Глава 14

Изабель умела быть благодарной. Она всегда понимала, что ей выпало счастье жить в комфорте, даже богатстве. И знала, что большинству людей повезло в жизни куда меньше. И если ей чего-то не хватало, то не хватало только книг, которых у них в доме было очень немного. А те, которые имелись, она перечитывала по нескольку раз, в основном сказки, которые она знала почти наизусть. И картинка на обложке той книги навсегда врезалась в ее память. Там был изображен замок — маленький, но крепкий. Замок с пороховой башней, с толстыми каменными стенами и со рвом вокруг них. Однако стены того замка оплетал плющ, делавший их не грозными, а, напротив, домашними и уютными. За оградой же замка располагался ухоженный сад. Девочкой Изабель часами рассматривала эту картинку, представляя родину своих родителей, представляя эту страну в стародавние времена и тоскуя по брату, тогда учившемуся в Оксфорде.

И вот оказалось, что этот чудесный замок с картинки теперь раскинулся перед ней. Да-да, это был именно он, ее замок! И башня, и ров, и каменные стены, обвитые плющом, и сад — все было точно такое же, как на той картинке из книги. Перед ней была ее детская мечта, внезапно воплотившаяся в жизнь.

— Но как такое могло случиться? — пробормотала Бел в полной растерянности.

Тоби обнял ее покрепче.

— Я же говорил тебе, что мы скоро придем, что идти недолго.

— Нет, я не о том. Знаешь, я уже видела это место и этот самый дом. Видела в книге.

— Правда? — Он ненадолго задумался. — Что ж, вполне возможно, что ты видела изображение этого дома. Многие художники приезжали сюда, чтобы запечатлеть Уинтерхолл. Особенно часто его рисовали отсюда, с вершины холма. Мой прапрадед, построивший этот дом, необычайно гордился своим творением. Здесь перебывала чуть ли не вся Англия.

— Ты хочешь сказать, что лет пятьсот назад этого замка здесь не было?

Тоби рассмеялся:

— Конечно, его тут не было. Уинтерхоллу еще и ста лет не исполнилось. Он лишь выглядит как средневековый замок, но жить в нем куда приятнее, чем в замке, потому что тот, кто его построил, позаботился о комфорте. У старика было неплохое воображение, ты не находишь?

Изабель с улыбкой взглянула на мужа:

— Я бы сказала, что у него был общий дар для всех мужчин из вашей семьи. Дар производить впечатление на юных леди. — Изабель вновь посмотрела на сказочный замок. — И вы действительно… там живете?

— Да, разумеется. И теперь ты, моя дорогая, — хозяйка этого дома. — Тоби отступил на шаг и галантно поцеловал руку жены. Взяв ее под локоток, заявил: — Я ужасно проголодался. Пойдем быстрее домой.

Супруги осторожно спустились с холма. А сразу за холмом раскинулся сад, отгороженный от пастбища живой изгородью. Когда же они приблизились к замку, Изабель с удивлением отметила, что он оказался гораздо меньше, чем казалось с вершины холма. Архитектор тщательно продумал все пропорции, добиваясь того, чтобы издали дом производил впечатление чего-то грандиозного. Но вблизи масштабы оказывались такими, что человек чувствовал себя в этом доме вполне уютно. И сейчас замок выглядел очень уютным и гостеприимным. Ров же на поверку оказался неглубоким, тщательно вычищенным прудом с цветущими лилиями.

Открыв арочную деревянную дверь, Тоби сказал:

— Добро пожаловать в Уинтерхолл, дорогая. Надеюсь, тебе здесь понравится.

— О, мне уже здесь очень нравится! Этот дом… он очарователен. — Другого слова Бел не смогла бы подобрать.

Вскоре они вошли в просторный холл овальной формы. Тут в потолке имелось окно — тоже овальное, синее небо, заглядывавшее в это окно, делало весь холл похожим на гигантский сапфир, оправленный в золото. Пол же был выложен затейливым узором из плит черного и белого мрамора.

Тоби подвел жену к узкой каменной лестнице.

— Наши комнаты наверху, дорогая.

Поднимаясь по ступеням, Бел не могла не обратить внимания на то, как гулко отдавались эхом их шаги (в доме было на удивление тихо).

— А что, здесь никого нет, кроме нас? Разве у вас нет слуг?

— У нас целая армия слуг, — ответил Тоби, когда они поднялись на верхнюю площадку. Он повел Бел подлинному коридору. — А командует слугами миссис Тремейн, наша домоправительница. Она удивительная женщина — бесконечная доброта в сочетании с неисчерпаемой энергией. Не сомневаюсь, что она подготовила для тебя незабываемо теплую встречу. Уверен, она сделала все возможное, чтобы тебе было тут уютно и комфортно. Я не удивился бы, если бы для нас устроили целое театральное представление с песнями и танцами в твою честь. Именно поэтому я отправил кучера с запиской, в которой попросил всех покинуть дом и не возвращаться до вечера. У тебя был трудный день, и я подумал, что тебе не мешало бы отдохнуть в тишине и покое. Встреча со слугами и осмотр поместья — все это может подождать.

Бел вздохнула с облегчением. Тоби был прав — едва ли она сейчас смогла бы оценить по достоинству столь теплую встречу.

Распахнув перед ней двустворчатую дверь, Тоби сказал:

— Я велел слугам принести твои вещи на время сюда, в мои апартаменты. — Слегка подтолкнув жену, он добавил с задорной улыбкой: — В конце концов, мы же не собираемся спать порознь.

— Не собираемся?

— Ну, я… — Он пожал плечами. — Но если тебя это не устраивает, то я, конечно…

— Нет-нет, меня это как раз устраивает, — поспешно проговорила Бел, пожалев о том, что своим неуместным вопросом заставила мужа усомниться в ее чувствах.

Но этот вопрос сорвался у нее с языка совсем не случайно. До сих пор они спали вместе каждую ночь, и Бел не знала, сохранится ли такое положение дел и после того, как закончится медовый месяц. Она втайне надеялась, что сохранится, хотя частенько и говорила себе: «О Господи, я превращаюсь в развратницу…» Бел поначалу полагала, что ее влечение к мужу со временем начнет слабеть, однако этого не происходило. Похоже, она была безнадежно испорчена — ненасытность сочеталась в ней с извращенным любопытством, и с каждым днем желание ее разгоралось все сильнее.

— Как бы там ни было, — заметила Бел с улыбкой, — здесь вполне могут поместиться пятеро таких, как мы. — Она кивнула на кровать, представлявшую огромное старинное сооружение на четырех столбах с золотистым бархатным балдахином и атласным, расшитым золотом покрывалом. Такая кровать была бы под стать королю… и королеве. И еще хватило бы места для нескольких придворных.

— Ах да, кровать предков… — Тоби поднялся по приступке и, усевшись на кровать, покачался на высоком упругом матрасе. — Этой кровати действительно не одна сотня лет. Она намного старше самого Уинтерхолла. Полагаю, что мой прапрадед весь дом построил вокруг этой кровати. — Он похлопал по матрасу, приглашая Бел присоединиться. — Да, эта кровать исправно служила не одному поколению моих предков. Сколько наследников Олдриджей были зачаты под этим балдахином!

Тоби опрокинулся на спину, увлекая за собой Бел.

— Дорогая, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты забеременела на этой кровати, — заявил он с озорной улыбкой.

Густо покраснев, Бел посмотрела на бархатный балдахин.

— О, Тоби! — воскликнула она и еще больше покраснела.

— Но вначале, — продолжал ее муж, приподнявшись на локте, — нам надо немного перекусить. Я уже отдал распоряжения… А, вот и угощение… Я знал, что миссис Тремейн не разочарует. — Тоби встал с кровати, и Бел хотела последовать его примеру. Но он остановил ее взмахом руки. — Нет, оставайся там, дорогая. Я принесу поднос.

— У нас что, пикник? — Бел приподнялась, сбросила туфли и села по-турецки, скрестив ноги под юбками. Затем расстегнула дорожный жакет и сняла его, оставшись в блузке и юбке.

— Ну вот… — Тоби вернулся с подносом, накрытым крышкой. Установив поднос на середине кровати, он снял крышку и со смехом проговорил: — Для нас, наверное, уже приготовили в столовой пир из десяти блюд, а я предлагаю тебе закусить холодным цыпленком с хлебом. И ведь это твоя первая трапеза в Уинтерхолле!

— Для меня нет ничего лучше холодного цыпленка с хлебом, — сказала Бел, отломив кусок хлеба и потянувшись к ножке цыпленка. Она только сейчас поняла, что ужасно проголодалась.

— Вот и хорошо. — Тоби снова рассмеялся. — Знаешь, я специально попросил принести сюда что-нибудь попроще — знаю, что ты не сможешь проглотить ни кусочка на пышном празднестве в твою честь. — Он отрезал кусочек сыра и протянул жене. Но руки у нее были заняты хлебом и курицей, так что сыр пришлось отправить ей прямо в рот.

«Какой он заботливый…» — подумала Бел. Она никогда не стала бы есть у него из рук, если бы они сидели в нарядной и торжественной гостиной или даже в столовой. А вот здесь, рядом с ним… Здесь ей было очень уютно.

Когда они поели, Тоби убрал поднос и вернулся на кровать.

— Ну, — сказал он, — как ты себя чувствуешь? Ты уверена, что полностью оправилась от… от того происшествия?

— Да, уверена.

— Хочешь, чтобы я позвал тебе горничную? Может, ты хотела бы раздеться, принять ванну и поспать?

— Да, мне действительно хочется принять ванну и поспать. Но это подождет.

Тоби внимательно посмотрел на нее:

— Тебе все еще не по себе? Может, хочешь, чтобы я тебя успокоил?

Бел улыбнулась:

— Я уже вполне оправилась, но все-таки… мне очень хочется, чтобы ты подержал меня в своих объятиях.

— Вот и хорошо. — Тоби прилег и обнял жену. — Так гораздо лучше, правда?

— Да, намного лучше. — Она погладила его по волосам и убрала прядь со лба.

Тоби тихо вздохнул и закрыл глаза. Бел снова провела ладонью по золотистым волосам мужа. А через минуту-другую ей вдруг показалось, что он вот-вот уснет. Но Бел не хотела, чтобы он засыпал. Собравшись с духом, она прошептала:

— Тоби, а может быть…

— Может — что? — спросил он тотчас же.

И тут Бел струсила и принялась говорить разные глупости — совсем не то, что намеревалась сказать.

— Видишь ли, я подумала, что, может быть, стоит позвать горничную, чтобы она убрала поднос. Там еще осталось много еды, и будет жаль, если она испортится. Возможно, кто-нибудь из слуг мог бы унести эту еду домой и накормить семью, так что…

Тоби негромко засмеялся:

— Дорогая, ты сама добродетель. Всегда заботишься о ближних.

— Нет, на самом деле это не так. Просто я…

— Нет, так, моя милая. И ты знаешь, не многим знатным дамам пришло бы в голову отправить недоеденного цыпленка домой кому-то из слуг.

Бел со вздохом покачала головой. Если бы Тоби мог прочесть ее мысли, он бы узнал всю их низменную сущность. Увы, она мало чем отличалась от прочих знатных леди. По крайней мере в присутствии Тоби. Бел снова провела ладонью по его волосам. Она чувствовала, что ее все сильнее к нему влечет, и казалось, что в этом влечении было что-то болезненное и неестественное.

— Изабель, — сказал он неожиданно, — ты что-то слишком уж добродетельна, подозрительно добродетельна. Так не бывает. Скажи мне честно, твои мотивы всегда столь чисты? Неужели тебе никогда не хотелось сделать ничего такого, что ты сама считала бы недостойным или неправильным?

Она снова вздохнула:

— О, Тоби, еще как хотелось… Всякий раз, когда я смотрю на тебя, мне только этого и хочется.

— Что я слышу?! — Он открыл глаза и уставился на нее. — Дорогая, что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать… — Бел в очередной раз покраснела. — Не может быть, чтобы ты не понял, что я имею в виду.

Он приподнялся и пристально посмотрел на нее:

— Ты хочешь сказать, что желаешь меня?

— А ты хочешь, чтобы я сказала об этом?

— Выходит, ты желаешь меня, — пробормотал Тоби. — И ты думаешь, что это плохо, не так ли?

Бел не знала, что ответить. Ужасно смутившись, она молча потупилась.

Тоби взял ее за руку и проговорил:

— Изабель, дорогая, ведь я твой муж. Поэтому нет ничего плохого в том, что ты меня желаешь.

— Да, конечно, но я… — Ей очень стыдно было говорить об этом, но она все же решилась. — Тоби, если честно, то это началось задолго до того, как мы поженились.

— И как давно это с тобой?

— Я полагаю… с тех пор как я впервые тебя увидела.

— И я тоже с самого начала желал тебя. Уже хотя бы поэтому нам следовало вступить в брак. И все же мы не торопили события. Мы дождались дня нашего венчания. Мы все делали правильно. И поверь, я знаю, о чем говорю, потому что столь пристойное поведение едва не убило меня. Но ты почему-то думаешь, что это плохо. Почему? Может, потому что… — он понизил голос, — потому что тебе неприятен сам акт соития?

— Нет-нет! — воскликнула Бел. — Напротив, очень даже приятен. Я боюсь, что даже слишком приятен. Ведь все, что так приятно, не может не быть немного… дурным.

Тоби в изумлении уставился на жену. Судорожно сглотнув, пробормотал:

— Так вот почему тебе так не терпится выбраться из постели после того, как это происходит. Ты чувствуешь себя виноватой, потому что испытала наслаждение. И тебе кажется, что ты обязана искупить свой грех добрыми делами, верно?

Бел пожала плечами. Тоби отчасти был прав, но его объяснение выглядело слишком уж простым. А все было гораздо сложнее… Вот только как это объяснить?.. Дело в том, что в минуты страсти, в минуты наслаждения она забывала обо всем на свете, забывала обо всех заботах — мысли о добрых делах просто вылетали у нее из головы. Да-да, она забывала обо всем, даже о собственном муже. Она как будто становилась… совсем другой, и ей казалось, что она уже никогда не станет прежней.

— Послушай, Изабель… — сказал он. — Имей в виду, ты не должна так относиться к тому, что мы делаем в постели. Я этого не допущу.

Сердце ее сжалось. Неужели он хочет сказать, что они больше не будут этим заниматься?

Тоби же немного помолчал, затем, сняв шейный платок, вновь заговорил:

— Ты ведь доверяешь мне, не так ли, дорогая?

— Да, конечно, — кивнула Бел. — Но дело совсем не в этом, а…

— И ты прекрасно знаешь, после того, что случилось сегодня, ты не можешь не знать, что я скорее умру, чем допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

— Да, знаю, — прошептала Бел. — Конечно, знаю, — Она очень отчетливо — во всех подробностях — помнила эту картину. Помнила Тоби, бегущего наперерез лошадям. Тоби, рисковавшего жизнью, чтобы спасти ее. — Поверь, я всецело тебе доверяю. И я вверяю тебе свою жизнь… и свое тело.

— Хм… Но не сердце. — Тут Тоби вдруг обмотал свой шейный платок вокруг ее запястья и затянул его прочным узлом. Откашлявшись, проговорил: — Но ты доверишь свое сердце мне, клянусь. Ты моя жена, и ты мне нужна целиком. Если придется, я буду завоевывать тебя по частям. Дай твою вторую руку.

Бел повиновалась: в этот момент она ни в чем не могла ему отказать. Тоби же, соединив ее руки, крепко связал их вместе. Но как ни странно, Бел нисколько не испугалась — напротив, она чувствовала, что желание ее с каждым мгновением усиливается.

— Ложись на спину, — сказал Тоби.

Она и на сей раз подчинилась, легла так, как он этого желал. Тоби положил ее чуть наискось, затем поднял ее руки и закинул их, связанными, ей за голову. После чего привязал свободный конец шейного платка к левому столбику кровати.

— Тебе не больно? — спросил он, затягивая узел. Она покачала головой.

— Поверь, дорогая, я никогда не причиню тебе боль.

— Я знаю, Тоби.

Бел не понимала, зачем муж привязал ее руки к кроватному столбику. Однако чувствовала, что вся дрожит от возбуждения. И, конечно же, у нее не было ни малейших сомнений: Тоби никогда не сделает с ней ничего дурного.

А он, подложив подушку ей под голову, принялся расстегивать пуговки на ее блузке — одну за другой. Как только с пуговицами было покончено, он распахнул блузку, под которой оказались корсет и нижняя рубашка. Расстегнув крючок на юбке, Тоби спустил ее вниз — сначала до бедер, а затем до колен и до обтянутых чулками щиколоток.

— Ну вот… Разве так не удобнее? — пробормотал он.

Удобнее? Он что, снова ее дразнит? Привязанная к кроватному столбику, Бел чувствовала во всем теле сладостное напряжение, которое никак не назовешь «удобным».

А Тоби провел ладонью по ее бедру, расстегивая застежку на подвязке, затем, расстегнув и другую застежку, стащил с нее чулки, а также юбку. Поглаживая ее колени, он спросил:

— Изабель, ты можешь пообещать, что будешь лежать смирно? Или прикажешь воспользоваться твоими чулками и связать тебе ноги?

— Нет-нет, я… — Она с усилием сглотнула. — Я буду лежать смирно.

— Вот и хорошо. Послушная девочка. Тогда раздвинь ноги чуть шире. — Теперь голос его стал хриплым, и звучал он глухо и отрывисто. Бел уже знала этот голос мужа и даже успела его полюбить. Голос этот необыкновенно ее возбуждал, и она охотно выполняла все желания Тоби, когда он так с ней заговаривал. Возможно, в этом не было ничего удивительного, ведь угождать мужу — ее супружеская обязанность. К тому же, угождая ему, она и сама получала удовольствие, так что все происходило именно так, как и должно было происходить у супругов. Но потом, после того как все свершалось, ее терзали стыд и раскаяние, и она ничего не могла с этим поделать.

А Тоби тем временем уже развязывал поясок ее нижней юбки. Стащив с нее юбку, он отбросил ее в сторону, затем принялся освобождать ее от корсета. И вскоре на ней не оставалось ничего, кроме тонкой нижней рубашки.

Бел отчаянно хотелось, чтобы Тоби овладел ею побыстрее, но он, судя по всему, не торопился. Казалось, на уме у него было что-то другое. Когда же она инстинктивно приподняла бедра ему навстречу, он проворчал:

— Нет, еще нет. Я связал тебя, Изабель, не ради того, чтобы насладиться самому, а для того, чтобы насладилась ты.

«Действительно, как он может взять меня, если брюки у него все еще застегнуты?» — подумала Бел. Однако брюки его сильно топорщились, что свидетельствовало о крайнем возбуждении.

Тихонько вздохнув, Бел пробормотала:

— Тоби, но ты ведь хочешь…

— Нет-нет, дорогая. Сейчас ты должна меня слушаться. И в тот же миг, опершись локтями о матрас, он склонился над ней и принялся легонько покусывать ее соски сквозь тонкую ткань рубашки. Бедра Изабель тотчас взметнулись вверх, и она громко застонала.

— Лежи смирно, — прошептал Тоби, на мгновение приподнявшись.

Бел снова застонала, однако попыталась подчиниться. Она лежала смирно, терпеливо снося эту сладостную пытку. И все это время, пока муж ласкал ее грудь, желание нарастало в ней, становилось нестерпимым…

Внезапно ладонь Тоби скользнула по ее бедру, затем он наконец-то приподнял подол ее рубашки. В следующее мгновение пальцы его коснулись ее лона, и Бел едва не задохнулась, пытаясь удержаться от крика. Но удержаться не удалось. Несколько секунд спустя бедра ее снова приподнялись, а из горла вырвался громкий крик, тотчас же перешедший в хриплый стон. Содрогнувшись всем телом, Бел затихла в изнеможении, и теперь по телу ее словно прокатилась чудесная волна радости и облегчения.

С хриплым горловым смешком Тоби приподнял голову.

— А ты быстро, дорогая. Даже слишком быстро. Придется мне действовать осмотрительнее, а не то все закончится очень уж скоро.

Но для Бел это не могло кончиться очень скоро. Она уже вновь чувствовала желание, она томилась по мужу и вместе с тем испытывала чувство вины из-за того, что он отказывал себе в наслаждении ради нее.

— Тоби, пожалуйста, отпусти меня сейчас, — прошептала она.

— Нет. — Он покачал головой. — Нет, моя милая. Я знаю, что тебе уже не терпится вскочить с кровати, чтобы написать какие-нибудь благотворительные глупости. Но я тебе этого не позволю. Не позволю тебе наказывать себя за то, что ни в коей мере не является преступлением. Наше влечение друг к другу — это именно то, что Богом наказано мужу и жене испытывать друг к другу.

Сидя на корточках, Тоби все выше поднимал ее рубашку, пока не обнажилась грудь.

— Посмотри, какая ты красивая, — сказал он с улыбкой. — Дорогая, ведь ты — само совершенство.

Бел опустила взгляд на свои округлые формы, освещенные ярким, ничего не прощающим солнцем. И этот яркий свет напомнил ей о том, что сейчас вовсе не ночь, а середина дня. Господи, а муж привязал ее, почти нагую, к кроватному столбику… Оставалось лишь надеяться, что он не шутил, когда сказал, что отпустил слуг на весь день.

— Ты такая чудесная, — пробормотал он, раздвигая ее ноги.

Бел закрыла глаза, когда пальцы мужа коснулись ее лона. Тихонько застонав, она прошептала:

— Тоби, прошу тебя, остановись.

Рука его замерла.

— Остановиться? Я делаю тебе больно?

— Нет, но ты заставляешь меня чувствовать себя… неуютно.

— Потому что прикасаюсь к тебе?

— Нет, потому что смотришь на меня.

— Но почему тебе от этого неуютно? Ведь я всего лишь любуюсь своей красивой женой. — Он снова принялся ласкать ее.

Бел опять застонала, потом взвизгнула. Шумно вздохнув, спросила:

— А ты не мог бы любоваться… какой-нибудь другой частью моего тела?

— Я любуюсь всеми частями. — Тоби убрал руку, а затем приподнялся и тут же улегся на нее, накрыв своим телом, словно одеялом. — А теперь я любуюсь твоими роскошными волосами. — Он поцеловал ее в висок. — И этим изящным носиком, и этими чудесными губами, и подбородком… — Тоби покрывал чувственными поцелуями ее лицо, целовал в губы.

Бел ужасно хотелось запустить пальцы в волосы мужа, прижаться губами к его губам для более долгого поцелуя. Но руки у нее оставались связанными, а Тоби, судя по всему, не собирался ее развязывать.

— О, этот изящный изгиб… — Он принялся целовать ее шею, затем плечи и груди. Через некоторое время спустился к животу, а потом губы его коснулись ее лона. — А здесь, дорогая, ты на вкус как райское яблоко.

Бел всхлипнула и тут же прикусила губу, пытаясь сдержать крик. Но сдержаться и на сей раз не удалось — вскоре она снова закричала и содрогнулась всем телом. А потом опять ощутила сладостную волну блаженства и столь же сладостное изнеможение. Казалось, все тело ее пело от восторга, но все равно ей хотелось большего. Хотелось, чтобы муж вошел в нее — только тогда она могла бы испытать чувство завершенности, чувство полного удовлетворения от их близости.

Тоби погладил ее по бедру и тихо спросил:

— Чего ты хочешь, Изабель? Скажи мне. Проси о чем угодно.

— Отпусти меня.

— О чем угодно, только не об этом. Со временем я развяжу тебе руки, но вначале я хочу освободить твою страсть.

— Но я вовсе не…

— Ошибаешься, дорогая. Ты самая страстная из известных мне женщин. Ты настолько страстная, что боишься этого. Но не бойся, не отказывай себе в удовольствии. Скажи мне, чего ты хочешь.

— Я хочу…

«Я хочу, чтобы ты вошел в меня», — хотелось ей сказать, но она просто не могла произнести эти слова. Во всяком случае сейчас, когда муж при ярком солнечном свете во все глаза смотрел на нее, нагую, привязанную к кровати.

— Я хочу, чтобы ты разделся, — сказала Бел. Если он не хочет развязывать ей руки, то она по крайней мере заставит его раздеться — пусть хотя бы нагота их уравняет.

— Раздеться? С удовольствием. — Тоби с озорной улыбкой снял жилет и отбросил его в сторону. Затем стащил с себя рубаху, после чего сел на край кровати, чтобы снять сапоги. Минуту спустя он расстегнул брюки, а еще через несколько секунд уселся с ней рядом совершенно обнаженный, ослепительно прекрасный в своей наготе, и Бел с удивлением отметила, что в нем не было ни капли смущения, так что она даже позавидовала этой его уверенности в себе. И сейчас ее, конечно же, еще сильнее к нему влекло. А Тоби снова улыбнулся и спросил:

— Дорогая, что дальше? Скажи мне, что делать теперь. «Войди в меня!» — прокричала она мысленно. И тут же прошептала:

— Поцелуй меня.

— О, с величайшим удовольствием!

Он обнял ее и прикоснулся губами к ее губам. Затем поцелуй его стал более страстным и чувственным. И все это время Бел ощущала, как его возбужденная плоть прижималась к ее бедру, и сильнее желала его, все сильнее по нему томилась.

Когда же поцелуй прервался, Тоби уткнулся лицом ей в шею и прошептал:

— Скажи мне, что ты хочешь этого. Господи, говори же скорее, или я сейчас умру. Я ведь желал тебя весь день, каждую минуту этого дня. Говори же, Изабель, говори…

Бел почувствовала, как губы ее растягиваются в насмешливой улыбке. Пусть он связал ее, пусть заставил задыхаться от наслаждения, но и она заставила его страдать от жгучего желания. И теперь вся власть находилась в ее руках.

Она закинула ногу на его ногу и тихонько рассмеялась.

— О, Изабель, — простонал Тоби, — скажи мне, чего ты хочешь.

— Ты прекрасно знаешь, чего я хочу.

— Ты должна это сказать, понимаешь?

Бел снова засмеялась. Тут взгляды их встретились, и она заявила:

— Нет, не скажу!

Тоби тоже рассмеялся:

— Ты дразнишь меня, верно? — Он снова ее поцеловал, затем, приподняв ее бедра, наконец-то вошел в нее. И тут же потянулся к шейному платку, чтобы развязать ей руки.

Почувствовав, что руки ее освободились, Бел тотчас же обняла мужа за шею. Но уже через несколько секунд она принялась обследовать его тело — дерзко ощупывала и ласкала даже в тех местах, к которым прежде ни разу не осмеливалась прикасаться. Теперь все было по-другому, теперь Бел чувствовала, что муж принадлежит ей весь целиком. Более того, она, как выяснилось, даже имела над ним некоторую власть.

А Тоби двигался все быстрее и быстрее, и в какой-то момент Бел прикоснулась к его твердой возбужденной плоти в том месте, где соединялись их тела. Он громко застонал и пробормотал:

— О, я так не могу…

Бел немного помедлила, затем осторожно сжала мягкий мешочек, висевший под его твердым копьем.

— Я… О Господи, я так могу не сдержаться, — прохрипел Тоби.

— А ты и не пытайся, — ответила Бел. — Зачем тебе сдерживаться?

В следующее мгновение он содрогнулся и, схватив жену за бедра, стремительно вошел в нее последний раз, вознося вместе с собой к вершинам блаженства — или, возможно, унося в какую-то пропасть. А Бел, перед тем как закричать в экстазе, подумала о том, что если она никогда не вернется из этой пропасти, то, значит, так тому и быть.