Глава 6
Симона позволила Джасперу самому выбрать аллюр и радостно улыбнулась, когда он на легком галопе гордо промчался по аллее. Симона притворялась, будто не замечает, как женщины хмурятся и быстро поворачиваются к своим спутникам, желая выразить свое возмущение ее появлением в парке, отведенном исключительно для приличной публики.
Теперь, нравится это жеманным мисс и чопорным матронам или нет, Симона тоже принадлежала к светскому обществу по королевскому указу и с санкции геральдической палаты. Ни одна из присутствующих дам не может сказать того же про себя: они либо по глупой удаче родились в законном браке, либо всеми правдами и неправдами ухитрились выйти замуж за аристократа. Однако и те, и другие сумели превратить высокомерие в настоящее искусство.
Правда, если кто-то из них нуждается в деньгах… Симона вежливо кивнула, когда одна из женщин помахала ей рукой. Как зовут эту женщину? Нет, определенно не леди Дастли. Леди… леди… леди Данли! Три дочери, сын и умерший муж, который игрой разорил семейство задолго до того, как соизволить получить пулю в сердце в игорном доме за партией «фараона».
Леди Данли снова ей помахала, на этот раз сопроводив свой жест радостной улыбкой, и Симона заставила себя улыбнуться в ответ. Уроки хороших манер послушной чередой замелькали в ее голове. Строго говоря, поскольку леди Данли – жена рыцаря, пусть даже и умершего, ей не следовало первой обращаться к дочери герцога, и ее действия были явным нарушением правил. Тем не менее…
Повернув к карете Данли, Симона чуть придержала коня. Хорошо, что леди Данли выехала на прогулку в сопровождении одной только старшей дочери. Но как же ее зовут? Назвать дочь Лошадиной Мордой будет не слишком любезно, но надо надеяться, ей удастся обойтись без обращения по имени.
– Доброе утро, леди Симона, – сказала леди Данли, когда Симона придержала Джаспера возле экипажа. – Прекрасный день для прогулки верхом, не правда ли?
– Безусловно, вы правы.
– Вы, кажется, уже знакомы с моей старшей дочерью Дианой?
«Диана! Спасибо вам, леди Данли!»
– Один раз встречались, – подтвердила Симона, вспоминая, как Диана презрительно выпятила губу, когда их представили друг другу. – На благотворительном мероприятии Каролин, в начале года. – Она кивнула младшей леди. – Очень приятно снова вас видеть, Диана.
– И мне тоже, леди Симона, – ответила Диана с таким видом, словно только что проглотила большой глоток рыбьего жира. – Мы как раз хотели узнать, есть ли у вас планы на ленч.
Итак, ее приглашают присоединиться к ним за трапезой. Похоже, в аду сегодня морозно. Но поскольку ад должен окончательно покрыться льдом, прежде чем она примет их приглашение…
– Как это ни прискорбно, да, – проговорила Симона, пытаясь изобразить улыбку сожаления. – Каролин ждет меня уже через, полчаса. Поскольку она вынуждена оставаться дома из-за скорого появления ребенка, то очень нуждается в компании, так что прошу меня извинить.
– Конечно, – отозвалась Диана со вздохом, который удивительно походил на вздох облегчения. – Мы и помыслить не могли, что можем лишить милую герцогиню ее маленьких радостей.
Маленьких радостей? Ну, такую фразу можно истолковать двояко – и как выражение доброты, сочувствия, и как обернутую бархатом оплеуху.
– Тогда, может быть, когда-нибудь в другой раз? – поспешно вмешалась леди Данли.
– Да, конечно. Врач говорит, что младенец должен появиться в ближайшие две недели, после чего Кэрри сможет выходить из дома, вот тогда мы и назначим время.
– Это было бы просто чудесно! – проворковала леди Данли. – Вы поговорите с ней о такой возможности?
– Как только вернусь домой.
– Мы сочтем за честь получить приглашение от герцогини.
Как прекрасно понимала Симона, ради этого была затеяна вся эта встреча. Она кивнула обеим дамам и позволила Джасперу отступить в сторону, после чего повернула коня и отправилась домой.
«На что только люди не идут, чтобы добиться более высокого положения в обществе, – размышляла Симона по дороге. – Поскольку титул рыцаря по наследству не передавался, сейчас семейство кое-как удерживалось в светском обществе благодаря матери. Брату Дианы, Неуклюжему надо жениться на дочери пэра либо придется в будущем вернуться в ряды нетитулованного дворянства, из которого семье с таким трудом удалось выбиться, а уж тогда не будет ни приемов, ни званых вечеров. Оставшись без титула, маленький лорд Неуклюжий будет доживать остаток жизни как просто мистер Неуклюжий. Немыслимое унижение!»
Симона улыбнулась и перевела Джаспера на спокойный шаг, а вскоре, свернув с улицы, они оказались на подъездной аллее особняка. Вот если Неуклюжему удастся жениться на титулованной особе с приданым… О, тогда у Данли все будет в порядке! Неуклюжий по-прежнему будет считаться аристократом, а у его сестер появится шанс заполучить себе в мужья пэра. И хотя деньги все равно не потекут мощной струей, словно фонтаны в парке, у них будет значительно больше средств, чем сейчас.
Только вот почему они вообразили, что Симона захочет стать жертвенной невестой в их хитроумном плане… Симона содрогнулась. Лечь в постель с Неуклюжим? Нет, только не это! Нигде не найдется женщины, которая настолько отчаянно хотела бы выйти замуж, что согласилась бы стать женой толстого, лысого коротышки с постоянным насморком и дергающимся веком.
– Эгей!
Симона моргнула, прогоняя приятную картину того, как она выбрасывает Неуклюжего из окна спальни для новобрачных, и посмотрела в глубину двора. Ага, вот и Хейвуд.
Конечно же, он ее ждет. На том самом месте, где стоял, когда она ускакала от него.
– Сам эгей, – ответила Симона, останавливая Джаспера и спешиваясь. – Надеюсь, ты не торчал здесь все время, пока меня не было?
Игнорируя ее вопрос, Хейвуд недовольно спросил:
– Надеюсь, ты вернула фрак лорда Локвуда его сестре?
– Ха, я вернула его самому лорду Локвуду!
– Неужели ты была у него дома? – ахнул Хейвуд.
– Да, и даже заходила к нему в спальню. – Симона притворно вздохнула. – Кстати, ты прав насчет этих Безумных Локвудов: вся их обстановка свидетельствует о разврате. – Встретив потрясенный взгляд Хейвуда, она добавила: – Меховые кнуты, кожаные качели. Уверена, тебе, человеку многоопытному, это не покажется шокирующим, но если подумать…
– Где Элвин?
– Я продала его капитану судна, отплывавшего в Шанхай.
От возмущения Хейвуд чуть не задохнулся.
– Ох, Бога ради! – Симона покачала головой. – Когда он сюда приедет, то подтвердит тебе честно и преданно, что я была в доме леди Локвуд, а вовсе не у Тристана.
– Значит, ты не видела лорда Локвуда?
Сладчайший Иисусе, ну когда же закончится этот допрос?
– Ничего подобного я не говорила. – Симона отчаянно пыталась не потерять последние крохи самообладания. – Тристан приехал навестить сестру как раз тогда, когда я была там.
– И конечно, ты немедленно ушла.
– О да! Я запищала как мышка, отчаянно покраснела, пролепетала что-то глупое, а потом, заламывая дрожащие руки, выбежала за дверь настолько быстро, насколько мне позволили подгибающиеся колени.
Хейвуд прищурился:
– Ты не ушла.
Ну наконец-то он включил мозги!
– Если тебе все ясно, тогда зачем ты спрашиваешь?
– Я надеялся, что ты хоть раз удивишь меня и поступишь как леди.
– Это еще зачем?
– Ради твоей репу… та… – Хейвуд закашлял, потом уставился на носки своих сапог и наконец пробормотал: – Ладно, не будем об этом.
Услышав, что со стороны аллеи донесся стук копыт, Симона с облегчением вздохнула:
– Похоже, Элвин уже близко. Может, ты удовлетворишь мое любопытство и скажешь, сколько вы с Дрейтоном платите ему за то, чтобы он на меня доносил?
Хейвуд возмущенно расправил плечи:
– Элвин не доносит, а делает доклады, когда считает, что возможны последствия, к которым Дрейтону или мне необходимо приготовиться.
– Он делает свои доклады добровольно?
Хейвуд покраснел, что само по себе могло считаться ответом.
– За знаки благодарности и расположения, верно?
– Весь мир основан на обмене, так что…
– Ах, не разбивай моих иллюзий! – Симона насмешливо кивнула и пошла прочь, оставив Хейвуда формулировать убедительный ответ. Заставить его растеряться для нее особого труда не составляло, поэтому она только усмехнулась и стремительно взбежала по лестнице на кухню. Самым удивительным было то, что ей удается делать это с ним по пять раз за день, а Хейвуд все равно забывает, откуда она появилась и какие именно вещи ей прекрасно известны.
Ну конечно же, мир существует благодаря обмену! Симона сообразила это еще в пятилетнем возрасте. Случайные монетки, выуженные из мусорных баков и из грязи на берегах Темзы, можно было обменять на множество разных вещей – на ломоть хлеба, на кусок сыра, на пинту эля. А когда она была сыта, безделушки обменивались на другие безделушки, и в конце концов появлялась пара ботинок, или рубашка, или штаны, которые не изношены до прозрачности. Иногда свой труд можно было даже обменять на крышу над головой.
К счастью, привилегированные члены общества не ведут натурального обмена, чтобы заполучить ужин; они скорее умрут, чем станут проделывать физическую работу ради чего бы то ни было. Но обмен все равно происходит. Кэрри отдала свою модную лавку, чтобы заставить замолчать злые языки, когда ее втянули в аристократию. Дрейтон бросил военную карьеру, поскольку в качестве герцога стал влиятельным политиком.
Кстати, ее обмен не стал огромной жертвой: он определенно не мог сравняться с тем, на что пришлось пойти Каролин и Дрейтону. В конце концов все отдают какую-то часть себя, чтобы получить то, что им хочется или нужно.
Все кроме Тристана. Вот, он не стал делать никаких уступок ради своего титула и не отказался от своей деятельности судовладельца. Пэр, который ведет торговлю! Ах! Какой ужас!
Симона ухмыльнулась и проскользнула в свою спальню. Может быть, именно это и было причиной ее интереса к нему.
Впрочем, для общества это вполне приемлемый вариант. Благовоспитанной мисс положено обменять свое тело на супруга, который имеет дом. А вот отдать его, не получив взамен обручальное кольцо и долговременную финансовую обеспеченность, считается признаком не только аморальности, но и отсутствия здравого смысла. Но почему обмен тела на замужество так сильно отличается от обмена тела ради нескольких монет? Шлюха всегда шлюха, если только она не аристократка и благоразумная леди.
Какая комедия! И как это типично для претенциозного и двуличного мира, в котором она сейчас живет!
Когда Симона остановилась на пороге столовой, Фиона оторвала взгляд от книги и застыла в молчаливом ожидании.
– Разве Кэрри не выйдет сегодня на ленч? – спросила Симона, направляясь к столу.
Фиона заложила страницу и отложила книгу в сторону:
– Она говорит, что не хочет есть, так как младенец ей мешает. Сейчас она сидит наверху и вяжет очередные пинетки.
– Пусть уж лучше она, чем мы, – отозвалась Симона, усаживаясь на свое обычное место.
Симона ухмыльнулась:
– Да мы и вязать не умеем!
Фиона позвонила, давая сигнал подавать еду, и Симона, кивком указав на книгу, спросила:
– Что это?
– «Современные принципы анатомии млекопитающих».
– Звучит волнующе.
– Для кого как. – Сестра заправила непослушную прядь светлых волос под ленту. – Для меня захватывающе интересно. Если учесть, что мне не разрешают ходить в операционный театр и смотреть, как проводят настоящее вскрытие, только я ближе всего подойду к реальному образованию в этих вопросах.
Как недальновидны мужчины, подумала Симона, пока прислуга подавала на стол холодное мясо, хлеб, сыр, а также большую вазу со свежими фруктами. Фиона могла бы стать отличным врачом, так как была очень умна, но, к несчастью, единственным требованием для принятия на обучение врачебной профессии было наличие пениса, а у Фионы он отсутствовал.
– Если бы обстоятельства потребовали, – спросила Симона, когда слуги ушли, – смогла бы ты прооперировать кого-то из твоих мохнатых друзей?
– Не знаю, – честно призналась Филона, намазывая масло на хлеб. – Наверное, это зависело бы от результата моего малодушия. Если бы они погибли из-за того, что я это не сделала… Да, думаю, смогла бы. Я ведь была бы обязана, правда?
Симона кивнула.
– А ты смогла бы?
– Жить с чувством вины? – Симона улыбнулась. – Конечно. Мы с этим чувством давние друзья.
– Я имела в виду, ты смогла бы провести операцию, если бы понадобилось?
Пожав плечами, Симона положила на тарелку кусок холодного ростбифа.
– Разрезать я смогла бы, а вот потом… Если кто-то определит проблему и даст мне подробные указания, я, пожалуй, справлюсь, а если нет…
Неожиданно Фиона склонила голову набок.
– У тебя есть секрет.
– Что?
– У тебя есть секрет, – повторила Фиона. – Я увидела это по твоим глазам, когда ты сказала, что очень дружишь с чувством вины.
Если говорить честно, у Симоны было много секретов, но она не могла бы припомнить ни одного, который заставлял ее чувствовать себя особенно-виноватой. Тристан? Но она не зашла с ним достаточно далеко, чтобы это заслуживало реального чувства вины.
– Что за секрет?
– Если бы я это знала. – Фиона пожала плечами. – Тогда он уже не был бы секретом, правда?
– А как ты его воспринимаешь?
– Ну, судя по всему, ты сделала что-то впечатляюще возмутительное и надеешься, что Каролин и Дрейтон никогда об этом не узнают.
Симона задумалась о том, стоит ли ей откровенничать с младшей сестрой. С другой стороны, ей хотелось поговорить с кем-нибудь о том, что она чувствует – с кем-нибудь, кто не будет считать себя обязанным каждую минуту напоминать ей о правилах приличия. А Фиона не только хорошо угадывала тайны – она не менее хорошо умела их хранить.
– Ну… – проговорила Симона, – не думаю, что это можно назвать впечатляющим…
– Да ладно притворяться! – с тихим смехом отозвалась ее сестра. – Ты каждый день вытворяешь мелкие безобразия, не придавая этому значения. Нужно что-то действительно впечатляющее, чтобы у Каролин и Дрейтона от изумления открылись рты после того, как уже шесть лет они имеют дело с твоими злоключениями.
– Верно, – признала Симона. – Но это и правда было не настолько ужасно.
– Что именно?
– Ну, как бы выразиться поделикатнее…
– Я чувствую, – Фиона прищурилась, – тебе удалось достичь новых вершин. Это будет в завтрашних газетах?
– Нет.
– Жаль.
Не обращая внимания на сарказм сестры, Симона доложила:
– Я позволила мужчине поцеловать меня.
– Почему?
Симона на мгновение задумалась, вспоминая случившееся. Первый поцелуй – тот, который Тристан подарил ей накануне вечером, когда они спасались из горящего особняка, можно было бы объяснить как следствие опасности.
А вот сегодня… На самом деле он ее не целовал в обычном понимании этого слова: это больше походило на покусывание.
Симона подняла руку и провела кончиками пальцев по шее.
– Наверное, я позволила ему это из-за тех чувств, которые он во мне вызывает.
– Ну что ж, – кивнула Фиона, – если у тебя хватило здравого смысла находиться при этом в каком-то уединенном месте, а он не из тех, кто начнет бегать по всему Лондону и трезвонить об этом событии, то я не вижу, почему несколько поцелуев должны вызывать чувство вины.
Симона кивнула. Фиона села прямее и тихо вздохнула, а потом сказала:
– А поскольку в поцелуе скандала нет, то тревожить тебя должно что-то еще.
«Пожалуй, из Фионы получился бы превосходный священник», – подумала Симона.
– В каком-то смысле это так и есть, – наконец ответила она. – Этот человек попросил меня встретиться с ним в саду сегодня в полночь.
Фиона быстро вскинула голову:
– Ты серьезно?
Симона потупилась.
– Кажется, тебя это ничуть не удивило…
– Отчасти удивило, – призналась Фиона. – Но ты всегда делала то, что тебе хотелось, нисколько не заботясь о мнении других. Почему тайная встреча с мужчиной должна стать исключением?
– И все-таки…
– И все-таки мне казалось, что тебя будет труднее приручить. – Фиона пожала плечами. – Ты начала выезжать всего неделю назад, да и то всеми силами пыталась избавиться от этой необходимости, а теперь готова сидеть у мужчины на коленях и мурлыкать.
Мурлыкать? Она что, домашняя кошечка, которая счастлива получить кусочек оставшейся от обеда рыбы?
– Я не мурлычу! – запротестовала Симона.
– Ну, не знаю, не знаю, – хладнокровно заявила Фиона. – Люди обычно не берут к себе в постель рычащих, огрызающихся и кусачих существ.
Возмущению Симоны не было предела:
– Я совсем ничего не говорила о постели!
– Правда? – Фиона фыркнула. – Так ты собираешься предложить ему партию в крокет?
Боже, и это когда-то молчаливая и застенчивая Фиона! Как все может измениться за шесть лет…
Покачав головой и отбросив притворство, Симона мрачно буркнула:
– Я не приняла решения относительно его приглашения.
– А в чем проблема?
– Не знаю, – призналась она. – Какая-то часть меня совершенно очарована, но другая отчаянно шепчет: «Нет, ни в коем случае!»
– Ты ведь знаешь, что всегда говорил Дрейтон: «Если сомневаешься, не делай».
– Да, знаю. – Симона вдруг почувствовала ужасную усталость. – Но тогда жизнь сразу станет скучной и унылой…
– Даже если ты не считаешь такую точку зрения полезной, обдумывая свой великий шаг, попробуй вспомнить старую поговорку: «Любопытство кошку сгубило».
Услышав поговорку, Фиона неожиданно взбодрилась.
– Во-первых, я не кошка, – возразила она, откладывая салфетку и вставая из-за стола. – А во-вторых, любопытство не всегда их губит, иначе мертвые кошки валялись бы на каждой крыше и свисали с веток всех деревьев.
Лицо Фионы вытянулось.
– Боже, иногда они остаются увечными и ходят без хвостов до конца жизни.
– Зато у некоторых все отлично получается. – Симона неожиданно подмигнула сестре, а потом, взяв из вазы яблоко, отошла от стола.
Фиона и не думала сдаваться:
– Тебя всегда ловят, Симона, и это на девять десятых твоя вина.
– А вот и нет. Меня не всегда ловят, иначе бы ты знала обо мне гораздо больше, чем сейчас.
Фиона нахмурилась:
– Тогда объясни, в чем же притягательность всего этого?
– Скука – ужасная вещь, разве этого недостаточный, повод, чтобы немного пошалить?
Однако Фиона явно не находила в признании сестры ничего забавного.
– Пожалуйста, не делай хотя бы то, что слишком надолго смутит Каролин и Дрейтона, ведь они так добры к нам.
– Не буду, – пообещала Симона. – Конечно, ты могла…
– Нет! – прервала Фиона, и локоны ее заколыхались, настолько энергично она замотала головой. – Я не стану тебе помогать.
Симона усмехнулась:
– До чего же ты предсказуемая.
– Я? Давай говорить честно, Симона: моя помощь ничего не изменит. Тебя опять поймают, и Дрейтон целый час будет рычать и угрожать, что отошлет тебя в замок Райленд в кандалах. Потом ты пожмешь плечами и уйдешь, а Каролин станет за тебя заступаться и наконец…
– И наконец Дрейтон смягчится, – беззаботно заключила Симона, поворачиваясь к дверям. – На этом все закончится, а когда я совершу еще что-то возмутительное, все снова повторят то же самое. В итоге ты должна признать, что благодаря мне здесь не бывает скучно.
– Что верно, то верно. – Фиона вздохнула.
– Кстати, благодаря этому по сравнению со мной ты всем кажешься настоящим ангелом. Тебе следовало бы благодарить меня за это.
– А я и есть ангел. По крайней мере мое поведение никого не заставляет беспокоиться и не спать ночами.
Симона милостиво кивнула, соглашаясь.
– Неизменно Хорошая Сестрица, мое почтение.
– Но ведь и тебе не обязательно быть Плохой Сестрицей! – тихо возразила Фиона.
– Согласна, но у меня так хорошо получается быть плохой! – заявила Симона со смехом. – И, если уж говорить откровенно, это мой единственный настоящий талант.
Симона вышла прежде, чем Фиона успела начать с этим спорить. Плохая? Она вовсе не плохая! Вот если бы кто-то высказал предположение о том, что она немного сумасбродна… Да, ей пришлось бы признать, что это правда. Но это определенно не было ее сознательным выбором. Симона никогда намеренно не причиняла людям боль, она не сидела, сосредоточенно размышляя о том, как шокировать или оскорбить окружающих. Все получалось само, и это для нее было так же естественно, как для солнца каждое утро всходить на востоке.
А вот Тристан Таунсенд – это уже нечто другое, призналась она, поднимаясь наверх. Она не то чтобы спланировала продолжение их отношений, но намеренно оказалась у него на пути, чтобы посмотреть, что из этого получится. Ее решение привело к результатам, которые нельзя назвать удивительными или неожиданными, и вряд ли он станет дожидаться ее в саду в эту полночь. Но она обещала Эмми, что завтра снова будет позировать ей для портрета, и не сомневалась в том, что Тристан тоже окажется там, желая проверить, хватит ли у нее смелости принять его вызов.
А Симона никогда в жизни не отступала ни перед какими вызовами, как и никогда не мурлыкала ни для какого мужчины, а также не имела намерения делать это по приказу. Надо надеяться, что до завтрашнего утра она успеет сообразить, как можно уравновесить два своих побуждения и найти золотую середину всего на час или два. Ну, на три, если это окажется настолько же приятным, как и его долгое сладкое покусывание.