Глава 23
Пенелопа бывала в Гастингс-Хаусе множество раз как с частными визитами, так и на официальных приемах, но никогда еще это великолепное здание не выглядело более очаровательным, даже сказочным, как в этот вечер.
Они прибыли в числе первых. Леди Бриджертон всегда считала непростительной невежливостью со стороны членов семьи являться с опозданием, следуя модной привычке. Впрочем, ранний приезд позволял рассмотреть праздничное убранство, не проталкиваясь сквозь толпу, и Пенелопа воспользовалась этим преимуществом.
В отличие от египетского бала, состоявшегося в Лондоне на прошлой неделе, или греческого на позапрошлой, Дафна не стала использовать определенную тему для оформления интерьеров, а убрала дом с той же неброской элегантностью, в которой жила. Сотни свечей, мерцавшие в настольных канделябрах и настенных светильниках, усиливали сияние огромных люстр, свисавших с потолка. На окнах трепетали тонкие серебристые шторы, напоминавшие одеяние фей. Даже одежда слуг была выдержана в том же стиле. Обычно они носили голубое с золотом, но сегодня их голубые ливреи украшали серебряные галуны.
Такое окружение заставляло женщину чувствовать себя чуть ли не принцессой в волшебной сказке.
– Интересно, во сколько это обошлось, – сказала Гиацинта, глядя по сторонам широко раскрытыми глазами.
– Гиацинта! – одернула ее Вайолет, шлепнув по руке. – Тебе надо бы знать, что не следует задавать подобные вопросы.
– Я не задаю никаких вопросов, – возразила Гиацинта. – Я интересуюсь. И потом, это всего лишь Дафна.
– Твоя сестра – герцогиня Гастингс, – заявила Вайолет, – и как таковая обязана поддерживать свой статус. Постарайся не забывать об этом факте.
– Но разве ты не согласна, – сказала Гиацинта, взяв мать под руку, – что гораздо важнее помнить, что она моя сестра?
– С этим не поспоришь, – улыбнулась Элоиза.
Вайолет вздохнула.
– Гиацинта, когда-нибудь ты доведешь меня до обморока.
– Вряд ли, – возразила та. – Это сделает Грегори.
Пенелопа подавила смешок.
– Колина пока не видно, – заметила Элоиза, вытянув шею. – Правда? – Пенелопа обежала глазами комнату. – Удивительно.
– Он сказал, что приедет раньше тебя?
– Нет, – ответила Пенелопа, – но почему-то мне казалось, что он так и сделает.
Вайолет потрепала ее по руке.
– Наверняка он скоро появится. И мы все узнаем, зачем ему понадобилось, чтобы мы не отходили от тебя ни на шаг. Только не думай, – поспешно добавила она, встревоженно округлив глаза, – что это для нас обуза. Ты же знаешь, мы обожаем твое общество.
Пенелопа успокаивающе улыбнулась:
– Знаю. И это чувство взаимно.
В цепочке гостей, ожидавших своей очереди поприветствовать хозяев, было всего лишь несколько человек, и вскоре они смогли поздороваться с Дафной и ее мужем, Саймоном.
– Что, – спросила Дафна без всякой преамбулы, как только убедилась, что остальные гости не могут их услышать, – происходит с Колином?
Поскольку вопрос был адресован в основном ей, Пенелопа сочла необходимым ответить:
– Не знаю.
– Он тебе тоже прислал записку? – спросила Элоиза.
Дафна кивнула:
– Да, там говорится, что мы должны приглядывать за ней.
– Тебе еще повезло, – заметила Гиацинта. – Нам поручено прилипнуть к ней и не отлучаться ни на минуту. – Она подалась ближе. – «Прилипнуть» он подчеркнул дважды.
– А я-то думала, что я для вас не обуза, – съязвила Пенелопа.
– Конечно, нет, – жизнерадостно отозвалась Гиацинта, – но в слове «прилипнуть» есть что-то ужасно приятное. Оно просто липнет к языку, правда?
– Вам не кажется, – поинтересовалась Элоиза, – что она чуточку помешалась?
Гиацинта пренебрежительно пожала плечами.
– И потом, все так драматично. Я чувствую себя участницей какого-то шпионского заговора.
– Шпионского, – простонала Вайолет. – Помоги нам Боже.
Дафна встревоженно подалась вперед.
– А нас он просил…
– Только не устраивай из этого состязание, дорогая, – вставил Саймон.
Она стрельнула в него недовольным взглядом, прежде чем продолжить:
– Колин просил нас проследить, чтобы она не приближалась к леди Данбери.
– К леди Данбери! – воскликнули все хором, за исключением Пенелопы, хорошо представлявшей, почему Колин не желал, чтобы она приближалась к старой графине.
Видимо, он придумал кое-что получше, чем ее идея убедить леди Данбери солгать, сообщив всем, что она и есть леди Уистлдаун.
Скорее всего это двойной шантаж. Что еще это может быть? Должно быть, он раскопал какую-то жуткую тайну из жизни Крессиды.
У Пенелопы даже закружилась голова от восторга.
– Мне казалось, ты в хороших отношениях с леди Данбери, – сказала Вайолет.
– Это действительно так, – отозвалась Пенелопа, изобразив изумление.
– Любопытно, – задумчиво произнесла Гиацинта, постукивая пальцем по щеке. – Весьма любопытно.
– Элоиза, – вдруг сказала Дафна, – что-то ты сегодня очень тихая.
– Не считая того, что она назвала меня помешанной, – заметила Гиацинта.
– Что? – откликнулась Элоиза, продолжая смотреть в пространство, а возможно, на что-то вполне конкретное за спиной Дафны и Саймона. – О, полагаю, мне просто нечего сказать.
– Тебе? Разве такое возможно? – спросила Дафна с явным сомнением.
– В точности моя мысль, – подтвердила Гиацинта.
Пенелопа молча согласилась с ней. Невероятно, чтобы Элоиза не высказала свое мнение, особенно в подобной ситуации, которая с каждой Секундой становилась все более загадочной.
– Вы и без меня все сказали. Не представляю, что еще я могла бы добавить. – Элоиза пожала плечами.
Это показалось Пенелопе в высшей степени странным. Вся ирония заключалась в том, что Элоиза всегда полагала, что у нее есть что добавить к разговору.
– Пожалуй, нам пора двигаться дальше, – сказала Вайолет. – Мы задерживаем остальных гостей.
– Увидимся позже, – пообещала Дафна. – И… О!
Все придвинулись ближе.
– Хочу вас предупредить, – прошептала она, – леди Данбери пока еще нет.
– Это облегчает нашу задачу, – сказал Саймон, несколько утомленный всей этой суетой.
– Только не мою, – возразила Гиацинта. – Я все равно должна липнуть к ней во что бы то ни стало.
Вайолет застонала.
– Ты уверена, что в состоянии терпеть наше общество? – спросила она у Пенелопы.
– Не думаю, что у меня есть выбор, – ответила та, забавляясь этим обменом репликами.
Элоиза, к всеобщему удивлению, сжала Пенелопу в коротком объятии.
– Что это ты вдруг? – спросила Пенелопа с улыбкой.
– Да так, – ответила Элоиза, ухмыльнувшись почти как Колин. – Просто мне кажется, что эта ночь будет особенной для тебя.
– Вот как? – осторожно спросила Пенелопа, не догадываясь, что та имеет в виду.
– Что-то затевается, это ясно, – сказала Элоиза. – Иначе Колин не стал бы разводить подобную таинственность. Жаль, что я не смогу оказать тебе поддержку.
– Элоиза Бриджертон, ты, кажется, становишься сентиментальной? – сказала Пенелопа.
– В моем-то возрасте? – Элоиза изобразила шутливое негодование; – Не думаю.
Следующий час они просто бродили по дому, смешавшись с остальными гостями.
– Мы как какое-то чудище с тремя головами и шестью ногами, – заметила Пенелопа, направившись к окну; Ее спутницы поспешили пристроиться к ней.
– Ты действительно хочешь посмотреть в окно, – поинтересовалась Гиацинта, – или проверяешь нашу бдительность? И куда подевалась Элоиза?
– В основном проверяю, – призналась Пенелопа. – А что касается Элоизы, то ее наверняка задержал кто-нибудь из гостей. Вы не хуже меня знаете, что здесь полно людей, от которых трудно отвязаться.
– Хм, – отозвалась Гиацинта, – у нее довольно своеобразное представление о понятии «приклеиваться».
– Гиацинта, – сказала Пенелопа, – если ты ищешь оправдание, чтобы отлучиться на несколько минут, то, пожалуйста, иди. – Она повернулась к Вайолет. – И вы тоже. Если вам нужно уйти, обещаю оставаться в этом углу до вашего возвращения.
Вайолет в ужасе уставилась на нее:
– И нарушить слово, данное Колину?
– А разве вы дали ему слово? – спросила Пенелопа.
– Нет, но, полагаю, это подразумевалось, учитывая его пожелание. О, смотрите! – внезапно воскликнула она. – Вот он.
Пенелопа попыталась незаметно подать знак мужу, но все ее предосторожности свела на нет Гиацинта.
– Колин! – завопила она, энергично размахивая рукой.
Вайолет застонала.
– Знаю, знаю, – отозвалась Гиацинта, ничуть не раскаиваясь, – подобное поведение недостойно леди.
– Если ты это знаешь, – осведомилась Вайолет назидательным тоном, – то почему не ведешь себя должным образом?
– Потому что это скучно.
– Добрый вечер, дамы, – сказал Колин, поцеловав руку матери, прежде чем занять место рядом с Пенелопой и обвить рукой ее талию.
– Ну? – требовательно спросила Гиацинта.
Колин только выгнул бровь.
– Ты собираешься объяснить нам, в чем дело? – настаивала она.
– Все в свое время, дорогая сестричка.
– Бессовестный, – проворчала Гиацинта.
– Кстати, – сказал Колин, оглядываясь по сторонам. – Что случилось с Элоизой?
– Думаю, она скоро вернется, – пробормотала Гиацинта.
Колин кивнул, не слишком заинтересованный.
– Мама, – сказал он, обращаясь к Вайолет, – как ты себя чувствуешь?
– Ты рассылаешь по всему городу загадочные записки, – отозвалась Вайолет, – и еще спрашиваешь, как я себя чувствую?
Он улыбнулся:
– Да.
Вайолет погрозила ему пальцем, не удержавшись от жеста, совершенно неприемлемого, по ее собственному убеждению, на публике.
– О нет, Колин Бриджертон. Так просто ты не отвертишься. Я твоя мать. Не забывай об этом!
– Я бы никогда не посмел, – пробормотал Колин.
– И не надейся, что сможешь танцевать вокруг да около, отвлекая меня красивыми фразами и очаровательными улыбками.
– Ты находишь мою улыбку очаровательной?
– Колин!
– Между прочим, – сказал он, – ты сделала очень ценное замечание.
Вайолет растерянно моргнула.
– Я?
– Да, насчет танцев. – Колин слегка склонил голову набок, прислушиваясь. – Кажется, они начинаются.
– Я ничего не слышу, – сказала Гиацинта.
– Нет? Жаль. – Он схватил Пенелопу за руку. – Пойдем, жена. Думаю, это наш танец.
– Но никто не танцует, – упорствовала Гиацинта.
Колин одарил ее самодовольной улыбкой.
– Это поправимо.
Не дав ей шанса возразить, он схватил Пенелопу за руку и потащил за собой сквозь толпу.
– Ты вроде бы хотел танцевать, – вымолвила она, запыхавшись, когда они миновали небольшой оркестр, члены которого настраивали инструменты.
– Нет, просто сбежать, – объяснил Колин, проскользнув через боковую дверь и увлекая ее за собой.
Они поднялись по узкой лестнице и оказались в небольшой гостиной, освещенной только мерцанием фонарей, горевших за окнами.
– Где мы? – спросила Пенелопа, оглядываясь по сторонам;. Колин пожал плечами:
– Не знаю. Это место ничем не хуже любого другого.
– Ты собираешься рассказать, что происходит?
– Нет, вначале я тебя поцелую.
И прежде чем Пенелопа успела отреагировать на это заявление (не то чтобы она собиралась протестовать!), он приник к ней в поцелуе, который был жадным, нетерпеливым и нежным одновременно.
– Колин! – выдохнула она, когда он на секунду отстранился, чтобы перевести дыхание.
– Не сейчас. – Он заглушил ее слабые протесты, снова приникнув к ее губам.
Поцелуй поглотил ее целиком, с головы до ног, от его зубов, нежно покусывающих ее губы, до его рук, скользивших по ее спине. Это был поцелуй, от которого слабели колени, и казалось естественным позволить ему увлечь ее на софу и позволить делать с ней все, что он пожелает, пусть даже в нескольких ярдах от них находится пять сотен представителей высшего света…
– Колин! – воскликнула Пенелопа, когда ей удалось оторваться от его губ.
– Тише.
– Колин, ты должен остановиться!
Он уставился на нее с выражением покинутого щенка.
– Разве?
– Да.
– Почему? Из-за всей этой публики, что в двух шагах отсюда?
– Нет, хотя это очень хорошая причина, чтобы вспомнить о сдержанности.
– А может, лучше забыть о ней? – предложил он с надеждой.
– Нет! Колин… – Пенелопа высвободилась из его объятий и отошла на несколько шагов, подальше от искушения. – Ты должен рассказать мне, что происходит.
– Ну, – медленно начал он, – мы с тобой целовались…
– Ты прекрасно знаешь, что я не это имею в виду.
– Ладно. – Колин прошелся по комнате. Когда он снова повернулся к ней, его лицо было абсолютно серьезным. – Я решил, что делать с Крессидой.
– Правда? Что?
Он скорчил гримасу.
– Вообще-то я не собирался ничего рассказывать, пока не приведу свой план в исполнение.
Пенелопа недоверчиво уставилась на него:
– Ты, наверное, шутишь?
Колин бросил тоскливый взгляд на дверь, явно надеясь сбежать.
– Рассказывай, – настойчиво произнесла она.
– Хорошо. – Он вздохнул:
– Колин!
– Я собираюсь сделать объявление, – произнес он с таким видом; словно это что-то объясняло.
Пенелопа молчала, ожидая, когда он продолжит. Но этого не случилось; и она осторожно поинтересовалась: – Какое объявление?
Его лицо приняло решительное выражение.
– Я намерен рассказать правду.
Она ахнула:
– Обо мне?
Колин кивнул!
– Это невозможно!
– Пенелопа, думаю, так будет лучше.
Ее грудь стеснило от нарастающей паники.
– Нет, Колин! Ты не можешь этого сделать! Это мой секрет, и ты не вправе его открыть!
– Ты хочешь платить Крессиде всю оставшуюся жизнь?
– Конечно, нет, но я могу попросить леди Данбери…
– Ты не станешь просить леди Данбери, чтобы она солгала ради тебя, – отрезал Колин. – Это ниже твоего достоинства, и ты это понимаешь.
Пенелопа ахнула, пораженная его резким тоном. Но в глубине души она знала, что он прав.
– Если тебе так хочется, чтобы кто-нибудь присвоил твои труды, – сказал он, – надо было позволить Крессиде сделать это.
– Я не могла, – прошептала она. – Только не ей.
– Отлично. Значит, пришло время встать во весь рост и расплачиваться за свой поступки.
– Колин, – прошептала она, – я буду уничтожена.
Он пожал плечами.
– Мы переберемся в деревню.
Пенелопа покачала головой, отчаянно пытаясь найти нужные слова.
Колин сжал ее руки.
– Неужели это так важно? – тихо произнес он. – Пенелопа, я люблю тебя. Пока мы вместе, мы будем счастливы.
– Дело не в том, – сказала она, пытаясь выдернуть руку, чтобы вытереть навернувшиеся на глаза слезы.
Но он не отпустил ее.
– Тогда в чем?
– Колин, ты тоже будешь уничтожен, – прошептала она.
– Мне все равно.
Пенелопа недоверчиво уставилась на него. Как он может так легко, так небрежно говорить о том, что изменит всю его жизнь, изменит настолько, что невозможно даже вообразить?
– Пенелопа, – произнес он с такой настойчивостью, что ее сердце сжалось, – это единственный выход. Либо мы расскажем всем правду, либо Крессида…
– Мы могли бы заплатить ей, – прошептала она.
– Ты действительно этого хочешь? – спросил Колин. – Отдать ей все деньги, которые ты заработала тяжким трудом? С таким же успехом ты могла позволить ей изображать из себя леди Уистлдаун.
– Я не могу допустить этого, – сказала она. – Не думаю, что ты понимаешь, что значит быть парией в обществе.
– Д ты понимаешь? – воскликнул он.
– Лучше, чем ты!
– Пенелопа…
– Ты пытаешься сделать вид, будто это не имеет значения, но я знаю, что ты чувствуешь на самом деле. Ты ужасно рассердился, когда я опубликовала ту последнюю заметку. А все потому, что считал это слишком рискованным.
– И как выяснилось, я был прав, – не удержался Колин.
– Вот видишь? – отозвалась Пенелопа с жаром. – Видишь? Ты до сих пор сердишься на меня из-за этого!
Колин испустил долгий вздох. Разговор развивался не так, как он надеялся. Он никак не ожидал, что она станет бросать ему в лицо те самые доводы, которые он приводил ранее, настаивая на том, чтобы ее тайна осталась нераскрытой.
– Если бы ты не опубликовала ту заметку, – сказал он, – мы бы не оказались в нынешнем положении, но теперь бессмысленно пререкаться на эту тему, тебе не кажется?
– Колин, – прошептала она. – Если ты расскажешь всем, что я леди Уистлдаун и общество отреагирует так, как мы ожидаем, ты никогда не увидишь свои дневники опубликованными.
Сердце Колина замерло.
Потому что он наконец понял.
Пенелопа не раз говорила, что любит его, и доказывала свою любовь всеми возможными способами. Но никогда раньше это не было настолько очевидно, настолько искренне и неприкрыто.
Все это время, пока она упрашивала его не делать объявление, – она старалась ради него.
Колин проглотил застрявший в горле ком, не в силах заговорить, не в силах даже вздохнуть.
Пенелопа коснулась его руки, ее глаза умоляли, щеки были мокрыми от слез.
– Я никогда не прощу себе, – сказала она, – если разрушу твои мечты.
– Я ни о чем не мечтал, пока ты не заговорила об этом, – возразил Колин.
– Ты не хочешь печатать свои дневники? – Пенелопа нахмурилась. – Ты делаешь это ради меня?
– Хочу, – сказал он, потому что она заслуживала того, чтобы он был с ней честен до конца. – Очень хочу. Это моя мечта. Но эту мечту подарила мне ты.
– Это не значит, что я могу забрать ее назад.
– Этого не случится.
– Случится, если…
– Нет, – решительно произнес он. – А что касается публикации моей книги… Это не идет ни в какое сравнение с моей настоящей мечтой – прожить всю жизнь рядом с тобой.
– Так и будет, – мягко сказала она.
– Знаю, – улыбнулся Колин. В его глазах сверкнул вызов. – Так что же мы теряем?
– Возможно, больше, чем можем себе представить.
– А возможно, меньше, – возразил он. – Не забывай, что я Бриджертон. И ты тоже. В этом городе мы пользуемся кое-каким влиянием.
Ее глаза расширились.
– Что ты имеешь в виду?
Он скромно пожал плечами.
– Энтони готов оказать тебе полную поддержку.
– Ты рассказал Энтони? – ахнула Пенелопа.
– Пришлось. Он глава семьи. К тому же на свете найдется не много людей, кто посмел бы пересечь ему дорогу.
– О, – Пенелопа прикусила нижнюю губу, осмысливая услышанное, – и как он отреагировал?
– Удивился.
– Могу себе представить.
– Но, в общем, был доволен.
Ее лицо осветилось.
– Правда?
– Ему показалось забавным, что тебе удавалось хранить свою тайну так долго. Он сказал, что это достойно восхищения и что ему не терпится поделиться с Кейт.
Пенелопа медленно кивнула.
– Теперь уж точно придется сделать объявление. Тайны больше нет.
– Энтони не стал бы болтать, если бы я его попросил, – возразил Колин. – Это никак не связано с тем, что я хочу рассказать всем правду.
Она молча ждала, не сводя с него настороженного взгляда.
– А правда в том, – сказал Колин, взяв ее за руку и притянув к себе, – что я горжусь тобой.
Пенелопа почувствовала, что улыбается, хотя всего лишь секунду назад она и вообразить не могла, что будет снова улыбаться.
Он склонил голову, так что их носы соприкоснулись.
– Я хочу, чтобы все знали, как я горжусь тобой. Когда я сделаю свое объявление, во всем Лондоне не останется человека, который не отдал бы должного твоему уму.
– И тем не менее многие могут возненавидеть меня, – заметила Пенелопа.
– Могут, – согласился он, – но это будет их проблема, а не наша.
– О, Колин, – вздохнула она. – Я обожаю тебя. И это так прекрасно.
Он усмехнулся:
– Знаю.
– Нет, правда. Конечно, я любила тебя и раньше, но это совсем не то, что я чувствую сейчас.
– Отлично, – сказал Колин с собственническим блеском в глазах, – мне это нравится. А теперь пойдем.
– Куда?
– Сюда, – сказал он, распахнув дверь.
К изумлению Пенелопы, они оказались на небольшом балкончике, выходившем в бальный зал.
– О Боже, – ахнула она, пытаясь затащить его назад, в темноту комнаты, пока никто не обратил на них внимания.
Колин осуждающе цокнул языком.
– Смелее, любовь моя.
– А мы не могли бы сообщить это через газету? – отчаянно прошептала она. – Или просто рассказать кому-нибудь и дать слухам распространиться?
– Нет ничего лучше впечатляющего жеста, чтобы добиться нужного эффекта.
Пенелопа судорожно сглотнула. Да уж, трудно представить себе более впечатляющий жест.
– Я не очень-то умею быть в центре внимания, – сказала она, пытаясь вспомнить, как дышать в нормальном ритме.
Колин сжал ее руку.
– Зато я умею. Не волнуйся. – Он прошелся взглядом по толпе внизу, пока не встретился глазами с хозяином дома, герцогом Гастингсом, приходившимся ему шурином. По кивку Колина герцог двинулся к помосту для оркестра.
– Саймон знает? – ахнула Пенелопа.
– Я рассказал ему, когда приехал, – рассеянно отозвался Колин. – Откуда, по-твоему, я узнал, как добраться до комнаты с балконом?
И тут произошла удивительная вещь. Словно ниоткуда появился целый отряд лакеев и принялся раздавать гостям высокие бокалы с шампанским.
– А вот наши, – одобрительно заметил Колин, взяв два бокала, стоявшие на столике в углу. – В точности как я просил.
Пенелопа молча приняла свой бокал, все еще не в состоянии воспринять действо, которое происходило.
– Немного выдохлось, – произнес Колин заговорщическим шепотом, явно стараясь ее приободрить. – Но я не мог придумать ничего лучше, учитывая все обстоятельства.
Пенелопа в ужасе вцепилась в его руку, беспомощно наблюдая, как Саймон остановил музыку и предложил собравшимся обратить внимание на его брата и сестру, стоявших на балконе.
Брата и сестру, с изумлением отметила Пенелопа. Кто бы мог подумать, что наступит день, когда герцог назовет ее своей сестрой. И все благодаря Бриджертонам с их способностью обзаводиться родственными связями.
– Леди и джентльмены, – начал Колин. Его звучный уверенный голос разнесся по всему залу. – Я хотел провозгласить тост за самую удивительную женщину в мире.
По толпе пронесся ропот, и Пенелопа замерла под устремленными на нее взглядами.
– Учитывая, что я молодожен, – продолжил Колин, одарив аудиторию своей неотразимой улыбкой, – надеюсь, вы снисходительно извините мой восторженный тон, свойственный влюбленным.
Толпа откликнулась дружелюбным смехом.
– Мне известно, что многие из вас удивились, когда я попросил Пенелопу Федерингтон стать моей женой. Признаться, я и сам был удивлен.
Раздалось несколько недобрых смешков, но Пенелопа не дрогнула, уверенная, что Колин знает, что говорит.
– Но не тем, что я влюбился в нее, – веско произнес он, окинув толпу вызывающим взглядом, – а тем, что для этого понадобилось так много времени. Видите ли, за долгие годы знакомства, – продолжил он, смягчив голос, – я так и не удосужился заглянуть в ее душу. И чуть было не проглядел красивую, блестящую и остроумную женщину, которой она стала.
Пенелопа чувствовала, что по ее лицу текут слезы, но была не в силах пошевелиться. Она едва могла дышать. Вместо того чтобы, как она ожидала, просто раскрыть ее тайну, Колин преподносил ей невероятный дар – публичное объяснение в любви.
– И потому, – сказал Колин, – в присутствии всех вас как свидетелей я хотел бы сказать… Пенелопа, – он повернулся к ней и взял ее свободную руку в свою, – я люблю тебя. Я восхищаюсь тобой. Я преклоняюсь перед землей, по который ты ступаешь. – Он повернулся к толпе и поднял свой бокал: – За мою жену!
– За жену! – откликнулись все хором, захваченные волшебством момента.
Колин осушил свой бокал, и Пенелопа тоже, хотя и не переставала гадать, когда же он собирается сообщить всем истинную причину этого монолога.
– Давай сюда свой бокал, дорогая, – сказал он, взяв бокал из ее пальцев и поставив его на столик.
– Но…
– Ты постоянно меня перебиваешь, – с укором произнес Колин, прежде чем схватить ее в объятия и страстно поцеловать на глазах у всего зала.
– Колин, – ахнула она, когда он позволил ей перевести дыхание.
Он плотоядно ухмыльнулся, а зрители разразились бурными аплодисментами.
– И последнее! – крикнул он толпе.
Все уставились на него, ловя каждое слово.
– Я намерен сегодня уйти пораньше. Собственно говоря, прямо сейчас. – Колин усмехнулся, бросив пылкий взгляд на Пенелопу. – Думаю, вы меня поймете.
Мужчины встретили это сообщение одобрительными выкриками, а Пенелопа стала пунцовой.
– Но прежде чем уйти, я хочу сообщить вам еще одну вещь. Один пустячок на тот случай, если вы не поверили мне, когда я назвал свою жену самой остроумной и самой очаровательной женщиной в Лондоне.
– Нет!!! – раздался откуда-то сзади голос Крессиды.
Но даже Крессида не могла пробиться через толпу, и ее вопль отчаяния остался неуслышанным.
– Вы все знали мою жену как Пенелопу Федерингтон, – продолжил Колин. – Но оказывается, у нее было еще одно девичье имя, о котором никто не подозревал. Даже у меня не хватило ума догадаться, пока она не рассказала мне сама… – он выдержал паузу, ожидая, пока все затихнут, – что она также блестящая, остроумная и непревзойденная… – в голосе Колина слились гордость и любовь, – леди Уистлдаун!
На мгновение в зале повисла тишина. Казалось, никто не осмеливается даже дышать.
А затем раздались аплодисменты. Медленные и методичные, но такие сильные и решительные, что все повернулись, чтобы посмотреть, кто это посмел нарушить потрясенное молчание.
Это была леди Данбери.
Сунув кому-то свою трость, она высоко подняла руки и громко хлопала, излучая гордость и восхищение.
А затем кто-то еще начал хлопать. Пенелопа резко повернула голову, чтобы посмотреть, кто это…
Энтони Бриджертон.
Вслед за ним захлопал Саймон Бассет, герцог Гастингс.
Его поддержали женщины из семейства Бриджертон, а затем женщины из семьи Федерингтон и другие гости, пока весь зал не присоединился к аплодисментам.
Пенелопа не могла в это поверить.
Завтра они вспомнят, что она дурачила их много лет, и, возможно, будут злиться и испытывать досаду, но сегодня…
Сегодня все, что они могут, это аплодировать ей, выражая свое восхищение.
Для женщины, вынужденной раскрыть свою тайную деятельность, это предел мечтаний.
Ну, почти предел.
Ибо тот, о ком она по-настоящему мечтала, стоял рядом с ней, обвив рукой ее талию. И когда она взглянула на него. Колин улыбнулся ей с такой любовью, что у нее перехватило дыхание.
– Примите мои поздравления, леди Уистлдаун, – промолвил он.
– Я предпочитаю миссис Бриджертон, – сказала она.
Он усмехнулся:
– Отличный выбор.
– Мы можем уйти? – спросила она.
– Прямо сейчас?
Пенелопа кивнула.
– Конечно, – с энтузиазмом откликнулся он. И никто не видел их несколько дней.
