Глава 11

Колин не мог припомнить случая, чтобы он входил в бальный зал с такой опаской.

Последние несколько дней были не самыми лучшими в его жизни. Он пребывал в плохом настроении, которое усугублялось тем фактом, что он был известен своим добродушием, а значит, каждый считал своим долгом отметить его мрачность.

Нет ничего хуже, чем, будучи в скверном настроении, постоянно слышать вопросы вроде: «Что это ты такой мрачный?»

Домашние отстали от него только после того, как он чуть ли не зарычал на Гиацинту, когда та попросила его сопроводить ее в театр на следующей неделе.

Колин даже не подозревал, что способен на такое.

Теперь придется извиниться перед Гиацинтой, что само по себе испытание, поскольку Гиацинта просто не способна вежливо принять извинения – по крайней мере, от своих братьев.

Впрочем, это наименьшая из его проблем. Колин застонал. Его сестра не единственная, перед кем он должен извиниться.

Вот почему сердце его билось так часто и неровно, когда он вошел в бальный зал Маклсфилдов. Пенелопа должна быть здесь. Она всегда посещала подобные приемы, хотя теперь ей часто приходилось выступать в роли компаньонки собственной сестры.

Было что-то унизительное в том, чтобы нервничать перед встречей с Пенелопой. Это же… Пенелопа. Казалось, она всегда была где-то рядом, вежливо улыбаясь на краю бального зала. Он привык воспринимать ее как должное. Некоторые вещи не меняются, и Пенелопа – одна из них.

Не считая того, что она изменилась.

Колин не знал, когда это случилось и заметил ли кто-нибудь, кроме него, эту метаморфозу, но Пенелопа Федерингтон больше не была той женщиной, которую он знал.

А может, это он изменился.

Что еще хуже, поскольку в этом случае Пенелопа всегда была интересной, очаровательной и желанной, а он был слишком незрелым, чтобы это заметить.

Нет уж, лучше считать, что это Пенелопа изменилась. Колин никогда не был поклонником самобичевания.

В любом случае ему необходимо извиниться и нужно сделать это не откладывая. Он должен извиниться за поцелуй, поскольку она леди, а он все-таки джентльмен. И за его безобразное поведение потом – хотя бы потому, что так принято.

…Стоя рядом с Пенелопой и размышляя о своем отношении к ней, Колин вдруг перестал видеть и слышать все вокруг. Он словно грезил наяву и очнулся только тогда, когда услышал громкие, произнесенные Крессидой слова: «…леди Уистлдаун», и затем дружный изумленный вздох собравшихся.

Он увидел, как все принялись возбужденно перешептываться, словно застигли кого-то в весьма неприличном и компрометирующем положении.

– В чем дело? – спросил Колин, повернувшись к Пенелопе, побледневшей как полотно. – Что она сказала?

Но Пенелопа потрясенно молчала.

Колин взглянул на леди Данбери, однако не дождался ответа. Старая леди сидела, прижав ладонь к губам с таким видом, словно сейчас упадет в обморок.

Что само по себе было тревожным сигналом. Колин готов был поспорить на крупную сумму, что леди Данбери ни разу не падала в обморок за все свои семьдесят два года.

– В чем дело? – требовательно спросил он, надеясь, что хоть одна из дам выйдет из столбняка.

– Не может быть, – прошептала наконец графиня непослушными губами. – Я не могу в это поверить.

– Во что?

Леди Данбери ткнула дрожащим пальцем в Крессиду.

– Эта особа не может быть леди Уистлдаун.

Колин повернулся к Крессиде, затем взглянул на леди Данбери, затем снова на Крессиду, после чего повернулся к Пенелопе.

– Она леди Уистлдаун? – изумленно произнес он.

– Так она, во всяком случае, утверждает, – отозвалась леди Данбери с явным сомнением на лице.

Колин склонялся к тому, чтобы согласиться с графиней. Крессида Тумбли была последним человеком, кого он мог представить в роли леди Уистлдаун. Он не собирался отрицать, что она довольно умна и изобретательна, но ей не хватало интеллекта, а все ее остроумие сводилось к каверзным шуткам над теми, кто не мог постоять за себя. Леди Уистлдаун обладала разящим чувством юмора, но, за исключением язвительных замечаний по поводу манеры одеваться той или иной особы, она никогда не выбирала предметом своих нападок наименее удачливых членов общества.

Оглядываясь назад, Колин не мог не признать, что леди Уистлдаун неплохо разбиралась в людях и воздавала им по заслугам.

– Я не верю в это, – повторила леди Данбери, презрительно фыркнув. – Если бы я могла вообразить такой финал, то никогда бы не затеяла эту дьявольскую игру.

– Ужасно, – прошептала Пенелопа.

Ее дрожащий голос обеспокоил Колина.

– Ты в порядке? – спросил он.

Пенелопа покачала головой:

– Я бы не сказала. Признаться, я чувствую себя больной.

– Хочешь уйти?

Она снова покачала головой.

– Нет, просто посижу здесь, если ты не возражаешь.

– Конечно, – кивнул Колин, не сводя с Пенелопы обеспокоенного взгляда. Она была очень бледной.

– Чтоб ей пусто было! – выругалась леди Данбери, застав Колина врасплох, но когда она и в самом деле вспомнила дьявола, он всерьез обеспокоился, что земная ось изменила свое, положение.

– Леди Данбери? – ахнул он.

– Она идет сюда, – пробормотала графиня, дернув подбородком вправо. – Похоже, я попалась.

Колин взглянул в указанном направлении. Крессида протискивалась через толпу с явным намерением, предстать перед леди Данбери и потребовать свою награду, игнорируя все попытки окружающих засыпать ее вопросами. Она явно наслаждалась достигнутым эффектом, что было неудивительно – Крессида всегда расцветала от внимания. Однако это не умаляло ее решимости добраться до леди Данбери.

– Боюсь, вам теперь не отвертеться, – сказал Колин графине.

– Знаю, – буркнула она. – Я годами старалась избегать ее, но мне этого никогда не удавалось. Кажется, я переоценила свои умственные способности. – Она покачала головой с гримасой отвращения. – Мне казалось, будет ужасно забавно попытаться выследить леди Уистлдаун.

– Вообще-то это было забавно, – возразил Колин не слишком искренне.

Леди Данбери ткнула тростью ему в ногу.

– Не вижу ничего забавного, глупый вы мальчишка. Посмотрите, чем все кончилось. – Она махнула тростью в сторону Крессиды, которая неотвратимо приближалась. – Я и подумать не могла, что мне придется иметь дело с подобной особой.

– Леди Данбери, – сказала Крессида, остановившись перед ними. – Как я рада вас видеть.

Леди Данбери никогда не отличалась любезными манерами, но она превзошла себя, опустив всякое подобие на приветствие.

– Полагаю, – отрывисто произнесла она, – вы явились за деньгами.

Крессида кокетливо склонила голову набок.

– Вы обещали вручить тысячу фунтов тому, кто снимет маску с леди Уистлдаун. – Она пожала плечами, подняв руки с притворным смирением. – Но вы не говорили, что леди Уистлдаун не вправе снять маску сама.

Леди Данбери поднялась на ноги, презрительно сузив глаза.

– Я вам не верю.

Колину нравилось думать, что он никогда не теряет присутствия духа, но даже он не сдержал потрясенного возгласа.

В голубых глазах Крессиды сверкнула ярость, но она быстро овладела собой.

– Я бы удивилась, если бы вы не проявили определенного скептицизма, леди Данбери. В конце концов, вы никогда не отличались доверчивостью и мягким нравом.

Леди Данбери улыбнулась – во всяком случае, ее губы слегка изогнулись.

– Я готова считать это комплиментом, – сказала она, – если вы не станете утверждать обратное.

Колин наблюдал за этим поединком с интересом и нарастающей тревогой. Внезапно леди Данбери повернулась к Пенелопе, которая поднялась на ноги вслед за ней.

– Что скажете, мисс Федерингтон? – осведомилась леди Данбери.

Пенелопа вздрогнула, словно очнувшись.

– Что… прошу прощения? – сбивчиво произнесла она.

– Как вы считаете? – настаивала леди Данбери. – Леди Тумбли – действительно леди Уистлдаун?

– Я… не уверена, что могу судить…

– Да полно вам, мисс Федерингтон, – нетерпеливо сказала леди Данбери, глядя на Пенелопу с выражением, граничащим с отчаянием. – Наверняка у вас есть мнение по этому поводу.

Колин невольно шагнул вперед. Леди Данбери не имеет права разговаривать с Пенелопой таким тоном. Более того, ему не понравилось выражение лица Пенелопы, затравленное, как у лисы, преследуемой охотниками. В ее глазах застыло паническое выражение, которого он никогда прежде не видел.

Ему приходилось видеть Пенелопу смущенной, обиженной, но никогда в состоянии паники. Она подшучивала над своей непопулярностью и, возможно, желала бы чуть больше внимания со стороны общества. Но подобное внимание, когда все глазели на нее и ловили каждое слово, привело ее в ужас.

– Мисс Федерингтон, – галантно сказал Колин, подойдя к ней, – вы неважно выглядите. Может, вы хотели бы уйти?

– О да, – вымолвила она, вскинув на него глаза.

И тут произошло нечто странное: Пенелопа внезапно преобразилась.

Колин не знал, как описать то, что произошло, но прямо у него на глазах, стоя в бальном зале Маклсфилдов, Пенелопа Федерингтон вдруг превратилась в какую-то другую женщину.

Спина ее выпрямилась, и он мог поклясться, что ощутил жар, исходивший от ее тела.

– Хотя нет. Мне нужно кое-что сказать.

Леди Данбери улыбнулась.

Пенелопа посмотрела на старую графиню и сказала:

– Я не думаю, что она леди Уистлдаун. По-моему, она лжет.

Колин инстинктивно притянул Пенелопу чуть ближе к себе.

– Мне всегда нравилась леди Уистлдаун, – произнесла Пенелопа, вздернув подбородок и глядя на Крессиду в упор. – И мое сердце разобьется, если она окажется кем-то вроде леди Тумбли.

Колин взял ее руку и слегка сжал. Он просто не мог удержаться.

– Отлично сказано, мисс Федерингтон! – восхищенно воскликнула леди Данбери, захлопав в ладоши. – В точности мои мысли, но я не смогла найти нужных слов. – Она улыбнулась, повернувшись к Колину: – На редкость умная девушка, если вас интересует мое мнение.

– Знаю, – отозвался Колин, ощущая странную гордость.

– В отличие от большинства присутствующих, – заметила графиня, понизив голос, так что ее мог слышать только Колин.

– Знаю, – повторил он, улыбнувшись. Его забавляло поведение леди Данбери, которая явно пыталась вывести из себя Крессиду, не выносившую, когда на нее не обращают внимания.

– Я не потерплю оскорблений от… этого ничтожества! – взорвалась Крессида, одарив Пенелопу испепеляющим взглядом, и прошипела: – Я требую, чтобы вы извинились.

Пенелопа медленно кивнула.

– Это ваше право, – с достоинством отозвалась она, но более ничего не добавила.

Крессида явно хотела продолжить дискуссию (и возможно, с применением насилия), но сдержалась, видимо, сообразив, что Пенелопа находится среди друзей. Она всегда славилась своим самообладанием, и Колин не удивился, когда она взяла себя в руки и повернулась к леди Данбери.

– Так как же насчет тысячи фунтов?

Леди Данбери смерила ее долгим взглядом, затем повернулась к Колину и поинтересовалась:

– А как по-вашему, мистер Бриджертон? Леди Тумбли говорит правду?

Колин иронически улыбнулся. Последнее, что ему нужно, так это оказаться втянутым в этот скандал.

– Вы вряд ли всерьез полагаете, что я стану вмешиваться.

– Вы мудрый человек, мистер Бриджертон, – одобрительно заметила леди Данбери.

Колин скромно кивнул и тут же дерзко добавил:

– И горжусь этим. В конце концов, не каждый день человек удостаивается похвалы леди Данбери!

Большинство оценок старой графини носило исключительно отрицательный характер.

Крессида даже не пыталась взывать к его сочувствию. Она была не глупа и за долгие годы, проведенные в свете, усвоила, что Колин недолюбливает ее и вряд ли падет жертвой ее чар. Вместо этого она устремила взгляд на леди Данбери и осведомилась спокойным тоном:

– Что же нам теперь делать, миледи?

Леди Данбери поджала губы, так что они почти исчезли.

– Мне требуются доказательства.

Крессида искусно разыграла недоумение:

– Простите, не понимаю?

– Доказательства! – Трость графини стукнулась об пол с внушительной силой. – Что здесь непонятного? Я не собираюсь вручать вам такую сумму без всяких доказательств.

– Тысяча фунтов не такая уж большая сумма, – заметила Крессида раздраженным тоном.

Глаза леди Данбери сузились.

– Почему же в таком случае вам так хочется получить ее?

Крессида промолчала, но, казалось, все в ней напряглось до предела. Все знали, что муж оставил ее в тяжелом финансовом положении, но впервые ей намекнули об этом в лицо.

– Представьте мне доказательства, – сказала леди Данбери, – и вы получите деньги.

– Вы хотите сказать, – произнесла Крессида ровным тоном, – что мое слово ничего не значит?

Несмотря на неприязнь, Колин не мог не восхититься ее умением владеть собой.

– Именно это я и сказала, – отрезала леди Данбери. – Боже правый, вряд ли можно дожить до моих лет, не получив права высказывать каждому то, что пожелаешь.

Колину показалось, что Пенелопа ахнула, но, бросив на нее взгляд, он обнаружил, что она жадно наблюдает за перепилкой. Ее карие глаза сияли, а на лицо вернулись краски, исчезнувшие, когда Крессида сделала свое заявление. Судя по ее виду, она была крайне заинтригована происходящим.

– Отлично, – уронила Крессида с каменным лицом. – Через две недели я представлю вам доказательства.

– Какие именно? – вырвалось у Колина, прежде чем он успел спохватиться. Дьявол бы побрал его длинный язык! Ему вряд ли нужно было ввязываться в эту историю.

Крессида повернулась к нему. Ее лицо было на удивление безмятежным, учитывая оскорбление, только что нанесенное ей леди Данбери в присутствии множества свидетелей.

– Узнаете в свое время, – высокомерно отозвалась она и протянула руку, ожидая, что один из ее поклонников примет ее.

Поразительно, но рядом с ней тут же оказался молодой человек (влюбленный олух, судя по его виду), как будто она создала его из воздуха мановением руки. Спустя мгновение парочка исчезла.

– Н-да, – сказала леди Данбери, нарушив затянувшееся молчание. – Это было не слишком приятно.

– Мне она никогда не нравилась, – заметил Колин, ни к кому не обращаясь. Вокруг них собралась небольшая толпа, и его слова могли слышать не только Пенелопа с леди Данбери, но ему было наплевать.

– Колин!

Обернувшись, он увидел Гиацинту, которая прорвалась сквозь толпу, таща за собой Фелисити.

– Что она сказала? – спросила Гиацинта, запыхавшись. – Тут такая давка, что мы все пропустили.

– Она сказала именно то, что и следовало ожидать, – ответил Колин.

Гиацинта скорчила гримасу.

– От мужчин никогда не услышишь толковых ответов. Я хочу знать все дословно.

– Все-таки странно, – задумчиво произнесла Пенелопа.

Что-то в ее тоне привлекло внимание собравшихся, и все притихли, устремив на нее вопросительные взгляды.

– Продолжайте, – велела леди Данбери. – Мы вас слушаем.

Колин полагал, что подобное требование приведет Пенелопу в смущение, но спокойная уверенность в себе, которую она недавно продемонстрировала, все еще была при ней, о чем свидетельствовала ее горделивая осанка.

– Зачем кому-то признаваться в том, что она леди Уистлдаун? – осведомилась она, обведя всех взглядом.

– Из-за денег, конечно, – сказала Гиацинта.

Пенелопа покачала головой.

– Да, но леди Уистлдаун должна быть довольно состоятельной особой. Мы все годами платили ей деньги.

– Клянусь Богом, она права! – воскликнула леди Данбери.

– Возможно, Крессиде просто не хватает внимания, – предположил Колин. Не такая уж невероятная гипотеза. Большую часть своей взрослой жизни Крессида делала все возможное, чтобы оказаться в центре внимания.

– Я думала об этом, – призналась Пенелопа, – но разве такого внимания она жаждет? Леди Уистлдаун оскорбила немало людей за все эти годы.

– Ну, это еще как посмотреть, – пошутил Колин. Затем, когда стало очевидно, что его реплика нуждается в пояснении, добавил: – Полагаю, вы все заметили, что леди Уистлдаун не оскорбила никого, кто того не заслуживал?

Пенелопа деликатно кашлянула.

– Меня она неоднократно сравнивала с перезрелым плодом цитрусовых.

Колин небрежно отмахнулся!

– О, я не имел в виду ее пассажи по поводу одежды.

Пенелопа не стала спорить и, смерив Колина ироническим взглядом, повернулась к леди Данбери.

– У леди Уистлдаун нет причин признаваться. А у Крессиды, очевидно, есть.

Леди Данбери просияла, однако в следующее мгновение ее лицо приняло озабоченное выражение.

– Полагаю, мне придется предоставить ей две недели на поиски «доказательств». Честная игра, ну и все такое.

– Лично мне было бы очень интересно взглянуть, с чем она явится, – вставила Гиацинта и добавила, обращаясь к Пенелопе: – А знаешь, ты ужасно умная.

Пенелопа скромно потупилась, залившись румянцем.

– Нам пора домой, Фелисити, – сказала она, повернувшись к сестре.

– Так рано? – жалобно протянула та, и Колин с ужасом обнаружил, что его губы произнесли те же слова.

– Мама хотела, чтобы мы вернулись пораньше, – сказала Пенелопа.

Фелисити искренне, изумилась:

– Правда?

– Да, – решительно произнесла Пенелопа. – И потом, я неважно себя чувствую.

Фелисити мрачно кивнула:

– Ладно, я скажу лакею, чтобы он распорядился подать нашу карету.

– Нет, ты останешься здесь, – возразила Пенелопа. – Я сама позабочусь о карете.

– Я займусь этим, – объявил Колин. – Право, зачем нужны джентльмены, если дамы все будут делать сами?

А затем, прежде чем он сообразил, что облегчает отъезд Пенелопы, она отбыла со сцены, лишив его возможности извиниться.

Одного этого было достаточно, чтобы считать вечер неудачным, но, положа руку на сердце, Колин так не думал.

В конце концов, он целых пять минут держал ее за руку.