Глава 15

День губернаторского бала начался привычным блеском утренних красок. Аннелиза покрутила головой, стараясь побыстрее стряхнуть сон. Обе служанки уже стояли у ее кровати, держа на вытянутых руках белье и платье, приобретенные Питером специально для предстоящего торжества.

– Вы, я вижу, волнуетесь больше меня, – сказала она, стараясь скрыть зевоту. – Вот что значит нарушение распорядка. Рано еще одеваться в бальное платье. Отнесите обратно и принесите обычное.

– Нет-нет, вы должны немедленно надеть это. Вас вызывают в форт, и вам нужно быть там на несколько часов раньше других гостей.

– Меня вызывают? Зачем?

Не дожидаясь ответа, Аннелиза вскочила и, схватив одеяло, приложила его к груди – ей казалось, что иначе она не сможет скрыть пушечные удары сердца. Необходимость ее присутствия в форте могла быть вызвана только одной причиной – человек, привлекший ее внимание, и в самом деле оказался Майклом Роулендом. Видимо, он раскрыт, и голландцы хотят, чтобы она его опознала.

Тали попыталась ее успокоить.

– Хозяин тоже поедет с вами, – улыбаясь произнесла она.

Но Аннелиза по-прежнему молчала. После того как они покончили с укладкой ее волос и облачили ее в новые роскошные одеяния, она выпила немного сока, но отказалась от завтрака, зная, что не сможет проглотить и кусочка.

Наконец настал черед спуститься к мужу, ожидавшему ее возле лестницы. Питер стоял неподвижно с побелевшими от гнева губами.

– Это возмутительно! – бушевал он. – Совершенно беспардонное поведение! Я тысячу раз объяснял, что ты не имеешь никакого отношения к побегу этого чертова пирата. Нет, оказывается, этого мало. Теперь они настаивают, чтобы ты освидетельствовала их всех до единого. У администрации, видите ли, есть подозрение, что беглец скрывается среди этих проклятых англичан!

У Аннелизы подкосились ноги, и она схватилась за перила, ища опоры.

Питер тут же заметил ее волнение.

– Черт бы их всех побрал! Устроить такое потрясение в самое неподходящее время. Клянусь Богом, если они каким-либо образом повредят моему наследнику, им придется за это дорого заплатить. Ступай к себе, Аннелиза, я сам объясню им деликатность твоего положения. Они не имеют права подвергать тебя такой жестокой процедуре.

– Нет. – Аннелиза распрямила спину. – Я должна ехать.

Она ни секунды не сомневалась, что отказ от участия в расследовании только усилит подозрения властей и укрепит их во мнении, что они напали на верный след. Ей нельзя не явиться к ним. Пусть они выстраивают перед ней как на парад хоть весь британский флот, она поклянется, что среди моряков нет того контрабандиста, которого она видела на «Острове сокровищ», – только так она может помочь Майклу остаться на свободе.

– Это моя обязанность, – твердо повторила она, – и я должна поступить так, как хочет компания.

Лодка быстро двигалась к Банда-Нейре. Питер все еще никак не мог справиться со своим возмущением, но Аннелиза была даже рада этому – так он избавил ее от необходимости вступать в разговор.

Встреча на острове больше напоминала пародию на светский раут. Губернатор лично вышел к ним с таким видом, словно их визит был для него скорее неожиданностью, чем тщательно подготовленным мероприятием. После пространного приветствия он препроводил их в свой кабинет. Губернаторский лакей, непрерывно кланяясь, тут же предложил им поднос с прохладительными напитками и закусками. Аннелиза, слегка покачав головой, сразу отказалась, зная, что все равно не сможет ничего проглотить, и только молча осматривалась вокруг.

Вдоль стен кабинета протянулись рамы с гнездами для сабель; на кронштейнах висели аркебузы и несколько итальянских мушкетов. Все это смертоносное оружие могло быть задействовано при поимке пресловутого контрабандиста.

Питер тем временем не раздумывая схватил высокую кружку, до краев наполненную джином, и залпом осушил ее наполовину. Затем, с силой стукнув ею о письменный стол губернатора Хона, он сказал:

– Я полагаю, вы пригласили нас сюда не просто для одной лишь дегустации ваших вин?

– Разумеется, нет. – Губернатор откинулся в кресле и принялся барабанить пальцами по столу. – И я отлично понимаю ваше возмущение, Питер. Вы вправе на меня сердиться, но я рассчитываю на ваше снисхождение. Возможно, после того как я объясню вам наши трудности, вы простите меня за столь бесцеремонное нарушение вашего покоя.

Такое деликатное начало несколько смягчило Хотендорфа, и он расслабился в своем кресле. Аннелиза еще раньше заметила, что ее муж постоянно испытывает потребность в самоутверждении и любое потворство его тщеславию притупляет гнев, который словно исходил от него постоянно, как аромат, выделяемый мускатным орехом.

– Мы сознательно использовали присутствие де Грота, чтобы задержать англичан на несколько дней на нашем острове. За это время мы так основательно обследовали их корабль, что, клянусь, ни одна блоха не осталась незамеченной. Пока они находились у нас, мы не теряли времени и прочесали их злополучный Ран-Айленд, но и там ничего не нашли. Возможно, после побега с «Острова сокровищ» ваш контрабандист опять вернулся к пиратам, а их, сами знаете, сколько рыщет в наших водах. Но вот один из моих людей высказал интересную мысль – что, если этот прохвост скрывается среди британских моряков под видом их офицера? Поскольку «Остров сокровищ» уже покинул бухту, вся надежда только на вашу жену – она единственный человек на Банда-Нейре, кто может опознать его. Мы просим только, чтобы она взглянула на англичан с «Доблестной Елизаветы» и сказала, нет ли среди них беглеца.

Продолжая беседовать друг с другом, ни губернатор, ни Питер ни разу не взглянули на Аннелизу, они даже не спросили ее согласия, думая только о том, насколько она может быть полезной для их планов. Разумеется, при таком подходе то, что она во всех отношениях была лояльной дочерью своей страны, почтенной замужней женщиной, готовящейся стать матерью, для них абсолютно ничего не значило. Зато сама Аннелиза не могла оставаться равнодушной к такому обращению. Больше всего ей хотелось заслужить уважение людей, получить их высокую оценку, и теперь она вовсе не собиралась расставаться со своей мечтой из-за равнодушия и презрения к ней черствых, самодовольных «хозяев жизни», каковыми, без сомнения, являлись губернатор и ее муж.

Аннелиза вдруг почувствовала ненависть к компании и к той жизни, о которой некогда страстно мечтала. Как поздно она поняла, что в действительности никогда и не нуждалась в чьем-либо одобрении, так как в ней самой уже было заложено все для того, чтобы стать счастливой.

Проклятые голландцы! Сколько можно держать их в помещении гауптвахты!

– Вас никто не арестовывал, – заявил приставленный к ним офицер, когда Ричард в десятый раз выразил общий протест команды «Доблестной Елизаветы». – Просто вам нужно подождать, пока будет произведено инспектирование.

Майкл отлично понимал, из-за кого был затеян весь этот спектакль, и чувствовал себя виноватым. Правда, его немного утешало то, что моряки, похоже, не имели к нему претензий и даже шутили по поводу того, что утерли нос голландцам, не выдав его секрета. Каким-то образом им стало известно о его нежных чувствах к Аннелизе, и теперь каждый, стараясь сделать это незаметно, подходил к нему и обещал сделать что-нибудь, чтобы он мог побыть с ней минуту-другую.

Наконец двойные двери кабинета с шумом распахнулись. Губернатор вышел к ним в сопровождении двух помощников и Аннелизы; ее муж шагал сзади, крепко держа жену за локоть.

Англичан попросили выстроиться в один ряд, и Майкл оказался точно посередине этой шеренги. Моряки один за другим делали шаг вперед, и по мере того как его очередь приближалась, Майкл мог слышать тихое бормотание Аннелизы:

– Нет, этого человека я раньше не видела.

– Следующий! – тут же отрывисто выкрикивал помощник губернатора.

Англичане по очереди делали чопорно-вежливый поклон и, лихо прокручиваясь на каблуках, поворачивались к Аннелизе сначала спиной, потом боком и, наконец, лицом. И каждый раз ей приходилось тихо отвечать: «Нет, это не тот человек, что был на корабле», «Нет, он – не преступник». Она ни разу не отвела глаз, ни разу не скользнула взглядом по строю, чтобы посмотреть, кто сейчас предстанет перед ней. Ее ответы были спокойны и бесстрастны. Она оглядывала моряков одного за другим с методичностью хозяйки, отбраковывающей подпорченные яблоки на рыночном прилавке.

Чем ближе подходила его очередь, тем больше тревожных мыслей теснилось в голове Майкла. Что, если она не выдержит и предаст? У него было достаточно времени, чтобы обдумать план спасения. Разумеется, в случае чего он перемахнет через заграждение и попытается убежать. Но пока ему лучше было не упускать ни одной секунды и постараться получше рассмотреть ее.

На Аннелизе была дорогая одежда: платье по цвету точно соответствовало румяному плоду мускатного ореха, а подобранная в тон абрикосовая накидка очень шла ей. Ее голова была полностью закрыта, так что вряд ли кто-либо из присутствовавших предполагал, какое море красоты выплеснулось бы на них, если бы она сейчас выпустила волосы на свободу.

Майкл почувствовал, как в нем зашевелилась ревность. Питер Хотендорф, вероятно, позволяет себе это удовольствие каждую ночь, даже не допуская мысли о том, что кто-то еще, кроме него, уже наслаждался этими изысканными сокровищами. Но это он, Майкл, первым увидел ее. Всю, целиком. Это он распустил ее пышные волосы и позволил им обтекать его обнаженную плоть. Он пропускал между пальцами шелковую массу и вдыхал принесенный ею аромат свежести и дождя, в то время как руки ласкали ее тело и открывали самые сокровенные ее тайны. Даже если бы Хотендорф засадил Аннелизу в корзину для мускатного ореха и откуда выглядывал только один локон, Майкл все равно угадал бы, что сокрыто внутри.

Сейчас ему оставалось только радоваться тому, что за время плена он сильно похудел, униформа висела на нем как на вешалке. Благодаря этому обстоятельству последствия его воспоминаний о самых интимных минутах на этот раз остались никем не замеченными.

Наконец подошла его очередь.

Он в упор смотрел на Аннелизу, а она не отрывала взгляда от воображаемой точки выше его плеча. Таким образом, тем, кто стоял сбоку, наблюдая за каждым ее движением, должно было казаться, что она смотрит ему прямо в глаза.

Коротко поклонившись, Майкл размышлял при этом, как она воспринимает их столь неожиданную встречу сейчас – ведь Аннелиза видела его при дневном свете. Затем, как и каждый выходивший из строя до него, он повернулся, с трудом удерживаясь от желания протянуть к ней руки и привлечь ее к себе.

Теперь, когда Майкл смотрел в сторону, Аннелиза бегло окинула взглядом его коротко остриженные волосы и гладко выбритое лицо, вспоминая, как отмывала его щеки и губы от затвердевшей на них соли, как дрожали тогда ее пальцы.

Сердце ее замерло в ожидании, и в этот момент Майкл незаметно скосил глаза. Их взгляды встретились, и в ее расширившихся зрачках он прочитал такой же голод, какой испытывал сам. И еще – невыносимую боль.

Из всего этого можно было заключить, что если Аннелиза собирается выдать его, то все свершится сейчас.

– Этот человек – не преступник, – услышал он тихий и такой знакомый голос. Майкл не был уверен, заметил ли кто-нибудь, что на этот раз ее слова прозвучали чуточку по-иному. Он снова поклонился и, четко печатая шаг, отправился обратно в строй, заняв место рядом с теми, кто уже прошел проверку.

Стоя среди своих товарищей, Майкл изо всех сил старался скрыть торжествующую улыбку. Она не предала его. В ее дерзкой лжи он видел подтверждение их неразрывной связи друг с другом.

Она любила его и пыталась защитить. Только человек, любивший так же глубоко, как он, мог вынести эту муку и сохранить выдержку, даже зная, что встретиться еще хотя бы один раз им уже вряд ли суждено.

Освидетельствование продолжалось, но Майкл уже не ощущал того сжимающего беспокойства, которое терзало его всего несколько минут назад; напротив, теперь он упивался каждой секундой затянувшегося процесса. Сейчас он имел возможность смотреть на нее в полной уверенности, что никто не обратит на это внимания, – все его товарищи, стосковавшиеся по женщине точно так же, как он, не сводили с нее глаз. В эти самые трудные для нее минуты Аннелиза была невероятно красива, несмотря на свое строгое одеяние и отвратительно уложенные волосы, так что, если бы он не наблюдал за ней, это скорее показалось бы подозрительным.

Неожиданно ему стало стыдно: как мог он позволить себе смотреть на нее с той же похотью, что и остальные присутствовавшие на опознании? Она не предала его – он не должен мешать ей. Что бы он ни испытывал сейчас, Аннелиза здесь ни при чем. В той или иной степени она удовлетворена своей новой жизнью, мужем; голландские власти обходятся с ней уважительно, и она получила, что было нужно ее душе. Он был не вправе делать то, что могло бы поставить под угрозу все ее приобретения.

Наконец последний англичанин был освидетельствован и отпущен, при этом голландский губернатор выглядел откровенно раздосадованным и озадаченным. Стараясь скрыть разочарование, он вышел вперед и обратился к присутствующим:

– Благодарю за содействие, джентльмены. Как вы помните, сегодня вечером состоится бал, и все вы будете на нем желанными гостями. Надеюсь, что события этого дня не помешают вам от души повеселиться. Осмелюсь предположить, что госпожа Хотендорф также не откажется присутствовать на нашем празднике.

Англичане одобрительно загудели, а Питер Хотендорф поджал губы и сморщился, словно во рту у него неожиданно оказался лимон.

В это время Майкл, перехватив удивленный взгляд Аннелизы, понял, что ей не было известно о присутствии моряков на предстоящем вечере. Какую-то долю секунды ее глаза излучали радость, потом в них появилось знакомое выражение безучастности, что происходило всякий раз, когда она хотела спрятать свои чувства. Только человек, опасающийся, что его слабости могут быть обращены против него, мог воспитать в себе такие навыки.

Майкл едва заметно наклонил голову, и хотя не был уверен, что она заметила его знак, но для него самого этот жест был подтверждением того, что он принимал вызов судьбы, предоставившей ему возможность еще раз вдохнуть в нее огонь любви, прежде чем она похоронит свою душу в рутине скучной жизни чопорной, добропорядочной госпожи Хотендорф.