Глава 12

Дорогая миссис Бэкуорт-Мелдон!

Позвольте пожелать вам доброго утра. Вместе с письмом посылаю вам платья для вечерней церемонии и бала, а также маленький совет (впрочем, уверен, что наши мнения наверняка совпадают), а именно: розовое платье больше подойдет для бала, а другое, цвета слоновой кости, — для известной вам церемонии. Как бы там ни было, непременно захватите на Гросвенор-сквер и второе платье, так как в любом случае домой на Халф-Мун-стрит вы уже не вернетесь.

Думаю, мне нет нужды напоминать о том, что с этого дня вы должны одеваться и держать себя соответственно своему новому положению и что теперь взгляды всего общества будут прикованы к вам.

Стоимость обоих туалетов будет вычтена мной из суммы вашего содержания. Насколько я знаю, вас это весьма беспокоило, так что теперь можете не волноваться. А после вышеупомянутой церемонии вы вольны сосать из меня кровь (иначе говоря — золото), но только в пределах вышеупомянутого содержания.

Мой экипаж будет в распоряжении вашего семейства после двух часов дня.

Умоляю вас не опаздывать, чтобы мы могли покончить с этой докучной формальностью как можно скорее.

Ваш покорный слуга Уиллоуби.

Эбби прочитала записку дважды, разрываясь между желанием вздернуть его на первом же суку или четвертовать на месте. Впрочем, хватит с него и пули. Если же он рассчитывает, что она бросится ему на шею, заливаясь слезами благодарности, то пусть сразу же выбросит это из головы. Да и потом, какая же это доброта, раз он делает это для себя, мудро рассудила она. Наверняка гордый виконт уже позеленел от страха, представив, как она появится на балу в одном из своих «шикарных» туалетов!

Но потом в душу Эбби закралось одно подозрение, и оно ей очень не понравилось. Что-то подсказывало ей, что в последнее время она как-то странно легко подчиняется планам его светлости. А если говорить честно, Эбби не могла дождаться момента, когда получит свое «содержание», чтобы пуститься во все тяжкие.

Нет, не то чтобы это так уж ее удивило! Слишком долго она жила чуть ли не впроголодь, чтобы понять, какие преимущества сулит ей придуманный Брейди план. Господь свидетель, разве могло ей когда-нибудь даже прийти в голову, что блестящий виконт Уиллоуби предложит ей стать его женой?!

Впрочем, была в этой бочке меда пусть и маленькая, но все-таки ложка дегтя. У Эбби возникло неприятное чувство, будто ее покупают. Причем покупают с удовольствием. Вот это, а также то, что сам виконт и не подозревал, что действует в соответствии с разработанным Брейди планом, и выводило ее из себя.

Они еще не стали мужем и женой, а у нее уже появилась первая тайна. Тайна, которую ему не суждено узнать, — если ей, конечно, хоть немного дорога ее шкура!

Как жаль все-таки, что она ни капельки в него не влюблена! Будь по-другому, найди она в своей душе хоть чуть-чуть теплого чувства, Эбби, возможно, не ощущала бы себя сейчас такой виноватой.

А может, наоборот, неожиданно подумала она…

— О, послушай, Эбби, — они просто великолепны! Господи, какая прелесть! Ну разве твой виконт не самый великодушный человек во всем белом свете? Да ты хоть понимаешь, как тебе повезло?!

Вздрогнув от неожиданности, Эбби повернулась к Эдвардине. Та, забыв обо всем, взобралась с ногами на кровать и вдохновенно рылась в огромных коробках. Оберточная бумага с шелковистым шорохом падала на пол, словно осенние листья. А Эдвардина, не помня себя от восторга, прикладывала к себе то одно, то другое платье — это были безумно дорогие шедевры мадам Люсиль, отвергнутые Эбби во время ее визита в модную лавку на Бонд-стрит.

— И нижние юбки вдобавок! И еще туфли! Ах, какая муфта! Нет, ты только посмотри, Эбби, веер! Ты ведь обожаешь веера. И как он только узнал? Держу пари, он влюбился в тебя по уши!

Опустив глаза, Эбби в третий раз пробежала глазами записку своего жениха и нервным движением смяла ее в кулаке.

— Да, скорее всего, — небрежно бросила она, незаметно порвав записку и кинув ее в огонь. Близорукая Эдвардина ничего не заметила. — Конечно, виконт совершенно потерял голову! Этот человек готов целовать землю, по которой я хожу!

И вдруг ноги у нее подкосились — Эбби внезапно вспомнила, как виконт написал, что она уже больше никогда не вернется на Халф-Мун-стрит. Впрочем,

одернула она себя, а зачем ей сюда возвращаться? Можно подумать, она не проживет без этой проклятой лачуги!

Все это так… если не считать одного маленького обстоятельства — здесь, в этой лачуге, она чувствует себя в гораздо большей безопасности, чем в роскошном дворце на Гросвенор-сквер!

Она надела платье цвета слоновой кости.

Эбби с первого взгляда влюбилась в него — еще тогда, в модной лавке мадам Люсиль. Это было настоящее произведение искусства — из тончайшего перкаля, с высоким воротничком под горло, тремя пышными оборками на плечах и воздушными рукавами с плоеными манжетами, доходившими до самых кончиков пальцев, оно выглядело девически строгим и в то же время очаровательным.

Слегка зауженная спереди юбка была подхвачена под грудью кокетливой бархатной ленточкой зеленого цвета — никаких других украшений не было. Только множество плиссированных складок пышным каскадом спускались сзади до самого пола, точно такие же складки падали с плеч, а заканчивалось все это великолепие небольшим шлейфом.

Но в коробке было не одно только платье. Эбби осторожно вынимала одну вещицу за другой, даже не замечая, как у нее дрожат руки. Тонкие, как паутинка, шелковые чулки, тоже цвета слоновой кости, зеленые туфельки в тон ленте, облегавшие ее ногу точно вторая кожа. Затаив дыхание, Эбби осторожно погладила их — кожа была мягкой, как масло. Там же лежали и перчатки, тоже мягкие, только из кожи цвета слоновой кости. И крохотная сумочка, аккуратно завернутая в бумагу. Эбби развернула ее, и у нее вырвался вздох восхищения — такого же травянисто-зеленого цвета, что и туфельки, бархатная сумочка с тончайшей золотой цепочкой вместо ручки больше смахивала на драгоценную безделушку, чем на один из атрибутов женского туалета.

Да уж, все это великолепие явно стоит куда больше ее несчастных двадцати шести фунтов, мрачно подумала Эбби.

Она была бы в восторге, если бы не волосы. Сколько Эбби ни билась, сколько ни пыталась заставить их завиться в локоны, чтобы потом заколоть их изящным узлом, у нее так ничего и не вышло. Вернее, то, что у нее получилось, больше всего смахивало на ее обычный квакерский пучок.

Но даже это не могло испортить ей удовольствия. Эбби переполняла благодарность. Как же все-таки мило со стороны виконта прислать ей платье… нет, даже целых два! И вовсе не потому, что этим подарком он как бы еще раз подчеркивал, что только пылкая, романтическая любовь заставила его остановить свой выбор на ней — серенькой, незаметной вдове. Просто сейчас, нарядная, совсем не похожая на прежнюю Эбби, она почувствовала себя намного увереннее. Теперь она могла по праву встать рядом с ним перед алтарем и не стыдясь произнести вслед за ним супружеские обеты.

Раньше она робела немного — но совсем не оттого, что ее не поддерживали родственники. Вот и сейчас дядюшка Дэгвуд и его брат-близнец Бейли, принаряженные в одинаковые атласные сюртуки травянисто-зеленого цвета, видимо, сохранившиеся с лучших времен — на сытых боках дядюшки Дэгвуда сюртук угрожающе трещал по швам, — не отходили от нее ни на шаг. Гермиона в сопровождении неизменного Пончика, со столь же неизменной серебряной фляжкой в ридикюле, шествовала впереди.

Эдвардина под руку с братом Игнатиусом шли позади всех. Стоило только

их процессии переступить порог особняка на Гросвенор-сквер, как она, оглядевшись по сторонам, озадаченно брякнула:

— Где это мы — в церкви? Как это — нет? А здорово похоже на церковь!

— Прошу вас, мадам, — выступил вперед Гиллет. Окинув взглядом сбившихся в стайку Бэкуорт-Мелдонов, он величественно склонил седую голову. — Мои поздравления, мадам. Вы выглядите просто восхитительно! Виконт просил передать, что ждет вас в гостиной.

— Спасибо, Гиллет, — благодарно кивнула Эбби. И слегка поморщилась, услышав, как хрипло звучит ее голос. «Каркаю, как ворона!» — сердито подумала она. — А священник… или кто там… он тоже нас ждет?

— Да, мадам. И граф Синглтон вместе с ними. Позвольте, я провожу вас туда.

Эбби без единого возражения последовала за дворецким, тем более что ей в голову так и не пришло ни одного мало-мальски серьезного предлога, чтобы отсрочить неизбежное. К тому же дядюшки сочли этот момент наиболее подходящим для очередной свары. Дэгвуд обвинял Бейли в том, что тот надел одну из его туфель. А Бейли, само собой, с пеной у рта это отрицал, в свою очередь, обвиняя брата… впрочем, дальше Эбби слушать не стала — все и так было ясно. Использовать их перепалку как предлог уж точно не удастся, с мрачным юмором подумала она.

Игнатиус, точная копия своей сестры, только в мужском варианте, улучив момент, склонился к Эбби. Приложив к лицу надушенный кружевной носовой платок, впрочем, не скрывавший улыбки, он ободряюще ей подмигнул. Лицо его сияло.

— Прошу вас, одну минутку, Гиллет. Мне хотелось бы сказать пару слов моей тетушке. Спасибо, старина. Послушайте, тетушка Эбби, — он всегда именовал ее «тетушка Эбби», хотя и был всего на два года младше ее, — неужто вы и в самом деле собираетесь тут жить? Ну и счастье же вам привалило! Поздравляю! Вот уж никогда бы не подумал, что когда-нибудь увижу вас в таких хоромах!

— Спасибо, Игги, — мягко поблагодарила Эбби, понимая, что бедный мальчик, как обычно, ляпнул первое, что пришло ему в голову. И кроме того, она была уверена, что самое интересное еще впереди.

И Игги не подкачал. Впрочем, надо сказать, милый мальчик никогда их не подводил. Достаточно было только чуть-чуть поднапрячь фантазию, чтобы вообразить какой-нибудь совсем уж ужасный фортель, нечто выходящее за рамки всего того, что мог сказать такой призовой идиот, как Игги, и после этого оставалось только ждать — и Игги повторял все слово в слово.

То же самое произошло и сейчас.

— Я вот тут подумал, тетушка, — продолжал он, глядя на нее своими детски невинными голубыми глазами. Впрочем, Эбби уже много лет назад выработала в себе привычку не обращать внимания на его ангельскую внешность. — Если вспомнить, каким хорошим племянником я всегда был — ласковым, любящим и все такое, — я решил, что вы, наверное, захотите сделать мне маленький подарок. Тем более что теперь ведь должен же кто-то вместо вас держать в узде эту сумасшедшую семейку…

— Ты хочешь сказать, что неплохо бы назначить тебе содержание? Я правильно поняла тебя, Игги? — вклинилась Эбби, улучив момент, когда он остановился, чтобы перевести дыхание. Юноша поперхнулся и вытаращил на Эбби глаза. — Так вот, предупреждаю сразу — ты его не получишь.

— Ну, тетушка, не стоит быть такой жестокой. Такое бездушие по отношению к любимому племяннику может иметь самые неприятные последствия.

Эбби сделала Гиллету знак отойти подальше. А потом, крепко ухватив за локоть ухмыляющегося Игги, поволокла его за собой в самый дальний угол холла.

— Что это — шантаж? Пытаешься меня запугать, а, Игги?

— Запугивать тебя, тетушка? Боже упаси! Что это пришло тебе в голову? Неужто ты решила, что я могу пасть так низко, чтобы угрожать тебе? — Его идиотская ухмылка выводила Эбби из себя. — Впрочем, раз уж ты сама это сказала… почему бы и нет, право?

Эбби закусила губу и молча смотрела на него. Впрочем, ей и раньше приходило в голову, что рано или поздно это случится.

— Ты уже забыла тот день, когда вы с Эдвардиной ездили на пикник, а, тетушка? — помолчав немного, спросил Игги. Потом небрежным жестом поправил булавку, и Эбби машинально отметила, что она несколько великовата для галстука. — Я ведь тоже там был, если ты помнишь. Приехал с приятелями подышать, так сказать, свежим воздухом, поглазеть на девушек — ну, как принято у молодых людей нашего круга, ты же понимаешь.

Эбби пристально смотрела ему в глаза. Лицо ее было непроницаемым, но мысли лихорадочно метались, словно летучие мыши, пока она испуганно гадала, что же еще ляпнет Игги.

И тут «милый мальчик» вдруг неожиданно ее разочаровал! Какой же она была дурой, втайне надеясь, что, может быть, хоть на этот раз это ангельски невинное выражение лица окажется под стать его намерениям! Как же жестоко она ошиблась!

— Как единственный мужчина в семье Бэкуорт-Мелдон — единственный настоящий мужчина, смею надеяться, — заметив, что вы с виконтом незаметно улизнули в кустики, я счел своим долгом последовать за вами, чтобы проследить, чем вы там занимаетесь. Не мог же я в самом деле позволить, чтобы мою тетушку скомпрометировал какой-то негодяй, верно? Ну вот, значит, отыскал я себе укромное местечко на берегу, навострил уши, чтобы не упустить ни единого словечка и вовремя подоспеть на помощь, коли потребуется. Только помощь тебе не понадобилась, да, тетушка Эбби?

Эбби вдруг почувствовала, что содержимое желудка подступило к самому ее горлу.

— Так ты все слышал?!

— Каждое словечко, милая тетушка! — Закинув голову, этот наглец визгливо захохотал. Потом придвинулся к ней, и голос его упал до едва слышного шепота: — Хочешь, могу повторить, если не веришь. Как это? Ах да! «Я, конечно, уже далеко не девственница, но в данном случае это даже к лучшему!» Узнаешь свои слова, дражайшая тетушка Эбби? Или мне покопаться в памяти в поисках еще одного примера? И только вообрази себе — просто вообрази! — в какое посмешище превратится твой виконт, случись мне упомянуть об этом разговоре в свете!

— Я могу прямо сейчас рассказать все виконту, — предложила Эбби. Она

пришла в такое отчаяние, что уже готова была плюнуть на приличия и оттаскать «милого мальчика» за уши, пока он не начнет визжать, как свинья, которую тащат на бойню. И лишь мысль о том, в какое негодование придет Гиллет, немного охладила ее воинственный пыл.

Надо, однако, отдать должное Игги. Ай да мальчик, грустно подумала она. Молчал столько дней, выжидая удобного момента, и дождался! Она не может надрать ему уши… не может стукнуть его по носу… не может даже приказать Гиллету с помощью дюжих лакеев вышвырнуть зарвавшегося юнца вон.

Руки у нее связаны.

И Игги прекрасно это знает.

— Конечно, ты можешь рассказать обо всем его светлости — если ты уверена в нем, как в самой себе. Но если нет, тогда, думаю, вряд ли у тебя хватит духу к нему пойти. Ведь бедняга женится, чтобы облегчить себе жизнь — не так ли, дражайшая тетушка? И уж, конечно, не для того, чтобы молодая жена подпортила ему репутацию. Ну да ладно, подробности обсудим позже — я имею в виду размер моего содержания, ну и еще кое-какие маленькие знаки внимания, которые для своей же пользы ты будешь оказывать мне время от времени. Итак, мы договорились? Ну и чудесно!

— Ладно, племянник, на этот раз твоя взяла. Но, будь уверен, это тебе даром не пройдет, — невозмутимо заявила Эбби, поправляя тугие перчатки. — Еще не знаю, когда и как, но я отомщу, можешь не сомневаться! Настанет и для тебя день, когда придется платить по счетам, Игги. Так что жди. Ты меня знаешь — я свое слово держу.

— Ох-ох, я уже весь дрожу как осиновый лист! Не понимаю, из-за чего это ты так разозлилась? В конце концов, твоя красота — вместе с горячим желанием забраться к нему в постель — очень скоро растопит каменное сердце виконта. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как он положит свое сердце к твоим ногам. И тогда, дражайшая тетушка, у тебя, возможно, появится шанс облегчить свою душу, признавшись виконту, что ты не столько облегчила ему жизнь, сколько добавила новых проблем. Вот тогда и мстить будешь, — промурлыкал в ответ Игги. И даже нахально чмокнул ее в щеку, прежде чем подвести Эбби к топтавшимся в холле гостям.

Только и дожидавшийся этого Гиллет распахнул двери, чтобы торжественно объявить о прибытии невесты. С губ Игги сорвался дребезжащий смешок.

— Как бы там ни было, теперь я повеселюсь на славу, — прошептал он, склонившись к самому уху Эбби. — Ммм… просто поверить не могу, что мне представился такой случай.

Эбби предпочла промолчать. Вместо ответа она мстительно наступила острым каблуком новой туфли Игги на ногу, после чего, даже не оглянувшись, вошла в гостиную.

Кипп, ждавший, когда Гиллет объявит о приезде его будущей жены, с энтузиазмом приговоренного к повешению, которому объявили, что дело только за палачом, бросился к Эбби.

— Дорогая, как я рад вас видеть! Вы сегодня просто очаровательны! — воскликнул он, взяв ее руки в свои, после чего увлек Эбби в глубь комнаты и незаметно для гостей слегка пожал ее похолодевшие пальчики. — Насколько я понимаю, вы получили мою записку? — тихо добавил он.

— Э-э… не совсем так, милорд, — прошипела Эбби, после стычки с Игги настроенная весьма воинственно. — Не знаю, в чем дело… должно быть, бумага была слишком сухая, потому что записка ваша рассыпалась прямо у меня в руках, прежде чем я успела ее прочитать.

На щеках Киппа заходили желваки. Он и сам догадывался, что с этой запиской слегка переборщил — можно было бы, конечно, выбрать тон помягче, однако он уже разорвал две, показавшиеся ему вообще оскорбительными, и решил отослать третью до того, как ее постигнет судьба первых двух. И не то чтобы ему хотелось быть грубым, вовсе нет. Просто у него не было ни малейшего опыта, как разговаривать с невестой, которой он ни слова не сказал о любви.

— Понятно. Ладно, позвольте мне представить вам своих друзей. С кого же мы начнем? Думаю, лучше всего с преподобного Пика.

Долгие годы плавания в бурных волнах лондонского света вышколили его до такой степени, что теперь Кипп говорил нужные слова, улыбался заученной улыбкой и делал то, что полагалось делать в таких случаях, — и все это машинально, почти не задумываясь, — и при этом ни на мгновение не отрывал пристального взгляда от своей будущей жены.

Да, платье великолепное. На редкость удачный выбор — элегантное и к тому же стильное. Безусловно, мадам Люсиль была права — оно ей к лицу. К тому же мадам сдержала слово и подогнала платье по Эбби к нужному дню и при этом управилась без второй примерки.

Но вот волосы! Проклятие! Его будущая жена выглядела безупречно — изящная, светская молодая дама, — однако ее прическа, да еще в сочетании с худощавой, почти плоской фигурой уже в который раз заставила виконта недовольно поморщиться. С этим кукишем на голове Эбби смахивала на гувернантку.

Возможно, если освободить ее волосы от бесчисленных шпилек и дать им свободно упасть на плечи, эта сияющая копна будет выглядеть гораздо лучше? Кто знает, может быть, завившись в локоны, они шелковистым водопадом спустятся ей на грудь?.. Остается только надеяться, что грудь у нее такого же нежного оттенка слоновой кости, как и кожа в тех местах, что были открыты его взору. Да полно, остановил он себя, есть ли у нее вообще грудь, у этой женщины? Сказать по правде, он сильно в этом сомневался. Все те ужасные тряпки, в которые Эбби куталась до сегодняшнего дня, похоже, шились специально для того, чтобы как можно больше ее изуродовать. А изысканное творение мадам Люсиль со множеством складок было вообще сплошной загадкой. И он ломал себе голову, что скрывается за ними: сокровища, способные свести его с ума, или костлявая грудь старой девы?

Какой черт дернул его за язык дать ей слово, что он не станет заводить себе любовницу? Наверно, он совсем спятил!

— Эбби, радость моя, вы выглядите на редкость обворожительно! — громогласно объявил граф Синглтон. Шагнув к ней, он взял ее руки и с томным видом поднес их к губам. — Эх, и где были мои глаза? Упустить такую женщину! А впрочем, может, и сейчас еще не поздно? Ведь этот негодяй вас не стоит, поверьте мне на слово.

Эбби незаметно сжала ему руку, давая понять, что их план остается в силе.

— Нет, нет, Брейди, и не надейтесь! — кокетливо проворковала она. На губах ее появилась робкая улыбка. Эбби тут же одернула себя, и губы ее перестали дрожать, а высоко вскинутый подбородок и твердый взгляд говорили о том, что воля ее крепче алмаза. — Вы ведь знаете, что я от него без ума!

От неожиданности Кипп слегка вздрогнул и изумленно воззрился на свою невесту. Невозмутимость, с какой она сделала это заявление, заставила его прирасти к полу. Непостижимая женщина! Что ж, мысленно поздравил себя Кипп, выходит, он не ошибся. Миссис Абигайль Бэкуорт-Мелдон не обманула его надежд — хладнокровна, независима, практична. Сильная личность, одобрительно подумал он. И к тому же обладает бесценным талантом — врет и не краснеет!

Ей бы еще приличную грудь…

— Ваша светлость?

— Хм… — промычал Кипп, ужасно недовольный тем, что его мысли были прерваны столь бесцеремонно.

Впрочем, мысли его почти сразу же устремились в другом направлении — теперь Кипп гадал, один ли он такой негодяй или в Лондоне полным-полно титулованных особей мужского пола, эгоизм и бездушие которых могут смело поспорить с его собственными.

— Я собирался сказать вам, милорд, — продолжал преподобный Пик, на лице которого отражалось сомнение, — что все произошло очень неожиданно… Дело в том, что в моем распоряжении буквально несколько минут, потому что потом мне

придется поспешить на похороны леди Хэйвер. Итак, может быть, приступим к церемонии, если ваша светлость не возражает?

— Конечно. Надеюсь только, ваше преподобие, что в такой спешке вы вместо венчания не благословите нас в последний путь, — вежливо кивнул Кипп, мимоходом отметив про себя, что только Эбби и Брейди рассмеялись в ответ.

А произошло так потому, что как раз в эту минуту Гермиона Бэкуорт-Мелдон, улучив удобный момент, юркнула за одну из пальм, стоящих в кадке — к несчастью, недостаточно высокую, — чтобы никто из присутствующих не заметил, как она, запрокинув голову, поднесла к губам маленькую плоскую фляжку.

К ногам ее прижалась лохматая белая собачонка. Задрав одну лапку вверх, мерзкая тварь — видимо, тоже решив, что момент на редкость подходящий, — оросила ту же злосчастную пальму.

Эдвардина Бэкуорт-Мелдон, с восторженно сияющими глазами — впрочем, скорее всего этим сиянием она была обязана множеству горевших тут свечей, — уселась на одну из кушеток, попутно ухитрившись опрокинуть себе на колени блюдо с пирожными? В эту минуту она была занята тем, что весьма оригинальным способом уничтожала следы этого происшествия, запихивая себе в рот одно пирожное за другим.

Дядюшки, стоя плечом к плечу в центре зала, синхронно вертели головами из стороны в сторону, судя по всему, упиваясь представившимся им зрелищем. Кипп усмехнулся — эта колоритная парочка с лысыми макушками и свисающими на плечи жиденькими прядями волос внезапно показалась ему странно знакомой. Точь-в-точь монахи какого-то нищенствующего ордена, решил он, только без ряс. Да нет, какие монахи — скорее уж деревенские сквайры, не хватает только копошащихся у их ног кур да запаха свежего навоза, прилипшего к грубым сапогам, поправил он себя.

А этот племянник — как его? Ах да, Игнатиус. Тот еще фрукт, поморщился Кипп, украдкой наблюдая, как молодой человек слоняется по комнате, небрежно разглядывая драгоценные безделушки, словно вдруг оказался на распродаже. Одетый по последней моде, юноша производил странное впечатление. Высокий и тощий, он был очень похож на свою красавицу сестру, вот только красота его была до такой степени женственной, что это казалось неприличным.

Единственным отличием этого белокурого и синеокого красавца был живой ум, светившийся в его глазах, в то время как очи Эдвардины были безмятежны и пусты, как у куклы. Только вот ум этот он явно употреблял во зло окружающим.

Да, мальчишка, похоже, явился к нему с какой-то целью…

— Сейчас позвоню Гиллету, чтобы он пригласил сюда слуг, — предложил Брейди, прервав тягостные размышления Киппа по поводу своих новых родственников. — Ты, по-моему, говорил, что хочешь, чтобы все они стали свидетелями на твоей свадьбе, да?

— Ну конечно. Впрочем, кажется, это предложил Гиллет, но мне эта идея тоже пришлась по душе, — кивнул Кипп. Взяв Эбби за руку, он двинулся вслед за священником к огромному беломраморному камину в дальнем конце зала. Еще раньше они все пришли к единодушному выводу, что церемонию лучше всего будет провести именно тут.

— Немного нервничаете, милорд? — осведомилась Эбби, вдруг осознав, что она сама непонятно по какой причине сохраняет ледяное спокойствие — точь-в-точь узник, распростившийся с последней надеждой на спасение и примирившийся со своей участью.

— Если честно, то да. Все поджилки трясутся, — неожиданно признался Кипп, не сводя глаз со священника, который как раз в эту минуту раскрыл толстую Библию и принялся быстро листать страницы. — А вот вы, надо отдать вам должное, сохраняете поразительное хладнокровие. Наверное, с каждым разом все легче, да?

— Ну… возможно, вы и правы, милорд. После того как я похороню вас и пойду к алтарю с третьим мужем, смогу сказать более точно, — пропела Эбби.

Наградой ей был короткий смешок.

Через пару минут Гиллет пригнал табунок слуг. Пошушукавшись, они в два ряда выстроились вдоль стен напротив окон.

Брейди вышел вперед и, встав рядом с Киппом, занял место шафера, готовый в нужную минуту передать ему обручальное кольцо, которое уже много веков переходило в семье Уиллоуби от поколения к поколению, — кольцо,

которое Кипп когда-то сам снял с пальца умершей матери, поклявшись при этом, что женится и обеспечит продолжение рода.

Кипп ни словом не обмолвился матери о своей любви к Мэри, к девочке, которая выросла вместе с ним — можно сказать, под одной крышей. Но его мать и так знала об этой любви. Каким-то непостижимым образом ей всегда удавалось узнать все, что она хотела.

Видит ли она его сейчас? Довольна ли она его выбором? И если о первом он мечтал всем сердцем, то о втором ему не хотелось даже думать.

Не успел преподобный Пик открыть рот, как Гермиона, словно очнувшись, вытащила из ридикюля огромный платок и принялась оглушительно сморкаться в него, тихонько подвывая.

— Берешь ли ты эту женщину… Слова священника с трудом доходили до его сознания. К тому же речь преподобного то и дело прерывалась душераздирающими всхлипываниями Гермионы, сердитым шепотом Эдвардины: «Да отодвинься же в сторону, Игги! Ничего не видно!» — и ответным шипением возмущенного Игнатиуса: «Ты ведь дальше собственного носа все равно ни черта не видишь, Эдди!»

И в их голоса вплеталось жужжание обоих дядюшек — стоя за спиной у новобрачных, они что-то взволнованно обсуждали. До слуха Эбби время от времени доносились только знакомые слова «план»и «приз». Апофеозом этому гулу послужило возмущенное рычание Пончика, когда Гиллет, не вытерпев, шепотом велел одному из дюжих лакеев вышвырнуть его из комнаты.

И вдруг все закончилось, и Кипп внезапно понял, что жизнь его изменилась бесповоротно.

Преподобный Пик торжественно объявил их мужем и женой. А Брейди, улучив удобный момент, напомнил Киппу, что он должен поцеловать свою невесту.

— О, это вовсе не нужно, — испуганно пискнула Эбби, прежде чем до нее дошло, что именно она говорит.

— Напротив, — решительно поправил ее Кипп. Он-то догадался, что у Брейди на уме. Наверняка они одновременно подумали об одном и том же. Этот их первый супружеский поцелуй должен был все расставить по своим местам. В том случае, если он или Эбби еще не осознали до конца важности события, которое только что произошло, то уж после поцелуя их иллюзии развеются навсегда.

Итак, теперь они муж и жена. В богатстве и в бедности, в радости и в горе, что бы ни толкнуло обоих на этот шаг — пути назад уже не было.

Преподобный Пик нетерпеливо переминался с ноги на ногу. На лице священника была написана тоска — судя по всему, он разрывался между долгом, призывавшим его к одру почившей леди Хэйвер, и страстной надеждой получить приглашение к свадебному столу. Все это было так очевидно, что Киппу стало его даже немного жаль. Он повернулся к своей невесте, заглянул ей в глаза и забыл обо всем. «Вряд ли она упадет в обморок», — предположил он. И широко улыбнулся.

— Миледи Уиллоуби, — прошептал Кипп, осторожно, но твердо приподняв ей подбородок. И с удивлением заметил, как эти удивительные, похожие на лесные фиалки глаза вдруг разом потемнели, а потом покорно закрылись, и ее лицо внезапно побелело до синевы.

— Милорд, — прошептала Эбби в ответ так тихо, что он скорее прочел по губам это слово, чем услышал его.

Губы ее были теплыми и удивительно податливыми — казалось, она только и ждала минуты, когда он накроет их своими. Да, это была женщина, которая умела наслаждаться поцелуями, которая отвечала на них, не думая о таких пустяках, как девический стыд или ложная скромность. В ней не было ни тени лицемерия.

А Эбби между тем пришлось напомнить себе, что нужно дышать. Что нужно держаться прямо. Не нервничать. Не бежать. Не кричать. И уж, конечно, Боже упаси, не броситься ему в объятия!

Сколько же долгих лет прошло с тех пор, когда ее вот так же целовали? — спрашивала она себя. Когда-то она была искренне и пылко влюблена в своего Гарри, верила, что и он любит ее столь же страстно, и с нетерпением ждала его поцелуев.

По ее телу пробежал огонь — огонь, так хорошо знакомый ей в прошлом. Огонь, который, как думала Эбби, давно уже погас, и вот он опять возродился к жизни, как будто одно лишь прикосновение губ виконта заставило остывшие угли налиться жаром и разом вспыхнуть, как пучок соломы, к которому поднесли спичку.

Одним только легким прикосновением удерживая Эбби на месте, Кипп вдруг крепче прижался к ее губам. И сразу почувствовал, как губы ее покорно раскрылись ему навстречу. Это было похоже на приглашение…

Возможно, сердце Эбби за эти годы забыло о любви, зато тело ее вспомнило и отозвалось мгновенно. Она буквально таяла от наслаждения. Язык Киппа осторожно коснулся ее губ, языки их сплелись в сладостной дуэли, и это казалось ей самой естественной вещью на свете.

Время остановилось. В голове у Киппа шумело. Только спустя какое-то

время смешок, сорвавшийся с губ Брейди, вернул его к действительности. Окончательно развеселившись, Брейди захлопал в ладоши. И только тогда Кипп пришел в себя.

Все еще взволнованный, он смотрел, как Эбби — уже в качестве его жены — вежливо поблагодарила преподобного Пика, позволила Эдвардине заключить ее в объятия, невозмутимо попросила Гермиону набрать полную грудь воздуха, а потом сосчитать до двадцати, чтобы успокоиться, после чего покачала головой и с терпеливой улыбкой повернулась, чтобы принять поздравления обоих дядюшек.

То пылкая, то холодная как лед, то мягкая и уступчивая, то надменная, как Снежная королева. Непостижимая женщина! Еще минуту назад она трепетала в его объятиях — и вот уже как ни в чем не бывало принимает поздравления! Она полностью владела собой — и это когда сам он едва не потерял голову. Его тело готово было взбунтоваться, оно предало его, и это приводило его в бешенство, потому что Кипп привык считать, что умеет сдерживать эмоции.

Да, удивительная женщина, с невольным восхищением подумал он. Родись она мужчиной, из нее вышел бы превосходный генерал. И в то же время Эбби была истинной женщиной — женщиной, знавшей толк в чувственной любви и ничуть не стеснявшейся этого.

Неужели было время, когда он считал ее серенькой мышкой, когда его взгляд, не останавливаясь, равнодушно скользил мимо нее? Слепец, с горечью подумал он.

А сейчас, когда он вдруг понял, какой вулкан страстей кипит под этой невзрачной оболочкой, когда руки его до сих пор дрожат, а взгляд не в силах от нее оторваться… Матерь Божия, что же ему делать?!