Глава 16

Эллиот с трудом сдерживал нетерпение, пока Либерти зажигала лампу в бывшем зале, служившем теперь хранилищем коллекции Ховарда, а также рабочим местом Либерти и архивом. В тусклом свете огромная комната скорее напоминала склад. Принадлежавшие Ховарду сокровища — все то, что, по его мнению, призвано было обессмертить его имя, — лежали грудами вдоль стен. Некогда предметы особой гордости владельца, теперь они превратились в тяжкое бремя для молодой женщины, которая была вынуждена тратить время и силы на то, чтобы сохранить эти безделушки.

Либерти обходила комнату. Эллиот не спускал с нее глаз, любуясь ею. Редкостная грация Либерти зачаровывала его, он неотступно следовал за ней взглядом. Проходя мимо стола, Либерти рассеянно бросила корм в аквариум с рыбками. Волосы ее растрепаны, на щеках полыхает румянец от недавних любовных утех. Она казалась Эллиоту воплощением богини любви. Ее энергия, порыв покоряли его. Он не привык иметь дело с такими существами.

В Либерти не было ничего наигранного. Во все, что она делала, вкладывала душу, не волнуясь и не переживая о непредвиденных обстоятельствах. Дэрвуд полагал, что наверняка мог избрать для себя более спокойное существование, в котором не было бы места таким полуночным вспышкам деловой активности, когда ей вздумалось взяться за поиски прямо сейчас, сию же минуту. Дэрвуд наблюдал за рыбками в аквариуме, и ему снова пришло в голову, как замечательно уживаются они друг с другом. Нет, они действительно идеальная пара, две половинки одного целого.

«А в нашем целом, — подумал он, глядя, как Либерти снимает с нижней полки увесистый том, — она — лучшая половина».

— Вот здесь, — произнесла она, сдувая с книги пыль.

— Либерти, ты уверена, что это дело не может подождать до утра? — Он хотел снова оказаться с ней рядом в постели, прижать ее к себе, услышать от нее признание, что она любит его. Однако его ласкам Либерти предпочла копание в старых книгах.

— Эллиот, — она подняла на него удивленный взгляд, — неужели ты не понял? Я же сказала тебе — теперь я знаю, где надо искать Арагонский крест.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, но здесь довольно прохладно. Я бы предпочел вернуться в постель. — И он многозначительно посмотрел на супругу. — Там тепло.

Либерти лишь откинула за плечи непослушные волосы.

— Эллиот, как можно думать об утехах в такую минуту?

— Знаешь, если бы я честно признался тебе, когда и при каких обстоятельствах я думаю о любовных утехах с тобой, ты бы на меня рассердилась или обиделась. За прошедшие две недели меня посетило больше сотни эротических фантазий.

Либерти зарделась, но глаз не отвела.

— Послушай, Эллиот, потерпи еще минут пять, и тогда уж я позволю тебе воплотить один из твоих извращенных экспериментов.

— Какая, однако, щедрость, миледи! — пробормотал он и отошел в сторону.

— Будьте так любезны, милорд, подайте нож, — сказала Либерти, указывая на полку справа от себя. Эллиот подал ей нож.

— Что ты собралась делать?

— Найти сокровище. — С этими словами она положила том на стол и ощупью пробежала пальцами по корешку, пока не обнаружила то, что искала. Затем взрезала ножом переплет. — Помнится, Питер Шейкер сказал что-то важное в тот вечер, когда Брэкстон отдал мне этот том.

Эллиот не сводил глаз с ее лица.

«Интересно, — думал он, — сколько времени понадобится, чтобы вновь распалить ее?»

Ему вспомнилась ночь, когда взял ее прямо здесь, и тотчас он почувствовал, как по всему телу разлился огонь страсти. Тогда ему хватило считанных мгновений. Уже буквально через несколько минут она призывно шептала его имя. А чуть позже трепетала в его объятиях.

Либерти же, казалось, не замечала на себе его пылкого взгляда и продолжала орудовать ножом.

— Он поведал мне, каким образом Ховард намеревался погубить тебя. Тогда он и сказал, что граф находил самые неожиданные решения, прибегая к самой очевидной увертке.

От напряжения Либерти даже закусила нижнюю губу, пытаясь отделить корешок.

Эллиот прислонился бедром к столу, размышляя о том, согласится ли Либерти внести разнообразие в их любовные игры. Ведь она отреагировала самым чудесным образом, когда сегодня ночью он водрузил ее сверху. Стоит испробовать и другие, не менее возбуждающие позы. Она так доверяет ему, что готова исполнить любую его прихоть. Эллиоту и в голову не могло прийти, что она способна ответить ему отказом.

Раскрасневшись от усилий совсем иного рода, Либерти пыталась отделить от книги толстый переплет.

— Эллиот, теперь ты понимаешь? Когда у нас будет крест, мы сможем использовать информацию из «Сокровища», и тогда Брэкстон, Фуллертон и Константин будут вынуждены кое-чем с тобой поделиться. — Она смахнула волосы с влажного от волнения лба. — Наверное, мне не было необходимости ничего запоминать. Если бы я знала, что у тебя есть свой экземпляр, не утруждала бы себя.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, — ответил он, а сам думал о том, что спустя несколько минут она своим милым, чуть хрипловатым голосом будет в экстазе шептать его имя. А потом, когда он войдет в нее, она скажет, что любит его. Именно в этом Эллиот ничуть не сомневался.

— Слова Шейкера подсказали мне, где должен находиться крест.

Либерти в последний раз взрезала кожу и с силой рванула ее. Внутри обложки, в обтянутом атласом углублении, сверкая рубинами и бриллиантами, покоился Арагонский крест! Либерти торжествующе смотрела на Эллиота.

Наконец ей удалось привлечь его внимание.

— Это еще не все, — произнес он, вынимая из-под креста сложенный в несколько раз листок бумаги. — Похоже, Ховард оставил последнее напоминание о себе. — Эллиот хотел развернуть записку. — Кстати, послание адресовано тебе.

— Неужели? — От удивления у Либерти поднялись брови.

Эллиот указал на ее имя. Несколько секунд Либерти стояла, уставившись на записку, после чего озабоченно сунула ее в карман халата.

— Думаю, на сегодня нам с тобой достаточно сюрпризов, — произнесла она и потянула крест за цепочку. — По-моему, нам лучше вернуться.

Прищурясь, Эллиот взглянул на Либерти, взял у нее из рук крест и аккуратно положил на стол. К величайшему его удивлению, у него даже не возникло желания рассмотреть вещицу поближе. Несомненно, крест символизировал для него самые тяжкие испытания, выпавшие на его долю за последние пятнадцать лет, но сосредоточиться на нем почему-то не удалось. В данную минуту его занимало то разочарование, которое он прочел на лице Либерти.

— Ты не собираешься прочесть записку?

— Нет.

— Почему?

Она отвернулась от него.

— Пожалуйста, Эллиот, ты получил, что хотел. Если хочешь, помогу тебе расшифровать оставшуюся часть «Сокровища». Теперь в твоих руках ключ, а вся эта компания — Фуллертон, Константин, Брэкстон, — можно сказать, у твоих ног. Неужели тебе этого мало?

— Вообще-то достаточно, но ведь ты знаешь, что я по своей натуре страшный эгоист. И потому хотел бы знать, почему ты отказываешься прочесть записку Ховарда.

То, каким взглядом окинула его Либерти, потрясло его Душу.

— Потому, — прошептала она, — что в течение последних десяти лет Ховард был единственным близким мне человеком. И если даже он использовал меня, чтобы погубить тебя, будет лучше, если я сохраню в душе прежние иллюзии. По крайней мере до утра.

— Либерти, — произнес Эллиот, переводя взгляд на аквариум с рыбками. — Мне кажется, я начинаю тебя понимать.

— Неужели?

— Да. Ведь мы с тобой так похожи — ты и я!

— Что ж, ты прав.

Эллиот смотрел, как рыбы тычутся носами в стенки аквариума, словно пытаясь обрести свободу, даже если бегство из-за стекла будет стоить им жизни. Эллиот взял Либерти за руку.

— Как и твои рыбки, ты всегда ощущала себя в ловушке. Сначала по вине обстоятельств, затем из-за Ховарда, теперь из-за меня. Разве я не прав?

Либерти отвела глаза:

— Эллиот, прошу тебя, не надо.

— Тебе хотелось, чтобы Ховард был так же привязан к тебе, как и ты к нему.

— Я отказываюсь говорить с тобой о нем. — Ее нежные руки дрогнули в больших и теплых ладонях Дэрвуда.

Эллиот ощущал себя полным негодяем, заставляя ее признаться, но второе «я», эгоистичное, не могло смириться с мыслью, что Либерти испытывает к Ховарду благодарность. Ему хотелось обладать ею полностью, без остатка.

— Но он никак не проявлял своих чувств.

— Я понятия не имею, какие чувства испытывал Ховард!

— И тебе не хочется этого узнать? Когда Либерти наконец подняла на него глаза, в них стояли слезы.

— Только не сегодня.

Эллиот задумался. Интуиция подсказывала ему, что хорошо бы уладить все именно сейчас. Однако ему не давал покоя образ той Либерти — самозабвенной, щедрой, которая дарила ему сегодня ночью свою любовь. Дэрвуд тотчас устыдился своих мыслей и решил не понуждать ее к принятию нужных ему решений. Ведь именно Либерти помогла ему избавиться от тягостного одиночества, преследовавшего его долгие годы. Сегодня, хотя бы сегодня, он должен принять во внимание ее чувства.

— Ты права, — согласился он, нежно обнимая ее. — Завтра на это у нас с тобой будет масса времени.

На следующий день после обеда Либерти сидела одна за столом, не решаясь прочитать послание Ховарда. Наконец дрожащими пальцами взяла сложенный листок. Она оттягивала, как только могла, этот момент, и все-таки он настал. Какая-та часть ее существа продолжала противиться неизбежному, словно понимала — написанное Ховардом оставит в ее душе неизгладимый след до конца ее дней. Его слова никогда не померкнут в ее сознании, не отойдут на второй план.

Иногда Либерти казалось, что ее удивительная память — это ее проклятие. Она посмотрела на рыбок в аквариуме и вспомнила Эллиота. Он был прав прошлой ночью. Рыбки напоминали не только о ее отношениях с Ховардом, но и о ее отношениях с ним, Эллиотом. Он не в состоянии дать ей одну простую вещь, какой ей не хватает больше всего, — свою любовь. Эллиот ни за что не хочет расстаться с той броней, в которую заковал свою душу. Слишком много людей, в том числе и Ховард, оставили на ней незаживающие раны.

Либерти задумалась о том, что в который раз оказалась в привычной для себя ситуации, когда ей ни за что не получить того, о чем она мечтает сильнее всего на свете. Как и Эллиот, она провела долгие годы в надежде встретить любовь, которая согреет душевным теплом. С нестерпимой тоской и грустью поняла она, что своим посланием Ховард ранит ее сердце не меньше, чем осознание того печального факта, что Эллиот больше заинтересован в том, чтобы никого не пустить к себе в душу, нежели допустить туда ее, Либерти.

Либерти взломала печать, осторожным движением развернула лист бумаги и разложила на столе. Почерк у Ховарда был твердый и четкий, словно он писал письмо загодя, до того, как болезнь отняла у него последние силы. На какое-то мгновение у Либерти все поплыло перед глазами — это предательские слезы наполнили глаза, но она решительно смахнула их и принялась читать.

В течение нескольких минут Либерти сидела окаменев. Не веря собственным глазам, она постепенно осознавала смысл только что прочитанного. Одновременно ее не отпускала тяжесть на сердце, которая возникла с той минуты, как Ховарда не стало. По своей нерешительности граф причинил ей немало страданий. Однако в заключительных строчках его письма Либерти почувствовала, что и он тоже страдал, и это примирило ее с ним.

Ей тотчас вспомнились счастливые мгновения, которые они провели вместе. Как она любила его! Любила как отца, поняла она наконец. Он же, в свою очередь, как мог, проявлял по отношению к ней отцовское внимание и заботу. Нет, конечно, граф был далек от сантиментов. Либерти готова была сожалеть о том, какую злую шутку сыграла с ними жизнь. Однако чем больше постигала то, о чем говорилось в письме, тем легче становилось ей на душе. Она даже улыбнулась сквозь слезы. Затем ее взгляд упал на портсигар.

Ей ничего не стоило представить, как Ховард входит в библиотеку Хаксли-Хауса. И всякий раз — хотел ли он спрятаться от секретаря или провести несколько приятных часов в беседах с ней — он неизменно садился напротив нее и зажигал сигару. Либерти открыла коробку и вдохнула терпкий аромат табака. Да, какие то были чудесные времена, когда Ховард, казалось, дарил ей все, чем был богат.

Либерти подумала о том, как мало она о нем знала — почти ничего. И уже ничего больше не узнает. От этих мыслей ей на глаза вновь навернулись слезы. Повинуясь внутреннему порыву, она вынула одну сигару, отломила кончик, зажгла и положила дымиться на край пепельницы. После чего откинулась в кресле и прикрыла глаза. Здесь, в окружении сокровищ Ховарда, вдыхая дым его сигары, она легко могла представить его сидящим рядом с собой.

Она будто слышала его голос — он читал ей строки письма. И в этот момент последняя боль одиночества куда-то исчезла. Как снег, тающий под струями дождя, боль растворилась, и душа ее очистилась и словно родилась заново. Слезы катились по ее щекам. Либерти открыла глаза и посмотрела на портрет Ховарда возле двери.

Нет, он все-таки любил ее. Может, недостаточно нежно, недостаточно трогательно, но все-таки любил. А значит, она не одинока. Либерти взяла из пепельницы сигару и поводила ею в воздухе.

— Это для тебя, — сказала она портрету, после чего сделала глубокую затяжку. И была вынуждена признаться себе, что ощущение ей в принципе понравилось.

Теперь ей оставалось только разобраться с Карлтоном.

Эллиот посмотрел на записку, и у него все внутри похолодело.

— Когда она оставила ее вам? — поинтересовался он у секретаря.

— Примерно час назад, когда вы были с мистером Фростом. Миледи попросила меня передать ее вам, а также выразить ее сожаление по поводу того, что не сможет присутствовать за обедом.

— Черт побери! — пробормотал Дэрвуд.

— Что-нибудь случилось? — полюбопытствовал Фрост.

Эллиот выдвинул ящик стола, чтобы достать оттуда револьвер.

— В записке говорится что она отправилась на чай к леди Эстерли.

— Ты уж меня извини, но я бы не стал стрелять в нее за это.

Дэрвуд бросил Гаррику револьвер и коробку с патронами.

— Она не у Перл Эстерли.

— Откуда тебе это известно?

— Потому что знаю, на что способна моя жена.

— Так где же она?

Дэрвуд вытащил из ящика второй револьвер.

— Она отправилась к Карлтону Ренделлу.

— Боже, зачем ей это понадобилось? — изумился Гаррик, заряжая револьвер.

— Потому что Ховард наконец сказал ей, где можно найти свидетельства невиновности моего отца.

— А разве это не гроссбух, который она добыла у Брэкстона?

— Нет. Ховарду понадобилось выставить моего отца виновным для того, чтобы держать на коротком поводке Брэкстона и всех остальных. И вот теперь Либерти вбила себе в голову, что обязана разобраться с Ренделлом и добыть для меня последнее свидетельство.

— Черт тебя возьми, Эллиот! Хотя бы раз в жизни могу я услышать от тебя нечто такое, что не лишит меня на десять лет вперед душевного спокойствия? Как давно ты все это узнал?

— Что именно? — Дэрвуд заткнул револьвер за пояс и встал.

— Что у Ховарда двойная бухгалтерия. Эллиот подошел в двери библиотеки.

— С самого начала.

— Но как?

— Потому что неплохо изучил Ховарда Ренделла. Кроме того, мне известна его привычка все доводить до конца.

Пока Дэрвуд ехал по запруженным улицам города, его начал охватывать ужас. С того самого момента, как увидел в пепельнице дымящуюся сигару, он понял, что Либерти прочитала письмо. Господи, ну почему она не рассказала ему содержание последнего послания?! Тревога терзала его душу — кто знает, что там написал Ховард? Вдруг это навсегда отнимет у него Либерти?

Накануне Эллиот всю ночь размышлял о том, что значит для него Арагонский крест. Согласно условиям их соглашения, Либерти теперь имела полное право уйти от него. Однако, несмотря на их бурные ночи, она так ни разу и не произнесла тех слов, которые он жаждал от нее услышать.

Проснувшись один в постели, Дэрвуд ощутил, как леденеет душа. Нет, он ничуть не заблуждался на тот счет, что Либерти разрывается между ним и Ховардом. Как же он глупо поступил, упустив свой последний шанс стать счастливым! Как и все в своей жизни, он сокрушил ее. И ему стало тоскливо и жутко.

И вот теперь, прочитав последнее послание Ховарда, Либерти вернулась в дом его злейшего врага. Дэрвуд боялся даже подумать, что это для него значит. Лишь подъехав к Хаксли-Хаусу, он понял, что гнал лошадей по лондонским улицам. Гаррик с упреком смотрел на него.

— В следующий раз править буду я.

Но не успел он произнести этих слов, как Эллиот, уже взбежав по ступенькам, стучал кулаками в дверь. Дворецкий сердито открыл парадное:

— Слушаю вас, сэр. Эллиот влетел в фойе.

— Где он?

— Кто, сэр?

— Граф Хаксли. Он дома?

— Его нет.

Эллиот наверняка схватил бы дворецкого за грудки, но подоспел Гаррик и удержал его.

— Послушайте, только без глупостей! Говорите немедленно, дома ли Хаксли?

— Я сказал, что графа нет. Он уехал. Около часа назад.

— Куда?

— Это мне не известно. Я не спрашиваю его милость, когда он изволит уезжать.

Самообладание, если таковое еще присутствовало, окончательно изменило Дэрвуду. Оттолкнув Гаррика, он шагнул к дворецкому.

— В таком случае я предлагаю вам поднапрячь память. Я хочу знать, где граф Хаксли, и причем немедленно.

— Дэрвуд! — раздался скрипучий голос Миллисент с верхней площадки лестницы. — Что вам нужно?

Эллиот оставил несчастного дворецкого в покое. Миллисент испуганно наблюдала за гостем, на лице ее был написан откровенный ужас. Одета она была в домашнее платье и казалась измученной. Скорее всего сказывались тягостные годы ненависти и подозрений.

— Где он, Миллисент?

Хозяйка дома едва заметно вздернула подбородок:

— Зачем вам это знать?

Гаррик удержал Эллиота за рукав.

— Я бы советовал вам честно признаться. Потому что если доберусь до Карлтона прежде, чем он хоть пальцем тронет Либерти, вашему сыну, считайте, повезло.

Кровь отхлынула от ее лица.

— Вы не посмеете причинить ему вред! Эллиот опасался, что его злость вот-вот выплеснется наружу.

— Если с ее головы упадет хоть один волос… Миллисент, взглянув на Гаррика, обрушилась на Эллиота:

— Вы идиот! Эта особа вскружила вам голову. Да известно ли вам, кто она такая?

И тогда Эллиота прорвало. Еще бы, ведь из уст Миллисент он услышал слова, которые никогда и никому не простит! В нечеловеческом прыжке он ринулся вперед.

— Разрази вас гром! Немедленно говорите мне, где Либерти, а не то — клянусь! — я убью Карлтона, как только найду.

Видимо, неподдельная злость и ярость на его лице не на шутку всполошили Миллисент. К тому же рука Дэрвуда оказалась у самого ее горла.

— Он сказал насчет встречи с Питером Шейкером. После чего собирался заехать в Речной клуб.

— В Речной клуб? На набережной?

— Наверное.

Вновь разразившись проклятиями, Дэрвуд бросился к двери. Гаррик едва поспевал за ним. Когда Эллиот уселся на кучерское место, друг бесцеремонно оттолкнул его:

— Ты не в состоянии править лошадьми. Скажи, какая польза нам от того, если карета перевернется, а мы свернем себе шею?

Пока Либерти ждала Карлтона, она наблюдала за тем, как по Темзе вверх и вниз по течению скользят суда. В кармане у нее лежал Арагонский крест. Возможно, Эллиот не простит ей этого шага, но выбора у нее не остается. Крест — последняя надежда получить необходимый ей том. Карлтон же из последних сил пытался спасти хотя бы часть наследства Ховарда. Крест позволит ему расшифровать «Сокровище», и тогда он может быть спокоен, что Брэкстон, Фуллертон и Константин вернут ему хотя бы часть утраченной империи. А Эллиоту, как только пятно позора будет снято с репутации его отца, крест станет не нужен.

«Как, впрочем, и ты сама», — шепнул ей внутренний голос.

— Вижу, вы, как всегда, вовремя. — В голосе Карлтона сквозила откровенная неприязнь.

Либерти замерла, но затем заставила себя обернуться к нему. Карлтон выглядел ужасно, гораздо хуже, чем когда она видела его в последний раз. На коже нездоровые пятна, глаза красные и опухшие, рот, как всегда, полуоткрыт, края губ опущены — верный признак не одной бессонной ночи, проведенной в пьянстве и разврате. Она нашла в себе силы смотреть ему в глаза.

— Добрый вечер, Карлтон.

— Не уверен, что добрый, — фыркнул он. — Надеюсь, у вас веские причины, чтобы требовать встречи со мной. Я больше не намерен участвовать в ваших играх.

— Уверяю вас, вы обрадуетесь, узнав, зачем я пригласила вас сюда.

— Вам наверняка известно — я только что от Шейкера. Он пытался меня уверить, что я разорен.

— Это поправимо. — Либерти вынула из кармана Арагонский крест. — Вы захватили с собой то, о чем я вас просила?

Карлтон достал из складок плаща книгу.

— Едва нашел ее, черт возьми. Ума не приложу, с какой стати дядюшка Ховард сделался таким подозрительным? Вот уж чего мы никогда не узнаем.

Увидев в его руках книгу, Либерти облегченно вздохнула. Она все же опасалась, что этого тома не существует.

— Готова кое-что предложить вам взамен, — сказала она. — За книгу я отдам вам вот это. — Она протянула ему Арагонский крест, держа за цепочку, словно наживку на крючке.

— Что это? — спросил Карлтон, подозрительно щурясь.

— Арагонский крест, — ответила Либерти. — Надеюсь, вы о нем наслышаны.

— Уж не за ним ли Дэрвуд охотился все эти годы?

— Верно. За ним.

— И сколько он стоит?

— Для вас — целое состояние, — ответила она и поведала историю про «Сокровище» и как с помощью креста можно снова вернуть себе богатство. Время от времени она прерывалась, чтобы убедиться, что Карлтон следит за ее рассказом. Племяннику далеко было до своего дяди, хотя глупым его вроде бы не назовешь. В его мутных глазках появились проблески мысли. Карлтон уразумел, какую власть дает ему обладание крестом. Либерти решила, что он примет ее условия.

— Если будете пользоваться им осмотрительно, — предупредила она, — сможете вернуть себе большую часть утраченного состояния.

— А какая вам от этого выгода? — поинтересовался Карлтон. Он все еще не доверял ей.

— У меня на то причины личного характера. — И она посмотрела на том. — Для вас эта книга не более чем набор цифр, а потому не представляет ровно никакой ценности. Для меня же она бесценна.

Карлтон всматривался ей в лицо.

— Откуда мне знать? Вдруг лжете? Либерти скорее почувствовала, нежели заметила, что позади нее выросла мужская фигура.

— А теперь, — прогремел голос Аддисона Фуллертона, — я буду говорить!

Либерти отшатнулась от него.

— Карлтон, вы позвали Фуллертона? Карлтон кивнул:

— Некоторое время назад Аддисон продлил мне один кредит. В обмен он просил сообщить о нашей с вами встрече.

Аддисон вытащил из складок плаща пистолет и помахал перед носом Карлтона.

— Дайте сюда вашу книгу, — негромко потребовал он.

— Карлтон, не смейте этого делать! — запротестовала Либерти и даже схватила его за рукав.

В предвечерних сумерках зловеще щелкнул затвор.

— Моя дорогая Либерти, сначала Брэкстон, затем я и вот теперь Карлтон. Когда же вы наконец усвоите одну простую истину — помыкать людьми безнаказанно вам не удастся?! — Фуллертон вновь навел пистолет на Карлтона. — Ну же, дайте!

Карлтон торопливо сунул ему в руку книгу. Аддисон повернулся к Либерти:

— А вы, миледи, дайте сюда крест!

— Ни за что! — Либерти гордо вскинула голову.

— У вас нет выбора! — прорычал Фуллертон. — Дэрвуд на грани полного разорения. И я хотел бы поблагодарить вас за то, что так подробно разъяснили секрет «Сокровища». Этот мерзавец Ховард обманул нас всех.

— Ваш план не сработает, — возразила Либерти. — Я ведь уже видела крест. И теперь могу полностью расшифровать текст «Сокровища». Кстати, вам известно, что у Дэрвуда есть собственный экземпляр? — спросила Либерти и с удовлетворением отметила, как побледнел ее враг.

— Вы лжете!

— Отнюдь. Но даже если так, это ничего не меняет. Я целиком прочла экземпляр, который отдала Брэкстону, и при необходимости могу все восстановить. Времени на то, чтобы рассмотреть крест, у меня тоже было более чем достаточно, так что ключ мне известен. Ваши действия бесполезны. Советую вам лучше поскорее заключить договор с Карлтоном.

Фуллертона охватили сомнения, пока он переваривал сказанное. Либерти была почти уверена, что этот негодяй ей не поверил. Злобно сжав губы, он нащупал спусковой крючок.

— А что мешает вам разоблачить нас потом?

— Если нужно, могу поклясться, что никогда этого не сделаю. Неужели вы не видите, что я хочу покончить со всем этим не меньше вашего?

Фуллертон покачал головой:

— Одного слова недостаточно. Ховард знал, что делал, когда полагался на вашу преданность. Но меня вам не провести. Можно подумать, я не вижу, что, побывав в постели Дэрвуда, вы заняли его сторону в нашей войне.

Либерти заметила, что взгляд Карлтона прикован к пистолету Фуллертона. Что ж, значит, на помощь дражайшего родственничка рассчитывать не приходится. Она мысленно приказала себе не поддаваться панике.

— Фуллертон, эта книга для вас совершенно бесполезна. Давайте договоримся, и вы отдайте ее мне, а я отдам вам крест.

— Но, как вы только что сказали, чтобы расшифровать «Сокровище», крест вам не нужен. Нет, этот номер у вас не пройдет. — Он шагнул вперед. — Более того, в данной ситуации мне остается единственное — сделать так, чтобы вы не смогли нанести мне больший урон! — Фуллертон схватил за руку и грубо притянул Либерти к себе.

— Боюсь, сейчас с вами произойдет весьма неприятный случай, я бы даже сказал — трагедия. Интересно, как поступит Дэрвуд, узнав, что его супруга утонула в Темзе?

С дальнего конца моста прогремел выстрел. Обернувшись, Либерти увидела, как навстречу им в развевающемся плаще, подобно хищной птице, настигающей жертву, несется Эллиот. Даже в тусклом свете сумерек глаза его горели зеленым огнем. Боже, выходит, она в который раз подвела его! В книге заключен ключ от их счастья. И она непременно должна его добыть.

— Отпусти ее, Фуллертон! — Эллиот навел на соперника револьвер. — Немедленно! Не то прикончу тебя на месте!

В следующее мгновение испуганно ойкнул Карлтон — это Гаррик приставил к его спине револьверное дуло.

— Не двигаться! — прикрикнул Фрост. Либерти едва ли не кожей почувствовала, как испугался Карлтон, однако не могла оторвать глаз от Эллиота.

— Прошу тебя, будь осторожен, — прошептала она.

Фуллертон больно сжал ей руку. Либерти с трудом подавила крик, понимая, что это только подлило бы масла в огонь. Кроме того, от Фуллертона можно было ожидать любую подлость. У него в руках был заряженный пистолет, а следовательно, жизнь Эллиота тоже в опасности.

— Дэрвуд, — произнес Фуллертон, наводя на него пистолет, — ты мне действуешь на нервы.

— Отпусти ее! — прорычал Эллиот. — А не то, клянусь Господом Богом, отправлю тебя прямиком в ад!

— Сомневаюсь, что тебе это удастся. Пока твоя женушка у меня в заложницах, ты не посмеешь сделать ни единого выстрела. Она сделала из тебя тряпку.

Аддисон щитом выставил перед собой Либерти, схватив ее за горло.

— Сначала она окрутила Ховарда, а теперь тебя. Скажи, так уж хороша она в постели, что все ее любовники сходят от нее с ума?

Лицо Дэрвуда окаменело. Либерти попыталась разжать пальцы Фуллертона.

— Эллиот, прошу тебя, он мне ничего не сделает. Но Фуллертон потянул ее за волосы:

— Я бы на твоем месте не зарекался. Мне, право, жаль, что придется убить такую куколку. Я бы и сам не против с тобой позабавиться.

Либерти возобновила борьбу, но Фуллертон вновь сдавил ей горло. В отчаянии она решилась острым краем креста порезать ему руку. Фуллертон взвыл от боли, и Эллиот молнией бросился к нему. Быстрым и мощным движением он выбросил вперед ногу, угодив каблуком в плечо врагу.

Фуллертон, стеная от боли, причиненной ударом, и от пореза на руке, отшатнулся назад. Эллиот нажал на курок. На плече. Фуллертона стало расплываться алое пятно, он едва устоял на ногах. Не теряя понапрасну драгоценных мгновений, Либерти выхватила из его рук драгоценный том. Фуллертон, в свою очередь, ухватился за крест, цепочку которого Либерти сжимала в другой руке. Но Фуллертон потерял равновесие у самого края моста, и Эллиот метнулся к Либерти. Его пальцы моментально сжали ее запястье, и он оттащил ее от перил моста. Цепочка выскользнула из ее пальцев, и тогда Фуллертон моментально потерял равновесие. С душераздирающим воплем он проломил деревянный парапет и рухнул в воду.

Арагонский крест, описав в воздухе дугу, блеснул в заходящем солнце и навсегда исчез в мутных водах Темзы. Либерти смотрела ему вслед, боясь пошевелиться.

Эллиот с силой привлек ее к себе. Он обнял ее одной рукой, так как в другой сжимал револьвер, из дула которого еще недавно курился дымок.

— Господи! — вырвалось у него. — С тобой все в порядке?

— Крест!.. Эллиот!.. — шептала Либерти, глядя на воду. — Мы потеряли его навсегда.

Эллиот прижался губами к ее лбу.

— Либерти!.. Нам он не нужен.

— Неправда! — Объятая горем, она заглянула ему в глаза. — Лучше отдала бы его Карлтону в обмен на книгу. Потерять его так бездарно! — Ее голос дрогнул.

Либерти могла поклясться, что заметила, как на губах Эллиота мелькнула лукавая улыбка.

— Либерти, — произнес он, — не переживай из-за этой чертовой безделушки, а лучше признайся — с тобой все в порядке?

— Что?.. О да, конечно! Фуллертон мне ничего не сделал.

— Отлично! — Эллиот перевел взгляд на Гаррика и Карлтона. — Ренделл, вы получили, что хотели. Полагаю, необходимость в наших встречах отпала?

Карлтон поспешно кивнул:

— Вы враждовали с моим дядей, но не со мной.

— И все же договоритесь с моим секретарем о встрече на следующей неделе, — сказал ему Дэрвуд. — Тогда и мы обсудим, как можно поправить ваши дела.

Судя по всему, Карлтон решил, что ему не стоит искушать судьбу. Он покосился на Либерти, после чего рассыпался в благодарностях перед Эллиотом и поспешил унести ноги. Гаррик снял палец со спускового крючка и сунул револьвер за пояс.

— Должен признаться, Дэрвуд, когда-то я считал, что семейная жизнь чертовски скучная, — сказал он и лукаво повел глазами в сторону Либерти. — Однако твоя жена, кажется, вдохновила меня на женитьбу. Как только наступит свадебный сезон, я тотчас пущусь на поиски невесты.

Эллиот даже не обернулся в его сторону.

— Только найди себе покладистую, Гаррик. Это значительно облегчит тебе жизнь.

Либерти нахмурилась, однако веселый смех Гаррика сразу поднял ей настроение.

— Полагаю, у твоей жены на сей счет особое мнение. Так что я лучше пойду проверю, как там лошади. Буду в конце моста.

Эллиот не стал дожидаться, когда Гаррик отдалится, и наклонился к Либерти.

Она предупредила его поцелуй, зажав ему рот рукой.

— Ты действительно не сердишься из-за креста? — спросила она, не в силах поверить, что Дэрвуд простил ее. Ведь она знала, как важна была для него эта старинная вещица.

— Надеюсь, ты догадываешься, какую веселую жизнь мне устроила? Мне надо было догадаться об этом еще в тот день, когда ты попросила у меня сигару. Уже тогда я должен был предвидеть, что меня ждет впереди.

— Я никогда не обещала тебе спокойную жизнь.

— Да, миледи, избежать хаоса не удалось. Ты втянула меня в опасное приключение, причем не одно.

— И в награду за все страдания, — добавила Либерти с несчастным видом, — ты лишился того, о чем мечтал столько лет.

Эллиот глубоко вздохнул.

— Выслушай меня, Либерти. Я знаю, что не наделен даром красноречия, поэтому речь моя, возможно, будет сумбурной и сбивчивой. Когда-то я думал, что если буду обладать всеми сокровищами мира, то стану счастлив. Арагонский крест был для меня символом всего того, к чему я стремился.

Либерти почувствовала, как затрепетало в груди ее сердце:

— А теперь?

— Ты веришь мне?

— Безусловно, — ответила она.

— Ты любишь меня?

Боже, чего стоил ему этот вопрос!

— Я давно люблю тебя, Эллиот!

Его глаза засверкали от упоения любви.

— Тогда ты и есть мое главное сокровище. Он поцеловал ее, и впервые Либерти позволила себе поверить, что в конце концов все будет хорошо.