Глава 12

Он не мог украсть у нее. Это оказалось невозможным.

Подтянув одеяло к груди, чтобы прикрыть наготу, Мойра заметила, что Уинтроп уже полностью одет, да еще что он держит в руке подаренную ей Тони тиару.

Как он проник в ее сейф? Главное, что ему там нужно?

Свеча, которую он держал в другой руке, освещала лицо, оставляя глаза в тени. Он стоял молча, с губами, сложенными в усмешке. Ему явно не доставило удовольствия ее пробуждение.

– Что ты делаешь с моей тиарой? – Возможно, он ответит на этот прямо поставленный вопрос, коли не ответил на предыдущий. Вне зависимости оттого, что он скажет, она надеялась, что ее подозрения не оправдаются.

Он вернул тиару в сейф и захлопнул дверцу.

– Я собирался ее украсть. – Она задохнулась. Украсть?

– Так ты тот самый вор, о котором все твердят вокруг? – Он даже не пытался отпираться:

– Да. – Ее лицо залила бледность, она не верила своим ушам.

– Почему? Тебе так нужны деньги?

Он покачал головой, глаза смотрели куда-то в сторону.

– Деньги не имеют к этому никакого отношения. – Тон, которым он говорил, был ядовит и насмешлив.

– Так ты делал это ради интереса, да?

– Я пошел на это, потому что был вынужден. – Она поняла, что он не удостоит ее объяснениями. Конечно, она не сможет его понять. Как это возможно?

Вот потеха!

– Вынужден был, черт побери, стащить канделябр и пару дуэльных пистолетов?

Теперь он предпочел встретиться с ней взглядом, и она поняла, что перед ней незнакомец.

– Потому-то никто и не обратил бы внимания, что я украл нечто более ценное.

Более ценное? Ее тиара – тоже всего лишь прикрытие для него? Господи, как это больно – думать, что он воспользовался ею. Она подозревала, что он нацелился только на одну вещь – ее тело. Ей и в голову не приходило, что этой «одной вещью» может быть нечто имеющее вполне определенную материальную ценность.

– Ты никогда не задумывался, что, помимо стоимости, у этих предметов есть еще и другие свойства, которые связывают их с их владельцами? – Например, то, что тиара нравится ей прежде всего потому, что Тони так хотелось, чтобы она у нее была.

Он повернул картину на петлях, и она встала на место, прикрыв собой сейф.

– Не имеет значения. Все эти вещи вернутся к своим настоящим хозяевам.

И все вроде должно быть в полном порядке, разве не так? Он говорил так бесстрастно, так отстранение. Это в самом деле он, или он просто притворяется? Перед ней стоял холодный незнакомец, а не мужчина, в объятиях которого она таяла недавно.

– А моя тиара, она тоже вернется к своим настоящим хозяевам?

Молчание в ответ было достаточно красноречивым. В груди заныло, и стало невозможно вздохнуть.

– Если бы я не проснулась, ты бы просто забрал ее и ушел, ведь так?

– Нет. – Он отрицательно покачал головой. – Я как раз клал ее на место.

Он думает, она поверит ему?

Гнев, вспыхнув, подстегнул ее решимость не останавливаясь двигаться дальше.

– А все расспросы, где я держу мои драгоценности? Тебя совершенно не беспокоила моя безопасность, тебе было нужно узнать, как туда залезть.

Он кивнул едва-едва:

– Да.

Она знала, какой будет ответ, но как же больно было услышать это из его уст!

– Все время, которое ты проводил здесь, было рекогносцировкой на местности, так? – Господи, все поцелуи, все разговоры, в которых было так много смысла, которые изменили ее…

Он заглянул ей в глаза, и это было как прямой удар под ложечку.

– Нет, не все.

Даже если бы она поймала его на слове, так или иначе это означало, что, когда они были вместе, он придумывал, как обокрасть ее. Воображаемый кинжал, вонзенный в ее горло, повернулся.

– Ты планировал все с самого начала? – Голос сел. – С того первого момента, когда мы встретились?

Его взгляд был умоляющим, но тон – твердым.

– Нет, Мойра, все было не так.

Она сильнее прижала одеяло к груди. Несмотря на его защиту, она чувствовала себя голой. Больше, чем когда была в ванне. Как чудовищно обнаружить, что ошиблась… Именно теперь.

– Всё, что ты говоришь, не заслуживает доверия.

– Нет, это не так. – Его голос был на удивление усталым и тихим.

Она не обратила на него внимания.

– Господи, это хуже любого пари. Тебе не нужно было пари, тебе требовался главный приз.

Он протянул к ней руку, словно мог дотронуться до нее с другого конца комнаты:

– Мойра…

Слезы выступили на глазах, горло перехватило.

– Ты пришел украсть, ведь так? Я-то думала, что ты здесь ради меня, а тебе была нужна тиара.

Он опустил руку и не сказал ни слова. Слова были лишними.

Слезы потекли из глаз, обжигая щеки.

– Ты занимался со мной любовью за побрякушку.

– Нет! – заявил он непреклонно, сделав шаг в ее сторону. – То, что было между нами, не имеет никакого отношения к этому. – Он показал на сейф.

– Все имеет отношение к этому! – Гнев охватывал ее. Она вытерла бегущие по щекам слезы. – Почему все надо было обставить таким вот образом? Лучше бы ты несколько недель назад просто вломился ко мне в дом! Зачем ты заставил меня довериться тебе?

– Я никогда не думал, что так получится. Мы уже встретились с тобой, когда мне пришлось продумывать, как украсть тиару.

Ничего другого он не скажет, конечно. Сейчас он готов заявить что угодно, лишь бы заставить ее колебаться.

– Зачем она тебе? В обществе есть более впечатляющие драгоценности.

Свободную руку он запустил в волосы. Ему стало не по себе? Отлично.

– Она мне не нужна. Ее требует человек, на которого я работаю.

– Работаешь? – Как долго он этим занимался? Наверное, много лет. Если он может брать чужое так легко и не задумываясь, тогда он определенно не тот человек, о котором она мечтала.

Он кивнул.

– Это долгая история, которая имеет мало отношения к нынешней. Единственное, что важно, – я делал это не по своей воле. Ты должна мне поверить.

– Поверить? – Дыхание перехватило. – Почему я должна верить всему, что ты говоришь? Пока я убеждаюсь, что все, что сходит с твоих губ, – ложь.

Он выставил палец:

– Я никогда не лгал тебе, ни в чем важном.

Она посмотрела на него, открыв рот, и скорчилась от смеха.

– Ты считаешь это не важным?

– Я не обманываю тебя.

– Да ну? На кого ты работаешь?

Он зажал переносицу большим и указательным пальцами.

– Лучше тебе этого не знать.

Мойра подавила в себе остатки сочувствия к нему.

– Зачем ему нужна моя тиара?

– Он собирается продать ее кому-то еще.

– Кому? – Кому она была настолько нужна, что потребовалось отрядить человека, чтобы стащить ее? Вещь была красивая, но не стоила так дорого.

Той же рукой он вытер подбородок.

– Я не знаю.

Не знает, или такого человека просто не существует?

– Зачем она так нужна ему?

– Не имею представления.

– Почему тебя попросили украсть ее? – Если он опять скажет, что не знает, она запустит в него чем-нибудь.

– Мне приходилось работать на него. Поэтому ему известно, что я гожусь для такого дела.

Господи Боже, да ведь он похваляется перед ней! Или ей кажется? Он, разумеется, примитивный вор и мерзавец, но все-таки он мужчина, а они все любят кичиться своей доблестью и геройством.

Ее пальцы стиснули простыню.

– Что он предложил тебе взамен?

– Это важно? – безразлично осведомился он. Очень странно, конечно, важно.

– Да, очень. – Она должна знать, что он выручит за ущерб, который нанесет ей, в чем его выгода.

Чуть ли не надменно он вскинул подбородок. Как будто у него были все права так вести себя с ней. Она готова была ударить его.

– Он шантажировал меня. Он угрожал расправиться с теми, кто мне небезразличен. Это все, что тебе нужно знать.

Еще один поворот воображаемого ножа. Как все-таки мало она для него значит!

– Итак, ты не желаешь лгать мне и не говоришь всю правду.

Он был непоколебим, явно безразличный к ее обвинениям.

– Не собираюсь посвящать тебя в то, что может тебе повредить.

Очень смешно. Его даже не волнует, верит ли она, что он заботится так о ком-то. Особенно, после того как сказал, что ей известно все необходимое.

– Ничего из того, что ты станешь говорить, уже не ранит меня еще сильнее.

Наверное, не нужно было признаваться, как глубоко она страдает от его предательства. Но она ничего не могла с собой поделать. Она хотела, чтобы он знал это.

Когда он двинулся в ее сторону, его лицо отражало бурю эмоций. На миг она вдруг поверила, что он действительно не желал ей зла. Но всего минуту назад он был так холоден! Она совсем растерялась.

– Мойра, я согласился украсть тиару, потому что мне казалось, что нет другого выхода.

Мольба в его голосе пронзила ее до глубины души. Каким искусным лжецом он был!

– Ты уже достаточно наговорил.

– Но когда подоспел удобный случай забрать ее, до меня дошло, что выход на самом деле есть. И я предпочел положить ее назад.

Он говорил взволнованно и расстроено. Он действительно мучается, что она не хочет верить ему!

– Ты положил ее назад, потому что я застала тебя! Если я вздумаю обратиться к властям, не сомневаюсь, ты заявишь, что я обвиняю тебя в отместку за то, что ты отверг меня.

Ему хватило выдержки разыграть из себя оскорбленного.

– Ты на самом деле думаешь, что я могу поступить таким образом?

Господи, как она устала и как ей грустно! Оскорблена, растоптана. Иллюзии ее разбиты.

– Еще полчаса назад я не смогла бы поверить, что ты можешь обворовать меня. Сейчас я понимаю, что ты способен на все, что угодно.

– Мойра, пожалуйста.

Нет, она больше не будет его слушать. Она уже давала ему возможность объяснить все, но он не сказал ничего заслуживающего доверия и прощения.

– Я поверила в тебя, Уинтроп. Я вручила тебе свою тайну, ты стал первым мужчиной в моей жизни, потому что мне казалось – ты никогда не причинишь мне боли. Ты нанес мне удар, какого я еще ни от кого не получала. Мои родители могли бы поучиться у тебя.

Он понял оскорбительный смысл сказанного, она видела это по его лицу.

– Я вернул тиару в сейф, потому что не хотел обманывать тебя. Если бы ты не проснулась, ты бы не узнала никогда и ни о чем.

Ах да, конечно. Ей стоило бы не просыпаться, чтобы оставаться в сладком неведении о его двуличии. У нее тут же родилась мысль.

– Скажи, ты собирался оставаться до утра? У тебя хватило бы наглости посмотреть мне в глаза после кражи, или ты предпочел бы ускользнуть так же тихо, как появился?

Он опять запустил руку в волосы. Она вспомнила этот шелк его прядей, текущий по ее пальцам.

– В этом не было бы нужды, ведь я решил не брать ее.

– А что ты собирался, Уинтроп? До того как внезапно поменял решение?

Зачем ей нужно это знать? Неужели боли, которую она сейчас испытывает, недостаточно?

Он не склонил головы. По крайней мере, ему хватило смелости смотреть ей в лицо, надо отдать ему должное.

– Я собирался остаться до утра.

Негодяй. Он вознамерился заползти к ней в постель снова, остаться в ней, возможно, даже заняться любовью во второй раз, а потом холодно отправиться с тиарой прочь из ее дома.

– Ты для меня загадка, – прошептала она, глотая слезы. – Думала, что понимаю тебя, но это не так.

Он уже стоял возле кровати, пламя свечи освещало мельчайшие подробности его опрокинутого лица.

– Мойра, ты знаешь меня лучше, чем кто-либо.

Он отличный актер. Если бы его предательство не превратило ее сердце в камень, она с легкостью поверила бы ему.

– Нет. Человек, которого я считала, что знаю, не смог бы так поступить без веских на то оснований.

– Я же сказал тебе причину. В опасности находится тот, кто мне небезразличен.

Да, он уже говорил это.

– Но ты не сказал мне, кто это. – Он сжал губы.

– И не скажу. Этому человеку не понравится, если тебе станет известно.

А как, интересно, этот невидимка узнает, если только Уинтроп не расскажет ему? Он не верит ей, что она может хранить секреты?

– Из всего этого я заключаю, что такого человека не существует.

Серьезные голубые глаза перехватили ее взгляд.

– Поверь мне.

Надежда, с которой он это произнес, могла бы показаться смехотворной, если бы от его слов не стало таять что-то в глубине ее души.

– И ты еще просишь меня об этом! Я доверяла тебе больше, чем ты того заслуживаешь.

Его лицо затвердело.

– Ты, наверное, думаешь, что я сейчас разнесу по Лондону новость, что твой брак – фикция?

– Я бы не удивилась. – А что, если и в самом деле? Она будет уничтожена. Странно, что в данный момент это ее словно бы и не касалось. Единственная вещь, вокруг которой она выстраивала свою жизнь в течение более чем десятка лет, перестала быть важной сейчас, когда она столкнулась лицом к лицу с возможностью ее воплощения в реальность.

– А ты? – Его губы снова скривились в усмешке. – Арестуешь меня утром?

Мысль о том, что его могут схватить, отозвалась болью, хотя она знала, что он заслуживает того.

– Было бы неплохо.

Он поставил свечу на столик рядом с кроватью и наклонился к ней, его лицо было всего в Дюйме от нее. Такое прекрасное и такое вероломное. Люцифер во плоти.

– Предлагаю сделку. Обещаю хранить твой секрет в обмен на твое слово не разглашать мой.

Ей стало горько. Она не собиралась тащить его к властям, кстати, к их обоюдной выгоде. Это, несомненно, было ее слабостью. Но в то же время она не понимала, как можно заявить на него, и при этом никто не догадается, что они были в интимных отношениях. Что бы он ни сделал, она не могла предать его. То, что он с такой готовностью начал шантажировать ее, лишь подтверждало, что он не тот, за кого она его принимала.

Недовольство, должно быть, отразилось на ее лице, потому что в его глазах появилось сожаление.

– Я прошу не за себя, Мойра. – Презрительная усмешка скривила ее губы.

– Позволь, я выскажу предположение. Ты просишь от имени той таинственной личности, которую обязан защитить.

– Да. Пострадает много людей, помимо тебя и меня, если хоть одно слово просочится отсюда.

Он был прав. Нужно было позаботиться и о других.

– Я обещаю, что не пророню ни слова, но не из-за тебя. Я забочусь об Октавии и Норте и об остальных членах твоей семьи.

Он отвернулся, но прежде она успела увидеть кое-что в его глазах. Может, он так, беспокоится о своей семье? Возможно, кому-то из его братьев нужна его защита?

Господи, только не надо снова начинать верить ему. Единственный человек, которому нужна защита, был сам Уинтроп Райленд.

– Благодарю, – пробормотал он.

– Нет, это я должна быть признательна тебе. – В его глазах стоял вопрос.

– Мне?

– Именно. – От холода в собственном голосе ее самое пробрало до костей. – По крайней мере, все раскрылось до того, как я полюбила тебя. Это было жестоко, даже для такого, как ты.

Ее передернуло. Он отшатнулся, словно она ударила его. Но никакой удар не принес бы ей такого удовлетворения, которое она ощутила, увидев явственную боль, написанную на его лице. Она тут же оказалась на грани раскаяния. Он более искусный актер, чем она думала. Либо она по-настоящему ранила его своими словами.

И прекрасно. Именно этого она и хотела. Если бы его сердце разлетелось на столько же частей, как и ее, его страданий было бы достаточно, чтобы успокоить ее.

– Теперь убирайся отсюда. И предупреждаю тебя: если в недалеком будущем тиара вдруг исчезнет, я пересмотрю свое решение не обращаться к властям. Понятно?

Он кивнул, направляясь к дверям на балкон. Он явно полагал, что делает ей одолжение, уходя таким же путем, каким пришел. Вероятно, думал, что охраняет ее добродетель от каких-нибудь глупостей. К сожалению, так оно и было.

Остановившись возле дверей, он повернулся. Раскаяние на его лице почти утонуло в темноте.

– Мойра?

Безотчетно она вздернула подбородок. И не сказала ничего.

Он криво усмехнулся.

– Я тоже рад, что ты не успела влюбиться в меня.

А затем он скрылся в падающем снеге, оставив Мойру наедине с ее слезами.

Уинтроп стоял в саду Мойры. Его тошнило под пристальным взглядом садового ангела. Плечи содрогались в холоде и темноте. Он вытер рот тыльной стороной руки. Другой, чтобы не упасть, оперся о статую. Пальцы ощутили ее гладкую поверхность.

Слабость в желудке стала проходить, когда он прислонился к статуе, обхватив ее руками. Все это, должно быть, сон – чудовищный ночной кошмар. Дела не могут идти так плохо.

Тем не менее, все складывалось ужасно. От него не ускользнул комизм ситуации, и в глубине души он надеялся, что когда-нибудь надо всем этим еще посмеется. Правда, сейчас он не чувствовал ничего, кроме горечи и недомогания. Он ведь вернул эту чертову тиару на место и, Господи помилуй, решил, что не должен так обходиться с Мойрой, и тут она проснулась.

Все-таки это судьба. Никому, наверное, не удается контролировать течение собственной жизни. И он всего лишь пешка в какой-то крупной игре.

Если бы только заставить ее понять его, но на это не было никакой надежды. Он не смог бы убедить ее, даже если бы ситуация развивалась прямо противоположным образом. Боль и ярость переполняли ее. Что бы он ни говорил и какие бы доказательства ни приводил, она верила только тому, что видела.

Все усугублялось еще и тем, что он не мог быть полностью откровенным с ней. Поведать ей о своих отношениях с Дэниелсом не имело смысла: в тот момент она была не в состоянии понять его. Про Норта он просто не мог рассказать.

Рискнуть, чтобы она попыталась отплатить ему, – это одно, а вот испортить ее мнение о Норте – такого он не мог себе позволить. Брат блокировал уголовное следствие, чтобы прикрыть его, а таких вещей люди типа Мойры, с преувеличенной щепетильностью, не приемлют.

Точно так же и она не стала говорить с ним о том, почему ее муж не осуществил их брак, с чем она, к несчастью, смирилась.

Чудная, наивная Мойра. Как ругает она себя сейчас! Оплакивает его или слишком зла, чтобы лить слезы? Если существует милосердие, она должна оставаться в ярости. Мысль, что она может плакать по нему, была неприятна ему.

Потерев лицо рукой, он выпрямился и отодвинулся от спасительного камня. Еще немного, и начнет, светать, так что ему было бы лучше вернуться домой, пока кто-нибудь не заметил его. Совсем будет некстати, если вдруг пойдут слухи о том, что он был у Мойры в такой час. Она не заслуживает того, чтобы ее репутация пострадала в момент, когда сердце разбито.

Лошадь ждала его на том же месте, где он ее привязал, – рядом с конюшней Мойры. Усталый, он забрался в седло и пустил ее по проезжей части. Поводья не слушались заледеневших, негнущихся пальцев, снег сыпался за шиворот. Ему было наплевать.

Она поблагодарила, что не успела в него влюбиться. Если она надеялась на ответ, который тут же родился у него, то она его получила. Неужели так опасно полюбить его? В этом случае неизвестно, что больнее: знать, что она подвергает себя опасности, любя его, или сам факт, что она пока не влюблена в него.

Ему хотелось быть любимым, как ребенку, который тянется к какой-нибудь игрушке, а ему говорят: нельзя, не трогай. И чтобы именно Мойра любила его. И сейчас, когда это вдруг стало совершенно недостижимым, он желал ее отчаянно, до стеснения в груди, до боли в голове.

В том, что всё открылось, были свои положительные стороны. Теперь она знает, кем он был и кто есть. Можно не беспокоиться, что она узнает еще что-нибудь в этом роде. Конечно, нужно было рассказать ей правду, но она была не в том состоянии, чтобы выслушать его. При встрече, на что теперь мало надежды, он расскажет ей все до конца, если только она соизволит выслушать.

Но это в будущем, а сейчас у него есть другие дела, о которых стоит подумать. Он выбросил из головы Мойру с ее заплаканными глазами и подумал о Дэниелсе и о том, что теперь будет.

Чтобы украсть тиару, Дэниелс назначил ему срок до крещенского сочельника. Сочельник плавно перетекает в день, а Уинтропу нечего ему предъявить. Дэниелс, разумеется, сегодня же нанесет ему визит, если уже сейчас не ждет его. Вряд ли он обрадуется, когда Уинтроп явится с пустыми руками. Едва ли он будет рад тому, что Уинтроп передумал. Дэниелс – еще та штучка, но он человек слова. Он сделает все, чтобы уничтожить Норта и остальных членов его семьи. Если бы у него было больше времени осмотреться, Уинтроп нанес бы визиты братьям, чтобы приготовить их к худшему. В конце концов он расскажет им все, но главное – он хотел выработать план действий, чтобы не дать пострадать Норту. Он также собирался обеспечить безопасность Мойры, причем так, чтобы она об этом не узнала. Женщина презирающая перестает быть рациональным существом, поэтому он не мог позволить ей оказаться в опасности назло ему.

Правда, его Мойра совсем не злобное создание. Она добра, отзывчива и слишком воспитана, чтобы думать о своей выгоде. Мысль, что он мог бы испортить такого человека, отозвалась болью. Теперь она дважды подумает, прежде чем доверится кому-нибудь снова, и будет вспоминать о нем каждый раз, когда столкнется с подобной ситуацией. Помянет хоть иногда, пусть и не добрым словом.

Он же до конца жизни будет помнить о ней и всегда испытывать сожаление.

К тому времени, когда он вернулся домой, его покрыла тонкая корка снега, а щеки горели от холода. Холод снаружи был ничто по сравнению с внутренней стужей. Закоченев, он едва двигался, чувствуя себя больным и усталым.

Так что Дэниелс, который уже ждал, когда он вступит в темноту своего жилища, был как нельзя кстати.

– Ты вернулся в самый раз.

– Рад видеть тебя тоже. – Оказывается, он не утратил способности к сарказму. Впрочем, она всегда с ним.

Старик фыркнул.

– Ну и где же тиара?

Уинтроп встряхнул головой, чтобы сбросить налипший снег, а затем скинул куртку на стоявший рядом стул.

– Ее у меня нет.

Тишина, повисшая вслед за его словами, была такой плотной, что, казалось, ее можно было потрогать.

– Что значит – ее у тебя нет?

Уинтроп зажег лампу, чтобы видеть лицо противника.

– Только то, что ее у меня нет.

Глаза Дэниелса вспыхнули в свете лампы.

– Почему, дьявол тебя возьми, нет? – Вздохнув, Уинтроп прикрыл глаза рукой.

– Она меня застукала.

– Что?

Могло показаться, что старик смеется, если бы Уинтроп мог вспомнить, как он это делает.

– Она проснулась. Я не мог забрать вещь. Мне еще повезло, что я сумел выбраться до того, как она подняла тревогу. – Он совсем не испытывал угрызений совести, утаивая подробности от Дэниелса. Не его это дело – знать, что произошло у них с Мойрой.

– Итак, у тебя куча проблем, но тиары нет? – Уинтроп кивнул:

– Тиары нет.

Дэниелс стукнул кулаком по каминной полке.

– Ты держишь меня за глупца, паренек? – Невозмутимо посмотрев на него, Уинтроп хмыкнул:

– Твоя личность весьма своеобразна, Дэниелс, но, полагаю, ты отнюдь не глуп.

– Тогда ты понимаешь, что я сказал. Не добудешь мне тиару, я сделаю так, что весь Лондон только и будет говорить о тебе и твоих братьях.

Уинтроп пожал плечами.

– Лучше дай мне еще время подумать, как это сделать. Вряд ли я сумею тебе помочь, если в обществе узнают, кто я такой. – Как ровно и спокойно он говорил! Очевидно, потому, что все это перестало его волновать.

Дэниелс безмятежно смотрел на него.

– Не командуй мной, мальчик. – Он опять пожал плечами.

– И что ты предлагаешь?

Выцветшие голубые глазки приблизились вплотную. Дэниелс совсем не дурак, он наверняка почувствовал перемену в нем.

– Что произошло, паренек? Она отвернулась от тебя? В этом причина твоего неуважения?

Причина его неуважения в том, что Дэниелс вообще его не заслуживает, но он промолчал. Он не сказал ни слова, и это была его первая ошибка. По лицу ирландца медленно пробежала проницательная улыбка, а Уинтроп вдруг понял, какую власть он только что отдал в руки бывшего работодателя.

– Я предлагаю, чтобы ты нашел способ доставить мне тиару к концу недели, или расплатишься сполна.

Уинтроп вскинул брови. Что задумал этот старый мерзавец?

– Попытаюсь.

– Эта леди Осборн – по-настоящему миленькая штучка. Страшно подумать, что с ней может случиться. – Он уже не шутил. – И я огорчу ее и любого другого, кто вздумает помешать мне.

Уинтроп понял что имел в виду старик, он знал, на что тот способен, но это не остановило его. Красный жаркий туман застилал глаза. Он не думал, он действовал инстинктивно.

– Ах ты, сукин сын! – Удар кулака пришелся Дэниелсу прямо в лицо. Его голова дернулась, и он завалился назад. Жаждая крови, Уинтроп готовился к следующей атаке, поднимая на ноги бывшего ментора.

И тогда он почувствовал сталь у своего горла.

– Полегче, паренек, – посоветовал Дэниелс. Из уголка его рта сочилась струйка крови. – Мы же не хотим, чтобы твоя такая красивая голова отделилась от всего остального.

Уинтроп замер. Из пореза, которое успело нанести лезвие, засочилась кровь. Он чувствовал, как ручеек бежит по шее, но выдержал взгляд старика, храня молчание. Ему было не страшно умирать. Мучил только один вопрос: кого теперь Дэниелс отправит за тиарой.

– Если уж мне удалось привлечь твое внимание, – проговорил Дэниелс, – позволь, я объясню, как все должно быть. Ты сам притащишь тиару, понял? Мне без разницы – как, но ты это сделаешь. Откажешься – кое-кто пострадает. Говоря «кое-кто», я имею в виду того, кто тебе реально дорог. Это понятно?

Уинтроп не мог шевельнуться.

– Понятно.

Дэниелс опустил нож и удовлетворенно заулыбался.

– Отлично. Увидимся дня через два. Мне надо быть уверенным, что ты ничего не забыл.

Как будто порез на шее не достаточное напоминание.

– Приходи.

Вытерев лезвие о штаны, Дэниелс покачал седой головой.

– Ох, паренек, ты всегда был наглым плутом. По-моему, за это я любил тебя больше всех.

– Никого ты не любил, кроме себя.

– О, это неправда. Я любил тебя, пока ты не предал меня. Это у тебя, наверное, привычка такая – предавать людей, которых ты думаешь, что любишь.

– А у тебя дурить и обманывать людей, с которыми ты считаешь, что нянчишься.

Дэниелс пожал плечами:

– Я всего-навсего говорил, что тебе хотелось услышать. Все остальное ты домысливал.

Это была правда. Дэниелс всегда понимал, что сказать, чтобы Уинтроп поверил ему. И также знал совершенно точно, за какую ниточку потянуть, чтобы молодой человек поступал так, как ему, Дэниелсу, требовалось.

Если это их последнее совместное дело, Уинтропу хотелось быть уверенным, что Дэниеле больше никогда не обманет какого-нибудь молодого дурака.

– Я добуду тебе эту треклятую тиару. А теперь – проваливай.

Продолжая самодовольно ухмыляться, Дэниелс втянул лезвие в рукав и рукой потрогал разбитую губу изнутри, где накапливалась кровь.

– Ты бы лучше побеспокоился о порезе на шее, если не хочешь свалиться с лихорадкой.

Уинтроп промолчал, хотя в ответ на издевательское хихиканье старика его так и подмывало наброситься на него. Но он придумал кое-что получше, чем просто вышвырнуть Дэниелса. С ним куда как легче можно будет разделаться, если тот будет уверен, что он единственный, на чьей стороне сила.

Дэниелс не осознавал, что баланс между ними сдвинулся не в его пользу. Конечно, по-прежнему сохранялся шанс, что он сможет причинить неприятности Мойре или кому-то из его братьев. Но Уинтроп сейчас был уверен, что есть некие меры, которые можно будет предпринять против ирландца. От него требовалось лишь одно – смириться и признать, что в одиночку ой не выстоит против Дэниелса.

Дверь защелкнулась за стариком. Уинтроп подождал, пока шаги удалятся, достал из кармана платок и промокнул текущую по шее кровь. Отбросив его в сторону, он, нахмурившись, смотрел на липкое красное пятно. Дэниелс порезал его серьезнее, чем он предполагал. Слава Богу, существуют галстуки, а то пришлось бы придумывать какую-нибудь историю, ведь никто не поверит, что его камердинер смог так порезать его во время бритья.

Одно было ясно. Дэниелс все превратил в личную войну, вовлекая в нее Мойру. Уинтроп и Норт, даже Девлин и Брам – взрослые люди и прекрасно понимают все последствия своих действий. В прошлом у каждого из них были свои демоны, которые время от времени появляются и с которыми известно, как бороться. Но Мойра, она ведь ни в чем не виновата. Ей не в чем раскаиваться, не о чем жалеть, за исключением того, что поверила ему. И ему нужно было быть уверенным, что ей не придется платить за его ошибки.

Он устал быть пешкой. Настало время показать судьбе, кто на самом деле контролирует события.