Глава 18

Через два дня ночью Антуанетта услышала позади себя скрип открываемой двери. Она стояла у окна и любовалась ночным небом в звездах и полукруглым месяцем, восходившим над лесом. Она не в силах была уснуть. В ее голове кипело столько противоречивых и волнующих мыслей, вопросов и сомнений, что ее сердце иногда подпрыгивало, переполненное глупым счастьем и сладким предвкушением. И вот он пришел.

Ее тайный возлюбленный.

Он обнял ее за талию и вдохнул аромат ее волос. Она оперлась спиной о его грудь, удивляясь, почему ей так приятно, удобно и покойно находиться в его объятиях. Такое происходило всякий раз, когда она забывала, что он ее враг.

— Антуанетта, — прошептал он ей на ухо, целуя в нежную шею.

Она ощутила жесткую материю его маски.

— Вы не могли бы снять ее? Что за беда, если я увижу ваше лицо? — прошептала она.

Он молчал, но затем решительно помотал головой:

— Нет, я думаю, не надо.

— Я не понимаю — почему?

— Не притворяйтесь, вы все понимаете.

Что же это могло значить? Антуанетта обернулась и уже приготовилась задать ему вопрос, как он закрыл ей рот поцелуем. Она вся затрепетала, затем со стремительно нарастающей страстью прижалась к нему. Кто бы мог подумать, что под оболочкой леди скрывалась другая — очень чувственная — женщина, которая лишь ждала своего часа?

Главным виновником перевоплощения хладнокровной леди в пылкую любовницу был целовавший ее мужчина; он сорвал покровы благопристойности, открыв в ее характере новые, неизвестные ей самой качества. По ее жилам пробежал ток, а кровь забурлила, как только он крепко прижал ее к себе. Она таяла и в то же время изнывала от острого желания, накал и жар которого мог погасить только ее возлюбленный.

Представляла ли она когда-нибудь что-либо подобное даже в мечтах?

В последний момент она сознательно увильнула от ответа, хотя в душе понимала, что, бесспорно, ею владеет нечто большее, чем желание.

Но ведь он был человеком Эпплби, ей не следовало доверять ему. Ни в чем и никогда.

Гейбриел осыпал поцелуями ее подбородок и шею, затем грудь.

У Антуанетты возникло дежа-вю — странное ощущение, что все, что происходит сейчас, уже происходило раньше, возможно, в ее воображении, но воспоминания ускользали от нее.

— Когда я увидел вас впервые, то вас держали точно так же, как я сейчас, — словно прочитав ее мысли, сказал он.

Она оттолкнула его от себя.

— Вы были в доме Эпплби в Мейфэре той ночью? — прошептала она. — Значит, вы были там!

Его улыбка напоминала гримасу боли.

— Да, — произнес он.

Антуанетта пыталась заставить себя вспомнить лица тех, кто был на вечере, но гостей было слишком много, причем события последних дней многое стерли в ее памяти. Он мог быть либо одним из джентльменов в вечернем костюме, ведь говорил он как джентльмен, либо одним из безликих слуг, которыми был полон дом Эпплби, — они вели его домашнее хозяйство.

Какое-то смутное воспоминание прорезалось в памяти Антуанетты.

Когда она торопливо взбежала по лестнице к себе в комнату, то дрожа от гнева, то плача над погибшей репутацией, внизу произошел какой-то инцидент. Эпплби попал в какую-то незавидную историю, потому что на следующее утро у него был распухший красно-багровый нос и кровоизлияние в глазу. Было впечатление, что кто-то ударил его по лицу.

— Небольшое недоразумение, — коротко бросил Эпплби за завтраком, заметив ее недоумевающий взгляд.

О том, что произошло на самом деле, она не решилась спрашивать. Тем утром они вообще мало разговаривали, однако Антуанетта помнила, как сожалела о том, что человек, ударивший Эпплби, не поколотил его как следует.

Однако грабитель не мог быть тем человеком, который разбил нос Эпплби, ведь он состоял у него на службе. Скорее всего, грабитель был одним из слуг, предназначенных для выполнения щекотливых поручений. Она живо представила себе, как он следил за ней с тайным вожделением и любопытством, соединяя в своем воображении два разных образа — леди и любовницы Эпплби. По-видимому, когда Эпплби дал ему задание добыть письмо, то одновременно предоставил ему великолепную возможность отведать запретный плод.

Однако созданный ее воображением образ не соответствовал реальному. Грабитель не очень-то походил на слугу: у него был независимый гордый вид, скорее привычка отдавать приказания, чем их выслушивать, и манеры джентльмена.

— Кто вы? — спросила она. — Кто вы?

Он смотрел ей в глаза, видя, как быстро меняется выражение ее лица, и молчал.

— Почему вы живете в домике колдуньи в лесной глуши? От кого вы прячетесь?

— Домик колдуньи? — усмехнулся он. — Кто же сказал вам эту чепуху?

— Мэри.

— Присцилла была умной женщиной — возможно, ведуньей и лекаркой — и всегда помогала всем, кто бы ни приходил к ней.

— Видимо, вы хорошо ее знали? — лукаво заметила Антуанетта.

— Любопытный маленький воробышек, — усмехнулся Гейбриел, — не задавайте лишних вопросов — это избавит вас от грубых ответов.

Здесь была явно какая-то тайна, и ей очень хотелось ее раскрыть. Но не успела она задать очередной вопрос, как он вытянул руку, ласково провел пальцем по груди, прикрытой сорочкой, и в тот же миг все разумные мысли вылетели у нее из головы под напором мгновенно вспыхнувшей страсти. Он зацепил пальцем за вырез сорочки и привлек ее к себе, медленно и решительно.

— Сегодня ночью, когда вы окажетесь в моих объятиях, я узнаю все, что мне надо узнать о вас, — прошептал он.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Вам ничего не надо понимать. Только чувствуйте…

Он обхватил ладонями ее груди, и она вся задрожала. Он быстро снял с нее сорочку, и ночной ветерок, залетевший в полуоткрытое окно, заставил ее зябко поежиться. Соски внезапно затвердели, а по коже поползли струйки холода. Он припал ртом к одной груди, затем к другой. Антуанетта застонала от наслаждения и, обхватив его голову обеими руками, прижала к себе.

Посмотрев ей в глаза, он хриплым от волнения голосом проговорил:

— А ведь я считал вас невестой лорда Эпплби.

Растерявшись, она промолчала, не зная, что ему ответить. Должна ли она ему сказать, что лорд Эпплби обнимал ее всего лишь один раз?

Впрочем, рассказывать ему обо всем ей показалось небезопасным. Достаточно было лишь чуть-чуть приоткрыть ему душу. Время полной откровенности еще не наступило.

Его пальцы ласково касались ее бедер, промежности, постепенно доводя ее до крайнего возбуждения; она извивалась, дрожала, едва удерживая крики восторга.

— Скажите, что вы хотите меня, — потребовал он.

— Я хочу вас, — простонала она, а ее губы устремились навстречу его губам.

Лежа на кровати, она чувствовала, как его обнаженное тело двигалось вдоль ее тела, твердое вдоль мягкого, мускулистое вдоль нежного. Он приподнял ее слегка за ягодицы, и тут их воссоединение стало полным.

Наемный грабитель и разбойник, незнакомец, слуга и джентльмен. Гремучая смесь. Но ей было абсолютно безразлично. Глубинное женское начало признавало в нем нечто родное и близкое и даже уже считало своей собственностью.

— Ну, скажите мне, — шептал он ей на ухо.

«Неужели он способен читать мои мысли?» Антуанетта глубоко вздохнула, и ее пальцы впились в кожу на его спине, оставляя на ней царапины.

— Скажите мне, — еще требовательнее попросил он, еще глубже входя в нее и доводя ее до полного восторженного изнеможения.

— Да, да, да…

Она утопала в блаженстве и уже не ощущала ничего иного, кроме его и себя, двух половинок, слившихся воедино. Он еще и еще входил в ее глубину, а затем, открыв рот, изогнувшись всем телом, застонал от наслаждения.

А еще через пару минут, обмякшая и расслабленная, Антуанетта крепко заснула.

Гейбриел лежал, слушал ее мерное тихое дыхание и думал. То, что произошло между ними, в любом случае влияло на их отношения. Глядя правде в глаза, он признавался, что сам не ожидал, что так влюбится в Антуанетту. Он пытался заставить ее во всем признаться, но в чем бы она ни призналась ему, он все равно не выпустил бы ее из своих объятий и в любом случае довел бы все до конца. Похоже, он сам попался в собственную ловушку.

Раньше у него были женщины. Они так и льнули к Гейбриелу — молодому, красивому, богатому, причем многих влекло к нему не столько богатство, сколько любовное желание. Однако он не влюбился ни в одну из них, даже чуть-чуть. Он всегда разделял плотские утехи и душевную привязанность, они представлялись ему двумя отдельными ипостасями такого явления, как любовные отношения. Но только до сих пор.

Антуанетта Дюпре заставила его изменить мнение на этот счет. Очаровательная, не похожая ни на кого, она совершенно вскружила ему голову. Она отличалась миниатюрностью, волосы у нее были каштановые, (не самый любимый его цвет), глаза темно-карие, а не голубые, кроме того, она носила очки, причем смотрела сквозь них скорее пристально и твердо, чем жеманно и кокетливо. Несмотря на все это, он находил ее самой желанной женщиной на свете.

Он походил на альпиниста, забравшегося в горы, который смотрит, как на него катится снежный ком. От чувства изумления он как бы застыл неподвижно и не в силах был сдвинуться с места. Еще один миг, и он будет сбит с ног мчащейся лавиной, подмят плотным снегом и увлечен вниз в пропасть. У него не было времени для раздумий и промедления.

Гейбриел тихо вздохнул, и его взгляд уперся в балдахин над кроватью. Кровать короля Карла могла многое поведать о прошлом. Он вспомнил, как его дед рассказывал, что именно на этом ложе начиналась его семейная жизнь с бабкой Гейбриела, после женитьбы на которой, он больше даже не смотрел на других женщин. Страшно подумать, какие глупые мысли порой навевают старинные вещи…

Впрочем, разве причина в этих вещах, а не в нем самом?

Он попытался соблазнить Антуанетту, стремясь вернуть письмо матери, а вместо этого сам пал жертвой соблазна.

Проснувшись, довольная и счастливая, Антуанетта увидела его спящим рядом с ней. Он лежал на спине, повернув лицо в маске в ее сторону и обхватив ее вытянутой рукой. Она приподнялась на локте и начала рассматривать спящего, радуясь, что он не мешает ей изучать его внешность. Несмотря на свою неопытность, она понимала, что он на редкость хорошо и крепко сложен. Даже когда он был одет, он всегда выглядел великолепно. Но ее удручало то, что она ни разу не видела его без маски. Неожиданно ей в голову пришла мысль: а что, если он изуродован, если у него на лице страшные шрамы?

Ей очень хотелось увидеть его лицо. Взволнованная, она колебалась, сдерживая свой неожиданный порыв. Услышав его легкое похрапывание, она внезапно решилась и, приподнявшись над ним, с чрезвычайной осторожностью развязала тоненькие кожаные ремешки, удерживающие маску. Она очень боялась, как бы он не проснулся в этот момент и не стал сердиться на нее за то, что она делала, но, к счастью, он не проснулся.

Маска ослабла, и Антуанетта, едва дыша, сняла ее с лица и положила на подушку. В спальне было очень темно. Она выскользнула из-под одеяла, на цыпочках прокралась к окну и тихо раздвинула портьеры. Свет полнолуния хлынул в комнату, и стало достаточно светло. Она быстро вернулась в кровать и принялась рассматривать незнакомца вблизи; ей казалось, сердце ее стучит так громко, что может разбудить его.

Да, он молод. Никаких шрамов или врожденных дефектов. Лицо выражало безмятежное спокойствие.

Сдерживая взволнованное дыхание, она разглядывала его прямой нос и изящно вырезанные ноздри, высокие скулы, темные брови и ресницы. Да, он, бесспорно, красив. Без маски подбородок казался массивнее, он выражал упрямство, придававшее лицу строгое выражение.

Антуанетта подняла руку, ее пальчики затрепетали, но она так и не осмелилась коснуться его щеки.

Лицо спящего грабителя поражало выражением уязвимости и неприкаянности, и ей так безумно захотелось обнять его, прижать к груди и поцеловать.

Мягко и нежно она прислонила губы к его брови. Он пошевелился, вздохнул и пробормотал:

— Мариетта?

Имя и напугало, и неприятно удивило ее. Антуанетта отпрянула. Мариетта? Какая-то другая женщина? Конечно, у него где-то была женщина, у такого завидного кавалера не могло не быть подружки. Какая же она наивная, думала, что она у него единственная! Она очень расстроилась.

Он думал, что она любовница Эпплби, и, по всей видимости, их связь приятно щекотала его мужское самолюбие, особенно если он недолюбливал своего хозяина.

Она с горечью подумала, что никакие глубокие истинные чувства их не связывают.

Ей стало невыносимо грустно и тяжело, однако она заставила себя взглянуть на все с практической точки зрения. Нет, она не должна думать о любви. Они оба использовали друг друга; Возможно, очень скоро ей удастся убежать отсюда, и тогда они больше никогда не увидятся.

Но вместе с тем в ее груди тяжелым камнем лежало имя Мариетта, оно давило на сердце, мешало дышать, но хуже всего было то, что от него нельзя было избавиться.