Узоры, наведенные хной, украшали лодыжки женщин, снившихся ему по ночам. Их взгляды из-под шелковых вуалей манили к неизведанным наслаждениям. Чувственные воспоминания будоражили его воображение, скрашивая ожидание.

Дождь полоскал улицу, соляной раствор блестел на бочках и ящиках. Мачты «Рискованного» – судна, прибытия которого он дожидался, – вонзались сквозь потоки дождя в набрякшее небо у одного из причалов. На этом судне контрабандой везут священную реликвию. Кто-то везет сокровище и беду. Пока Джек не выяснит, кто он, ему придется терпеть. Грезы об азиатских гуриях с подведенными сурьмой глазами растворились в дымке английского дождя.

Пассажиры с корабля поднимаются в город, ветер дует им в спину, словно волна тревоги пробегает по толпе. Какая-то молодая женщина с трудом спускается по склону, словно плывет против течения. Толпа обтекает ее черный зонт, как речной поток скалу. Почему бы, черт побери, ей не переждать дождь в трактире?

Джек усмехнулся. Может статься, здешние трактиры не слишком подходят для молодой дамы, путешествующей в одиночку? А она, несмотря на свою дурацкую корзину, производит впечатление дамы, со всеми присущими им атрибутами – нелепой шляпой, корсетом на китовом усе и туго накрахмаленными английскими нижними юбками.

От очередного порыва ветра зонтик надулся, а потом сложился с резким хлопком. Борясь с толпой и ветром, женщина сжала рукоятку в вытянутой руке. Шляпка сползла набок. Дождь бил ей в лицо. Что-то на мгновение привлекло внимание Джека, хотя он не мог в точности сказать, что именно. От дождя и ветра ее губы и щеки разрумянились – озябшая, съежившаяся английская девушка с тонким носиком – скучная и добродетельная, как воскресная проповедь.

Однако в ее лице было что-то яркое, смелое, странно интригующее и неожиданное. Джек с трудом заставил себя заняться толпой – и как раз в этот момент кто-то налетел на девушку. Обремененная корзиной, она покачнулась.

Матрос с суровым лицом и мешком за плечами пробивался сквозь толпу пассажиров и толкнул ее. Молодая дама, споткнувшись, едва не упала. Матрос, судорожно оглянулся через плечо и с удвоенной энергией принялся прокладывать себе путь сквозь толпу дальше.

Ветер наконец одержал победу, и зонтик взлетел вверх подобно растрепанному ворону. И тут на Джека снизошло озарение. Теперь он действовал машинально, позабыв о риске. В такие минуты он испытывал ни с чем не сравнимое чувство полноты жизни, посещавшее его только в чрезвычайно опасных ситуациях.

Он ринулся в толпу.

Дама с корзиной на мгновение подняла голову, проследив за полетом своего зонта, потом пожала плечами и поспешила дальше.

Раздался звук рожка. Наклонив головы, пассажиры с корабля ускорили шаг. Из «Розы и короны» выскакивали люди. Экипажи, повозки и верховые лошади сгрудились, расчищая место, – в самое неподходящее время прибыла почтовая карета, а дождь превратился в потоп. Джек пробивался вперед, толпа расступалась перед ним, словно рассеченная мечом.

Матрос, втянутый в эту суматоху, дико озирался. Неожиданно люди отпрянули, вскрикнула какая-то женщина. Матрос, распластавшись, лежал на мостовой лицом вниз. Джентльмен в дорожном плаще со множеством пелерин спокойно и властно перевернул его, в то время как зеваки с широко раскрытыми глазами толпились вокруг, как мокрые овцы, согнанные собакой.

Джек с бешено бьющимся сердцем бросился к месту происшествия. Обостренное внимание схватывало каждую деталь сцены. Толпа, тело, кареглазый джентльмен с тростью и в модном котелке полунаклонился над трупом. Все движутся как во сне, даже движение собственной руки он видел как бы со стороны, когда присел на корточки и закрыл моряку глаза.

Значит, это и есть ожидаемый человек из Бристоля! И Джек пришел слишком поздно. Какие жестокие слова! Матроса задушили, убили, набросив проволоку на горло. Мешок его исчез.

– Не подавайте виду, что вы меня узнали, – тихо сказал Джек, все еще сидя на корточках. Пассажиры топтались в отдалении и слышать их не могли. – Хотя я чертовски рад видеть вас, Ги.

Джентльмен в дорожном плаще замер, не обращая внимания на воду, стекавшую с подола его плаща. Вокруг сапог образовалась лужица.

– Джек, клянусь всем, что свято! Или лучше сказать – всем, что проклято? Господи, я должен был это предвидеть! Кто еще может раздвинуть толпу, как воды Красного моря перед Моисеем, даже обрядившись оборванцем?

– Я не хотел бы сейчас открывать всему свету, кто я такой. Вы не поверите, каким неприметным я могу быть, когда это необходимо. Так что прошу прощения, но нам придется обойтись без объятий и рукопожатий.

– Зачем весь этот маскарад?

Джек выпрямился, лицо его помрачнело, но не утратило выражения почтительности, обычного для всякого матроса, с которым разговаривает джентльмен.

– Разумеется, затем, чтобы воспользоваться представившейся случайностью – мне нужна помощь, а вы тут как тут, кузен Ги Деворан…

– Это не случайность, я собирался встретить именно вас. – Ги кивнул в сторону тела. – Это ваш дружок?

– Нет, хотя признаюсь, его смерть немного меня расстроила.

– Потому что у англичан никогда не используется гаррота, тогда как убийцы… Откуда это вы прибыли?.. Убит именно таким способом.

Джек отступил и сдернул с головы капюшон. Тощий человек в зеленой куртке пробирался сквозь толпу.

– Ги, будьте добры, позаботьтесь об этом бренном теле.

– При одном условии – вы все объясните мне потом за бренди.

Мельтешащие пассажиры на мгновение загородили зеленую куртку.

– Насчет бренди не сомневайтесь, насчет объяснения не ручаюсь.

Ги нахмурился:

– Если вам удастся остаться в живых, вы сделаете это в Уилдсхее. Все члены вашей семьи будут счастливы видеть вас.

– Я, без сомнения, отправлюсь в фамильный особняк… – ответил Джек, – но не раньше чем переоденусь. В таком виде я, разумеется, не очень-то понравлюсь матушке. А пока проследите, чтобы никто не добрался до карманов этого мертвеца прежде, чем я вернусь.

Ги немного подумал, а потом повернулся и крикнул:

– Эй, вы! Отнесите этого человека в «Розу и корону»! Произошел несчастный случай…

Двое рабочих прикоснулись к шапкам и вышли вперед. Толпа начала расходиться, зеленая куртка исчезла.

Пистолет скользнул ему в руку, и Джека поглотила толпа. Теперь он шел, ведомый только своим чутьем и призрачным запахом сандалового дерева.

Он заметил человека в зеленом в тот момент, когда тот свернул в безлюдный переулок. Джек, насторожившись, двинулся за ним. Преследуемый проскочил мимо груды ящиков, потом огляделся и остановился: скорее всего это малаец, хотя теперь он человек без совести и родины, один из многочисленных сорванных с насиженных мест моряков в обширной Британской империи. Джек притаился за грудой ящиков и стал наблюдать.

Еще одна фигура вынырнула из-под навеса выступавшего верхнего этажа: человек в синем тюрбане. Малаец вытащил из-под полы своей зеленой куртки мешок убитого матроса. Второй вырвал его у него из рук и вывалил содержимое на брусчатку мостовой. Перерыв все, он что-то вопросительно прошипел. Малаец пожал плечами и выбросил вперед обе руки общепринятым жестом: ничего!

Человек в тюрбане, отшвырнув в сторону пустой мешок,

подошел к малайцу с явным намерением учинить допрос с пристрастием. Матрос покачал головой. Проворная, как кобра, рука схватила его за горло. Малаец задыхаясь, закатил глаза. Задав несколько вопросов, нападавший разжал пальцы и швырнул на мостовую горсть монет.

Малаец нагнулся, чтобы подобрать их. Человек в синем тюрбане свернул за угол и исчез.

Джек бесшумно двинулся вперед, но все-таки преследуемый успел его заметить, повернул голову и оскалил зубы. Но Джек опередил его и ударил ребром ладони ему по шее. Малаец рухнул как подкошенный.

Синий тюрбан исчез в проулке, ведущем в район, густо застроенный складами, мастерскими и доходными домами. На перекрестке след человека затерялся в путанице других следов. Человек пропал из виду, но это не имело значения. Он всего лишь еще один подручный, хотя наверняка более опасный. Вне всяких сомнений, теперь он уже далеко, за несколько улиц отсюда, но он ничего не принесет своему нанимателю, кроме разочарования.

Джек подошел к лежавшему без сознания малайцу и втащил его под навес. Холстина на мешке матроса пропахла морской солью, дегтем, потом, табаком. Никакого сандалового дерева, никакого дикого неведомого запаха Востока. Ничего.

Без особой надежды Джек вывернул карманы малайца, прощупывая каждый шов и дюйм подкладки. Смертоносная проволока нашлась в кушаке. Голые ноги матроса, странно беззащитные, согнулись на мокрых камнях. Джек уставился в коричневое лицо, не понимая, с какой стати он испытывает жалость к этому убийце.

Он снова оглядел разбросанные вещи, потом, как положено доброму вору, собрал все, что имело хоть какую-то ценность – монеты, бристольскую матросскую трубку, нож, – оставив только полотняный носовой платок. Поразмыслив, Джек забрал и его тоже.

Почтовая карета высадила пассажиров, взяла новых и отправилась в обратный путь. Пассажиры с корабля разошлись по разным трактирам или разъехались. На улице остался только настырный дождь, засыпавший все вокруг мелкой водяной пылью. Комок черной ткани катился вдоль фасада лавки. Джек, огибая лужи и навоз, схватил сломанный зонтик за рукоятку.

А потом рассмеялся, словно заглянул в лицо своей неудаче.

– Мое дорогое дитя, ты промокла до нитки, – сказала тетя Сейли, едва открыв дверь. – Ты проделала такую дорогу из Лайма! Мы пытались высмотреть тебя в окно, но такой ужасный дождь, и еще целая толпа… Дороги совсем развезло?

Мисс Энн Марш поставила на пол корзину, развязала ленты и наклонилась, чтобы поцеловать тетку в щеку. Вот ведь смешно: она до сих пор не может успокоиться, словно только что избежала страшной опасности.

– Настоящая топь! Поэтому мы прибыли с большим опозданием. – Она сняла свою промокшую шляпку и попыталась скрыть ощущение томительного смущения. – Только я успела выйти из кареты мистера Трента и спуститься с горы, как попала в давку, точно яблоко в пресс для сидра. Прибыл какой-то корабль?

– «Рискованный» вернулся с Востока. А как там, дома? Все в порядке?

– Все передают поклоны. Я привезла вам последние папины проповеди, корзину со свежими фруктами из нашего сада и славную жирную курицу от матери.

Тетя Сейли просияла:

– Брат прислал мне самый лучший подарок – мою любимую племянницу. А теперь вылезай-ка из этих мокрых одежек, пока не простудилась!

С полей шляпки капала вода. Энн встряхнула шляпку и отдала ее теткиной горничной Эдит. Та, в большей степени друг и компаньонка, нежели прислуга, стояла, усмехаясь, позади своей госпожи, словно и сейчас готова была утешать маленькую девочку, разбившую коленку. Произошла небольшая заминка – пришлось сначала уложить шляпку и развязать ридикюль, висевший на шнурке на запястье у Энн, и только потом ей помогли снять с себя длинную мантилью.

– Спаси нас Господь, – сказала Эдит. – Да она же насквозь мокрая и тяжелая, точно свинцовая!

Энн обняла ее.

– Когда небеса разверзлись, все пригнули головы. Я налетела на кого-то и потеряла зонтик.

Ну вот, все позади! Ей стало лучше, словно и не было того матроса с лицом, искаженным от ужаса. Мир начал возвращаться на круги своя, где жизнь течет благополучно и обыденно.

Эдит поспешила на кухню, но губы тети Сейли укоризненно сжались.

– Мистер Трент должен был проводить тебя.

– Он так и собирался сделать, тетя. Он настаивал на этом, но ему нужно было присмотреть за лошадьми, а мы и так припозднились, поэтому я не захотела ждать. Его слуга принесет сюда мой саквояж позже, а сам Артур придет проститься, прежде чем уедет в Лондон поговорить с отцом.

– Насчет женитьбы? Ну-ну! – И миссис Сейли направилась в гостиную и уселась там в кресло, стоявшее у ярко пылавшего камина. – Ты обручена с весьма достойным молодым человеком, дорогая, пусть его ухаживание и было столь скоропалительным. Ты живешь в деревне, там так спокойно, новые люди появляются нечасто, и я уже начала беспокоиться, что ты вообще никогда не выйдешь замуж.

Энн тоже подсела к огню. От ее сырого подола зазмеились тонкие струйки пара. Случай на улице – всего лишь маленькая неприятность, вот и все. Что может быть лучше вот этой жизни? За ней ухаживали. Она приняла предложение, через пару месяцев выйдет замуж.

– Я знаю, что довольно тяжело схожусь с незнакомыми людьми, – сказала она, – но мистер Трент мне кажется почти что членом нашей семьи. Пусть даже его вера строже, чем наша, но мне с ним хорошо с самой первой встречи. А пока нет ничего лучше вот этого огня – как он весело потрескивает в очаге, и пусть дождь льет как из ведра, бьется в окна, и труба содрогается от ветра!

– Мне все-таки неприятно думать, что тебе пришлось пробираться через такую толпу без сопровождения мужчины.

– Нужно было сделать всего несколько шагов по улице, такое незначительное нарушение приличий!

Миссис Сейли фыркнула через силу.

– Пока капитан Сейли был жив, окружение у нас было совсем иное. Теперь вокруг толпы моряков и всякого сброда! Даже если пассажиры «Рискованного» и были самыми респектабельными людьми в мире, мало ли что могло случиться. Мистер Трент поступил опрометчиво, так я и скажу ему сегодня вечером.

– Очень прошу вас, тетя, не надо! Это смутит его до крайности. – Энн начала расшнуровывать ботинки. – И что особенного могло со мной случиться, разве что я потеряла зонтик и платье у меня слегка промокло…

Дверь отворилась, появилась Эдит без чайного подноса. Она выглядела такой потрясенной, словно узнала о нашествии варваров на побережье Англии.

– Вот это лежало у вас в корзине под курицей, мисс Марш, – сказала Эдит. – Очень странная штука! Не знаю даже, что с ней делать.

И горничная вложила в руки Энн причину своего потрясения.

– Боже мой! – сказала Энн. – Неудивительно, что корзина у меня была такая тяжелая!

Она повертела обретенный предмет, провела пальцами по его поверхности, заметив следы чего-то красного вроде ржавчины, длину свирепого режущего края, зазубренного, как лист: зуб, который мог бы принадлежать существу более крупному и опасному, чем все, что ныне существует в мире, и который под давлением веков превратился в камень.

Зуб был такой странный, что девушку пробрала дрожь.

– Под маминой курицей, вы сказали? – Она встретила взгляд тети Сейли, потом посмотрела на встревоженную Эдит: – Но я никогда в жизни этого не видела!

Джек вошел в «Розу и корону». Мертвого матроса положили на стол в задней гостиной, лицо накрыли салфеткой. Рядом, развалившись в кресле, вытянув перед собой ноги и сложив на груди руки, сидел Ги. Графин с бренди стоял в ногах у трупа, рядом – два пустых стакана.

Ги выпрямился, словно хотел протянуть руку для пожатия, но улыбка исчезла с его лица, когда он встретил взгляд Джека, и опять откинулся назад. На мгновение боль подорвала решимость Джека. Он отогнал ее, бросил зонтик в угол и подошел к телу.

– Вот бедняга! – Джек снял салфетку, чтобы взглянуть в лицо покойному. – Ссора из-за женщины, как ты думаешь?

– Я так не думаю, – сказал Ги. – Его смерть слишком тебя интересует. Когда же это ты успел вернуться в Англию?

Выражение лица у матроса было странно мягкое.

– Три дня назад.

– Но я думал, ты плывешь на «Рискованном»?

– Да, так и было, но я сошел на берег в Португалии. Корабль задержался из-за плохой погоды. Я нанял рыбачий баркас.

– Этот дождь – хвост циклона. Ты пустился сквозь него в маленькой лодке и рисковал своей жизнью и жизнью команды, которая была настолько безумна, что согласилась отвезти тебя…

– Не столько безумна, сколько алчна. – Джек снова закрыл лицо цвета слоновой кости салфеткой. – Голос моего золота был громче голоса их страха.

– Ты можешь сказать мне, зачем тебе это понадобилось?

– Нет. Зато могу сказать, что убийцу этого человека найдут лежащим в соседнем переулке.

Последовала небольшая пауза, прежде чем Ги снова заговорил:

– Он мертв?

Джек повернулся к матросу спиной и улыбнулся своему кузену:

– Я не убил его, если ты этого боишься.

– Этого человека можно будет допросить?

– Он не станет отвечать. Ставлю на кон свою жизнь, что он почти не говорит по-английски. Но вот что для него печально – орудие убийства все еще обмотано вокруг его талии. Поэтому он будет повешен и умрет среди чужих людей на расстоянии вполмира от своего дома…

– И даже если он заслуживает своей участи, тебе это не очень по душе? – Ги налил из графина. – Я тебя не виню. Выпей бренди.

Джек взял протянутый бокал и осушил его.

– Я твердо решил воспользоваться своим уголком на семейном кладбище здесь, в Англии, когда придет мой час. Не хочу, чтобы меня прислали домой, засоленным в бочке.

– Твоя мать была бы рада слышать это, – сказал Ги. – И что дальше?

– Кроме той проволоки, здесь все мирское достояние убийцы да еще содержимое мешка, который вот этот матрос – бедолага из Бристоля – имел при себе.

Джек вывалил кучку мелких предметов на сиденье стула, потом подошел к окну и уставился на пустую стену дома на другой стороне переулка. По стеклу потоками струилась вода.

– Ты ограбил грабителя и рискнул оказаться на виселице из-за ничего не стоящего барахла? – спросил Ги.

– Меня не могут повесить, ты же знаешь.

– Если ты и дальше будешь вот так одеваться, – сухо возразил Ги, – в один прекрасный день вздернут на ближайшем дереве пугать ворон.

Джек весело рассмеялся. Напряжение, не отпускавшее его все это время, начало улетучиваться. Он, усмехаясь, повернулся.

– Черт побери, Ги, до чего же я рад тебя видеть! В целом свете не найти другого человека, умеющего так держать себя в руках. Да, я ввязался в сомнительное предприятие. Нет, я не могу сказать, что это такое. Я только что ограбил человека. Пожалуйста, закройте свои добродетельные глаза, сэр, пока я буду грабить останки еще одного.

– Закрыть глаза? Ты сошел с ума? Ни за что не соглашусь пропустить такое. Но что можно найти в карманах у нашего матроса, чего не сумел украсть убийца?

Джек налил себе еще бокал бренди и снова повернулся к кузену.

– Тебе ни к чему знать об этом, честное слово. Вот, будь другом, возьми графин и попроси хозяина вновь его наполнить.

– Ты не мог бы объяснить хотя бы, чего ради ты украл всю эту дребедень?

– Очень просто. Если бы меня кто-то увидел, то принял бы за еще одного вора, которого интересуют только деньги. Сбить человека с ног и не ограбить его – слишком подозрительно.

– Черт побери, Джек! – Ги усмехнулся, встал и взял пустой графин. – Неужели кому-нибудь когда-либо удавалось добиться от тебя чего-нибудь путного? Нет-нет, не отвечай мне! Я просто благодарю Господа, что ты наконец-то дома, хотя невозможно поверить, что у такого повесы со столь дурной репутацией имеются хоть какие-то достойные родственники.

Надеюсь, ты останешься в живых и скоро переступишь порог Уилдсхея?

– Да, скорее всего я вернусь в дом предков где-то на будущей неделе, потребую заклать упитанного тельца и устроить пир.

– И получишь все это в полной мере. На этот раз ты вернешься насовсем?

– Нет, отбуду в Азию с ближайшим кораблем. Ги остановился в дверях.

– Если так, то ты разобьешь сердце своей матери и сестер. Джек уставился на свой опустевший стакан и сказал, надеясь, что голос не выдаст его огорчения:

– А как поживает сейчас мой грозный отец?

– Его светлость поживает достаточно хорошо, учитывая сложившиеся обстоятельства, – ответил Ги. – Он скучает по тебе.

– И я скучаю по нему. Я скучаю по всем. – Ароматная линза янтарного цвета плавно перетекала на дне его стакана. – Господи, по твоему тону я подумал, что герцог умер за время моей отлучки.

– Он был болен и, полагаю, еще не совсем поправился. Ты, конечно же, должен знать об этом. Разве Райдер не известил тебя?

Джек проглотил последние капли бренди.

– Лиза пишет, Райдер одобрительно кивает издали, но все, что я узнаю от них, устаревает на месяц к тому времени, когда я это получаю…

Легкая дрожь выдала глубину его чувств. Джек глубоко втянул воздух, чтобы справиться с ней.

– Я принесу еще бренди, – сказал Ги.

Джек смотрел ему вслед. Они были одного возраста и одного роста, выше большинства мужчин и, вероятно, ближе друг другу, чем родные их сестры и братья. Джек доверил бы кузену свою жизнь. Он без колебаний вовлек бы его и в это приключение, достаточно опасное, потому что был совершенно уверен, что Ги в состоянии за себя постоять. Но казалось, необъятная пустыня Гоби поглотила его душу.

Неужели скрытность подавила все остальные свойства его натуры только потому, что он уже не способен отказаться от мрачных привычек, порожденных одиночеством?

Джек изучил содержимое карманов мертвого матроса, потом обшарил их еще раз, осматривая швы и ботинки, не обращая внимания на инстинктивное отвращение к этому занятию. Еще несколько обыденных, невзрачных предметов вскоре выстроились на краю стола. Джек некоторое время смотрел на них. Бристольский матрос должен был унести окаменелость с «Рискованного» – иначе малайца не наняли бы ограбить его, – но когда его убили, у него этой вещи почему-то уже не было.

Джек закрыл глаза и попытался восстановить все подробности происшествия: толпа, обезумевший матрос, молодая леди с корзинкой…

Ги вошел в комнату.

– Нашел, что хотел? Джек взглянул на него. – Нет.

– Тогда сейчас же отправимся в Уилдсхей вместе. Мой фаэтон здесь и запряжен парой самых лучших гнедых, какие только могут предложить у «Таттерсоллза».

– Нет.

– Джек, герцог был болен. – Ги наполнил стаканы бодрящей жидкостью. – Не очень опасно, полагаю, но все же всем страшно хочется тебя видеть. Твои сестры, если бы им позволили, уже толпились бы вокруг тебя, пока мы разговариваем.

– Кто им помешал?

– Герцогиня не позволила своим дочерям томиться в трактире, как стаду потаскушек.

– И тогда это поручили тебе? – Джек криво улыбнулся кузену. – Да благословит Господь матушку! Она мудрая женщина – и еще раз спасибо тебе, Ги.

– И что же я им скажу, интересно?

– Что меня не оказалось на «Рискованном», и ты меня не видел. – Бренди обожгло горло. Он поставил пустой стакан. Пора остановиться, иначе он опьянеет. – Скажи, что ты выяснил, что я сошел с корабля в Португалии и теперь добираюсь домой сушей, но послал с одним из пассажиров сообщение: «Теперь, когда Наполеона больше нет, у меня есть возможность повидать Европу».

Воцарилось молчание. Ги отвернулся, даже спина его выражала осуждение.

– Я очень хорошо понимаю, что такое сообщение только ранит людей, которые сильно меня любят, – тихо сказал Джек, – с этим ничего не поделаешь.

Ги повернулся.

– Ты просишь, чтобы я лгал ради тебя? – Да.

– Это так важно?

– Чрезвычайно.

– И ты оставишь этого бедолагу… – Ги жестом указал на тело, – и его убийцу на меня?

– Да.

– Ты превратился в хладнокровного негодяя, Джек.

Это было сказано без какой-либо злости, но все же слова кузена причинили боль. Еще ни разу они с Ги не встречались после столь долгой разлуки, хотя бы не пожав друг другу руки…

– Я доверяю тебе – можешь смягчить это известие, как тебе захочется, Ги. Прости, я пока не могу ничего объяснить. Когда все разъяснится, ты узнаешь новости первым.

– Полагаю, эта честь должна принадлежать твоей матери, – сказал Ги. – Чем ты займешься дальше?

Джек нагнулся за зонтиком. С небольшого комка ткани на пол натекла лужица воды. Воспоминание блеснуло, как отражение в луже: леди, все внимание которой устремлено на то, как преодолеть ветер; ее храброе лицо, мокрое от дождя под английской соломенной шляпкой; корзина, стиснутая в одной руке, когда ее толкнул в толпу этот самый матрос…

Любой наблюдатель тоже мог видеть, что произошло. Рано или поздно они придут к тому же выводу. Ужас стиснул его сердце.

Джек стряхнул воду с черной ткани и закрыл зонтик.

– Леди потеряла зонтик, надо его вернуть, – сказал он.