Глава 10

Почти всю ночь Рори пролежала без сна, размышляя о Гарте Фрейзере. С каждой их встречей ее влекло к нему все сильнее, а те минуты у водопада, когда она находилась в его объятиях, были самыми волнующими мгновениями в ее жизни. Но как воспринимать слова, сказанные им при расставании: как обещание или как предостережение? Размышлять над этим Рори продолжила уже утром.

Гарт, без сомнения, был наилучшим из всех мужчин, с которыми она когда-либо сталкивалась, он вряд ли был способен на низкий, бесчестный поступок. А ведь ей не раз встречались ничтожества, недостойные называться мужчинами, которые могли запросто ударить женщину всего лишь за то, что она пролила выпивку или имела дерзость заговорить с ними.

Рори нередко доводилось видеть, как за игрой в карты мужчины обманывали, а порой даже убивали друг друга. Ее отец, которого она очень любила, без колебаний присвоил чужую карту, а потом объяснил это тем, что ему представилась такая возможность. Другой на месте Гарта, настигнув вора, вполне мог бы и пристрелить его за это.

По большей части салуны посещали не совсем порядочные личности, однако Гарт Фрейзер оказался совершенно другим: он не являлся ни злодеем, ни негодяем, и его даже можно было назвать джентльменом. Он и с проститутками обращался как с леди, и Шейла рассказала, что Гарт даже поблагодарил ее за оказанную услугу. Между тем большинство мужчин считали, что проститутке вполне достаточно платы в два доллара.

Рори не сомневалась, что Гарт сразу прекратил бы свои ласки, если бы она выразила протест, но его поцелуи и прикосновения были ей необычайно приятны. Ни один мужчина до Гарта Фрейзера так не волновал ее, и именно такого человека она мечтала однажды встретить, чтобы выйти за него замуж и нарожать ему детей.

Гарт обладал как раз теми качествами, какие она хотела бы видеть в своем избраннике, но, увы, даже если бы они познакомились при иных обстоятельствах, у них все равно бы ничего не получилось. Этого мужчину не тянуло к семейной жизни, его устремления лежали где-то там, за горизонтом, и, чтобы посмотреть мир, ему было необходимо перебираться через горы, пересекать реки, отыскивая свое «сокровище у края радуги».

Наверное, все же разумнее всего будет послушаться его совета и уехать отсюда – ведь если она задержится, ей вряд ли удастся сохранить невинность до первой брачной ночи. Рядом с Гартом эта потеря будет так же неминуема, как восход солнца по утрам.

Погруженная в эти мысли, Рори продолжала собирать дрова для костра, когда к ней подбежал Сэдл.

– Привет, дружок! – Она обрадовано обняла пса, тот лизнул ее в щеку. – Что ты тут делаешь и где твой хозяин?

Гарт появился несколько секунд спустя, и сердце Рори забилось сильнее.

– Доброе утро! – Она постаралась скрыть свои чувства за непринужденной улыбкой и, наклонясь, стала огребать собранные сучья.

– Подожди, я помогу. – Гарт быстро соскочил с седла.

– Думаю, в этом нет необходимости! – Рори и сама не ожидала от себя такой резкости. Испытывая недовольство собой за то, что постоянно думает о Гарте и даже питает кое-какие несбыточные надежды, она, кажется, невольно решила выместить свое раздражение на нем.

Впрочем, вопросы к нему у нее действительно были. Почему он обращается с ней так, словно она фарфоровая кукла, которая может разлететься вдребезги, если случайно упадет?

– Похоже, Сэдл, – усмехнулся Гарт, – наша дама еще не успела выпить вторую чашку кофе.

– Именно так, Фрейзер, – не меняя тона, отозвалась Рори. – Почему бы и вам не отправиться к себе пить кофе?

– Ничего не понимаю… Может, ты сердишься на меня за вчерашнее? Я действительно намеревался предаться с тобой радостям любви. Но ты даже не пыталась меня остановить.

– Спасибо за напоминание… Твое поведение и в самом деле дает достаточное основание для того, чтобы сердиться, но причина не в этом.

– Тогда в чем? Может, Пэдди с утра пораньше уже успел тебя чем-то раздосадовать?

– Папа еще спит, а мою досаду вызываешь именно ты. Гарт с недоуменным видом развел руками:

– Но что я такого сделал?

– Что? Да ничего! Почему бы тебе хотя бы раз, поднявшись утром, не побыть недовольным и раздраженным, как и большинству других людей? Как ты можешь каждый день просыпаться с улыбкой на физиономии? Даже невинные младенцы просыпаются голодные, мокрые, они громко плачут, а ты…

– Так тебе хочется увидеть меня плачущим, голодным, да еще и обмочившимся? Нет уж, уволь.

– Ну конечно, мистер Лучезарность, ты никогда на такое не согласишься!

Гарт засмеялся:

– Вот, значит, что тебя беспокоит. А я уж думал, тут что-то серьезное.

– Да, мне не нравится именно это! – продолжала раздраженно бубнить Рори. – Ты можешь хотя бы раз изобразить гнев, сказать резкое слово?

– Нет, но я все же рад, что ничего серьезного не случилось. – Гарт снова улыбнулся. – Кстати, ты становишься еще привлекательнее, когда сердишься.

Рори подняла глаза к небу:

– О Боже, я этого больше не выдержу! – Она круто повернулась и направилась в сторону костра; Гарт, собрав дрова, двинулся за ней.

– Признайся, тебе понравилось.

– Что именно?

– Наше вчерашнее свидание. Глаза Рори сверкнули.

– Насколько я понимаю, мистер Фрейзер, настоящее свидание – это нечто совсем другое!

– Но послушайте, мисс О’Трейди, желание полюбоваться обнаженной купальщицей еще не означает попытки изнасилования, – с улыбкой парировал Гарт. – Я вообще не имею склонности к насилию и к каждой женщине, с которой бывал близок, испытывал настоящую любовь.

– Не думаю, что это чувство было взаимным.

– А зря. На самом деле ты очень ошибаешься.

Рори остановилась и взглянула на Гарта с явным смущением:

– Ты это серьезно?

– Конечно.

Рори печально покачала головой.

– И чем же все эти дамы вас вознаграждали, мистер Фрейзер? Судорожными конвульсиями и восторженным визгом? – Она повернулась и двинулась дальше.

Гарт последовал за ней, но неожиданно споткнулся и вместе с дровами полетел на землю. Рори обернулась и чуть не прыснула.

– Что случилось? Зацепился за собственный язык?

– Ладно, сдаюсь! – Гарт вздохнул. – Пусть последнее слово будет за тобой. – Поднявшись, он стал отряхивать одежду, и тут, посмотрев друг на друга, очи оба рассмеялись, после чего принялись собирать разлетевшиеся дрова.

– Может, позавтракаешь с нами? – спросила Рори, укладывая сучья на подставленные руки Гарта. – Особых яств не обещаю, но мы будем рады поделиться тем, что имеем.

– У меня есть другое предложение. Как ты относишься к тому, чтобы прокатиться со мной? Я надеюсь, что Сэдл проведет нас к тому ручью, куда он бегает каждое утро. Думаю, это недалеко, потому что надолго он не отлучается. – Гарт вопрошающе приподнял бровь. – Ты только представь: горячий кофе и жареная форель! Я, кстати, захватил и кофе с кофейником, и лепешки.

– Ты сам испек лепешки?

– Леди, вам еще неизвестно обо всех моих талантах! Рори улыбнулась. Перспектива позавтракать свежей рыбой показалась ей весьма заманчивой.

– А сковородку ты взял?

– Разумеется, моя сладкая.

– Ну тогда едем! Рыба и лепешки… Даже сами слова звучат гораздо привлекательнее, чем «жареная картошка». Ладно, едем.

– Именно эту очаровательную улыбку мне и хотелось увидеть на твоем лице. Доброе утро, мисс Лучезарность. – Положив дрова на землю, Фрейзер вскочил в седло и помог Рори устроиться позади себя, а она обхватила Гарта за пояс и прижалась к его спине.

– Ты вроде бы обещал, что прогулка будет недолгой, – заметила Рори примерно час спустя. – Мы уже мили три проехали.

– Ну и что? Не поворачивать же обратно, – отозвался Гарт. – Думаю, осталось немного.

Некоторое время они молча продолжали путь, и вскоре их взорам предстало то, что они искали, – весело журчащий горный поток, берущий начало где-то на самом верху горы. Вокруг, насколько хватало взгляда, тянулись снежные пики Сьерра-Невады.

Под зеркальной поверхностью речушки во множестве скользили серебристые силуэты, то тут, то там ежеминутно раздавались всплески.

Немного полюбовавшись этой впечатляющей картиной, Гарт разулся, закатал штанины и, зайдя в воду, в течение некоторого времени пытался ловить форель руками. Поняв, однако, то подобный способ успеха не принесет, он вернулся на берег, срезал с ближайшего дерева подходящую ветку, очистил ее от листвы и заточил с одного конца. С этим приспособлением ему удаюсь через пару минут загарпунить первую рыбину.

Рори между тем приготовила ветку потоньше и нанизала на нее добычу, после чего занялась сбором дров разведением костра.

К тому моменту когда был готов кофе, Гарт успел увеличить свой улов до пяти штук.

– Думаю, нам этого хватит, – сказал он, сняв с ветки три рыбины.

– Конечно, – согласилась Рори. – А две другие южно отвезти папе.

После того как Гарт почистил рыбу, Рори порезала на части и быстро пожарила.

В это время к костру приблизился Сэдл. Несмотря на все старания, псу на этот раз ничего не удалось поймать, и Рори дала ему несколько аппетитно пахнущих кусков.

– Ты это здорово придумал, – похвалила она Гарта, когда они съели все до последней крошки. – Даже не припомню, чтобы раньше мне приходилось есть такую вкусную рыбу.

– Пожалуй, стоит поймать еще пару штук к обеду. Думаю, Пэдди будет доволен.

– Ты очень заботлив… Слушай, а где ты научился подобному способу ловли? Так вроде бы делают индейцы.

– В армии многому можно научиться, причем не только умению воевать… Иногда между боями, если поблизости имелась речка или какой-нибудь водоем, мы разнообразили свой рацион свежей рыбой. Но так как сидеть с удочкой времени не было, пришлось научиться пользоваться острогой.

– Так ты говоришь, твой дом находится в Виргинии?

– Да, на юго-востоке штата, около Уильямсберга между реками Йорк и Джеймс. Фрейзер-Кип – наше родовое гнездо на протяжении уже одиннадцати поколений.

– Даже не представляю, каково это – иметь возможность настолько глубоко проследить свои корни, знать, что твои прапрадеды жили под той же самой крышей. Я знала только своих родителей да еще бабушку с маминой стороны. Правда, в Ирландии у меня есть дядя и тетя, но я их никогда не видела. А твои родители живы?

– Нет, они умерли во время войны от холеры. Тогда же умер и шестимесячный сын моего брата Уилла – ведь лекарства в те дни достать было невозможно.

– Я тебе очень сочувствую, – погрустнев, произнесла Рори. – О Гражданской войне я знаю немного, но, конечно, в ней было много трагического.

– Да, чего-чего, а этого было хоть отбавляй… Боевые действия начались в шестьдесят первом – вроде бы ради того, чтобы сохранить союз и не позволить некоторым штатам отделиться. Потом, в шестьдесят третьем, после того как Линкольн принял закон об отмене рабства, цели вдруг изменились, и на нас пошли уже под предлогом необходимости дать рабам свободу.

– Ну по крайней мере какую-то пользу война все же принесла. Я считаю, что любой человек, какого бы цвета ни была его кожа, вправе сам распоряжаться собой.

– Дело совсем не в этом! Вашингтон развязал войну, преследуя сугубо эгоистические цели, тогда как проблему рабства можно и нужно было решать в залах конгресса. Разве не для того мы избираем политиков? Если их целью была именно ликвидация рабства, то почему они не отменили его в шестьдесят первом, в самом начале войны? Поскольку Юг к тому времени уже практически отделился, при голосовании закон прошел бы как по маслу. Так почему же Линкольн ждал целых два года, прежде чем объявить об отмене рабства?

– Ну да, почему? – спросила Рори, пораженная эмоциональностью Гарта и горечью его слов.

– Понимаешь, эти лицемеры были слишком напуганы, поэтому и не решались предпринять подобный шаг раньше. Они боялись, что Конфедерация победит и их вышвырнут из уютных кабинетов. Хотя у нас не было такого военного флота, железных дорог и развитой промышленности, как у северян, да к тому же Юг уступал Северу в средствах и численности войск, мы поначалу одерживали победы в этой проклятой войне. Тогда у северян не было толкового командования, и после того, как генерал Ли отверг их предложение, они долго не могли найти хорошего полководца. Только через два года северяне поставили, наконец, во главе своей армии генерала Гранта. Несколько раз они побеждали в незначительных боях, но вообще генерал Ли и другие наши полководцы постоянно их переигрывали, несмотря на то что мы раза в два уступали им в численности и были хуже вооружены. Народ на Севере уже начал сомневаться в разумности продолжения войны, но потом, в сентябре шестьдесят второго, произошло сражение при Шарпсберге, и все переменилось. У нас и людей уже было мало, и боеприпасов с продовольствием не хватало. Как видно, после того боя вашингтонские политиканы уверовали в возможность победы и через пару месяцев подготовили свою «Прокламацию об освобождении». Издали, так сказать, боевой клич для поднятия духа.

– А почему Шарпсберг имел такое значение? – поинтересовалась Рори.

– Потому что это было первое крупное сражение, в котором генерал Ли потерпел поражение. Тот день даже прозвали «самым кровавым днем Гражданской войны»». Конфедераты тогда потеряли почти четырнадцать тысяч убитыми и ранеными, а северяне – свыше двенадцати тысяч. За один-единственный день погибли или были ранены двадцать шесть тысяч человек!

Потрясенная масштабом трагедии, Рори покачала головой.

– Среди погибших оказался и юный рядовой Джозеф Фрейзер – шестнадцатилетний сын моего брата.

– Ох! – тихо произнесла Рори и, протянув руку, сжала ладонь Гарта. – Сколько ж бед свалилось на вашу семью!

– Ну не только на нашу семью. На Юге не осталось ни одного дома, где не потеряли бы кого-то из близких. А на следующий год, в июле, в битве при Геттисберге погиб мой самый младший брат – Энди. Всего в той кампании были убиты и ранены около шестидесяти тысяч человек, как конфедератов, так и северян. А ведь все они были американцами. В одной газете я недавно прочел, что, по последним оценкам, к концу войны количество жертв достигало уже восьмисот тысяч человек.

На некоторое время воцарилось молчание.

– Иногда, размышляя обо всем этом, я даже испытываю чувство вины из-за того, что сумел выжить. – Гарт взглянул да Рори, и вместо привычной теплоты она увидела в его глазах боль. – Так что, как видишь, я не каждое утро просыпаюсь с улыбкой. – Желая развеять грусть, охватившую обоих, он вдруг усмехнулся: – Впрочем, если бы в момент пробуждения вы, мисс О’Трейди, оказались рядом со мной…

Рори охотно включилась в игру.

– Это возможно, только если в конце подразумевается заключение брака. В противном случае, мистер Фрейзер, предложение отклоняется.

– Ах, леди, ваше сердце холоднее льда!

– Просто я берегу себя для того человека, которого полюблю. Расскажи лучше что-нибудь еще о своей жизни, о том, что в ней было хорошего. О детстве, например. Как вы жили до войны?

– Хм… – Гарт растянулся на траве и положил руки за голову. – Кажется, это было так давно – родители, братья, сестра… Наш предок, основавший Фрейзер-Кип.

Прибыл в Виргинию из Шотландии в числе самых первых колонистов, а мои родители были уже коренными виргинцами. Я рос вместе с пятью братьями и сестрой, Уилл – ему сейчас тридцать шесть, самый старший из нас, наш патриарх, семейный человек. Если бы не он, после войны нам просто некуда было бы вернуться. Далее следует Клэй, которому сейчас тридцать два: именно ним я отправился в Калифорнию, и по пути сюда он женился на северянке, но это уже отдельная история… Еще есть брат Коулт, которому двадцать шесть, он на два года младше меня. Как я недавно узнал, по дороге в Калифорнию он тоже женился на северянке, и мне просто не терпится увидеть его избранницу. Следующим идет Джедди, ему скоро стукнет двадцать пять: по последним сведениям, он по-прежнему дома, во Фрейзер-Кипе. Энди… Ему было двадцать два, когда он погиб под Геттисбергом. Ну и, наконец, самая младшая из нас – Лисси, наша единственная сестра. Отец с матерью поклялись не останавливаться до тех пор, пока у них не родится девочка. – Гарт улыбнулся. – Наша любимая сестрица всех обвела вокруг пальца, всеобщее обожание ее явно испортило… Когда она подросла, мы принялись по очереди стеречь ее, не позволяя местным парням даже приближаться. И что же эта коза в итоге вытворила? Пока мы сражались, она влюбилась в одного из северян, квартировавших во Фрейзер-Кипе, и по окончании войны сбежала с ним. Мы с Клэем отправились вдогонку, чтобы вернуть ее, и таким образом оказались в Калифорнии.

– Так вы се настигли?

– В общем, да… – Взгляд Гарта вновь наполнился теплотой. – Но это тоже отдельная история.

– Значит, теперь вы все в Калифорнии, за исключением Уилла?

– И еще Джеда… Он всегда мечтал о море. Если бы у Конфедерации имелся военно-морской флот, Джед вполне мог бы стать адмиралом. Что же касается Уилла, то его из Виргинии, похоже, никакими коврижками не выманишь.

– Насколько я поняла, ты и сам намерен однажды вернуться.

– Да, конечно, когда увижу и сделаю все, что запланировал. Пока я не связываю себя жесткими сроками.

– Как я тебе завидую… Это так здорово – расти вместе с братьями и сестрами. Ни война, ни смерть никогда не сотрут твоих светлых воспоминаний.

– Да, то были замечательные времена.

– А чем ты занимался перед войной?

– Как правило, молодые люди нашего круга некоторое время посвящали воинской службе – это нечто вроде традиции. Клэй учился в Вест-Пойнте, и в результате во время войны ему пришлось сражаться против многих своих бывших товарищей. Мы же с Коултом предпочли Виргинский военный институт, причем поступили туда вместе. Мы с ним вообще во многом схожи.

– В чем именно?

– Мы оба придерживаемся девиза: «Взял свое и убежал». Надеюсь, ты понимаешь, о чем речь? Никаких обязательств, никаких привязанностей. Мы с ним собирались посмотреть мир, отправились в Европу, но успели добраться только до Парижа, когда узнали, что Виргиния отделилась. Нам пришлось изменить свои планы, а теперь вот Коулт женился, и я думаю, нам уже не удастся совершить совместное большое путешествие. Даже не верится, что этот закоренелый бродяга решил зажить семейной жизнью.

– Выходит, ты остался единственным бродягой в семье?

Гарт снова сел.

– Получается, что так… Почему мы все обо мне да обо мне? Расскажи лучше о себе.

– Ну, мне рассказывать особо не о чем… Мои родители родом из Ирландии, в Америку перебрались незадолго до моего рождения. Я даже толком не знаю, каково это – жить в нормальном доме; обычно я называла домом простую парусиновую палатку. Мы переезжали из города в город, с одних приисков на другие до тех пор, пока не умерла мама. Мне тогда было восемь лет, а года через два папа решил отказаться от поисков золота и переключился на игру в карты. – Рори невесело усмехнулась. – К сожалению, кое от чего он так и не сумел отказаться – я имею в виду виски.

– Но почему ты не рассталась с ним, когда стала достаточно взрослой?

Рори взглянула на Гарта с некоторым удивлением:

– А с какой стати я должна это делать? Он мой отец, и я люблю его. Кроме того, перед смертью матери я пообещала ей заботиться о нем.

– Пэдди, конечно, неплохой человек, но он не в состоянии отплатить тебе равной любовью и обеспечить жизнь, которую ты заслуживаешь.

– Разве дело в этом? Папа меня очень любит; беда только в том, что он имеет тягу к спиртному. Это весьма огорчительно, но моя любовь к нему все равно не становится слабее.

– Как я понял, твоему отцу всегда нравилось быть мечтателем и скитальцем, и при этом он не слишком беспокоился о двух самых близких людях – о жене и дочери. Он без раздумий потащил тебя сюда, где столько опасностей, в надежде нарыть золота – и все ради той же цели, которой не сумел достичь еще при жизни твоей матери.

– Боюсь, ты не совсем понимаешь, какое значение имеет для человека семья. – Рори нахмурилась. – Неужели ты меньше любил бы своих родителей или братьев, если бы у кого-то из них были проблемы или если бы они вдруг не пожелали защищать твою любимую Виргинию? Я видела, как мама любит папу и как он любит ее. Да, папа не может избавиться от пристрастия к виски, и его одолевает чахотка, но я никогда не брошу его из-за подобной слабости и уж тем более из-за болезни! – Рори с досадой отвернулась.

Гарт осторожно взял ее за плечи и повернул лицом к себе.

– А теперь подумай, что с ним может случиться, если тебя не будет рядом. Кто о нем позаботится, если ты вдруг пострадаешь или погибнешь? Разве ты не понимаешь, что твой отец немногое способен сделать самостоятельно и полностью зависит от тебя?

– Наверное, но ведь я когда-то зависела от него… И потом, какое тебе до этого дело? Это не твоя проблема!

– Нет, моя, потому что я за тебя беспокоюсь. – Увидев в глазах Рори слезы, Гарт обнял ее и прижал к себе. – Прости, моя сладкая, я не хотел тебя обидеть. – Он аккуратно смахнул слезинку, покатившуюся по щеке девушки, и легким поцелуем коснулся ее губ. – Извини… Я, конечно же, не прав.

Он поцеловал ее лишь с намерением утешить, не вкладывая в это никакой чувственности, и тем не менее тело тут же отреагировало. Гарта захлестнула горячая волна, голову словно затуманило, и второй поцелуй оказался куда более страстным, чем первый.