Глава 10

Не прошло и двух дней после инцидента в оранжерее, как граф Редборн услышал первые мерзкие слухи о дочери. Он сидел в кресле у огромного камина в клубе, потягивая портвейн и наслаждаясь сигарой, когда, к несчастью, случайно услышал несколько слов, сказанных сэром Робертом Клайдом. Выпив слишком много бренди, сэр Клайд, очевидно, не заметил сидевшего позади него Редборна. Иначе не сказал бы, что тоже однажды попробовал на вкус губы леди Клодии и насладился бы ее телом, если бы у них было чуть больше времени в карете.

Взбешенный, Редборн даже не заметил, что уронил бокал с портвейном и вскочил – в этот момент он думал лишь о том, что сэр Клайд только что подписал себе смертный приговор. И Редборн вызвал бы мерзавца на дуэль, если бы не старый друг лорд Хатфилд, который отвел его в сторону и тихо рассказал историю, открыто обсуждавшуюся в свете.

Новость о том, что Клодию застали полураздетой на рауте у Харрисона Грина, лишила Редборна дара речи. Уставившись на Хатфилда, он медленно опустился в кожаное кресло, дрожа словно лист на ветру.

Это было непостижимо! Его дочь никогда бы не сделала ничего подобного! Он отчаянно твердил себе, что Клодию воспитывали в наилучших условиях, прекрасно подготовили к роли жены пэра и хозяйки дома. Просто невозможно, чтобы она позволила лапать себя презренному повесе с Риджент-стрит, особенно Джулиану Дейну.

И он твердил это снова и снова, торопясь домой и намереваясь услышать о произошедшем на рауте из уст дочери. Он выслушает ее и тогда будет думать, как сделать, чтобы отвратительная сплетня не распространилась слишком далеко, – лишь бы она не дошла до короля.

Он подъехал как раз в тот момент, когда лакей Монтфорта уезжал. Стоя в прихожей, Редборн жестом велел подать ему послание. Оно было адресовано Клодии. Редборн открыл его, не испытывая ни малейшего угрызения совести, она все еще его дочь, он несет за нее ответственность, а значит, вправе просматривать ее почту. Он быстро пробежал глазами записку, и его пульс участился от ужаса. В записке очень учтиво сообщалось, что в силу непредвиденных обстоятельств лорд Монтфорт не станет делать пожертвования благотворительному проекту Клодии. Объяснений не было. Да они и не требовались.

Редборну стало нехорошо.

Монтфорт был богатым человеком. Непредвиденными обстоятельствами, на которые он ссылался, были скандальные сплетни о том, как Клодия продемонстрировала свою распущенность. Честно говоря, на месте Монтфорта Редборн поступил бы точно так же – если Клодия столь легкомысленно относится к собственной добродетели, то едва ли ей можно доверить чужие деньги. Но больше всего Редборна волновало, многим ли уже известно о случившемся.

Он застал Клодию в ее гостиной с дочерью служанки, к которой Клодия проявляла особую симпатию. Редборн точно не помнил, чья эта дочь. Он объяснял этот ее интерес тем, что в свои двадцать пять лет Клодия все еще не замужем. Он с нетерпением ждал, чтобы она наконец согласилась выйти замуж за одного из многочисленных претендентов, которые с завидной регулярностью просили ее руки, и родила наконец ребенка.

Клодия и девочка сидели бок о бок, держа на коленях раскрытый атлас.

Удивление мелькнуло на лице Клодии, сменившись радостной улыбкой.

– Папа! Как замечательно, что ты к нам зашел. Редборн взглянул на девочку:

– Беги к своей маме.

Девочка, заколебавшись, посмотрела на Клодию, чья улыбка медленно померкла.

– Продолжим завтра, хорошо? Ну-ка беги – твоя мама в кухне с мистером Рэндаллом.

Девочка соскользнула с дивана, пристально глядя на Редборна, медленно подошла к двери и неохотно покинула комнату.

Он подождал, пока за ней закроется дверь, и обернулся к Клодии. Прелестное лицо дочери было обращено к нему, и его вдруг поразила мысль о том, что ее красота пропадает зря.

– Насколько я понимаю, ты довольно бурно провела время на последнем рауте у Грина.

Кровь отлила от лица Клодии.

Редборн прошел в комнату и скомкал записку Монтфорта.

– Ходят слухи, будто тебя застали с мужчиной в довольно... пикантной ситуации. Это правда?

На мгновение Редборну показалось, что дочери плохо, настолько потрясенной и растерянной казалась она сейчас. Нет, все это ложь. Сейчас она придет в себя и начнет умолять его принять меры против человека, который распространяет такие гнусные сплетни.

– Это правда, – прошептала она. – Мне очень жаль, папа.

Мир Маршалла Уитни пошатнулся. Уставившись на свое чадо, он все еще не верил, что Клодия его опозорила. Быть этого не может.

– С Кеттерингом? На скамейке, с обнаженной грудью? Вздрогнув, словно от боли, Клодия отвела взгляд. Редборн буквально упал в кресло, мысль лихорадочно работала. Если эти слухи дойдут до короля, он может убрать его из Тайного совета. Хуже того, Редборн станет посмешищем в каждом клубе Лондона: его дочь – шлюха!

– Папа, я...

– Нет! – резко сказал он, вскинув руку. – Ничего не говори! – Редборн попытался совладать с собой. Он никогда не поднимал руку на Клодию, но если девчонка когда-нибудь и заслуживала хорошей порки, то именно сейчас. – Зачем? – произнес он наконец. – Почему ты так низко пала?

– Не знаю, – прошептала она с несчастным видом. Редборн в ярости вскинул голову:

– Не знаешь? Клодия молчала.

– Я дал тебе все, что мог, прекрасное воспитание, ни в чем не отказывал. Но ты все перечеркнула. Только ради похоти? Что ты за женщина? Господи, зачем ты это сделала?

Рыдание вырвалось из ее груди.

– Не знаю! Я думала... я хотела узнать...

– Не желаю этого слышать! – Редборн вскочил с кресла и в ярости заметался по комнате. – Не хочу знать, что за безумие овладело тобой! Твоя мать ничего подобного себе не позволяла. Господи, Клодия, ты хоть представляешь, что натворила? Ты все погубила! Думаешь, кто-нибудь из твоих поклонников теперь посетит тебя? Поверь мне – нет. Никто не станет заключать союз с женщиной, опозорившей себя из-за собственной похоти! Посмотри вот на это! – Он поднял записку Монтфорта. – Ты уже поставила под угрозу свою благотворительную деятельность! – Он бросил ей записку, попав прямо в грудь. Она не взяла ее.

– Я не обесчещена, Кеттеринг не опозорен, так почему...

– Кеттеринг за это заплатит, можешь не сомневаться! Я не позволю ему опозорить мой дом!

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Клодия. Редборн гневно взглянул на нее.

– Он женится на тебе, – тихо произнес он. – Сделает из тебя законную шлюху!

Она отшатнулась словно от удара, и на мгновение Редборн пожалел о сказанном. Почти пожалел. Но ее неслыханная похоть опозорила его кристально чистое имя, и, видит Бог, она раскается в своей глупости!

– Я не выйду за него, папа.

После содеянного она еще смеет противиться его воле? Редборн с отвращением отвернулся.

– Ты сделаешь так, как я велю, – сказал он дрожащим от ярости голосом и направился к двери.

– Ты можешь навязать мне свою волю. – Она говорила так тихо, что ему пришлось напрячь слух. – Я женщина и вынуждена подчиниться. Но Кеттерингу ты свою волю не навяжешь, уверяю тебя.

Редборн смерил ее убийственным взглядом:

– Молись, чтобы он не упрятал тебя в какую-нибудь дыру на всю жизнь. У мерзавца для этого есть, несомненно, и средства и причины.

Ее глаза расширились от раскаяния.

– Папа...

– Не утруждай себя. Надо было подумать о последствиях, прежде чем ложиться под него словно шлюха. – С этими словами он покинул комнату.

Дождь без устали стучал по крыше маленького домика на Аппер-Морленд-стрит, прогнав его обитателей из небольшого, но уютного садика. Трое подопечных Дорин – женщины в возрасте от двадцати до шестидесяти пяти лет – собрались в кухне на первом этаже и пекли пирожки к чаю. Еще две женщины сидели с шитьем в гостиной, оживленно болтая, а трое детей играли у их ног. Дорин устроилась у переднего окна, покачиваясь в кресле-качалке, и, как всегда, занималась рукоделием. Время от времени она поднимала голову и смотрела в окно на проезжавшие кареты или редкого прохожего.

Клодия стояла у эркера, уставившись в пространство невидящим взглядом, уже почти час, с тех пор, как привезла свежие фрукты для детей. Лишь в этом доме она могла чувствовать себя самой собой. Ее жизнь совершенно переменилась, и все, в чем она, казалось, была уверена, теперь ставилось под сомнение – и, видит Бог, в последние дни она только этим и занималась. Слух о ее скандальном поведении распространился, словно огонь, благодаря миссис Фрэнктон, и история после каждого пересказа обрастала все более возмутительными подробностями. Как унизительно было узнать от Бренды, ее горничной, что некоторые бессовестные мужчины – те, кого она хорошо знала и принимала в своем доме, – подливали масла в огонь, утверждая, что были с Клодией Уитни в особых отношениях, знали ее именно с этой стороны!

Еще более унизительно было узнать, что она оказалась не единственным трофеем Дейна на рауте у Харрисона Грина – Бренда также слышала о том, что Джулиан целовался с леди Праттер прямо в бальном зале.

Клодия снова мысленно представила себе загорелое лицо Джулиана над собой, его сияющие черные глаза. «Ты права, что боишься меня».

Она тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, но тонкая пелена слез, которые она никак не могла сдержать, затуманила ее взор. Она наконец поняла... или призналась сама себе, что ее глупость обошлась ей очень дорого. И дело было даже не в том, что определенные круги в обществе осуждали ее несправедливо – ведь Джулиан был так же виновен, как и она, однако его никто не укорял. И никого не волновало, что она взрослая женщина, может сама принимать решения и делать ошибки. Хуже всего то, что из-за нее пострадала репутация отца. А ведь она, взрослая, свободная женщина, должна иметь право получать от жизни то же наслаждение, что и мужчина. Однако в обществе считали, что женщина обязана подчиняться отцу, брату или мужу.

Репутация Клодии, судя по всему, была испорчена безвозвратно, пожертвования на ее школьный проект практически прекратились. За последние несколько дней она получила полдюжины записок с отказом в благотворительности. Мало того, когда она отправилась к милому лорду Чиверсу, чтобы обсудить его отказ, он отказался принять ее. Дворецкий даже не пустил ее на порог.

И теперь ее глупость сказывается на детях, например, на трех малышах, игравших сейчас в гостиной. Из-за того, что она дала волю своим желаниям, эти девочки могут не получить образования, которое им так необходимо. При мысли об этом слезы снова навернулись на глаза.

– Сдается мне, тут ничего особенно не придумаешь, – сказала Дорин, и Клодия, погруженная в свои размышления, вздрогнула. Она взглянула на женщину, которая была вынуждена торговать своим телом, чтобы накормить детей, и почувствовала новый прилив ненависти к самой себе.

– Да, наверно, – пробормотала она устало.

– Они держат вас на мушке. Похоже, тут только один выход.

Клодия повернулась к Дорин, которая спокойно покачивалась в кресле; иголка мелькала в ее руках.

– Какой?

Дорин слегка пожала плечами.

– Выходите за него замуж.

– Нет, – решительно ответила Клодия. Дорин даже не подняла головы.

– Легче не будет. Я знаю, этот парень последнее время заставил вас грустить и нервничать, но у вас был такой мечтательный вид.

– Никогда у меня не было мечтательного вида, – возразила Клодия, опускаясь на стул рядом с Дорин.

Дорин приподняла голову от шитья и скептически посмотрела на девушку.

– Вы знаете, что это не так. Выходите за него замуж. Вы ничего не потеряете.

– Дорин! – воскликнула Клодия. – Ты поклялась не позволять мужчине распоряжаться твоей жизнью. Почему же я должна?

Дорин опустила шитье на колени и сурово посмотрела на Клодию.

– Между нами есть разница, мисс. Вы – одна из них, аристократов. Вы должны выйти замуж, чтобы выжить в их мире. Если вы думаете, что сможете работать, то ошибаетесь, и даже если бы смогли, не протянули бы и дня на фабрике. Вы для этого слишком утонченная. А что еще вы можете делать? Ваш отец не будет вас содержать вечно. Сдается мне, у такой женщины, как вы, просто нет выбора.

Клодия открыла рот, чтобы запротестовать, но Дорин покачала головой:

– Не надо спорить. И потом, вам нечего бояться мужчин, не то что нам, – продолжила она, жестом указывая на остальных женщин. – Когда этот денди женится и заполучит вас, он оставит вас в покое. Вам не нужно будет его кормить, одевать, приносить ему деньги. Разве что иногда придется сопроводить его куда-нибудь. Женщина и мечтать не может о лучшей доле в этом мире. И тут уж ничего не поделаешь.

Сказав это, Дорин спокойно вернулась к своему шитью. Клодия долго смотрела на нее, потом перевела взгляд на залитое дождем окно.

Ей нечего было возразить Дорин.

Джулиан, стиснув зубы, держал в руке скомканную записку Софи. Она была адресована Стэнвуду, но старый дворецкий по ошибке вручил записку ему. Неужели ему придется применить физическую силу, чтобы вбить хотя бы каплю здравого смысла в глупую голову Софи? Неужели она думает, что может и дальше противиться ему без всяких последствий?

Он потер рукой затылок, пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Она совершенно потеряла рассудок. Когда он показал ей записку, она побелела, но тут же взяла себя в руки.

– Ты не можешь запретить мне любить его!

Господи, как он от всего этого устал! Софи никогда раньше не была так упряма, и эта перемена в ней просто невыносима – особенно сейчас, когда ему было не до себя и не до нее. Джулиан сильнее потер шею. Он сказал ей, просто и спокойно, что, если она еще раз попробует связаться со Стэнвудом, он тут же отправит ее в Кеттеринг-Холл. И он не шутил.

Он снова посмотрел на скомканный листок. Записка, написанная размашистым почерком Софи и адресованная Стэнвуду, содержала, помимо жалоб на властного старшего брата, обещание встречи. У Джулиана просто не укладывалось в голове, почему она не желает прислушаться к его аргументам.

В последние несколько дней он вообще мало что понимал. Он был в растерянности, его не оставляло смутное ощущение тревоги. И конечно, все еще усугублялось тем, что он столько дней не может спать из-за Филиппа. Да, призрак Филиппа являлся к нему постоянно, как в те долгие ночи сразу после его смерти. Все снова вернулось, открылись старые раны, невозможность поверить в случившееся, чувство вины, голос викария и пустые слова насчет вечной любви... Все это возвращалось ему в отрывочных снах, воспоминаниях, всплывших лишь из-за ее слов: «Пусть его застрелил Олбрайт, но это ты, Джулиан, привел его на то поле!»

Боже милостивый, как же он презирает ее! Но еще больше его угнетала мысль о том, что он поддался ее чарам, словно влюбленный юнец. Черт побери, да он вел себя с ней как щенок, наслаждаясь исходившим от нее ароматом, целуя ее кожу. Он бы даже встал на колени и умолял позволить любить ее. Джулиан не сомневался в этом. Но ее отказ стал для него ударом, оставив у него ощущение собственной никчемности.

Джулиан опустил голову на руки и закрыл глаза. Если бы только он смог поспать час-два, не думая о ней. Или о Филиппе. Или о Софи и, о Господи, о Валери – все это были свидетельства того, какой никчемной оказалась любовь в его жизни.

Ощущение холодной липкой руки на коже заставило Джулиана вздрогнуть. Он подскочил, заморгав от света и пытаясь рассмотреть расплывавшийся образ сгорбленного Тинли, который терпеливо ждал, взирая на Джулиана с довольно скучным видом.

– Господи, Тинли, ты что, не мог постучать? – рявкнул он.

– Я стучал, милорд, но вы продолжали храпеть. И не откликнулись, даже когда я постучал по краю стола.

Джулиан сердито посмотрел на старика:

– Чего тебе?

– Лорд Редборн желает видеть вас, милорд. Только этого не хватало!

– Тогда, думаю, тебе лучше проводить его, – пробормотал Джулиан и поднялся, тщетно пытаясь привести в порядок одежду.

– Бренди подавать?

Джулиан невольно хмыкнул. Как это похоже на Лондон – учтивость прежде всего, даже когда один готов убить другого.

– Безусловно, подай бренди. И пригласи его на ужин, почему бы нет?

Тинли оставил это саркастическое замечание без ответа и зашаркал прочь.

Джулиан стоял у камина, когда Редборн вихрем ворвался в комнату. Он давно не видел графа и сейчас с удивлением заметил, насколько Клодия похожа на отца. Редборн был довольно высокого роста. Седеющие волосы безупречно уложены в греческом стиле, который предпочитали мужчины, следящие за модой. Его красивое лицо выражало усталость – круги под глазами, складка между бровей. Серо-голубые глаза – глаза Клодии – смерили Джулиана с ног до головы.

Губы Редборна сложились в злобную усмешку.

– Что ж, Кеттеринг, вы не производите впечатления мерзавца, но вы мерзавец. И даже больше, вы – негодяй. Я имею полное право требовать от вас сатисфакции за то, что вы сделали!

Ну что же, значит, долой всякую учтивость.

– Так потребуйте, Редборн, – спокойно ответил Джулиан. – У меня нет желания вести бесполезный разговор.

Презрительно хохотнув, Редборн решительно прошел в комнату.

– Вы ужасно самоуверенны, милорд! Вы опозорили меня! Поверьте, прострели я это ваше никчемное сердце, никто бы в Лондоне не осудил меня.

– Не я опозорил вас, Редборн, – спокойно возразил Джулиан. – Вас опозорила дочь.

Кровь отлила от лица графа.

– Не провоцируйте меня, Кеттеринг.

– Не нужно угрожать мне, – тихо ответил Джулиан. – Если вы чего-то хотите от меня, попросите.

Редборн так крепко сжал губы, что они стали почти незаметны.

– Я пришел просить вас быть джентльменом. Вы знали мою дочь еще ребенком, – произнес он с отвращением, – и я питаю надежду, что вы найдете в себе достаточно мужества, чтобы поступить правильно. Я прошу вас – умоляю вас! – не допустите, чтобы она была уничтожена.

Джулиан устремил взгляд на Редборна, сунул руки в карманы и прислонился к каминной полке.

– Я предложил вашей дочери брак, но она отказалась. Она, похоже, презирает меня.

Это явно оказалось новостью для Редборна.

– Она довольно оригинально демонстрирует свою неприязнь, – пробормотал он, рассеянно проводя рукой по безупречно уложенным волосам. – Она уничтожена, Кеттеринг. Вы уничтожили ее. Слухи о ней просто ужасные. Я знаю, вы поймете последствия, если я скажу, что они даже дошли до короля. – Он искоса взглянул на Джулиана.

Джулиан потер рукой шею и предплечье.

– Я призываю вас действовать как пэр, как джентльмен. Как человек, который гордится тем, что воспитал четырех сестер. Вы поступили бы так же, если бы речь шла о юной Софии.

– Ее зовут Софи. – Боль в плече перешла в грудь, и Джулиан отошел от полки. – Я понимаю ваше положение, Редборн, но и вы поймите меня. Она отвергла мое предложение, и я не склонен принуждать ее.

– Вы сделали бы это, если бы речь шла о Софи, – мгновенно возразил Редборн. – Если бы эта... ужасная вещь случилась с вашей сестрой, вы искали бы любое возможное средство, чтобы избежать скандала. Я знаю, вы поступили бы именно так.

Да, он сделал бы все, чтобы защитить любую из своих сестер, для него это было так же естественно, как дышать. Джулиан пожал плечами:

– Даже если я соглашусь, Клодия откажется. Редборн презрительно фыркнул:

– Не думаю. Собственная глупость сделала ее пленницей в моем доме. Она почти не выходит, друзья отвернулись от нее, ее никуда не приглашают – у нее нет выбора, разве что остаться старой девой.

Джулиан попытался представить Клодию в чопорном доме Редборна, одну... лишенную присущего ей задора и энергии.

– Знаете, вам ведь не обязательно жить с ней.

При этих словах Джулиан вскинул голову и с удивлением посмотрел на Редборна:

– Что вы сказали?

Редборн слегка пожал плечами.

– Ваш брак будет далеко не первым, когда счастливые супруги предпочитают жить каждый своей жизнью.

Джулиан растерянно заморгал. До раута у Харрисона Грина у него и мысли не возникало о женитьбе. И уж конечно, он не собирался жениться фиктивно. Но он скомпрометировал Клодию и вообще не мог представить себя женатым, тем более на женщине, презирающей его. Тем не менее он остро чувствовал бремя ответственности за случившееся. Возможно, Редборн прав. Возможно, они смогут вполне мирно сосуществовать в одном доме – и дом на Сент-Джеймс-сквер, и Кеттеринг-Холл достаточно велики, чтобы не встречаться там друг с другом неделями.

Он посмотрел на Редборна:

– А вы сможете получить специальное разрешение на брак?

На лице Редборна промелькнуло облегчение.

– Конечно, – быстро произнес он. – Значит, вы согласны?

Проглотив остатки неуверенности, комом вставшие в горле, Джулиан кивнул.

Редборн повернулся и зашагал к двери.

– Вы поступаете благородно, Кеттеринг. Никто не упрекнет вас в этом решении.

Возможно... Но интуиция подсказывала Джулиану, что есть человек, который может его упрекнуть. И он не преминет сделать это.