не пострадал?
— Боюсь, это были не обычные бандиты, — сказал Фарук, осторожно прикасаясь двумя пальцами к синяку на левой скуле, — а убийцы.
Тарик снова метнул взгляд в сторону Эша и Люка. На сей раз взгляд был нескрываемо враждебным.
— А что это за незнакомцы, которых ты привел в наш дом? Тоже убийцы?
Фарук, запрокинув голову, от души расхохотался.
— Скорее это ангелы Аллаха. Если бы не их своевременное вмешательство, пустыня окропилась бы моей кровью, а не кровью моих врагов.
— Вот как? — произнес Тарик, по физиономии которого было заметно, что объяснения озадачили его еще больше. — Ну что ж, в таком случае пусть примут мою вечную благодарность за спасение племянника от его собственного безрассудства. Разве я не говорил тебе, как опасно выезжать за пределы этих стен без телохранителей?
Фарук любовно обнял массивной рукой своего дядюшку за плечи.
— Как ты можешь ругать меня за желание побыть несколько драгоценных часов в одиночестве? Когда ты вечно муштруешь меня, словно я все еще школьник в коротких штанишках, а мои жены вечно воркуют надо мной, я даже не могу разобраться в течении своих мыслей!
Жены.
Была ли Кларинда теперь одной из этих жен? Стоило Эшу подумать об этом, как его руки сами по себе сжимались в кулаки. Он с трудом мог представить себе, что независимая здравомыслящая девушка, какой он ее знал, согласится делить любовь мужчины с другой женщиной, тем более с несколькими.
— Идемте, друзья, — пригласил их Фарук и, отпустив дядюшку, обнял за плечи каждого из них. — Я пригласил вас сюда не для того, чтобы вы стояли во дворе, словно пара голодных собак. Мы будем есть. Мы будем пить. И каждый из нас проведет следующую ночь драгоценной жизни в объятиях красивой женщины!
Люк тотчас насторожился, но до Эша слова Фарука дошли не сразу, и их успели увести со двора, где на них неодобрительно поглядывал дядюшка Фарука.
Распахнулась массивная двустворчатая дверь, оправленная в полированную бронзу и украшенная резными изображениями двух одинаковых львов, и они вступили во внутренний двор, наполненный пьянящим ароматом цветущего жасмина. У Эша учащенно забилось сердце. Ему вдруг показалось, что приближаются какие-то неожиданные события. В течение почти десяти лет он с успехом убегал от прошлого, а теперь прошлое было готово взять реванш и захлестнуть его.
Что сделает Кларинда, когда узнает его и поймет: он явился за ней? Сможет ли он остановить себя и не заключить ее в объятия, чтобы защитить своим телом, если она бросится к нему, рыдая от благодарности и облегчения? Сможет ли не прикоснуться губами к ее волосам и не вдохнуть чистый и свежий запах ландыша, который до сих пор преследовал его всякий раз, когда он обнимал другую женщину?
Если Кларинда вызовет подозрение своей реакцией на его непредвиденное появление, это может всем им стоить жизни. Эш мог лишь надеяться подкупить какого-нибудь жадного слугу чтобы тот передал в гарем записку с предупреждением.
На противоположном конце внутреннего двора открылись ворота. Судя по всему, ни времени, ни надежды на везение у Эша больше не осталось.
Там, словно в позолоченной рамке, в дверном проеме, подобно акварельной иллюстрации к «Похотливому турку», стояла Кларинда Кардью. Эш с потрясением понял, что она не просто миловидная, какой он ее помнил.
Она красивая.
Если не считать пары гребенок, украшенных драгоценными камнями, ее волосы не сдерживались ничем, и кудрявые пряди свободно ниспадали по спине, словно волны пшеничного цвета. Тонкая черная линия подчеркивала по-кошачьи приподнятые уголки ярко-зеленых глаз. Она была закутана во множество слоев пестрой шелковой ткани, преднамеренно обрекая мужчину на мучения, поскольку при каждом движении, при каждом вздохе намекала на сокровища, спрятанные под этой одеждой.
Должно быть, Эш издал какой-то глубокий гортанный звук, потому что Люк вскинул голову и глаза его тревожно округлились. К счастью, Фарук не заметил состояния Эша. Султан, тоже словно завороженный, во все глаза смотрел на олицетворение женской чувственности, появившееся в дверном проеме на другом конце двора.
Боже милосердный, подумал Эш, увидев выражение ее глаз. Видно, им всем не сносить голов. Но продолжал впитывать в себя этот взгляд, чувствуя, как насыщаются влагой все пересохшие уголки в его сердце.
В ее глазах было все. Все, чего не хватало в его собственной жизни в течение последних девяти лет — влечения, нежности, страсти, желания чего-то большего, чем мимолетное удовлетворение от встречи чужих друг другу людей.
Кларинда стрелой промчалась мимо него и бросилась в открытые объятия султана, весело воскликнув:
— Ах, Фарук, дорогой мой, неужели это правда? Тебя действительно чуть не убили?
Потрясенный Эш застыл на месте, а Фарук, запрокинув голову, громко расхохотался и, подхватив ее на руки, закружил на месте.
— Не бойся! Ножам злоумышленников не отыскать моего сердца, ведь я оставил его на хранение в нежных руках моего маленького английского полевого цветочка.
Когда Фарук снова ставил ее на ноги, Кларинда повернулась в его руках так, чтобы глядеть на Эша. Не снимая руки, по-хозяйски лежавшей на широкой обнаженной груди султана, она высокомерно вздернула подбородок и перестала улыбаться. Взгляд ее стал холодным.
— Если уж речь зашла о злоумышленниках, ваше величество, то не соблаговолите ли сказать мне, что здесь делает он?
