Глава 1
«Господи, о Господи! Да он же читает завещание Джералда!»
Казалось, будто мне внезапно нанесли удар по голове. Я посмотрела на адвоката. Он стоял перед собравшимися родственниками. Мои пальцы вдруг судорожно сплелись на коленях.
«Он же читает завещание Джералда», — глубоко потрясенная, вновь подумала я.
И тут только, пожалуй, впервые по-настоящему осознала, что мой муж умер.
Человек, сидевший рядом со мной, спросил низким приглушенным голосом:
— С вами все в порядке, дорогая?
Крепко сжав губы, я кивнула. Дядя Адам ласково коснулся моих сплетенных пальцев и тут же переключил внимание на Мак-Эллистера. Адвокат продолжал монотонно читать сухим бесстрастным голосом:
— «Все мое имущество я завещаю моему сыну, Джайлзу Маркусу Эдуарду Фрэнсису Грэндвилу, а до достижения им двадцати одного года поручаю управлять означенным имуществом названному ниже опекуну на следующих условиях и со следующими целями…»
Поскольку Джайлзу всего четыре года, этот пункт завещания не вызвал у меня особого удивления. Ну что ж, по доверенности, так по доверенности.
Отныне Джайлз — граф Уэстон. Джералд, его отец, скончался. Прерывисто вздохнув, я задержала взгляд на каминной доске красного дерева с великолепной резьбой. На фоне камина узкое, удлиненное лицо мистера Мак-Эллистера выглядело странно.
Завещание пробудило во мне чувства, неожиданные для меня самой. Последние несколько дней я провела словно в кошмарном сне. Когда Джералд умер, дом погрузился в траур, и двадцать четыре часа, пока усопший лежал в большой зале, к гробу подходили соседи и арендаторы. На следующий день сотни местных жителей в траурных одеждах прошествовали за похоронным кортежем от дома к церкви. Во время заупокойной службы Джайлз стоял рядом со мной. Викарий прочел молитву, а затем гроб поместили в склеп, где уже лежали шесть графов Уэстонов. С начала и до конца церемонии я крепко сжимала ручонку сына.
Джайлз помог мне выдержать все это. Ради него я волей-неволей должна была сохранять спокойствие, хотя бы внешнее.
Но сегодня сына нет рядом. За мною не наблюдают сотни глаз. Все взоры устремлены на мистера Мак-Эллистера, читающего завещание Джералда. Глубоко вздохнув, я посмотрела на адвоката и попыталась сосредоточиться.
Между тем Мак-Эллистер читал о правах и обязанностях опекуна:
— «Лицо, назначенное опекуном, имеет право управлять всем имуществом, продать ту или иную его часть конкретному лицу или выставить на публичные торги, сдать в аренду или распорядиться им каким-либо другим образом без разрешения на то суда, а также делать по своему усмотрению вклады — как новые, так и повторные…»
Просто невероятно, что мой сын стал графом Уэстоном.
Что-то вдруг неуловимо изменилось в атмосфере, царившей в комнате. Я услышала слабый шорох: все словно насторожились. Конечно же, мистер Мак-Эллистер вот-вот назовет имя опекуна!
Ощутив драматизм момента, адвокат сделал паузу, оторвал взгляд от завещания и задумчиво обвел глазами людей, сидящих перед ним полукругом.
Нас собралось здесь не так уж много. Рядом со мной расположились дядя Адам и его жена Фанни, а с другой стороны — моя мать. За ней сидели Фрэнсис Патнэм, дядя Джералда, и двоюродный брат мужа Джек Грэндвил. Все члены семьи вернулись сюда прямо с похорон.
Мистер Мак-Эллистер опустил глаза и продолжал читать медленно и отчетливо:
— «Настоящим документом я назначаю моего брата Стивена Энтони Фрэнсиса Грэндвила моим душеприказчиком, а также доверенным лицом и опекуном моего сына Джайлза Маркуса Эдуарда Фрэнсиса».
После этого адвоката никто уже не слушал.
— Просто невероятно! — Восклицание Джека Грэндвила совершенно заглушило монотонный, гнусавый голос адвоката.
Мистер Мак-Эллистер опустил завещание и поверх очков уставился на Джека:
— Уверяю вас, мистер Грэндвил, что граф назначил опекуном именно своего брата Стивена. По его распоряжению завещание составлял я, поэтому не подвергайте сомнению точность моих слов.
— Но ведь Стивен уже пять лет на Ямайке, — холодно и рассудительно заметила мама. — Он не может быть опекуном Джайлза, находясь за полмира от него. Вам придется назначить кого-то другого, мистер Мак-Эллистер. И о чем только думал Джералд, назначая опекуном Стивена?
— Чтобы приступить к исполнению опекунских обязанностей, мистеру Стивену Грэндвилу придется вернуться домой. Я взял на себя смелость известить его письмом о последней воле лорда Уэстона, — ответил адвокат, не подозревая, что подносит фитиль к пороховой бочке.
— Чертовски опрометчиво с вашей стороны, Мак-Эллистер! — вспыхнул Джек. Его красивое лицо побагровело от гнева.
— Кому-то из членов семьи следовало уведомить Стивена о смерти брата. — Моя мать всегда строго придерживалась приличий, но крайне редко выражала солидарность с Джеком. — Такие сообщения должны исходить не от адвоката.
— Я тоже написал Стивену о смерти Джералда, — спокойно вставил дядя Фрэнсис. — Оба письма наверняка доставит на Ямайку первый же корабль.
— А что, если он не захочет вернуться? — спросил Джек. — Ведь за ту старую историю его могут арестовать.
— Вопрос об аресте никогда не возникал, — возразил мистер Мак-Эллистер. — Власти удовлетворились обещанием Стивена покинуть страну.
— Да, ему не было предъявлено никаких обвинений, — поддержал адвоката дядя Адам. — Так что Стивен может вернуться в Англию, если пожелает.
Мать повернулась ко мне.
— А ты, Аннабель, знала о последней воле Джералда?
— Нет. — Я взглянула на адвоката:
— Когда было составлено это завещание, мистер Мак-Эллистер?
— Вскоре после рождения Джайлза, леди Уэстон, — учтиво ответил он и тут же поспешил успокоить меня:
— Мистер Стивен Грэндвил назначен опекуном Джайлза, но позвольте заверить вас: лорд Уэстон всегда хотел, чтобы о сыне заботились именно вы.
Я кивнула.
— Не понимаю, почему Джералд не назначил Адама, — проговорила мама. Я поднялась.
— По-моему, дальнейшее обсуждение не имеет смысла. Джералд назначил опекуном Стивена. Убеждена, составляя завещание, муж не сомневался, что проживет много лет после того, как Джайлз достигнет совершеннолетия. — Мой голос предательски дрогнул. — Пойду наверх, — добавила я.
— Мистер Мак-Эллистер еще не до конца огласил завещание, Аннабель,
— заметила мама.
Я молча вышла из залы.
Собаки, поджидавшие меня в коридоре, как обычно, увязались за мной, и я поднялась с ними на третий этаж, в детскую. Прежде чем зайти туда, я заглянула в учебную комнату сына. Затем зашла в комнату для игр, где и нашла Джайлза и его гувернантку, мисс Юджинию Стедхэм. Сидя за столом, они разбирались в какой-то головоломной карте. В этот день я разрешила сыну вновь приступить к регулярным занятиям, надеясь, что это привычное дело отвлечет его от горя.
— Мама! — Джайлз бросился ко мне. Собаки между тем свернулись клубком на голубом ковре возле холодного камина.
Как приятно было чувствовать, что его личико прижимается к моему животу, а небольшое, но сильное и крепкое тело — к моим ногам. Ласково потрепав сына по голове, я посмотрела на гувернантку:
— Пожалуй, мы с Джайлзом погуляем сегодня Днем, мисс Стедхэм.
Сын отстранился от меня и захлопал в ладоши:
— Мы пойдем гулять, мама? Вот этого-то я и хотел!
— Ты уже пообедал?
Он кивнул, и в его серо-зеленых глазах вспыхнуло предвкушение радости:
— Я съел все, что мне дали.
Мисс Стедхэм поднялась:
— Джайлз обычно не капризничает с едой.
Впервые за этот день я улыбнулась:
— Оденься потеплее, Джайлз. День хоть и солнечный, но довольно холодный.
— Когда вы отправитесь на прогулку, леди Уэстон? — спросила гувернантка.
— Сейчас. — Я взъерошила аккуратно причесанные волосы сына. — Как только будешь готов, приходи ко мне в спальню, Джайлз. Я должна переодеться.
— Хорошо, мама. — Он взглянул на мисс Стедхэм. — Пошли, Джени.
Собаки последовали за мной.
***
Мартовское солнце светило ярко, однако было ветрено и прохладно. Джайлз вприпрыжку бежал рядом со мной. Все утро прокорпев над письмом и счетом, он теперь наслаждался прогулкой и свежим воздухом. Мы вышли из южного подъезда. Собаки опередили нас и теперь резвились, то подбегая к нам, то уносясь вперед. Тропа повела нас вдоль аккуратно разбитых клумб, где только что появились голубые и розовые гиацинты. Рано зацветающие деревья уже покрылись почками.
Неподалеку протекала небольшая речка. Перегнувшись через перила деревянного моста, мы с восхищением смотрели на калужницы и другие цветы, ярко пестревшие в прибрежной траве. Тропа вывела нас к двум огороженным загонам, где выгуливали моих чистокровок . Мы остановились, потрепали лошадей по холкам, а затем поднялись по лесистому склону.
В лес тоже пришла весна. Пели птицы, цвели нарциссы, барвинки и чудесные голубые вероники. Мы отломили несколько веточек ивы-шелюги, чтобы отнести их мисс Стедхэм.
Гуляние доставило мне не меньшую радость, чем сыну. Ведь я провела бесконечно долгую неделю у кровати Джералда, держа мужа за руку и беспомощно прислушиваясь к его дыханию, становившемуся все более тяжелым. Потом были похороны.
Вдохнув полной грудью бодрящий прохладный воздух, я почувствовала, как во мне пробуждается жизнь. «Итак, Стивен возвращается домой», — подумала я, глядя на голубое, почти синее небо, где, словно парусники, плыли высокие белые облака.
— Мама, — спросил Джайлз, — а где сейчас папа?
Я взглянула на разрумянившегося перепачканного сына и опустилась на упавшее дерево, не замечая того, что моя длинная юбка касается влажной земли.
— Папа на небесах, дорогой.
— Но ведь мы вчера погребли его в часовне, — возразил мальчик. — Как же он может быть на небесах?
— На небесах душа папы, — объяснила я. — Когда мы умираем, наши души покидают тела и возвращаются домой, к Богу. Папе больше не нужно его тело, Джайлз, оно осталось в часовне.
— Но я же не хотел, чтобы папа умер. — Мальчик нахмурился.
Я крепко прижала сына к себе. Он всегда был ласковым ребенком, и сейчас его голова покоилась на моей груди.
— Мне не нравится, что он под полом часовни.
Мои глаза наполнились слезами, и, чтобы не разрыдаться, я стиснула зубы.
— Мне тоже это не нравится, Джайлз, но папа тяжело болел, и нам не удалось спасти его.
— Но ты-то не умрешь, мама? — встревожился мальчик.
— Нет, дорогой, не умру. — Я старалась, чтобы ответ прозвучал убедительно.
— Никогда-никогда? — Он откинул голову и посмотрел на меня.
Его щеки горели румянцем, а светлые серо-зеленые глаза выражали затаенный страх.
— Вообще умирают все, Джайлз, но я буду жить еще очень долго. — Заметив сомнение в его взгляде, я добавила:
— Во всяком случае, я постараюсь дожить до того времени, когда ты станешь взрослым и обзаведешься собственными детьми.
Мысль о том, что у него когда-нибудь появятся дети, показалась мальчику совершенно невероятной, но тем не менее успокоила его. Глаза просветлели. Он хотел было отвернуться, но я положила руки ему на плечи и заставила посмотреть прямо мне в лицо.
— Папа оставил завещание, Джайлз. Сегодня утром его прочитал нам мистер Мак-Эллистер.
Мои слова заинтриговали его.
— А что такое завещание?
— Это такой документ… где папа высказал свою волю… на случай, если умрет. Помимо всего прочего, он пожелал, чтобы твой дядя Стивен вернулся домой и управлял за тебя нашим поместьем.
— Дядя Стивен? Но я не знаю его! Ведь он живет где-то очень далеко.
— Последние пять лет Стивен провел на Ямайке, поэтому ты никогда с ним не встречался, но папа попросил, чтобы он вернулся домой и управлял Уэстоном, пока ты не повзрослеешь. Ты ведь теперь граф, дорогой, и, хотя тебе это трудно понять, занял место папы.
Джайлз серьезно посмотрел на меня:
— Я знаю. Джени сказала, что я теперь лорд Уэстон.
— Да, ты лорд Уэстон, — подтвердила я, — но дядя Стивен будет управлять поместьем и фермами, пока тебе не исполнится двадцать один год. Тебя будут называть милордом, но пройдет еще много лет, прежде чем ответственность за Уэстон ляжет на твои плечи.
Джайлз нахмурился:
— Но ведь поместьем и фермами управляет дядя Адам.
Я кивнула:
— Думаю, он будет и дальше это делать.
— Зачем же нам нужен дядя Стивен?
— Папа назначил его твоим опекуном.
Джайлз улавливал мои настроения, как камертон — колебания воздуха. Он окинул меня пытливым взглядом:
— Тебе не нравится дядя Стивен, мама?
Я рассмеялась и, поднявшись, приласкала сына.
— Конечно, нравится. И тебе тоже понравится. С ним весело.
Мы отправились домой.
— А он любит играть? — полюбопытствовал Джайлз.
Я тяжело вздохнула, ощутив головную боль:
— Да, любит. — И тут же воскликнула:
— Посмотри, Джайлз, кажется, я видела кролика.
— Где? — заинтересовался он и, к счастью, сразу забыл о Стивене.
***
Когда минут через сорок я вошла в свой будуар, там меня уже поджидала мать. Считалось, что будуар, примыкавший к нашей общей с Джералдом спальне, мое личное владение, но мне так и не удалось внушить это матери. Поскольку эта комната принадлежала ей все годы, пока она была замужем за отцом Джералда, мать все еще чувствовала себя здесь хозяйкой.
Когда я вошла, она, сидя в обтянутом ситцем кресле перед камином, пила чай.
— Не понимаю, почему ты поменяла всю обстановку в будуаре, — привычно повторила она. — Он был так элегантно обставлен, когда здесь жила я. А теперь все имеет такой заурядный вид, Аннабель. — При этих словах мать наморщила свой поразительно прямой нос, точно почувствовала какой-то неприятный запах. — Цветастый ситец, — презрительно бросила она.
В прежние времена будуар был обтянут желтым шелком, что и в самом деле придавало ему особую элегантность, но я всегда боялась испачкать обшивку, да и собаки терлись о дорогой шелк. Пестрый ситец устраивал меня куда больше.
Зеленые глаза мамы внимательно оглядели меня с головы до ног.
— Аннабель, — неприязненно начала она, — почему ты позволяешь себе появляться в таком неприглядном виде?
— Мы с Джайлзом ходили гулять. — Я села на обитый ситцем диван напротив мамы и, вытянув ноги, посмотрела на свои грязные ботинки. — После всего пережитого нам необходимо было подышать свежим воздухом.
Уважая мое горе, мама воздержалась от замечаний по поводу грязи, моей позы и собак, разлегшихся перед окном на залитом солнцем полу.
— Бедный Джералд, — проговорила она, — и почему только такой молодой и здоровый мужчина умер от обычного воспаления легких?
Она словно упрекала за это Джералда.
— Не знаю, мама, — устало отозвалась я, все сильнее ощущая головную боль. — По словам доктора, такое случается.
— Не должно случаться! — Она отхлебнула чай.
Бросив взгляд на маму, я впервые заметила, что ее светло-золотистые и необыкновенно красивые волосы тронула седина.
— Не возьму в толк, с чего это Джералд назначил опекуном Стивена.
— В ее голосе прозвучало недовольство.
Я вновь уставилась на свои ботинки и постаралась подавить раздражение.
— Стивен — единственный брат мужа. Вполне естественно, что выбор Джералда пал именно на него.
— Чепуха! Джералд и Стивен никогда не были близки.
Пожав плечами, я пробормотала что-то неубедительное о кровном родстве.
После этого мама высказала то, что было у нее на уме:
— А ты никак не повлияла на решение Джералда, Аннабель?
Я посмотрела ей прямо в глаза:
— Нет, мама. Не повлияла.
— Видимо, Джералд рехнулся, — заметила она. — Ну что смыслит Стивен в управлении таким поместьем, как Уэстон?
— Вот уже пять лет он владеет сахарной плантацией на Ямайке, — возразила я, — и приобрел кое-какой опыт, мама.
Она с сожалением взглянула на меня:
— Финансовое положение плантации было столь плачевно, что Стивен уже не мог ничего ухудшить. Иначе отец не отправил бы его на Ямайку.
— Но со слов Джералда я знаю, что Стивен неплохо справился со своей задачей. Ведь плантация не разорилась окончательно, как многие другие на Ямайке. — Я нахмурилась совсем как Джайлз, не понимая, зачем защищаю Стивена. — Так или иначе, не сомневаюсь, что Стивен передаст бразды правления поместьем дяде Адаму, который всегда этим занимался.
— Надеюсь. К сожалению, Стивен сызмала отличался неуравновешенностью. Даже в школу не мог ходить, поскольку вечно затевал там драки.
Я открыла рот — и тут же закрыла его. Нет, не стоит вступаться за Стивена, иначе попаду в ловушку матери.
— Если Стивен вернется, он не должен жить под одной крышей с тобой, — заметила мать. Я озадаченно уставилась на нее.
— Не разыгрывай из себя оскорбленную невинность, — бросила она. — Без компаньонки тебе в этом случае не обойтись.
Мое недоумение сменилось гневом.
— Мама, Джералда только что похоронили, а ты уже заводишь такой разговор.
Мать вздернула подбородок. Она на редкость красива, но в ней нет одухотворенности и внутренней привлекательности.
— Я забочусь о твоей репутации, — пояснила мать.
Кажется, я никогда еще так не злилась на нее.
— Пожалуйста, уйди, мама!
Взглянув на меня, она мудро рассудила, что лучше ретироваться, но, подойдя к двери, обернулась, явно желая, чтобы последнее слово осталось за ней.
— Тебе следовало бы ходить в трауре, Аннабель. — Она плотно затворила за собой дверь, а я осталась наедине со своей головной болью.
