Книга: В ночи
Назад: Глава 18
Дальше: Глава 20

Глава 19

Следующие два дня Уинтроп провел в ожидании вестей от Мойры. Не дождавшись, отправился к ней сам. День был холодный, серый. Легкая изморось, висевшая в воздухе, делала его плотным и тяжелым. Зонты не помогали. Влага проникала во все поры, заполняла все пустоты. Дождь так похож на Мойру, думал он, утонув в мягких подушках своей кареты. Какие бы меры предосторожности ты ни предпринимал, думал он, как бы ни защищался, ты бессилен, когда она проникает в твою душу, заполняя всю ее собой.
Слишком тихо, безмолвно было в ее доме, когда он взбежал по лестнице и постучал дверным молотком.
Натаниэля, который прежде ждал его сказать, чтобы он убирался прочь, в этот раз не было. А Честер, вежливый и общительный, как обычно, пригласил его войти. Могло показаться, что тут ничего не произошло, что все оставалось точно таким, как было до той проклятой ночи.
Конечно, заниматься любовью с Мойрой стало самым восхитительным переживанием всей его жизни. Но то, что произошло потом, было чудовищно.
Как он и предполагал, она сидела в библиотеке, одетая в платье густого зеленого цвета. Это был ее цвет. Он заставлял светиться кожу и сиять глаза. Она была самой прелестной женщиной, какую только он когда-нибудь видел. Румянец растекся высоко по щекам, едва она, отложив чтение, увидела, как он входит в комнату. С ним она не чувствовала себя в безопасности. Это хорошо. Даже если бы она злилась, это все равно было бы лучше, чем равнодушие.
– Мистер Райленд. – Приветствие прозвучало спокойно. Она отложила книгу и поднялась. – Вот так сюрприз!
– В самом деле? – Он закрыл за собой дверь. Она сложила длинные, изящные руки на груди.
– Да. Я даже подумывала, что сейчас, когда вы выпутались из такой неприятной ситуации, вы пожалели об этом.
Неужели она всерьез думает так? Она должна была бы понимать, что он не может оставить все как есть.
– Я обещал объясниться. Теперь явился, чтобы сделать это, если вам угодно выслушать.
Ее природное любопытство сыграло свою роль.
– Хорошо, согласна.
Сердце Уинтропа радостно подскочило. Будь она по-настоящему настроена против него, он бы уже выходил вон, забрав с собой все объяснения. Она пересела в кресло с софы, которую занимала, очевидно, для того, чтобы он не уселся рядом. Он устроился в кресле напротив – лучшее место, чтобы смотреть ей прямо в глаза.
– Этой истории уже несколько лет, – сказал он и с удивлением заметил, что волнуется. – Постараюсь по возможности быть кратким.
– Если вам угодно. Это же ваша история. – Фраза прозвучала так, словно она уже решила: большая часть того, что он приготовил, – ложь. Тут же засосало под ложечкой. Какого дьявола он старается угодить этой женщине? Да, он совершил чудовищную ошибку, но сможет ли она простить его? Похоже, она считает, что он намерен обидеть ее, будто в этом заключалась его цель с самого начала.
Он глубоко вздохнул.
– Я был совсем юным и только что возвратился из большого путешествия, когда ко мне в таверне подошел человек по имени Дэниелс. Он задал вопрос, готов ли я послужить своей стране. Мне нужно было бы хорошенько подумать, прежде чем довериться ему, но я был молод и глуп.
Он рассказал ей все до конца, как Дэниелс обвел его вокруг пальца, как он доверял старику, а тот одурачил его. Он даже поведал ей, каким образом оказался замешанным Норт. Как Дэниелс вынудил его украсть, шантажируя тем, что предаст огласке все, что знает о Норте. Сейчас он понимал, что Мойра не станет передавать этого дальше. Она будет молчать из-за Октавии. Но главное – в данную минуту быть честным с ней было для него важнее, чем Норт и Октавия.
– Именно поэтому я так вел себя на Боу-стрит, – закончил он. – Прошу прощения, что поставил вас в неловкое положение, но из-за Норта я не мог допустить, чтобы Рид узнал правду.
– Разумеется, – ответила она тихо, и он не понял, имело это значение для нее или нет. – Благодарю вас, что вы рассказали мне все. Теперь, мне кажется, я лучше понимаю, что двигало вами. Тем не менее было бы лучше, если бы вы поделились со мной в самом начале. Это избавило бы меня от многих волнений.
Она имеет в виду Натаниэля или себя? Или она винит его в том, что на Натаниэля напали? Она же должна понимать, что он предотвратил бы это, если бы смог. Он подставил бы свою шкуру, лишь бы не дать ей почувствовать боли.
– Теперь тиара вернулась к вам. И это самое главное. – Он невольно сжался при этих своих словах. Господи, это ведь самые никчемные слова из всех возможных, которые он мог сказать в этот момент!
Но по выражению ее лица понял, что он далек от истины.
– Нет, я так не думаю. Я рассталась с ней.
– Как, простите? – Наверное, он не расслышал.
Она долго и сосредоточенно разглаживала юбку на коленях, словно не в силах посмотреть в его недоверчивое лицо.
– Я отдала ее.
Он чуть не задохнулся от подозрений. После всех усилий, которые он приложил, чтобы вернуть ей тиару…
– Кому?
Она по-прежнему не поднимала глаз.
– Вас это не касается.
– Как же, черт побери! – Это уже чересчур. – Я рисковал жизнью, чтобы возвратить вам эту злосчастную тиару. – Она поглядела на него с подозрением.
– В самом деле? А мне показалось, что вы вернули ее для себя, чтобы спасти свою шкуру. Или, точнее, репутацию Норта.
– Ни то и ни другое? – Уинтроп стиснул зубы, Он открыл душу этой женщине, поведал о грехах своей молодости, а она выслушала его так холодно, словно он рассказал ей о том, что съел сегодня на завтрак. – Это сделано для вас.
Мойра чопорно сложила руки на коленях, как школьная учительница. Надежда вспыхнула в нем, когда он увидел, что они дрожали. Но в том, как она выглядела и держала себя, не было и намека на ее сочувствие.
– Что ж, благодарю вас. Но уж если вы нашли время побеседовать со мной, то наверняка поняли, что напрасно побеспокоились.
– Я полагал, что это имело для вас значение. – Любой бы так подумал. Боже милосердный, в этом же была главная причина того, что он так мучился, забирая тиару!
– Да, имело. – Она бы заулыбалась, если бы говорила не с ним, – он видел это по ее лицу. – Тиара была чудесным подарком моего мужа, но она не стоила тех волнений и боли, которые принесла мне. Она не стоила страданий Натаниэля. Сейчас она принадлежит человеку, который дорожит ею гораздо больше, чем я когда-либо.
Прозрение обрушилось на него, смешиваясь с недоверием, раздиравшим его разум. Если это был кто-то еще, то он принадлежал к прошлому Мойры. Сейчас тиара принадлежала человеку, который так сильно хотел заполучить ее, что нанял людей украсть ее.
– Осборн. Вы отдали ее новому виконту.
Она не подтвердила его подозрений. Ей это было не нужно. Ему хватило одного взгляда на нее, чтобы понять: он прав.
– Значит, Дэниелс не солгал, когда назвал Осборна своим покровителем? – Подумать только, он ведь посчитал это еще одной выдумкой старика!
Он посмотрел на нее так, что она залилась румянцем и кивнула:
– Да.
Руки до дрожи стиснули подлокотники кресла.
– Ах он сукин сын!
– Кто вам давал право судить его? – Она пронзительно взглянула на него, пригвоздив к креслу. – У вас вообще нет никаких прав на это.
Что?
– Так вам жаль его, а не меня? – Он не мог не усмехнуться ее такой странной лояльности. – Ведь он виноват во всем, что произошло.
Она непокорно вздернула подбородок.
– Не во всем.
Да, часть вины, наверное, лежит на нем самом, несмотря на то, что в определенном смысле он был больше жертвой, так же как и она.
– Значит, по-вашему, он не виноват в нападении на Натаниэля?
– Да, не виноват. Он рассказал, что не имеет к этому никакого отношения, и я поверила ему! И я сказала ему, что он может забрать тиару.
– Разумеется, как же иначе? – Издеваться над ней наверняка было не самым лучшим образом действий. – Совершенно не похоже, что он лгал вам.
Краска залила ее шею и лицо.
– Не каждый умеет лгать и использовать людей, чтобы добиваться своего.
Уинтроп пропустил колкость мимо ушей.
– Он, конечно, достоин уважения, не так ли? – Нельзя позволять ей вести себя так, как будто Осборн – несчастная жертва обстоятельств, ведь из-за его жадности им обоим пришлось пройти через такие испытания! – При том, что вы же сами сказали, он мог просто попросить у вас эту безделицу.
Мойра стала пунцовой. Он не знал почему. Оттого ли, что он разговаривал с ней в такой манере, или потому, что возвращал ей назад ее собственные аргументы. Но она не сдавалась, и это удивляло.
– Лиандер страдал, и совершенно напрасно. Ему казалось, что я никогда не откажусь от тиары, потому что мы с Тони обожали друг друга.
– Потому он и решил ее стибрить? Какая прелесть! – В ответ на его сарказм Мойра прищурилась.
– Он понял, что поступает неправильно. Он тут же попытался отменить договоренность с Дэниелсом, но тот не позволил. Лиандер никому не думал причинять зла и ничего не знал о нападении на Натаниэля.
Это могло быть правдой. Не похоже, чтобы Дэниелсу кто-нибудь диктовал, как поступить. Но Уинтропа жгла обида, что она с такой готовностью поверила Осборну, а не ему. Дэниелсу не удавалось уговорить его до тех пор, пока он не принудил его, а теперь она во всем оправдывает Осборна. Что за абсурд? Человека, который нанял людей, чтобы обокрасть ее. Уинтропа по крайней мере шантажировали. У виконта не было такого оправдания.
Что за причина, из-за которой Уинтропа было так трудно извинить в отличие от Лиандера Тиндейла? Только потому, что он делил с ней постель? Или ее чувства к нему были более сильными, чем он смел надеяться?
А может, причина в том, что ее гордость была уязвлена? Она почувствовала себя использованной и отброшенной прочь, с женщинами же это никогда не приводит ни к чему хорошему.
– Вы не были бы такой всепонимающей, если бы видели, как мне перерезали глотку, когда я попытался отказать Дэниелсу.
Она сжалась, словно он ударил ее.
– Я дала вам тиару. Несмотря на то, что вы лгали и использовали меня, я отдала то, что вы хотели, и избавила вас от страданий.
– Вы защищали себя, Минерву и Натаниэля, – напомнил он. Разве можно быть таким ослом? Ведь он по-настоящему не злился ни на девочку, ни на того хлыща.
Она вскочила, он – тоже, не понимая, что произойдет дальше. Выпрямившись перед ним, она уставила дрожащий палец ему в лицо.
– Я давным-давно отдала бы вам этот треклятый кусок металла, если бы вы были честны со мной. Расскажи вы мне о Дэниелсе, я без единого вопроса вручила бы ее вам, но вы не доверились мне.
Черт, неужели это слезы у нее на глазах?
– Это невозможно! Мы были тогда едва знакомы.
– Но ведь вскоре узнали друг друга ближе, разве не так? – Ее голос звенел от боли. – Но вы все равно таились от меня.
Да, разумеется, он был не прав, но почему она все время возвращается к одному и тому же? Чего она добивается?
– Вы можете научить любого, как хранить тайны Мойра.
– Не равняйте меня с собой. – Голос задрожал от еле сдерживаемой ярости и волнения. – На всякий случай, если вы забыли, я доверила вам свой секрет. И что из этого вышло? Вы одурачили меня.
Он понимал это чувство. Разве он не признался в этом минуту назад?
– Так вы из-за этого так злитесь? Вы чувствуете себя сбитой с толку? Именно в этом разница между мной и Лиандером. Он не уязвил вашу гордость. В отличие от меня.
– Конечно, вы ранили меня, бесчувственный мужлан! – Она стукнула его по груди ладонями, он отступил назад, не теряя равновесия. – Вы заставили меня поверить, что я небезразлична вам. Что я могу вверить вам себя. А потом доказали, что на вас нельзя положиться и как мало вы доверяете мне.
– Только для того, чтобы вы не пытались каким-нибудь образом помочь мне. – К черту все, разве они уже не покончили с этим?
– Конечно, я бы попыталась помочь вам, но не так, чтобы поставить под угрозу вас или кого-либо еще. Я бы отдала вам тиару, и мы смогли избежать того, что случилось. На Натаниэля не напали бы. Вы бы не были ранены. – В ее глазах было столько боли, что ему с трудом удавалось удержаться на месте.
– Сейчас вам легко об этом говорить. – Так же просто, как ему понять, что она была права: он должен был быть честен с ней с самого начала.
– Я не страдала бы. – Эти слова она почти выдавила из себя.
В горле стоял комок, слова не шли, хотя он знал, как нужно ответить.
– Мне легко говорить о таких вещах, потому что это правда. Я доверяю людям, которые мне небезразличны, Уинтроп. – Как осторожно и покорно она это сказала. – Даже если бы я не узнала вас так близко, я бы все равно переживала за вас. В любом случае я постаралась бы помочь вам, потому что вы член семьи Октавии.
– С какой стати? – Это абсурд – говорить такие вещи. Нет таких глупцов, которые поверили бы незнакомцу. Он слишком хорошо знал это. – Как бы вы смогли догадаться, что мне можно верить?
– Не знаю, – призналась она. – Но я воспользовалась бы любой, возможностью. Вы, наверное, не понимаете меня?
– Не понимаю. – Она считает его круглым идиотом? – Люди обычно страдают, когда я пользуюсь выпавшим мне шансом.
Она с жалостью глядела на него, словно это он высказывает дурацкие идеи, а не она.
– Нет, люди мучаются и терпят ущерб оттого, что вы не используете свой шанс. Единственный человек, который может проиграть в этом случае, – вы сами. И полагаю, что это то, чего вы по-настоящему боитесь. Он нахмурился:
– Что за ерунда!
– Совсем нет. – Ее уже невозможно было остановить. – Вы страшитесь поверить, потому что полагаете, что будете страдать и доставите неприятности еще кому-нибудь. Простите, Уинтроп, что мне приходится вас учить, но вы исключительно опасны для самого себя и для других, не доверяя никому.
– Вы не понимаете. – И наверное, никогда не уразумеет, что заставляло его злиться и горевать одновременно. О каком совместном будущем можно говорить, если они не в силах постичь друг друга?
– Я догадалась, что в юном возрасте вы совершили глупость. Думаете, что вы единственный, кто допускал ошибки? Я вышла замуж за человека, который никогда не смог полюбить меня, только для того, чтобы расстаться со своими родителями. Разве это не было глупостью?
– Отлично. – Он стиснул зубы. – Хотите узнать, почему я не рассказал вам о моем прошлом?
– С превеликим удовольствием. – Она всегда была такая ядовитая или научилась у него?
– Вы правы. Я боялся. Я опасался того, что случится, когда вы все узнаете. Что вы не поймете. Я страшился потерять вас.
В ее взгляде было столько печали, когда она посмотрела на него.
– Я бы попыталась понять вас, если бы выдали мне шанс. А к чему привела ложь? Все закончилось ужасно.
Закончилось. Сердце замерло. Все пропало. Только что он признался ей, что возможность потерять ее – ужасала, даже в самом начале их связи, а она не в силах оценить его откровенность. Он никому не рассказывал, как он боится лишиться ее. За этим следовало бы признаться, что он любит ее – мысль, которая не приходила ему в голову. Однако чертовски больно; что он больше никогда не обнимет ее.
Но на что он рассчитывал? Что она примет его с распростертыми объятиями?
– Что вы хотите от меня, Мойра? – Это прозвучало высокопарно и жалостно, но ему было наплевать. Он сделает все, что она попросит или потребует. Лишь бы она разрешила ему быть рядом.
Ее лицо застыло, румянец, так долго горевший на щеках, сменился бледностью и отрешенностью. Словно когти вцепились в его душу.
– Ничего я от вас не хочу… Нет, подождите. – Сердце снова забилось.
– Есть вопрос, на который я желала бы получить честный ответ.
– Согласен. – Ответ на один вопрос не сделает их разговор более мучительным.
Однако он сразу понял, что ошибся.
– Что, если бы я не проснулась в ту ночь? – Она ясными глазами смотрела на него, лишь подбородок слегка дрожал. – Вы рассчитывали украсть тиару и продолжать нашу связь, пока не станет ясно, что вы вне подозрения, если я обнаружу пропажу?
Господи, как холодно прозвучало то, что она сказала! Когда он вспомнил, что именно так все и планировал, ноги приросли к полу. Он не собирался ничего делать, что могло бы принести ей боль. Он хотел всего лишь защитить всех, кто имел к этому отношение.
И спасти себя.
Но ведь он передумал. Он ведь решил не воровать тиару, и в эту минуту она проснулась. Однако было же его изначальное намерение – план, который он придумал, направляясь к ней в дом той ночью.
– Ваше молчание красноречивее ответа. – Отвращение, разбитые иллюзии зазвучали в ее голосе.
– Мойра, ты не понимаешь. – Он схватил ее за руку, когда она повернулась, чтобы уйти. Он должен объяснить. Надо заставить ее осознать, что вне зависимости от того, что он делал, он никогда не хотел причинить ей боль.
– Да. – Она покачала головой, прямо глядя на него. – И уверена, что не пойму. Хочу, но не могу.
– Скажи, как мне достучаться до тебя, и я это сделаю. – Опять этот пафос.
– Не получится, Уинтроп, – остановила она его, освобождая руку. Он отпустил ее, хотя мог бы принудить оставаться на месте. – Прежде всего, тебе нужно достучаться до себя. Я всегда буду сомневаться в твоей искренности, а твоя гордость вечно будет страдать.
– Ты шутишь! – Он недоверчиво смотрел на нее. Она хочет отбросить все, что было между ними, только потому, что он не в силах прочитать ход ее мыслей. Что это за логика такая?
– Наоборот. – Она выглядела немыслимо печальной. – А сейчас, я думаю, вам лучше уйти.
Да, он тоже так думал. Если он останется еще хоть чуть-чуть, он свихнется.
Когда Уинтроп ушел, Мойра в одиночестве села на скамью у окна в библиотеке. Ее тело содрогалось от тихих, безнадежных рыданий. Она плакала и не могла остановиться.
Может, она зря отправила его прочь? Ей так хотелось остановиться, прекратить эту войну, на которую ее толкали пережитые унижения и уязвленная гордость. Нужно было просто обнять его и сказать, что все в прошлом, неприятное забыто, но она не могла. Это было бы ложью. Она никогда бы не узнала, сожалеет он о том, что сделал, или нет.
О, она понимала, ему жаль, что она застигла его. Но она не знала, сожалеет ли он о том, что замыслил весь этот обман. Даже если он и не собирался причинять ей боль и рассчитывал вернуть тиару. Он должен был понимать, что она будет страдать в любом случае, рассматривая его внимание к ней всего лишь как интерес к тиаре. Он, правда, отрицает это.
Всякий раз, когда он говорил, что она кажется ему неотразимой, она не сомневалась в правдивости его слов. Она верила, что он хочет ее. Да, пострадала ее гордость. Это нешуточная помеха, чтобы простить его. Более серьезное препятствие – то, что он, судя по всему, не осознает, что должен сам попросить прощения. Он просил о многом. Например, поинтересовался, чего она хочет от него. Но она не будет облегчать ему этот путь. Он извинится в ту же минуту, как только услышит от неё об этом, а потом она всю жизнь будет сомневаться, был ли он искренен. И она понимала, что права, так как в один прекрасный день ее требование будет расценено как покушение на его самолюбие, он возмутится и будет подозревать, что она на самом деле не простила его.
Где-то в глубине сознания билась мысль, что она не в силах разобраться, чего же он хочет и как он все это представляет себе. Она еще чувствовала себя оскорбленной и злой, и если он не попросит у нее прощения так, как она этого желает, обида будет в ней нарастать и разрушит до основания все связи, которые им удалось выстроить. Да, он должен заслужить прощение, чтобы обладать ею, либо он ее не получит.
Совсем не потому, что она считала себя лучше его или заслуживающей большего доверия или понимания. Она была такой же глупой и недоверчивой, как и он, но по-другому. Она искренне считала, что он не доверяет людям, потому что так безопаснее для него. Ей тоже было трудно поверить кому-нибудь, даже если этого хотелось, потому что она не допускала, что ее действительно любят. Уинтроп первым начал менять такое ее отношение к себе. Он заставил ее понять, что она лучше, чем сама о себе думает. Когда он был рядом, она, переставала беспокоиться, что говорят о ней другие, и не потому, что его мнение было самым важным. Нет, он дал почувствовать ей, что она прекрасна и стоит чего-то. Ее собственное мнение о себе изменилось на какое-то время, иона стала считать себя доброй, сильной и прелестной.
А потом он снова все забрал, и она ощутила себя той толстой девочкой, которая никак не может угодить матери и всегда хуже, чем ее несравненные сестрицы. Она ненавидела память об этом чувстве, ей претила мысль, что она может вернуться к ней.
Возможно, все, что он говорил ей, было всего лишь поверхностным флиртом, но она относилась к сказанному вполне серьезно. Потребуется время, чтобы она вновь испытала комфорт от пребывания в своем облике. Со временем ощущение идентичности вернется, если, она, конечно, позволит это себе.
Она не может выйти из этой ситуации униженной. Когда все только начиналось, она полностью осознавала всю опасность того, что она предлагает себя Уинтропу Райленду. Она лишь не угадала, что в этом случае рискует своей уязвимостью больше, чем положением в обществе. Она по-настоящему не задумывалась, что произойдет, если он разобьет ее сердце. И к тому же не думала о том, что может влюбиться.
Возможно, ей просто так сильно хотелось любви, что она схватилась за первый попавшийся шанс, чтобы попробовать, что это такое. Подвернись случай, она вкусила бы ее давным-давно. Ее родители не принадлежали к тому сорту людей, которых ребенок может пожелать себе, но у нее были дедушка с бабушкой, дядья и тетки, которые любили ее, особенно дорогая тетя Эмили. Тони был привязан к ней, его родственники всей семьей и каждый в отдельности с радостью принимали ее. Она знала, что такое любовь. Но любовь мужчины к женщине была загадкой.
Уинтроп Райленд не любил ее, во всяком случае, так, как она это понимала. Чем сильнее сердцем она тянулась к нему, тем настойчивее разум твердил ей, что самое лучшее, если он оставит ее в покое.
Она наконец выплакалась, вытерла глаза платком. И тут запоздало сообразила, что это был его носовой платок. Вот она – ирония судьбы. Голова болела, глаза жгло огнем, а в груди – отчаянная пустота. И она поняла, что это означает. Она любит Уинтропа Райленда.
Да, он причинил ей боль, но она не в силах забыть его и любит еще больше. Он предал ее, чтобы защитить себя, ну и что? Его первой мыслью было позаботиться о брате. И разве может она не любить человека, для которого семья важнее самого себя? Если бы она удосужилась подумать, то поняла бы его логику, хотя это и не избавляло от боли, от ощущения, что существовавшее между ними исчезает, словно дым.
Господи, когда же все это кончится? Она просто сойдет с ума! Она больше никогда не осмелится полюбить, если такая мука вновь ожидает ее. Подумать только, она переживала, что вышла замуж не по любви. Теперь она была рада этому.
– Вижу, я приехал кстати.
Улыбнувшись, она закрыла глаза. Натаниэль вошел в комнату. Несмотря на угрызения совести при взгляде на то, как неестественно прямо он двигается, Натаниэль был желанным средством отвлечься. Хотя он, несомненно, захочет поговорить об Уинтропе. Он был тем, за кого можно было ухватиться. На него она постарается опереться и переждать, пока вернутся собственные силы. Он мог почувствовать ситуацию и подсказать, слишком или недостаточно она сурова к Уинтропу. Он разумно мыслил в отличие от нее, утратившей способность видеть себя со стороны.
Но самое главное – он был готов подставить, плечо, на котором можно было выплакаться.
– Ты самое желанное средство от моей меланхолии, – сообщила она ему, усаживаясь на противоположный конец скамьи.
Он облокотился на оконную раму и взял ее ступни в свои ладони.
– Вот и отлично. Сегодня первый день из четырех последних, когда нет дождя. Ты заслужила передышку.
Она улыбнулась, и от сердца отлегло. Натаниэль знал, что сделать, чтобы она почувствовала себя лучше.
К счастью, он и сам выглядел вполне пришедшим в себя. Его лицо обрело прежний вид, за исключением двух небольших заживающих порезов и расплывающейся желтизны, оставшейся от одного, ну, может быть, двух синяков. Он говорил всем, что поскользнулся на льду у дверей Мойры, объясняя, таким образом, свой внешний вид и то, почему он отлеживался у нее в доме.
Вот еще один человек, которому приходилось лгать, чтобы защитить Уинтропа Райленда и его тайны. Большинству людей стоило бы большого труда скрыть все это. Секреты Уинтропа могли бы уничтожить его или отправить в тюрьму. Но были ли они опаснее, чем то, что прятал от людей Натаниэль? Ее собственная тайна, выйди она на свет, разрушила бы ее жизнь, и в результате она оказалась бы под отчим кровом, у матери, которая никогда не относилась к ней иначе, как с раздражением.
– Так почему мы плачем, любовь моя? – Натаниэль легонько похлопал ее по колену. – Сегодня он опять не пришел?
Они оба знали, кто такой «он».
– Он только что ушел, перед твоим приходом. – Ее друг нахмурился в замешательстве.
– Тогда чего же лить слезы? Разве он не бросился к твоим ногам и не попросил, чтобы ты вернула его назад?
Она шмыгнула носом, а пальцы комкали влажный носовой платок.
– Он сказал, что я могу делать с ним все, что хочу. – Натаниэль по-прежнему был в замешательстве.
– А в чем тогда проблема?
Она посмотрела на него. Неужели это не очевидно?
– Я не должна указывать ему, как поступить, он сам должен понимать!
Натаниэль хохотал в ответ на ее раздраженный тон.
– Девочка моя, он – мужчина. Ты не можешь ожидать от него, чтобы он понимал, чего ты хочешь. Этого никогда не будет.
По-видимому, ее друг не осознает, что принадлежит с ним к одному полу.
– Любой должен понимать, что нужно извиниться за то, что сделал, – продолжала она настаивать. – Ему не приходит в голову. Он ведет себя так, словно я должна быть счастлива простить его.
– Наверное, ты выдаешь желаемое за действительное. – Натаниэль усмехнулся. – Ты готова смилостивиться над ним?
– Да, провались оно все, да. – Она скомкала платок, словно зажав в кулак внутреннюю решимость. – Я хочу простить этого мужлана, но не могу.
Натаниэль понимающе кивнул.
– Это гордыня.
– Совсем нет! – Она отстранилась от него и села выпрямившись. Как она ненавидела, когда ей говорили, что ее гордость страдает или поддерживает ее. Это неправда! – Мне это необходимо. Как я могу узнать, по-настоящему ли он раскаивается, если он не говорит об этом?
Он глядел на нее так, словно ему было жаль ее.
– Суди по его поступкам, дитя.
– Как я могу доверять им? Он ведет себя так, будто обожает меня, а потом меня же обворовывает! – Господи, голова просто разламывалась.
– Попытался обокрасть тебя.
– Давай не будем спорить по мелочам, Натаниэль! – Сейчас ей было нужно, чтобы он признал: не застань она Уинтропа на месте преступления, никогда бы не узнала правды. – Единственное, что мне надо, – это чтобы он сказал «прости» и пообещал, что будет доверять мне в будущем. Разве это трудно сделать?
Натаниэль покачал головой, от веселости не осталось и следа.
– Думаю, что нет.
Мойра повесила голову, глаза снова наполнились слезами.
– Я не желаю, чтобы мое прощение было само собой разумеющимся. Я отдала ему свое доверие и собственное тело, и он принял все это! Я желаю, чтобы он предложил мне себя. Мне необходимо знать, что только я владею его сердцем, что он абсолютно беззащитен, когда рядом со мной. Может быть, я прошу слишком много, но только это мне и нужно.
Натаниэль обнял ее за плечи, когда по ее щекам, заструились слезы, и прижал к груди, не обращая внимания на свои ребра, которые давали о себе знать.
– О, девочка моя дорогая. Ты любишь этого самца, правда ведь?
Она кивнула, его колючий сюртук тер ей щеку.
– Боюсь, что так.
Он гладил ее по волосам.
– Как, ты думаешь, он относится к тебе?
На этот раз она покачала головой, вытирая глаза.
– Что-то он, конечно, испытывает, иначе не стал бы так настойчиво обхаживать меня. Я не права? – Глупо, наверное, было так говорить, но в глубине души она верила в это.
– Думаю, права.
– Я боюсь довериться ему, Натаниэль. – Выпрямившись, она встретила его взгляд, полный любви. – Опасаюсь поверить тому, что он говорит, но еще страшнее послушаться своего сердца, которое уговаривает меня забыть о гордости и молить его о любви.
– Выпрашивать любовь – это не самая хорошая идея, – ответил он, поглаживая ее плечо. – Она не сулит добра для того, кто просит, а тому, кого просят, дает незаслуженное преимущество.
Ей вдруг удалось улыбнуться.
– Убедился на своем опыте? Он рассмеялся громко и жестко.
– Конечно! – Он не имел в виду Тони, в этом она была уверена. И не Мэтью Седжвика. Кого-то другого из своего прошлого, о котором Мойра не знала.
Вздохнув, Мойра уперлась лбом в холодное стекло окна.
– Что же мне делать? – Натаниэль пожал плечами:
– Все, что угодно, если чувствуешь необходимость.
– Что именно, можешь сказать? – Она с надеждой смотрела на него, ощущая, как в ней снова просыпается чувство юмора.
Хмыкнув, он покачал головой:
– Нет. Тем не менее, если бы потребовался мой совет, я бы предложил тебе дать ему какое-то время. Он, может, и типичный мужчина, но совсем не глуп. Если он вообще достоин тебя, он сам поймет, что нужно предпринять.
– А если нет? – Как же, Господи, это безнадежно звучит!
Натаниэль ласково улыбнулся:
– Тогда он не стоит тебя, дорогая. Она тоже улыбнулась ему через силу.
– Боялась, что так ты и скажешь. – Его слова, какими бы неприятными они ни были, казались ей правдой. Она не в силах заставить Уинтропа стать таким, как ей хотелось. Ей оставалось только надеяться, что она не ошиблась в нем с самого начала.
– В другое время я бы сказал: если он тебе так нужен, беги за ним, но это не та ситуация. Не для тебя. – Он взял ее за руку. – Не торопись, пережди и приведи мысли в порядок. Дай ему время понять свои чувства.
– Что же мне делать все это время? – Она потерла пальцами лоб. – У меня такое ощущение, что я вот-вот сойду с ума.
Он не раздумывал.
– Готовь помолвку Мини. Займись покупками к свадьбе. Конечно, обедай со мной. Выходи из дома хоть ненадолго.
Она сжала его руку.
– Что бы я делала без тебя?
– А как бы я обошелся без твоей дружбы? – ответил он, целуя ее в лоб. – Давай позвоним, пусть принесут сандвичи и чай. Тебе нужно поесть.
– Поесть? – Она рассмеялась. – Большинство моих платьев стали мне узки.
– И ты никогда не выглядела лучше, чем сейчас. – Поднимаясь, он потянул ее за собой. – Нам нужны сандвичи с огурцом, твои любимые. И куча маленьких пирожных.
Есть не хотелось, спорить с Натаниэлем тоже. Он всегда знал, что ей нужно, лучше, чем она сама. Она позвонила и сказала миссис Райт, что им подать. Меньше чем через двадцать минут та вернулась с маленькой тележкой, нагруженной сандвичами, пирожными, чаем и всем необходимым для стола.
Как всегда, ее друг был абсолютно прав. Еда – вот что ей было нужно. Она позволила Мойре отвлечься и придала ей сил. После нескольких сандвичей и чашки чаю, она почувствовала себя много лучше.
– Достаточно говорить обо мне и о мелодраме из моей жизни, – заявила она, ухватывая очередной сандвич с тарелки. – Расскажи, чем ты занимался все эти дни. Ты отлично выглядишь.
Он покраснел от ее похвалы.
– Благодарствую. Оставленный твоей нежной заботой, я провел уйму времени, обретя обожание со стороны некоего милейшего Мэтью.
Мойра подняла брови. Это новость. И хорошая.
– В самом деле? Он дал тебе понять свои намерения? Смущение Натаниэля достигло апогея. Он выглядел таким юным, невинным и влюбленным.
– Скажем так: его интерес ко мне ясно обозначился. – Мойра умирала от любопытства, но не хотела его показывать.
– Расскажи мне все.
К тому времени как Натаниэль закончил описание достоинств, доблестей и красоты дорогого Мэтью, она не только порадовалась за своего друга, но и позавидовала ему. Натаниэля и Мэтью, судя по всему, мало заботило, можно ли довериться друг другу или как выразить свое чувство. Возможно, потому, что оба они были мужчинами. Ее сложности в отношениях с Уинтропом происходили, вероятно, из-за того, что они были разного пола.
Но может, эти двое так долго создавали защиту вокруг себя, что просто разучились открываться для других людей?
– Однако он сказал, что мой бордовый жилет делает меня похожим на раздувшуюся малиновку, – поделился своим огорчением Натаниэль.
Мойра усмехнулась. Мэтью был прав.
– О, я абсолютно уверена, что ты и сам подозревал это, так что извини его.
Натаниэль вдруг посерьезнел.
– Это вновь возвращает нас к твоей дилемме. Не хотелось бы бередить раны, но как ты поступишь?
– А что мне остается делать? – У нее появилась некая идея, на которую он ее натолкнул. Но выложила бы ее только в случае, если бы поняла, что ошиблась. Она не собиралась оставаться единственной, кто мог бы снова вернуть Уинтропа к выяснению отношений.
– Если он вдруг попросит у тебя прощения, ты уверена, что сможешь искренне его простить?
Снова прозвучало это безымянное, но безошибочно узнаваемое «он». Мойра ответила без промедления:
– О да. – В конце концов, именно этого она и желала. – Но я не верю, что он когда-нибудь снизойдет до этого.
Назад: Глава 18
Дальше: Глава 20