Глава 24

Эдвард отвез ее к себе домой. Франческа не проронила ни слова всю обратную дорогу. Горе подкосило ее, лишило сил. Она упала духом. Всю дорогу он обнимал ее, старался поддержать, как мог, не произнося ненужных слов. Не было таких слов, которые могли бы унять боль от того, что сказала ей Джорджиана. Не в его силах подсластить горечь ее поражения. И потому он просто держал Франческу в объятиях, пока та беззвучно проливала слезы. И он чувствовал ее боль как свою. Он знал по себе, что чувствуешь, когда теряешь все, что составляло смысл твоей жизни.

На Беркли-сквер Эдвард помог ей выйти из экипажа и повел к себе. Он сделал вид, что не заметил потрясенного взгляда дворецкого, и повел Франческу наверх, в свои личные апартаменты. Здесь было ее место, и он действительно хотел, чтобы она осталась тут навсегда. Он пришел к пониманию этой очевидной истины.

Она, похоже, успела отчасти прийти в себя, когда он позвал горничную и принялся отдавать ей распоряжения.

— Мне правда надо ехать домой, — сказала Франческа, смахнув слезы.

— Останься, — сказал он и привлек ее к себе.

Он прижался губами к ее лбу, и плечи ее поднялись и опустились в тяжком вздохе.

— Она меня отвергла, — шепотом сказала Франческа. — Она захотела остаться с Эллен и Персевалем…

— Джорджиана всего лишь ребенок, — напомнил ей Эдвард. — Я знаю, что тебе неприятно об этом думать, но Эллен — единственная мать, которую она знала. И, по правде говоря, она не показалась мне ни жестокой, ни безразличной.

— Нет, — с трудом выдавила из себя Франческа. — Но и я не была бы с ней ни жестокой, ни безразличной! Если бы Джорджиана прожила этот год со мной, она бы меня любила так же сильно. Я потеряла ее, потому что слишком осторожничала, я допустила непозволительную мягкотелость. Я должна была потребовать, чтобы Эллен отдала мне ее, когда умер Джон. Мне надо было приставить пистолет к виску этого трусливого мистера Кендалла и заставить его наконец заняться своими прямыми обязанностями. Мне надо было… Я должна была забрать Джорджиану, даже если для этого пришлось бы пристрелить Персеваля! — Она пыталась вывернуться, но Эдвард крепко ее держал. — Я такая дура!

Он крепко держал ее за плечи, как бы она ни пыталась вырваться.

— Франческа, послушай меня. Не вини себя ни в чем, ты предложила забрать ее, когда Хейвуд умер, и Эллен отказала. Ты правду считаешь, что было бы лучше, если бы ты размахивала пистолетом?

— Мне все равно! — воскликнула она в истерике.

— Нет, тебе не все равно, — возразил он. — Ты бы не хотела провести всю жизнь, скрываясь от правосудия. Ты бы получила Джорджиану, но какую цену пришлось бы заплатить тебе — и ей? Сказала бы тебе Джорджиана спасибо за то, что ты лишила ее всего, что было ей привычно и знакомо? Хотела бы твоя сестра, чтобы ты так растила ее ребенка?

— Она бы не хотела, чтобы Джорджиана была нянькой у детей Эллен!

— Ты хочешь сказать, у своих сводных братьев? — Он приподнял бровь. — Сделай над собой усилие, и ты увидишь, что все не так трагично, как тебе это сейчас представляется. Она счастлива, и о ней хорошо заботятся. Эллен ее любит, и она пообещала, что не станет препятствовать вашему с Джорджианой общению. Ты можешь навещать ее хоть каждый день! Со временем, когда Джорджиана подрастет, она, возможно, и решит переехать к тебе. Для нее не самое худшее, если она вырастет неизбалованной.

Франческа хмуро уставилась на него. Глаза у нее покраснели, и лицо опухло, но она была самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел.

— Ты всегда прав, и это меня бесит!

— Бесит, говоришь? — Он схватил ее и поднял на руки. — Тебе станет лучше, если я скажу, что предпочел бы оказаться неправым?

— Нет. — Она обвила его шею руками и положила голову ему на плечо. — Опусти меня.

— Как пожелаешь. — Он пронес ее через комнату, опустил на свою кровать и снял сюртук.

Франческа повернулась на бок, к нему спиной, и Эдвард лег рядом. Он обнял ее одной рукой и придвинул ее к себе. Она прижалась спиной к его груди.

— Мне жаль, родная, — прошептал он.

Она взяла его за руку, и он переплел пальцы с ее пальцами.

— Спасибо, — еле слышно произнесла Франческа. — За все.

— Хотел бы я все изменить, да только не могу. Франческа вздохнула. Она казалась такой маленькой, такой слабой, словно вся жизненная энергия вытекла из нее.

— Никто не может. Наверное, я могла бы забрать девочку силой, но слушать, как она плачет и умоляет вернуть ее Эллен, я бы не смогла.

— Я знаю, — сказал он.

— Я не смогла бы пережить того, что делаю ее несчастной, заставив ее жить со мной, — продолжала Франческа. — Я бы не перенесла, если бы она меня возненавидела.

— Она не возненавидела бы тебя.

— Могла бы.

Он долго держал ее в объятиях, пока мышцы ее не расслабились и дыхание не стало ровным. Она уснула, а Эдвард продолжал лежать рядом, обнимая ее. Он готов был вот так обнимать ее вечно.

Не так планировал он провести этот день. Вчера, лежа без сна в кровати Франчески, он долго и упорно думал о том, что он скажет ей, и что будет делать в Гринвиче. Он попросил ее поехать с ним по наитию, но как только она сказала «да, конечно», словно и сомнений быть не могло в том, что она поедет с ним, в голову ему пришла мысль о том, что он должен сделать ей предложение. Тогда ему казалось, что это лучшее время для такого шага. С одной стороны, он ожидал, что в скором времени Джорджиана переедет жить к Франческе и его участие будет ей необходимо как никогда. С другой стороны, он уже не мыслил своей жизни без Франчески. Он хотел засыпать с ней каждую ночь, делить с ней завтрак каждое утро и иметь возможность прикасаться к ней в любое время, когда он того захочет.

Эдвард был даже слегка потрясен тем, как быстро эта мысль пустила корни в его сознании. Предложение Луизе он сделал лишь после обстоятельной беседы с ее отцом и тщательного анализа финансовой стороны вопроса — имущественного состояния Холстонов, родословной Луизы и совместимости их с Луизой характеров. Решение далось ему нелегко и было результатом долгих и непростых раздумий. Он тщательно взвешивал все «за» и «против». С Франческой же он совсем не думал о минусах — о ее сомнительном происхождении, о разнице в их социальном статусе, о весьма непродолжительном сроке их знакомства, о явном несходстве характеров. Для него существовали только плюсы, вернее, один плюс — а именно непередаваемое чувство полета, ощущение счастья, которое дарило ему ее присутствие. Она заставляла его смеяться, она заставляла его желать ее неистово. Когда-то он пытался убедить себя в том, что в нем говорила лишь похоть, но сейчас он знал, что это не так. Эдвард, который до сих пор думал, что любовь подобна капризному растению, которому требуется уход и соответствующая почва, обнаружил, что любовь может быть чем-то совершенно неуправляемым, необузданным, яростным, и растет она там, где хочет, и расцветает тогда, когда должна бы умереть, даже когда он сам пытается ее задушить и затоптать.

Он лежал, прислушиваясь к тихому, ровному дыханию Франчески, зная, что она создана для него, одобряет его выбор общество или нет. Будь он лордом Эдвардом де Лейси, братом герцога Дарема, или просто Эдвардом де Лейси, без гроша за душой, — она была его женщиной. И пока она будет с ним, весь мир пусть катится к черту.

Франческа проснулась через несколько часов. Она не отдавала себе отчета в том, что смертельно устала, пока Эдвард не уложил ее на кровать и не лег рядом, обнимая ее. Но как только он это сделал, она почувствовала такое изнеможение, что почти сразу провалилась в забытье.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, где она находится. Небо за окнами было цвета индиго, и комната погрузилась в сумерки. Франческа приподнялась, окинула взглядом роскошный балдахин, величественный мраморный камин, элегантную мебель и украшения. Она никогда прежде не видела такой большой спальни.

Соскользнув с толстого мягкого матраса, она увидела Эдварда. Он сидел за широким письменным столом на другом конце комнаты, возле окна. Услышав шорох со стороны кровати, он поднял голову и опустил на стол документ, который читал до этого.

— Как ты себя чувствуешь?

Она улыбнулась немного виновато и подошла к нему.

— Лучше. И хуже.

Он с пониманием улыбнулся, встал и взял ее за руку.

— Надо думать.

Франческа прикусила губу — наступила неловкая пауза. По крайней мере, она ощущала себя неловко.

Эдвард идеально вписывался в эту роскошную обстановку. Он был плоть от плоти того мира, который олицетворял этот дом, эта роскошь. А вот она, в своем помятом костюме для верховой езды, с опухшими глазами и волосами, которые выглядели сейчас просто ужасно, была здесь чужой.

— Мне надо ехать, — сказала она. — Миссис Дженкинс будет волноваться.

— Я отправил к ней посыльного с запиской, сообщив, что ты здесь.

— Спасибо.

— Ты проголодалась? — спросил Эдвард. — Я могу послать за ужином.

Сегодня она успела лишь позавтракать, но все равно покачала головой:

— Я… Мне действительно надо ехать домой.

Эдвард приподнял ее лицо.

— Зачем?

Она знала, что ей будет больно возвращаться в дом, где все было готово к приезду Джорджианы. Комната с игрушками и кроваткой.

— Я и так злоупотребила твоей добротой. Я уверена, что этот день прошел совсем не так, как ты планировал…

— Я готов строить новые планы и сделаю это с удовольствием. — Эдвард погладил ее по щеке, погрузил пальцы в волосы. Франческа качнулась ему навстречу, не в силах противостоять магии его прикосновений. — Здесь есть большая ванна, — сказал он, покрывая поцелуями ее лоб. Он провел рукой по ее волосам как гребнем, пропуская пряди сквозь пальцы. Он вытаскивал шпильки — только сейчас она это осознала. — Примем ее вместе.

Как всегда, она не находила сил ему отказать. Эдвард, если хотел того, мог убедить ее сделать все, что угодно. Ванная комната находилась по другую сторону от его гардеробной. Должно быть, он замыслил это купание еще до того, как она проснулась, и отдал слугам соответствующие распоряжения, потому что глубокую медную ванну наполнили доверху в считанные минуты. Слуги неслышно выскользнули за дверь, и они остались наедине друг с другом.

— Я никогда прежде не принимала ванну с мужчиной, — сказала Франческа.

Эдвард уже расстегивал ее жакет. От пара волосы ее закрутились мелкими завитками, и она сняла корсаж со вздохом облегчения.

Эдвард не сводил с нее глаз, снимая сначала шейный платок, а потом жилет.

— Я приложу все старания, чтобы тебе это купание запомнилось надолго.

Она заставила себя улыбнуться. Он хотел стереть из ее памяти воспоминание о том, как Джорджиана ее отвергла. Она была уверена, что именно по этой причине Эдвард захотел оставить ее у себя, несмотря на недвусмысленный голодный блеск в его глазах, который появился, когда он начал ее раздевать. И действительно, она и сама не придумала бы лучшего способа отвлечься от меланхолии, чем в объятиях Эдварда. Пусть страсть подарит им счастливое забытье.

Он любил ее в ванне, заставив дважды испытать оргазм до того, как остудилась вода. Затем он отнес ее обратно в постель, где перецеловал ее всю, от макушки до пяток. И он добился своего — мыслей в голове Франчески никаких не осталось. Но состояние прострации рано или поздно должно было закончиться. Реальность вернулась, и Франческа вздохнула:

— Знаешь, мне действительно пора домой.

— Господи, зачем? — Он целовал ее шею, и она в блаженной истоме не противилась его поцелуям.

— Я здесь чужая… даже если ты так добр ко мне…

Эдвард вскинул голову.

— Почему ты считаешь, что ты тут чужая?

Она слегка покраснела.

— Что сказал бы твой брат, если бы узнал, что ты привел в его дом любовницу?

Эдвард усмехнулся. Чарли едва ли почувствовал бы себя оскорбленным, если бы застал в доме женщину любой степени обнаженности. Чарли, который, вероятнее всего, отметит новоселье в этом доме грандиозной оргией. Эдвард покачал головой и рассмеялся.

— Если бы ты только знала! — сказал он, по-прежнему ухмыляясь. Франческа покраснела и отвернулась. — Это всего лишь дом, — добавил он, вдруг осознав со всей очевидностью, что это действительно всего лишь дом, пусть красивый, элегантный, но не больше, чем здание из камня и дерева. И сам он, если честно, не особенно его любил. Решив стоять насмерть, отстаивая права на этот дом, ему не мешало бы прежде подумать, что он мог быть так же счастлив, а возможно, даже счастливее, в любом другом доме. Но при условии, что они будут жить вместе с Франческой. — Это всего лишь дом, — повторил он. — И Чарли был бы последним, кто отказал бы тебе от дома. Как только ты познакомишься с ним, ты поймешь, о чем я говорю.

— Всего лишь потому, что он, возможно, понимает…

— Ты тут не чужая — это я говорю со всей определенностью. — Эдвард провел ладонью по изгибу ее бедра и ноги. — Твое место здесь, со мной.

Франческа довольно долго смотрела на него молча. На лицо ее словно легла тень.

— Доверься мне, — сказал Эдвард. — Не уезжай сегодня домой. Я хочу, чтобы ты осталась.

В ее доме все напоминало ей о Джорджиане и планах, которые она строила относительно племянницы. Эдвард не видел причин, по каким ей следовало бы возвращаться туда, где горькое разочарование сегодняшнего дня навалится на нее всей своей тяжестью.

— Ладно, — сказала Франческа, еще немного помолчав. — Только на эту ночь.

В дверь тихо постучали. Эдвард проигнорировал стук, но несколько минут спустя в дверь постучали вновь. Он вздохнул и потянулся за брюками.

— Я сейчас вернусь… В чем дело? — раздраженно бросил он Блэкбриджу, открыв дверь.

— Прошу прощения, сэр, — громким шепотом ответил дворецкий, — но приехал его светлость. Он желает вас видеть.

Эдвард лишь через пару секунд сообразил, что Блэкбридж говорит о брате, а не об отце. Отчего-то мысль о том, что Чарли — герцог, даже если титул могли у него отобрать, заставила Эдварда усмехнуться.

— Хорошо. Я сейчас же с ним встречусь.

Блэкбридж поклонился, когда Эдвард закрыл дверь.

Он вернулся к Франческе.

— Мне надо поговорить с братом. Не стоит заставлять его ждать — уйти, он все равно не уйдет, так лучше покончить с этим поскорее.

— Разумеется. — Франческа накинула на себя его халат и завернулась в него. Ее медные волосы ярко сияли на фоне темно-синего бархата. — Мне надо отправить миссис Дженкинс записку, чтобы она не волновалась.

— Конечно. Бумага во втором ящике стола снизу. — Эдвард привлек ее к себе и еще раз поцеловал. — Этот халат тебе к лицу.

— Иди, твой брат ждет, — сказала она и при этом прогнулась ему навстречу.

— Ну и черт с ним. — Эдвард снова ее поцеловал, страстно и жадно. Он едва не попросил ее выйти за него замуж прямо сейчас, но тогда бы ему было еще труднее ее покинуть. Ему казалось, что получится довольно грубо, если он сделает ей предложение и тут же уйдет разговаривать с братом. — Я скоро вернусь, — пообещал он, потянувшись за рубашкой.

— Я буду здесь, — ответила Франческа, едва заметно улыбнувшись.

Чарлз ждал его в библиотеке. Он что-то искал в ящиках шкафа. Увидев Эдварда, Чарли на мгновение отвлекся от поисков.

— Где отец держал свой табак? — недовольно пробурчал Чарли. — Нигде не могу найти…

— Понятия не имею, где отец держал табак. И он не заходил сюда последние три года.

Чарли удивленно моргнул.

— Правда? Так долго? Ну что же, полагаю, он его выкурил. — С явной неохотой Чарли стал задвигать ящики.

— Зачем ты здесь?

Чарли не навещал его ни разу с тех пор, как Эдвард приехал в Лондон, а сейчас старший брат нервно вышагивал по комнате, сердитый и раздраженный.

— Как продвигаются дела с солиситором? — ответил Чарли вопросом на вопрос.

— Мы застряли в трясине правил парламентской процедуры, — ответил Эдвард несколько удивленно. Впервые за все время, прошедшее со смерти отца, Чарли проявил интерес к ходу дела. — Уиттерс подготовил петицию в парламент с предъявлением иска на законность нашего рождения и, следовательно, твоих прав на титул. На мой взгляд, петиция составлена грамотно и обоснованно. Твоя петиция представлена в министерство внутренних дел вчера. Уиттерс прислал мне об этом записку.

— Превосходно! — Чарли, похоже, действительно обрадовался этой новости. Он усмехнулся и похлопал Эдварда по плечу. — Молодец! Я знал, что мне не о чем беспокоиться, когда дело в твоих руках.

— Но все может пойти прахом, если окажется, что Дороти Коуп жива и здорова, или даже мертва, но лежит в могиле не более тридцати лет, — продолжил Эдвард так, словно не слышал брата. — В этом случае Уиттерс не в силах ничего изменить, хотя я дал ему указания стоять насмерть. Он также не в силах помешать Августусу подать собственный иск на право обладания титулом, и один Господь знает, что произойдет в этом случае, несмотря на то, что я уже дал Уиттерсу указания подготовить основательные контраргументы по каждому пункту возможного иска Августуса.

Чарли помрачнел.

— Тогда, черт возьми, что нам делать? Что ты делал все это время?

— Гораздо больше того, что делал ты, — сказал Эдвард. — А теперь я умываю руки.

— Умываешь руки? — Чарли нахмурился. — Что ты хочешь этим сказать?

Эдвард ответил не сразу:

— Это твоя битва. Твой титул. Твой права поставлены на кон. Не мои.

— Не твои? — эхом откликнулся Чарли. — Ты сошел с ума! Ты теряешь почти столько же, сколько и я!

— Если ты не желаешь сражаться за то, чем дорожишь, значит, ты этим не дорожишь, — сказал Эдвард. — Я не герцог, Чарли. Герцог — ты, или ты должен им быть. Если хочешь удержать Дарем, сам за него и сражайся.

— Мы все будем нищими ничтожествами! — воскликнул Чарли. — Ты сошел с ума… Здесь замешана женщина?

Эдвард криво усмехнулся:

— Не по этим причинам, по которым ты думаешь, но да, я умываю руки из-за нее. И ради тебя, — добавил Эдвард, когда брат открыл рот, чтобы что-то возразить. — Я тебе не нужен, чтобы вести этот бой. Я помогу тебе всем, чем смогу, но сейчас у меня есть другие дела, которые требуют моего внимания.

Чарли по-прежнему раздраженно хмурился.

— Ну, полагаю, кому-кому, но мне не следует сокрушаться из-за того, что ты решил немного побаловать себя женскими прелестями. Но это так на тебя не похоже, Нед! Совсем на тебя не похоже!

— Я знаю… — Эдвард не мог удержаться от ухмылки, что тоже было совсем на него не похоже. — Я пришлю тебе копии моей переписки с Уиттерсом утром, чтобы ты мог продолжить ее дальше без меня.

— Что? О, черт, ты этого не сделаешь! — Чарлз выглядел как громом пораженный. — Эдвард, одумайся! Я понятия не имею, как вести официальную переписку и вообще как работать с документами! Ты мог бы по крайней мере эту часть работы оставить за собой!

Эдвард демонстративно неспешно обвел взглядом комнату.

— Тогда, полагаю, нам пора паковать вещи. — Эдвард не дал Чарли возразить. — Ты знаешь, что отец именно такой реакции от тебя и ожидал? Он так отчаянно призывал тебя к себе перед смертью, потому что предвидел, что ты сломаешься. — Чарли злобно уставился на брата, но Эдвард лишь плечами пожал: — Однако я знаю тебя лучше, чем он. Ты полжизни положил на то, чтобы доказать ему, что он в тебе ошибался, так отчего ты сейчас пасуешь? Думаю, ты поймешь, как действовать, едва настроишься на решение проблемы, вместо того чтобы прятаться от нее.

Если бы можно было убить взглядом, то Эдвард был бы уже мертв. Но не злоба, а упрямая решимость, которую увидел он в глазах Чарли, заставила его улыбнуться удовлетворенно. Эдвард чувствовал, что добился своего. Он повернулся и пошел к двери. Когда Эдвард уже взялся за ручку, Чарли его окликнул:

— Ты бессердечный манипулятор.

— Думаю, это одно из моих главных достоинств.

— Правильно думаешь, — проворчал Чарли, прошел через комнату и вышел за дверь, которую открыл Эдвард. — Надеюсь, эта женщина того стоит.

— Она стоит гораздо больше всего этого, — ответил Эдвард.