Глава 25
Стоя у платформы для выступлений, Тоби ожидал, когда Колин Брукс, снова надевший свой отвратительный желтый сюртук, объявит о его, сэра Тобиаса, победе на выборах. Но Брукс задерживался, и Тоби принялся расхаживать туда-сюда, перебрасывая трость из одной руки в другую, с трудом удерживаясь от какой-нибудь нелепой и дикой выходки — ему, например, вдруг ужасно захотелось поцеловать набалдашник трости из слоновой кости.
Действительно, почему он стал таким сентиментальным дураком? У него в Уинтерхолле имелся запас одежды, которого было бы вполне достаточно, чтобы прилично выглядеть на похоронах Йорка и на выборах, но он тем не менее отправил двоих слуг в Лондон, чтобы те привезли оттуда еще кое-что из его вещей. Однако это был лишь предлог: ему ужасно хотелось увидеть эту трость — подарок Изабель. Он мог бы потребовать, чтобы ему привезли еще кое-что из дорогих сердцу вещей — например, локон иссиня-черных волос, подушку с запахом лаванды и обрывок ткани от того красного шелкового платья… Но этой трости было вполне достаточно, и с ней он не желал расставаться.
— Что Брукс так долго? — спросил Тоби у заместителя шерифа, и тот в ответ промычал что-то невразумительное, после чего пожал плечами.
Тоби вновь принялся ходить туда-сюда вдоль платформы. Чем скорее появится Брукс, тем скорее результаты выборов станут официальными. И тем скорее он сможет отправиться в Лондон — к ней.
Каким же он был идиотом! Слова Софии помогли ему распознать свою ошибку еще до того, как он покинул пригороды Лондона. Почти всю дорогу до Суррея Тоби хмурился и злился и пришел в себя лишь к тому моменту, когда экипаж подъехал к мосту через ров, окружавший Уинтерхолл. Действительно, почему он так сглупил? Ведь если он хотел, чтобы Изабель полюбила его таким, какой он есть, ему ни в коем случае не следовало оставлять ее дома. Но он почему-то разозлился и уехал один, хотя должен был взять ее с собой.
Господи, какую внутреннюю борьбу ему пришлось пережить за эти два дня! Как ему хотелось сесть на коня, примчаться к ней — и пасть к ее ногам, вымаливая у нее прощение! Но здесь, в Суррее, его ждали неотложные дела. И тот факт, что он все же чувствовал необходимость сделать то, что должен был сделать, уже доказывал его состоятельность. Он должен был позаботиться о том, чтобы его друга похоронили достойно, должен был поддержать свою убитую горем мать — а теперь еще и укрепить свое положение в парламенте.
Право же, Изабель о большем никогда его и не просила. Такая малость. Почему же он так упорно сопротивлялся? Он с легкостью мог бы заручиться ее уважением, если нелюбовью.
А сейчас он потерял и то и другое.
Сейчас он мог лишь делать все, что от него зависело, — делать в надежде на то, что со временем все исправится и ее гнев утихнет. Возможно, он никогда не добьется любви Изабель, но ему хватит и того, что она позволит ему любить ее. Придется смириться с тем, что она его никогда не полюбит, потому что без нее он решительно не мог существовать. Два прошедших дня научили его этому.
— Тоби…
Он остановился, поднял глаза и увидел знакомую фигуру. Вернее — две знакомые фигуры.
— Грей, Джем, как я рад! — воскликнул Тоби. — Но каким ветром вас сюда принесло?
— Я финансирую твою кампанию, — ответил Грей, похлопав себя по карману.
— Каким образом? С помощью подкупа? — насторожился Тоби.
— Придется, если до этого дойдет. Но пока удается обходиться элем.
Тоби повернулся к Джереми:
— А что ты здесь делаешь?
— Честно? — спросил Джереми. — Что ж, если честно, то понятия не имею. Грей заставил меня приехать.
— Я привез золото, — заявил Грей. Кивнув на Джереми, добавил: — И престиж. Подумал, что будет нелишним, если в твою поддержку выступит какой-нибудь граф.
Тоби почесал в затылке.
— Грей, ты же понимаешь, из двух моих соперников один умер…
Грей кивнул.
— А другой — местный сумасшедший.
Грей снова кивнул.
— Почти все уже проголосовали, — продолжал Тоби, — и у меня абсолютное большинство голосов. Но все же ты, похоже, считаешь, что мне необходимо кого-то подкупать и призывать аристократов для поддержки, чтобы уж непременно обеспечить победу на выборах. Выходит, ты твердо решил, что добьешься моей победы. Это вдохновляет.
— Я здесь не ради тебя, — с язвительной усмешкой ответил Грей. — Я здесь ради Бел.
— Но я тоже здесь ради Бел, — сказал Тоби. — Джем, и ты приехал ради Бел?
Джереми тяжело вздохнул:
— Понятия не имею, зачем я приехал. Лучше бы меня тут не было.
— Что ж, тогда поезжайте обратно домой, — сказал Тоби.
Грей пристально посмотрел на него:
— Послушай, я не собираюсь рисковать, когда…
— Нет, это ты меня послушай! — перебил Тоби, ткнув Грея тростью в грудь. — Изабель — моя жена. Именно она попросила меня баллотироваться в парламент, а не ты. — Он повернулся к Джереми: — И тебя тоже она ни о чем не просила.
— Да, верно, — кивнул граф. — Но я же сказал тебе, что не знаю, зачем я приехал. Грей сказал мне, что мы едем в клуб.
Тоби пожал плечами и вновь заговорил:
— Когда я выиграю выборы, это будет, возможно, не такая уж великая победа, но зато это будет моя победа. Моя, только моя. И эту победу я брошу к ее ногам. Я отказываюсь делить с вами славу, какой бы она ни была, эта слава. Так что поезжайте домой. Сегодня вам не удастся стать героями.
— На самом деле, — раздался вдруг чей-то замогильный голос, — героями не стать ни одному из вас.
В следующее мгновение ружейный ствол выбил трость из руки Тоби. Все трое дружно повернулись — и замерли в изумлении. И в тот же миг послышались зловещие щелчки взводимых ружей — такие звуки ни с чем не спутаешь.
— Проклятие… — прошептал Тоби, поднимая руки. Осторожно поворачивая голову, он посмотрел сначала налево, потом направо. С обеих сторон их окружали туповатые, но на редкость крепкие племянники полковника Монтегю. — Черт возьми, что происходит? — спросил Тоби одного из племянников, того, который подал голос.
— Итак, сэр Тоби, — сказал парень, — мы не думаем, что вы так уж хотите стать членом парламента.
— Очень хочу, — сказал Тоби. — Уверяю вас, я очень этого хочу.
Рослый краснолицый парень ткнул Тоби ружьем в грудь:
— Нет, не хотите, лондонский бездельник. Вам никогда прежде не было дела до этого округа. Вот уже тридцать лет как полковник баллотируется в парламент. А старик с каждым годом все слабее. Может, иного шанса у него уже не будет. И теперь, когда Йорк умер, он сможет наконец-то победить. Так что вам придется ему уступить.
— Позволить ему победить? Даже если бы я этого хотел, я не смог бы. Голосование закончено. Колин Брукс с минуты на минуту появится здесь, чтобы объявить результаты выборов. И с этого момента результаты станут официальным.
— В настоящий момент Колин Брукс ведет беседу с моим кузеном, — заявил парень. — Смею вас заверить, их беседа не закончится до тех пор, пока вы не снимете свою кандидатуру.
В этот момент Грей сделал шаг в сторону. Краснолицый великан тут же повернулся, наставив на него дуло. Грей замер.
— Эй, без шуток! — заорал парень.
Тоби вздохнул и пробормотал:
— Господи, да перестаньте же вы нас пугать. Не думаете же вы нас пристрелить? Пусть я всего лишь баронет, но зато Джем — граф. Вы знаете, что бывает за убийство пэра королевства? Вас прямиком отправят на виселицу. Потому что свидетелей вокруг — множество. — Тоби окинул взглядом многочисленных зрителей, в страхе наблюдавших за происходящим. — Не говоря уже о том, что в парламенте полковник все равно надолго не задержится. Кто-то непременно заявит о его… странностях, и его лишат места, И что тогда станет с бедным стариканом?
— Ну, тогда он все же хоть немного успеет побыть членом парламента, верно? Пусть даже совсем недолго. Бедный старик умрет счастливым.
— Все это совершенно бессмысленно — сказал Тоби, покачав головой. — Что бы вы ни сказали, я не собираюсь снимать свою кандидатуру.
Ружейный ствол взметнулся вверх, и дуло вновь нацелилось на Тоби.
— Сэр, вы действительно считаете, что заслужили место в парламенте? Вы думаете, что хотите этого так же сильно, как полковник?
— Сам я не очень-то хочу, — ответил Тоби. — Но моя жена страстно этого желает. А свою жену я люблю больше, чем полковника.
Зрители рассмеялись, и лицо племянника Монтегю приобрело пурпурный оттенок.
— Весьма сожалею, — продолжал Тоби с обезоруживающей улыбкой, — но это так. Моя жена гораздо симпатичнее. Так что не стоит горячиться. Поверьте, я очень уважаю вашего дядю. И все здесь его очень уважают. Мы можем вместе придумать способ, как выказать ему уважение каким-нибудь другим образом. К примеру, можно провозгласить его… парламентским приставом от нашего округа. Велите своим кузенам опустить ружья. Давайте все вместе пойдем в таверну, выпьем по пинте пива и обсудим все это, как подобает цивилизованным людям.
Но в тот момент, когда Тоби уже решил, что сумел переубедить племянника Монтегю, в тот момент, когда лицо парня уже стало утрачивать пурпурный оттенок и ствол ружья немного опустился, — в этот момент все внезапно изменилось.
Откуда-то из дальних рядов зрителей донесся громкий крик, а затем послышался цокот копыт по булыжнику. Зрители бросились врассыпную, хотя вооруженные люди, окружившие Тоби, Грея и Джереми, остались стоять — было очевидно, что безумный Монтегю неплохо их натренировал.
— О нет, — прошептал Тоби. — Нет, нет, нет… — Сердце его болезненно сжалось. Неужели кошмар повторяется? Но ведь такого не бывает.
Но все происходило именно так.
Толпа расступилась — точь-в-точь как в тот день. И вот она — коляска, мчащаяся прямо на них с безумной скоростью.
А в коляске, на подбитом ватой кожаном сиденье, находилась Изабель, вцепившаяся в железные поручни с застывшей на лице маской ужаса.
— Теперь уже можно остановиться! — крикнула Бел.
Кучер натянул поводья, и упряжка остановилась посреди площади. Бел не стала даже дожидаться, когда кто-нибудь поможет ей выбраться. Она выскочила из открытого экипажа еще до того, как коляска остановилась, и бросилась к мужу.
— Тоби, — бормотала она задыхаясь, — Тоби, я должна с тобой поговорить.
Он таращился на нее в изумлении — смотрел так, словно увидел впервые. А Бел вдруг всплеснула руками и прикоснулась к щекам. «Господи, ну и виду меня, наверное», — подумала она. И действительно, лицо ее было покрыто сажей и дорожной пылью, а прическа вся растрепалась. А вот Тоби, конечно же, предстал перед ней во всем своем великолепии: рост, осанка, безукоризненный костюм — все было на месте.
— Ты выглядишь великолепно, — сказала она мужу, просто потому что не могла этого не сказать.
— Спасибо, дорогая, — пробормотал он, окинув ее взглядом. — Ты выглядишь… немного необычно. Но я очень рад тебя видеть, хотя ты ужасно меня перепугала.
— Ах, прости, — сказала Бел, оправляя юбки. — Я велела кучеру ехать как можно быстрее, мчаться так, словно за ним гонится сам дьявол. И я немного испачкалась, не так ли? — Бел рассмеялась. — Но чего еще ожидать, если я все утро провела в трудах? Результаты выборов еще не объявляли?
Тоби молча покачал головой.
— Что ж, вот и хорошо. Мне очень жаль, что я тебя напугала. Прости. Мне надо поговорить с тобой побыстрее, прямо сейчас.
— Дорогая, не только ты желаешь со мной поговорить. Того же хотят и эти джентльмены. — Тоби кивнул на племянников полковника Монтегю.
Бел осмотрелась. До этого, въезжая на площадь, она видела только мужа, а сейчас… О Боже, здесь был ее брат! И лорд Кендалл. И еще — окружившие их крепкие мужчины с ружьями. Бел в испуге взглянула на мужа:
— Тоби, что происходит?
— Ну, видишь ли…
Огромный краснолицый мужчина ткнул Тоби стволом в грудь и пробурчал:
— У нас ружья, вот что происходит. И вам придется нас выслушать.
— Я так не думаю, — сказала Бел, глядя парню прямо в глаза. — Я три часа мчалась сюда в коляске! — Она снова повернулась к мужу: — А ты ведь, Тоби, знаешь, как я не люблю ездить в коляске.
— Да, знаю, — ответил он с ослепительной улыбкой. — Я прекрасно это знаю.
Бел опять посмотрела на племянника Монтегю и решительно заявила:
— Так вот, имейте в виду: я перенесла трехчасовую пытку лишь для того, чтобы поговорить со своим мужем. И я непременно с ним поговорю, пусть даже у вас есть ваши ружья.
Грей тронул ее за локоть и тихо сказал:
— Бел, может, тебе стоит…
— Долли, пожалуйста, не пойми меня неправильно, но… что ты здесь делаешь?
— Я задавал ему тот же вопрос, — сообщил Тоби.
— И я, — кивнул Кендалл. — Возможно, мы получили бы более вразумительный ответ, если бы обращались к нему «Долли».
— Долли? — Кто-то из племянников Монтегю рассмеялся.
Бел невольно сжала кулаки. Ну почему люди постоянно смеются, когда она говорит об очень важных вещах? Тут она вдруг заметила трость мужа, лежащую у ее ног.
— Тоби, а почему твоя трость…
— Довольно! — заорал краснолицый. Смех тут же прекратился.
— Прошу прощения, миледи, — продолжил краснолицый, — но у сэра Тоби сейчас нет времени вас слушать. Сэр Тоби сейчас выйдет на платформу и сделает заявление. Или же…
— Или что? — спросила Бел.
— Разве не понятно? Или я его пристрелю! — прорычал краснолицый и вновь ткнул Тоби в грудь оружейным стволом.
— О, перестаньте! — воскликнула Бел, закатив глаза. — Вы ведь не собираетесь ни в кого стрелять!
— Послушайте, миледи… — Физиономия краснолицего снова сделалась пурпурной. — Думаю, вам лучше вернуться к вашим…
Но Бел желала знать, что именно думает краснолицый. Присев на корточки, она схватила трость своего мужа и, бросившись на краснолицего, изо всех сил ударила его по голове набалдашником из слоновой кости. Великан покачнулся и рухнул на землю, лишившись сознания. Но Бел, словно не понимая, что парень ее не слышит, вопила во все горло, обращаясь к поверженному:
— Я буду говорить со своим мужем, а вы… вы… О, вам лучше помолчать! — Повернувшись к Тоби, Бел сообщила: — Знаешь, а ты был прав. Трость действительно очень полезная вещь.
— Да, конечно. — Тоби рассмеялся. — Чрезвычайно полезная.
Бел обвела взглядом остальных вооруженных мужчин, и те дружно опустили свои ружья (с потерей предводителя их воинский дух, по всей видимости, упал). Затем она посмотрела належавшего на земле командира отряда и с удивлением в голосе пробормотала:
— Я действительно только что это сделала?
— Да, сделала. — Тоби расплылся в улыбке. — И у тебя все прекрасно получилось. Великолепно. — Он взял свою трость, положил ее на землю и тут же заключил жену в объятия. — О Господи, Изабель! Я…
— Нет, Тоби, подожди! — Упершись ладонями ему в грудь, она оттолкнула его. — Ведь я приехала, чтобы поговорить с тобой.
— Да, конечно, — сказал он, все еще улыбаясь. — Что ж, я слушаю.
— Так вот, я приехала сюда, чтобы сказать тебе, что я…
Он кивнул, пытаясь ее приободрить:
— Значит, приехала, чтобы… что?
— Чтобы сказать, что я на тебя ужасно злюсь! — заявила Бел.
Улыбка сползла с лица Тоби. Он отвел глаза и пробормотал:
— Только для этого ты проделала такой путь? Чтобы сказать, что злишься на меня?
— Да, для этого. — Она сжала кулаки. — Ты должен это знать. Ты должен видеть меня такой, какая я есть. А я, — она ткнула его пальцем в грудь, — я женщина, которая умеет злиться.
— Да, понимаю…
— Нет, ты ничего не понимаешь. Как ты можешь понять? Я и сама этого не понимала до сегодняшнего дня. Видишь ли, Тоби, я вовсе не ангел. И, судя по всему, я все-таки не сумасшедшая. Кажется, ты говорил, что если человек понимает, что он безумен, то он уже не безумен, верно?
Тоби кивнул:
— Да, совершенно верно.
— Тогда я никак не могу быть безумной. Да-да, я не безумная, я просто ужасно злая. Я злюсь, все время злюсь, и эта злость по большей части бессильна и бесполезна. Меня злит то, что я не в состоянии изменить. Меня бесит несправедливость, например. Меня злит и бесит то, что осталось в далеком прошлом. Я злюсь на своих братьев за то, что росла совсем одна, злюсь на моего покойного отца за то, что он постоянно изменял матери. И злюсь на мою несчастную мать просто из-за того, что она сошла с ума. И еще я злюсь, когда потешаются над старыми и дряхлыми. И я вся закипаю от ярости, когда вижу ребенка, с которым дурно обходятся.
— Я все понимаю, дорогая.
Бел энергично покачала головой:
— Нет, не понимаешь! — На ее глаза навернулись слезы. — Ты просто не можешь этого понять! Ты всегда был таким счастливым, тебя всегда любили. Ты не понимаешь, каково это — видеть, как кому-то больно, и чувствовать, что страдание этого человека переплетается с твоим страданием. В такие минуты ужасно хочется делать добро… Потому что если не сделаешь, то эта злость просто сведет тебя с ума.
Тоби протянул к жене руку:
— Дорогая, прошу тебя, позволь мне…
— А ты, Тоби, — продолжала она, словно не замечая его протянутой руки, — ты тоже меня злишь. Когда женщины флиртуют с тобой, это так меня бесит, что я готова истыкать их булавками. Когда же мужчины направляют на тебя ружья, это меня так бесит, что я готова колотить их палками.
Мужчина у ее ног шевельнулся и застонал.
— Тихо! — приказала она ему. — Или я сделаю это снова. — Обращаясь к Тоби, она спросила: — И вообще, что ему было надо?
Склонив голову к плечу, Тоби в задумчивости смотрел на лежащего на земле великана.
— Он хотел, дорогая, чтобы я снял свою кандидатуру.
— Неужели? — Бел громко захохотала. — Но ведь именно об этом и я хотела тебя просить. — Она пнула поверженного парня носком туфельки: — Сэр, извините, пожалуйста.
— Но я не могу снять свою кандидатуру, — сказал Тоби, нахмурившись. — Не могу, потому что в таком случае победит полковник Монтегю.
— Ну и что? — спросила Бел.
— Он стар, глух и не в своем уме. — Тоби скрестил на груди руки. — Понимаешь, я не могу допустить, чтобы такой человек представлял в парламенте интересы нашего округа. И разве ты не этого хотела? Ты ведь желала иметь мужа — члена парламента, не так ли?
— Я желала… тебя самого, — выпалила Бел. — Желала с того самого момента, как впервые увидела. Я толкала тебя на все эти политические авантюры, заставляла заниматься благотворительностью, чтобы найти себе оправдание и притворяться, что я преследую благородные цели. Но никаких благородных целей у меня не было. Меня влекло к тебе, вот и все.
— Изабель… — Тоби шагнул к ней, раскинув в стороны руки.
— Нет-нет. — Она выставила перед собой ладони. — Я все еще злюсь на тебя.
— Ну что ж… — Он со вздохом опустил руки. — Тогда я просто… подожду, когда ты меня обнимешь.
— Да, так будет лучше всего. — Бел шмыгнула носом. — Знаешь, Тоби, на тебя я злюсь больше всего. Я доверяла тебе, а ты мне солгал. Я понимаю, почему ты так поступил, и я даже могу тебя простить… но от этого мне не легче. Поэтому я злюсь на тебя за твою ложь. Но еще больше я злюсь на тебя из-за того, что я очень к тебе привязалась. — Слезы струились по ее щекам, и она то и дело утирала их ладонью. — Ты заставил меня полюбить тебя, Тоби, и за это я тебя ненавижу. — Она всхлипнула и прошептала: — Я никогда никому такого не говорила.
— Насчет любви? — спросил Тоби.
— Нет… — Она захлебывалась слезами. — Насчет ненависти.
Первый же его поцелуй совершенно все в ней изменил. Поцелуй этот словно высвободил ее страсть, которую она так упорно подавляла. Это приводило ее в ярость, это ее пугало — и одновременно вызывало восторг. И она не знала, что делать. Не знала, что с ней происходит.
Но Тоби, похоже, знал, что делать.
— Знаешь, дорогая, я солгал, — сказал он, положив руки ей на плечи. — Мне очень жаль, но я только что снова солгал тебе. Я не намерен ждать, когда ты первая меня обнимешь.
Он обнял ее, и Бел прижалась щекой к его широкой груди, пачкая сюртук мужа слезами и сажей.
— Не плачь, любовь моя, — сказал он, поглаживая ее по волосам. — Все хорошо. Разве я не повторял тебе, что ты очень красивая, когда злишься?
И она поцеловала его. Обняла за шею, приподнялась на цыпочки и поцеловала на глазах у всех. На глазах у сотен зевак, на глазах у шестерых мужчин с ружьями. И — о Боже! — на глазах у своего брата.
И это было чудесно. Все ликовали. Даже мужчины с ружьями.
— Тоби, не будь таким упрямым, — пробормотала Бел. — Еще не поздно выйти из игры.
— Я должен победить, — заявил он.
— Ничего ты не должен. Мне не важно, будешь ты заседать в парламенте или нет. Я не хочу тебя принуждать.
— Меня никто не принуждает. — Чуть отстранившись, он взял жену за руки. — Я знаю, что изначально это не входило в мои планы, но теперь я хочу заседать в парламенте по целому ряду причин. Во-первых, я считаю своим долгом служить своей стране и своему народу. Кроме того, я хочу воздать должное мистеру Йорку. В конце концов, это он меня выдвинул. И вообще, во многих отношениях он был мне как отец.
— Мне так жаль… — прошептала Бел. — Мне так жаль, что я не была рядом с тобой, когда он умер.
— Я знаю. Мне тоже было жаль, что тебя со мной не было. Но я знал, что сам в этом виноват. — Он поцеловал ее руку. — Но главная причина, по которой я хочу быть избранным в парламент… Изабель, я хочу сделать это для тебя.
Она взглянула на него с упреком:
— Ты что, меня совсем не слушал? Тебе ни к чему делать это для меня.
— Напротив, я должен сделать это для тебя. Я люблю тебя, и более весомой причины для того, чтобы что-то для кого-то делать, просто не существует.
— Но…
— Тихо. — Он снова ее обнял. — Теперь моя очередь высказаться, идет?
Бел кивнула.
И он заговорил очень тихо, чтобы только она его слышала:
— Изабель, ты была права насчет меня. Я способен на большее. Я способен вести более осмысленную жизнь, чем та, которую вел раньше, и я знал об этом задолго до того, как мы с тобой встретились. Уже давно я мечтал об этом, и ты подтолкнула меня к тому, чтобы найти достойную цель в жизни. Но не тебе выбирать для меня эту цель.
— Нет, конечно, нет. — Она провела пальцами по его щеке. — Я была не права, Тоби. И поэтому я хочу, чтобы ты снял свою кандидатуру.
Он покачал головой:
— Нет. Я непременно пройду в парламент, где буду с честью представлять этот округ. И я продолжу заниматься своим поместьем. Думаю, у меня неплохо получится и то и другoе. Но самая высокая моя цель, та, ради которой и стоит жить, — она сейчас здесь, в моих руках. Это ты, дорогая. Это мы с тобой. Именно к этому я стремился так долго. — Он улыбнулся и смахнул с ее щеки слезинку. — Любовь к тебе придает моей жизни смысл.
— О, Тоби… — Она уткнулась лицом в его грудь. А он, поглаживая ее по волосам, тихо шептал:
— Клянусь Богом, я стану лучше, чем был. И я всегда буду тебя любить. Буду любить так, чтобы ты никогда не усомнилась в том, что ты самая красивая, самая замечательная женщина на свете. И так, чтобы все окружающие тоже это знали. Поверь, я сделаю тебя счастливой и со мной ты всегда будешь чувствовать себя защищенной.
Ее руки скользнули ему под сюртук, и она еще крепче прижалась к его груди.
— Возможно, о таких достижениях и не пишут в газетах, — продолжал Тоби. — И, конечно же, таким достижениям не рукоплещут. Но при этом они не менее важны, чем другие. И знаешь, оглядываясь по сторонам, я понимаю, как мало тех, кто может похвастать такими достижениями.
Бел подняла голову и заглянула ему в лицо.
— У тебя все прекрасно получится. Я в тебя верю, Тоби. Он улыбнулся, и Бел почудилось, что муж согрел ее этой своей улыбкой. Да, согрел и наполнил счастьем и радостью.
За всю свою жизнь Бел ни разу не встречала человека с такой заразительной, обезоруживающей улыбкой, с таким чудесным характером, с таким удивительным талантом заряжать всех окружающих верой в себя, дарить всем хорошее настроение. Именно поэтому ее влекло к нему с самого начала. Влекло… и сейчас, потому что сейчас на его лице сияла улыбка.
О, она была самой счастливой женщиной на свете!
— Ну, тогда, дорогая, я советую тебе свыкнуться с мыслью о том, что ты стоишь всех моих усилий. Научиться жить с тем, что тебя обожают. Вооружайся всем своим праведным гневом и иди сражаться с драконами несправедливости… Но ты должна всегда возвращаться ко мне. — Он поцеловал ее в нос. — Потому что я намерен быть, помимо прочего, любящим мужем. — В глазах его вспыхнули озорные огоньки, когда он добавил: — И любящим отцом.
Она уставилась на него в изумлении:
— Откуда ты знаешь? Даже я еще не вполне уверена.
— А я знаю. Я понял это в тот самый миг, как увидел тебя сегодня. У меня три старшие сестры и десять племянников и племянниц. Я просто умею определять.
Она снова уткнулась лицом в его грудь.
— Тоби, я боюсь. Я не уверена, что знаю, как стать хорошей матерью.
— Ты будешь самой любящей, самой терпеливой матерью из всех когда-либо живших на свете. — Он крепко сжимал ее в объятиях. — За исключением тех редких дней, когда ты таковой не будешь. Но тогда я буду брать детей на прогулку в парк.
Бел засмеялась:
— Как ты это делаешь? — Она заглянула ему в лицо. — Как ты всегда определяешь, что именно я хочу услышать?
— Это очень просто. — Он наклонился и прошептал ей на ухо: — Я сейчас открою тебе великую тайну, дорогая. Я говорю все то, что сам бы хотел услышать в свой адрес. — Его дыхание согрело ее щеку. — Я люблю тебя, Изабель.
— О, Тоби… — Она была счастлива, что выбрала именно его, этого чудесного человека. — Тоби, я люблю тебя.
