Глава 18

На следующее утро Тобиас пришел в клуб и тяжело опустился в кресло напротив Крекенберна. Было совсем рано, и остальные джентльмены еще не начали собираться.

Крекенберн опустил газету и воззрился на Тобиаса сквозь очки.

— Похоже, вы не в настроении Очевидно, новое расследование не слишком подвигается вперед.

— Пока что ничего, кроме разрозненных улик и никуда не ведущих версий.

Тобиас сел прямее и, опершись локтями о бедра, уставился в пустой камин. Наверное, сегодня чересчур тепло, и разводить огонь не имеет смысла.

— Это дело хуже гордиева узла. С какой стороны ни приближайся, везде глухая стена.

— И у изготовителя париков ничего не нашел?

— Похоже, Мементо Мори добрался до него раньше и прикончил беднягу.

— Значит, именно там он приобрел парик, — кивнул Крекенберн.

— Это единственное имеющее смысл объяснение. Но я провел целую ночь над чертовой книгой и не нашел записи о продаже светлого парика за все шесть месяцев, предшествующих событиям в замке Бомон. Существовала только одна запись о продаже светлых фальшивых волос, но произошло это через два дня после падения Фуллертона с крыши.

— Вы не должны винить себя в смерти изготовителя париков.

Тобиас не ответил.

— Ну разумеется, вы себя вините, Это в вашей натуре. — Крекенберн глубоко вздохнул и замолчал. — Каков ваш следующий шаг? — спросил он наконец.

— Лавиния и миссис Дав настаивают на том, что все убийства заказаны людьми, которые хотели помешать свадьбам жертв или их родственников. Должен признать, что их версия ничем не хуже остальных. Тем не менее я надеюсь получить сведения от Улыбчивого Джека.

— Почему вы считаете, что он сумеет помочь вам?

— Мне не дает покоя тот факт, что Закери Элланд появился словно ниоткуда. А что, если он вообще не родился джентльменом и был просто-напросто самозванцем, придумавшим себе биографию?

— Что ж, не он первый, не он последний, — пожал плечами Крекенберн. — Но признаюсь, этой возможности я в расчет не принял. Он так свободно вращался в обществе. Хорошо воспитан, обаятелен, остроумен. Закери утверждал, что был сиротой, воспитанным дальним родственником, и ни у кого не имелось причин не верить ему.

— Мне следовало бы более внимательно покопаться в прошлом Элланда после его смерти, — вырвалось у Тобиаса.

— Не упрекайте себя, — строго приказал Крекенберн. — Все мы предполагали, что дело Мементо Мори закончилось с самоубийством Элланда. Вполне логичное заключение.

— Да, по крайней мере казалось логичным в то время.

Крекенберн вгляделся в него.

— По-моему, вы в последнее время недосыпаете.

— Не хватало еще зря тратить время на сон. Мементо Мори — отнюдь не единственная моя проблема. Вы ничего не знаете о молодом человеке по имени Доминик Худ? Почти ровесник Энтони. Живо интересуется наукой. Живет на Стерлинг-стрит. Достаточно обеспечен, чтобы заказывать гардероб у дорогого портного.

— Имя мне совершенно не знакомо. Чем он привлек ваше внимание?

— Энтони питает к нему чрезвычайно острую неприязнь.

Брови Крекенберна взлетели едва ли не к самым волосам.

— А мне всегда казалось, что Энтони ладит с людьми.

— Так и есть. Но он отчего-то вообразил, что Худ задумал отбить у него мисс Эмелин. Хотя, должен заметить, лично я не вижу у мисс Эмелин ни малейшего интереса к Худу. Но я боюсь, что Тони совершит нечто безрассудное.

— Понимаю. Горячие головы у этих молодых… вечно наделают глупостей, особенно если тут замешана дама. — Крекенберн тщательно сложил газету и бросил на стол. — Кстати, этот мистер Худ — член какого-нибудь клуба?

— Да. Того самого, в котором состоит Энтони.

— В таком случае я, несомненно, сумею без лишнего шума навести справки.

— Спасибо, сэр, очень вам благодарен. К Тобиасу подошел швейцар, сгорбленный человек неопределенного возраста.

— Прошу прощения, сэр, но у дверей стоит какой-то грязный оборванец. Утверждает, что должен что-то вам сказать и что дело крайне срочное.

— Пойду посмотрю. — Тобиас, опираясь о подлокотники, тяжело поднялся и кивнул Крекенберну:

— До свидания, сэр.

— Тобиас!

Тобиас замер. Крекенберн крайне редко называл его по имени.

— Не нравится мне эта история с Мементо Мори, — тихо признался Крекенберн. — И очень беспокоит то воздействие, которое она производит на вас. Помните, у вас нет никаких причин проклинать себя за то, что случилось три года назад. Никто не виноват в том, что Закери Элланд стал убийцей.

— То же самое твердит и Лавиния… но не могу отделаться от мысли, что, если бы я не обучил его ремеслу шпиона, он никогда бы не стал подогревать себе кровь подобным способом.

— Не правда! Элланд так или иначе непременно нашел бы свой путь в ад. Прошу вас, верьте мне. Я достаточно долго прожил, чтобы понять: ни один человек не становится хладнокровным убийцей только из-за неожиданного поворота судьбы. Семена зла должны быть посеяны в нем еще с рождения, внедрены в его плоть и кровь.

Тобиас снова кивнул, очень вежливо, и направился к двери. Вероятнее всего, Лавиния и Крекенбери правы. Но в душе он все же опасался, что несет ответственность за того, кем стал Закери. Во всяком случае, Аспазия Грей с этим мнением соглашалась.

Солнце снова празднично сияло над головой, но Лавиния почти не чувствовала тепла и света, прогнавшего кладбищенский мрак. Тени, отбрасываемые густой листвой, окутывали надгробные плиты и памятники темным прозрачным саваном.

На кладбище царила печальная атмосфера убогости и заброшенности. Тяжелые железные ворота уныло обвисли на ржавых петлях. Высокая каменная ограда, окружавшая могилы, отсекала городские звуки и шумы. Крошечная каменная церковь с запертыми дверями одиноко маячила чуть поодаль.

Лавиния посчитала сцену чрезвычайно угнетающей. Именно такого рода кладбища часто посещали так называемые похитители трупов, поставляющие свеженьких мертвецов на медицинские факультеты. Она нисколько не удивилась бы, узнав, что большинство гробов в этих могилах давно пусты.

Правда, если прогресс медицинской науки во многом зависит от достижений анатомии, похищение трупов, вероятно, имеет свою благородную цель. Оставалось надеяться, что когда придет время, ее бренные останки не окажутся на прозекторском столе и не будут отданы на растерзание шайке энергичных студентов.

Кроме того, вряд ли приятнее представлять себя в гробу, зарытом в землю или запертом в каменном склепе. Лавиния просто с ума сходила, воображая себя погребенной в тесном закрытом пространстве. Даже сейчас, при виде темного входа в один из ближайших склепов, Лавиния краем сознания ощущала крошечные волны паники.

«Довольно. Прочь глупый бред! О чем ты только думаешь, позволяя этому месту так сильно воздействовать на себя? Это всего лишь кладбище, и ничего больше».

Наверное, это просто нервы. Она все утро не могла успокоиться. Ах, так легко винить собственные нервы в том, что она не смогла уснуть всю ночь после того, как вместе с Тобиасом обнаружила труп Суэйна! Но по правде говоря, неприятное, неспокойное ощущение чего-то опасного только усилилось, когда она покинула дом. Лавиния надеялась, что короткая прогулка на солнышке прояснит голову и успокоит ее. Произошло нечто совершенно обратное.

«Прекрати думать о своих нервах. У тебя много работы».

Лавиния глубоко вздохнула и призвала на помощь свое мастерство месмериста, необходимое, чтобы отогнать тревожные думы.

Пройдя по заросшей сорняками дорожке, она остановилась возле Аспазии Грей.

— Я получила вашу записку.

— Спасибо за то, что согласились прийти, — тихо ответила Аспазия. — Понимаю, что это не самое жизнерадостное место для беседы, но, надеюсь, вы не сочтете меня склонной к мелодрамам. Я лишь хотела объяснить то, что, как вижу, вы сами не до конца понимаете.

— Что же именно?

— Я знаю, вы считаете, что у меня есть свои планы на Тобиаса, но это не так, — начала Аспазия, рассматривая надгробие. — Есть только один человек, которого я любила и всегда буду любить, и он лежит здесь.

Лавиния опустила глаза и прочитала простую надпись на камне:

Порыв холодного ветра пошевелил сухие листья, устилавшие могилу.

— Ясно, — коротко обронила она.

— Мы не знали даты его рождения, поэтому она не высечена на камне. — Аспазия помолчала. — Мы единственные, кто дал себе труд прийти на похороны.

— Понимаю.

— Нам с Тобиасом пришлось много пережить вместе. И все из-за Элланда. Но мы никогда не были близки. Я хочу, чтобы вы это знали.

— Я уже знаю. Тобиас сказал.

Аспазия слегка улыбнулась. И улыбка эта не понравилась Лавинии. Какая-то уж слишком… понимающая.

— И вы поверили ему, потому что любите.

— Именно.

— То же самое я чувствовала к Закери.

— Я так и предполагала. Мне очень жаль, Аспазия.

Аспазия вновь устремила взгляд на надгробие.

— Впервые встретив Закери, я вовсе не думала, что влюблюсь, не говоря уже о том, что захочу выйти замуж. Слишком рано жизнь дала мне жестокий урок.

— О чем вы?

— Мой отец был невероятно жестоким человеком и превратил жизнь моей матери в ад. Пришел день, когда она выпила едва ли не пузырек настойки опия, чтобы избавиться от страданий. Но для меня выхода не было. Пришлось терпеть приступы его ярости и, хуже того, извращенные ласки, до тех пор пока мне не исполнилось шестнадцать. В тот год он нашел мне жениха. Я не возражала, хотя будущий муж был гораздо старше меня. Видите ли, я посчитала это спасением и средством уйти из дома.

Лавиния ничего не ответила, хотя ей показалось, что сухие листья на могиле зашуршали громче. Она чувствовала, что Аспазия говорит правду.

— Однако я снова очутилась в аду, только иного рода. Мой муж был так же злобен и бесчеловечен, как отец. К счастью, мне невероятно повезло, что вскоре после свадьбы разбойник застрелил его, когда он поздней ночью возвращался домой из Лондона. Несколько месяцев спустя лихорадка убила отца.

— Вам нет нужды говорить со мной о подобных вещах, Аспазия. Я знаю, насколько болезненна такая исповедь.

— Да. Настолько, что я никогда никому не рассказывала об этом. Кроме Закери. Даже Тобиас ничего не знал. Но я хочу, чтобы вы поняли. В семнадцать лет я оказалась одна на всем белом свете и владелицей значительного состояния. И твердо решила, что больше не позволю ни одному мужчине управлять своей судьбой.

— Я знаю, что вы должны были испытывать, — спокойно кивнула Лавиния.

— В двадцать пять я встретила Закери. Тогда я уже была светской женщиной и имела любовников, но сама никогда не любила. И мысли не допускала, что какой-то мужчина способен меня одурачить. Но все мои убеждения и стройные планы развеялись как дым, когда я отдала сердце Закери.

Мертвые листья посыпались вниз, словно разбросанные пальцами скелета.

— Могу только представить, что вы ощутили, узнав, с каким человеком хотите связать свою жизнь, — вздохнула Лавиния. — Но когда вы его раскусили?

— Мои подозрения возбудило не одно какое-то обстоятельство, а ряд незначительных событий, внезапно сложившихся в очень определенный узор, который я больше не могла игнорировать.

— Какие именно события?

— Прежде всего это настойчивый интерес к расследованию Тобиасом таинственных убийств. Совершенно непонятные появления и исчезновения, хотя у Закери всегда находились превосходные, совершенно правдоподобные объяснения. Однажды совершенно случайно я узнала, что он солгал мне насчет того, где был прошлым вечером. И, как оказалось, именно накануне Мементо Мори совершил очередное преступление.

— И тогда вы поняли, кто убийца?

— Нет, — покачала головой Аспазия, сплетая пальцы. — Честно говоря, я посчитала, что Закери, вероятно, изменил мне. Думала, что сердце у меня разобьется. Вот и решила узнать правду.

— И что же вы сделали?

— У него был сейф. Я рассудила, что именно там спрятаны все его тайны. Он всегда носил ключ на шее. Как-то ночью, утомленный любовными ласками, он крепко заснул. Я воспользовалась возможностью и сделала восковой слепок ключа. Через несколько дней я улучила момент, вошла в кабинет и открыла сейф. — Аспазия выразительно поморщилась. — Можете представить мое облегчение, когда я увидела всего лишь приходную книгу.

— Но как вы догадались, что в книге были зарегистрированы не просто обычные сделки?

— Меня обуяло любопытство, когда я поняла, что это не книга домашних расходов, какие ведут многие джентльмены. Скорее это был список дат и сумм, выглядевший, как всякая приходо-расходная книга торговца или банкира. Это и показалось мне странным.

— Потому что Закери Элланд был джентльменом?

— Совершенно верно. Он не имел никаких предприятий и не занимался делами. Я сказала себе, что это записи его карточных выигрышей. И только потом сообразила, что так называемые денежные поступления совпадают с датами убийств, которые расследовал Тобиас.

— Вам были известны детали этих расследований?

— Разумеется, — кивнула Аспазия. — Тобиас нередко обсуждал их с Закери и несколько раз — в моем присутствии. Я даже высказывала собственные мнения. Тобиас — один из тех людей, которые внимательно выслушают женщину, если у той есть что сказать. Закери тоже обладал этим качеством, одним из многих, за которые… я его любила.

— И что случилось после того, как вы нашли книгу?

— В глубине сейфа я обнаружила небольшую шкатулку с кольцами «мементо мори», — измученным шепотом ответила Аспазия. — И не поверила своим глазам, но все же пошла к Тобиасу с книгой в руках. Хотела, чтобы он меня разуверил. Но в глубине души, видимо, уже знала, что все кончено. Обнаружив открытый сейф и исчезновение книги, Закери понял, что его тайна раскрыта.

— И приставил пистолет к виску.

Губы Аспазии горько скривились.

— Говорят, это единственный выход для джентльмена. Думаю, это все же лучше, чем виселица.

Лавиния подумала, что все это невыносимо трагично. Аспазия столько лет пыталась уберечь себя от страданий, причиняемых мужчинами, и чем все это закончилось? Она влюбилась в наемного убийцу!

— Примите мои соболезнования, — тихо выговорила Лавиния.

— Простите. — Аспазия поспешно отвернулась, смаргивая слезы. — Я просто хотела, чтобы вы знали: Тобиас в полной безопасности. Даже если бы я и задумала соблазнить его, это невозможно. Он любит вас, а я… я никогда больше не рискну отдать сердце другому мужчине.

Лавиния не знала, что ответить, поэтому придержала язык.

— До свидания, Лавиния. Желаю вам с Тобиасом счастья. Он хороший человек. Я завидую вам, хотя ни за что не хотела бы оказаться на вашем месте.

Аспазия повернулась и быстро пошла по дорожке. Лавиния проводила ее взглядом до самых железных ворот кладбища.

Она осталась одна у могила Закери Элланда, размышляя о прихотях и гримасах судьбы.

— До того, как лечь здесь, ты наделал много бед, — пробормотала она. — Кто же восхищался тобой настолько, чтобы стать твоим двойником?

Мертвые листья танцевали призрачный вальс на траве.